Путешествие по чашам весов. Левая чаша 2

Глава 33

Огромная птица летела, размеренно взмахивая бело-серыми крыльями. Мстив успокоился, устроился поудобнее, конечно, насколько это было возможно, и осмотрелся. Теперь уже более спокойно он взирал на катящийся с горы поток грязи, снега и воды. С такой высоты тот, конечно, производил впечатление, но не казался смертельно опасным, как тогда, когда он находился рядом, на склоне горы.

Огромные камни все еще катились вниз вместе с грязью и подтаявшим снегом. Но молнии уже реже сверкали на свинцовом небе. Раскаты грома становились тише. Гроза уходила. Она словно выполнила то, что была должна, и теперь отступала. Мстив несколько раз взглянул на Йяццу. Тот висел неподвижно, лицом вниз. Такое положение тела Ло беспокоило разведчика, но мужчина понимал, что сейчас ни он, ни Комда не могли ничего предпринять. Оставалось только ждать и надеяться, что все будет хорошо.

Впереди показалась черная линия, которая, как на детском рисунке, очерчивала горизонт. Они быстро приближались, и скоро Мстив понял, что видит перед собой край огромного ущелья. Он вспомнил, что Йяццу уважительно называл его Провал, и стал еще внимательнее вглядываться вперед. Вся масса стекающей с горы грязи и воды направлялась именно туда. Через несколько минут мужчина получил возможность рассмотреть Провал поближе. Такого громадного ущелья он никогда раньше не видел. Казалось, у него нет дна. Грязевой поток с шумом срывался вниз, но где заканчивался этот грандиозный водопад, видно не было. Чуть в стороне от того места, где они пролетали, возвышался огромный каменный мост. Но сразу было понятно, что он не создан руками человека. Да ни один умелец и не смог бы возвести столь величественное сооружение. Просто когда-то, во времена образования Провала, гора не ушла полностью под землю. Её часть, узким, похожим на рыбий скелет мостом пролегла от одной стороны ущелья к другой.

Теперь он понимал, почему Йяццу сказал, что, если они перейдут по Мосту через Провал, никакая лавина не будет больше угрожать им. Мстив не мог даже представить, какое количество воды должно было пролиться в бездонную яму, чтобы заполнить ее хотя бы наполовину. Он поднял голову и посмотрел вперед. На горизонте виднелась высокая, похожая на идеальную пирамиду гора. Она была серо-голубого цвета. Вокруг, словно барьерный риф у тропического острова, стоял лес. Он казался темно-розовым. То ли это был обман зрения, то ли деревья действительно были такого цвета. Не успел Мстив как следует поразмыслить над всем увиденным, как птица начала снижаться. Он даже понял, где она собирается садиться. Это была окраина леса — большое поле, покрытое ровным слоем снега.

Еще несколько минут, и огромные крылья захлопали громче. Лапа разжалась, и разведчик кубарем покатился в снег. Он не ушибся. Мягкий сугроб послужил естественной подушкой и смягчил падение. Йяццу птица пронесла чуть дальше и также отпустила его. Мстив быстро поднялся и успел увидеть, как по телу птицы скользнула рябь. Её тело стало видоизменяться. Огромные крылья исчезли, лапы превратились в ноги, и в снег упала невысокая темноволосая женщина. Комда несколько раз перекувыркнулась и встала. Она повернулась, посмотрела на Мстива, махнула ему рукой, а потом, с трудом вытаскивая ноги из рыхлого снега, побежала к Йяццу. Разведчик последовал ее примеру. Они подбежали к мужчине почти одновременно. Комда произнесла:

— Помоги мне, Мстив. Нужно перевернуть его.

Ее голос звенел от волнения. Вдвоем они перевернули неподвижного Ло, и женщина начала торопливо стирать снег и грязь с его лица.

— Когда селевой поток сбил вас с ног, мне потребовалось некоторое время, чтобы трансформироваться. Я бросилась на поиски. Йяццу обнаружила раньше тебя, но он был под слоем грязи и воды. Наружу торчала только рука, которая и помогла мне найти его. Вокруг бушевала гроза, лил дождь. Мне оставалось только надеяться на то, что он жив…

Она говорила, а руки, сложенные перед грудью, уже светились золотистым сиянием.

— Приподними ему голову. Снег слишком глубокий. Он утонул в нем, как в пуховой перине.

Мстив не разобрал последних слов, но хорошо понял первые, бережно поднял голову мужчины и вопросительно посмотрел на Комду. Та развела в стороны сложенные руки, а потом начала водить ими вдоль неподвижного тела. Её брови были нахмурены, а губы плотно сжаты. Мстив смотрел на женщину, не отводя глаз. Спустя несколько секунд он с облегчением отметил, что складка, залегшая между бровями, разгладилась, и Комда глубоко вздохнула:

— Он жив… Несколько переломов, сотрясение мозга… Но это не смертельно, можно вылечить.

Её руки засветились ярче. Золотистое сияние струйкой стекало на тело мужчины. Мстив держал его голову и видел, что лицо Йяццу начинает меняться. Из серого, с темными кругами под глазами, оно становится белым. Губы порозовели и приоткрылись. Мужчина глубоко вздохнул. Сначала один раз, потом другой… После чего задышал тихо и спокойно. Комда еще раз провела руками, на этот раз над его головой, и сказала:

— Теперь все в порядке.

Но не стала встряхивать руками, как обычно делала после лечения. Она повернула голову и посмотрела куда-то в небо.

— Где же Тресс? Он давно уже должен был прилететь. Неужели что-то случилось?

Мстив осторожно опустил голову Йяццу и тоже взглянул на темно-серое небо. Теперь уже вдвоем они напряженно всматривались вдаль. И одновременно воскликнули:

— Летит!

Вдалеке показалась еще одна огромная птица. Ей темный силуэт теперь ясно виднелся на фоне более светлого неба. Мстив встал и замахал руками, чтобы привлечь внимание. Комда посмотрела на приближающуюся птицу и тихо произнесла:

— Что-то случилось. От Тресс исходит сильная негативная энергия — намного сильнее, чем обычно.

Женщина встала и убрала с лица грязные мокрые волосы. Все это время ни она, ни Мстив даже не замечали, что насквозь промокли и измазались в липкой коричневой грязи. Птица, в которую трансформировался Тресс, приближалась. Теперь было заметно, что она устала и с трудом машет крыльями. В каждой лапе она несла по человеку, а в клюве крепко сжимала что-то еще. Это что-то кричало. Так громко, что Мстив и Комда издалека услышали пронзительный вопль. Подлетев к ним, птица разжала клюв, и визжащий комок упал прямо в руки Мстива. Им оказался Гидо. Ребенок вопил изо всех сил. Мужчина несколько раз осторожно встряхнул его, но тот продолжал кричать, крепко зажмурив глаза и сжав руки в кулаки. Следом за ребенком в снег упали два человека. Птица, хлопая крыльями, села. Её тело задрожало и трансформировалось в Тресс. Мужчина тяжело дышал. Его лицо было белым от напряжения. Первыми словами, которые он произнес, были:

— Уймите ребенка! Он орал всю дорогу. От его крика у меня раскалывается голова!

Комда дотронулась до лба мальчика рукой и произнесла:

— Спи.

Ребенок тут же замолчал, несколько раз вздрогнул и заснул.

— Что случилось, Тресс? Почему ты так долго?

— Еле отыскал людей в этой лавине. Да еще этот крикливый ребенок… С ним все в порядке, не волнуйся. Просто я трансформировался у него на глазах, и он, кажется, сильно испугался…

— А как остальные?

— Не знаю. С Растом, похоже, все в порядке. Я чувствовал, как он дергается у меня в лапе. А Озгуш… Это его я искал так долго. И обнаружил около самого Провала. Случайно.

Комда задавала вопросы и выслушивала ответы на ходу. Она уже подошла к Расту и склонилась над ним. Мужчина открыл глаза.

— Прости меня.

— Ты не у меня должен просить прощения. И не сейчас. Мстив, отдай мальчика Тресс и помоги мне!

Разведчик сунул ребенка продолжающему тяжело дышать Тресс и поспешил к Комде. Краем глаза он успел заметить, что на лице Тресс появилось обреченное выражение. Он с явным нежеланием взял ребенка и подозрительно посмотрел на мальчика, проверяя, спит тот или просто притворяется, чтобы через минуту снова завопить. Комда тихо говорила, точнее, размышляла вслух:

— Перелом ноги. Сломано несколько ребер. Вывихнута рука. Синяки, шишки и ссадины не в счет. Считай, Раст, что ты легко отделался.

Её руки скользили вдоль тела мужчины, роняя на него золотистые капли энергии. Раст молчал. Мстив видел, что ему нестерпимо больно. Видимо, все это время он находился в сознании и терпел. Что ни говори, а Раст был мужественным воином. Если бы не его обидчивость и безмерная, гипертрофированная ревность…

Наконец, Комда поднялась с колен и сказала:

— Пока все. Я вылечила ногу и ребра. Сейчас вправлю руку. Синяки и шишки пройдут сами собой.

Она резко дернула руку. Раздался щелчок. Раст не выдержал и глухо застонал.

— Все. Сустав на месте. Боль сейчас пройдет. Потерпи еще немного.

Её сияющая ладонь скользнула по лицу мужчины, словно погладила.

Раст с надеждой взглянул на женщину, но та уже оставила его и поспешила к Озгушу. Не обращая внимания на снег, опустилась на колени около командира, подняла над ним руки. И вдруг ее лицо изменилось. Комда резко вздохнула, словно вскрикнула. Беспомощно оглянулась по сторонам и уставилась на Мстива. Лицо женщины мгновенно стало белым. Губы приоткрылись, и она что-то прошептала. В это время Мстив опускался на колени рядом с ней и успел услышать:

— Этого не может быть. Не должно быть…

Руки женщины двигались над телом Озгуша. Поток энергии тек с них, словно вода. Одновременно с этим из ее глаз капали слезы. Они падали на бледное лицо командира и сверкающими каплями дрожали на его щеках. Мстив понял, что она хотела сказать. Почему Комда так беспомощно, словно ребенок, посмотрела на него, но не хотел поверить в то, что подсказывало ему сердце. Он отвел руки женщины в сторону и прижался ухом к груди друга. Сколько он ни вслушивался, ему не удалось услышать удары сердца. Озгуш был мертв.

Мстив поднял голову и отвернулся. Затем он встал и нетвердой походкой пошел прочь. Он ни разу не обернулся. Комда встряхнула руками. Золотистое свечение погасло. Она прижалось лицом к груди командира и разрыдалась. Её плечи вздрагивали, но звуков не было слышно. Раст поднялся и, с трудом переставляя ноги, направился к женщине, опустился в снег и положил ей руку на спину. Затем осторожно погладил. Комда не обратила внимания на его прикосновение. Все ее маленькое хрупкое тело вздрагивало, она обнимала Озгуша за шею, плакала и плакала, с каждой минутой понимая, что эта утрата настолько безмерна, что ничто не может восполнить ее. Когда все слезы, казалось, были уже пролиты, она вдруг вспомнила, как Озгуш называл ее дочкой, и разрыдалась еще горше и безутешнее.