Распутин наш. 1917

Глава 20 Откровение

— Сколько она проспит? — императрица с нежностью и жалостью взглянула на дочку, над которой хлопотала Вырубова.

— Судя по тому, как она устала, для минимального восстановления потребуется не меньше десяти часов, — вполголоса ответил Распутин, — до утра лучше не беспокоить.

— Да, устала, — согласилась Александра Фёдоровна, — мы все устали…

— Вам бы тоже не помешала профилактика, вы всё-таки — контактная персона, а значит риск заболеть весьма высок. Инфекция передается воздушно-капельным путем и развивается стремительно.

Императрица застыла, нахмурилась и задумалась, вспоминая что-то важное.

— Я не то сказал? — осведомился Распутин.

— Нет, всё то, всё правильно, — пробормотала она, двинувшись к выходу. — Надо обязательно вернуться в госпиталь, там осталась Татьяна. Они живут в одной комнате и скорее всего…

Боткин, подхватив одежду, устремился следом.

— Евгений Сергеевич, — повелительным голосом остановила его Александра Федоровна, — прошу остаться с Ольгой. Меня проводит Григорий Ефимович.

Лейб-медик вспыхнул, зыркнул глазами на Григория, но шинель отложил.

— Как прикажете…

Краем глаза Александра Федоровна заметила, как напрягся генерал, собираясь сорваться вслед за ними. Он приподнялся, сделал два шага, но неожиданно остановился, наткнувшись на суровый взгляд старца. Сегодня Батюшин выглядел странно, непривычно пришибленно, растерянно и суетливо…

— Спасибо, — императрица обозначила поклон и взялась за ручку, не дожидаясь, пока кто-то откроет перед ней дверь.

— Как вы себя чувствуете? Вы не ранены? — торопливо выпалила Александра Фёдоровна, хотя на языке вертелись совсем другие вопросы.

— Ничего особенного для военного времени, — пожал плечами Распутин, не останавливаясь и не поворачивая головы, бережно прижимая к груди небольшой кожаный саквояж, — одно огнестрельное ранение, два ножевых, небольшая контузия… Как у всех…

Бесстрастный тон, каким всё это произносилось, разительно контрастировал с информацией. Александра Федоровна запнулась, и пару минут они шли молча.

— Где нашел и как вас освободил генерал Батюшин? — глядя под ноги, произнесла императрица, старательно обходя замерзшие комья снега. Спросила и снова укорила себя за то, что спрашивает не о том.

— Генерал Батюшин — замечательный исполнитель, — в голосе Григория утренним легким ветерком проскользнула еле заметная ирония. — Чтобы породистый рысак бежал в нужном направлении, кому-то необходимо держать шоры и задавать направление движения… Батюшин предоставит вам подробнейший отчет, где в красках распишет все свои героические поступки. Но Вы совсем о другом хотите спросить, не так ли?

— Я не узнаю вас, друг мой. Создаётся впечатление, что я разговариваю с совершенно незнакомым человеком.

Григорий остановился, повернулся к императрице, чуть наклонился и обжёг её своим пытливым, вопрошающим взглядом.

— Человек — на удивление ленивая и косная зверушка, — задумчиво произнес он, взвешивая каждое слово, — меняется резко и до неузнаваемости только в одном случае, если ему угрожает смертельная опасность. Надеюсь, вы не будете отрицать, что у меня были крайне уважительные причины измениться?

— Вы хотите уверить, что ваши знания в медицине, поразившие доктора Боткина и меня, есть результат смертельной опасности?

— Мы всю жизнь молим Господа о снисхождении на нас благодати, — загадочно продолжал он, — но не представляем, при каких обстоятельствах это может произойти. А когда чудо случается, пугаемся и бежим от него…

— Значит всё это…

— Относитесь к моим новым знаниям именно так, — кивнул Распутин, перехватывая саквояж, — и не спрашивайте, как так вышло. Для меня самого всё произошедшее — непонятно и удивительно.

— Как скажете, — ответила Александра Фёдоровна, опустив глаза, — в конце концов вы живы, а это главное…

— Нет, не это. Собственная жизнь человека важна только в том случае, если он помогает выжить другим. Во всех остальных она может быть бесполезна и даже вредна. Особенно в наше время…

— Да, — согласилась императрица, — сегодня наша жизнь подобна сжатой пружине. Все чего-то ждут, а чего — непонятно. Как будто некое событие должно спустить курок. Всё понесётся, и люди верят, что понесётся не на них…

Императрица остановилась около невзрачного здания, внешне ничем не выдающего свою принадлежность к лечебному учреждению.

— Мы уже пришли, заходите. Таня будет очень рада…

Если великая княжна Ольга была воплощением женственности и особенной ласковости, то Татьяна, несомненно, представляла другое начало — мужественное и энергичное. Немного выше старшей сестры, но такая же изящная и стройная, она обнаруживала большую твердость и силу во всем. Соответственно характеру, её движения были более чёткими и резкими, взгляд — выразителен и смел. Всегда. Но сегодня случился день исключений. Не подобающие царственному статусу и положению участливого специалиста по уходу за ранеными подрагивающие губы, красный нос и опухшие глаза превратили великую княжну в огорчённого ребёнка.

— Что с тобой, душа моя? — всполошилась Александра Федоровна, увидев в госпитальном коридоре свою дочь, шмыгающую носом, — ты заболела? Тебе нехорошо?

— Со мной всё в порядке, но они так кричат… — всхлипнула августейшая сестра милосердия и, увидев Распутина, вынырнувшего из-за спины императрицы, радостно вскинула брови. — Дорогой друг! Как я рада вас видеть!

— А теперь, — Григорий взял инициативу в свои руки, прикасаясь губами ко лбу Татьяны, — постараемся успокоиться и сообщить, кто кричит и по какому поводу?

— Раненые, — вздохнула княжна, — каждый раз на перевязках. Это так ужасно. И я ничем не могу им помочь. Старые бинты, присохшие к ране, надо обязательно снять и сделать это быстро, чтобы не продлевать мучения… Вот только что закончила перевязку совсем юного корнета… Он так стонал и все время повторял «мама, мамочка», а потом потерял сознание…

— В таком случае у меня есть две хорошие новости, — ободрил Распутин расстроенных женщин. — Первая — вы, слава Богу, здоровы, в отличие от Ольги. Вторая — думаю, мы сможем облегчить солдатские страдания. Где у вас можно помыть руки?

Распутин прижал к повязке смоченный перекисью тампон, нагнулся к уху солдатика, смотревшего на косматого мужика с плохо скрываемым ужасом, и что-то прошептал.

— Что вы сказали? — округлила глаза Татьяна.

— Ну и слух у вас, сударыня, — смущенно улыбнулся Григорий. — Это анекдот такой непритязательный. Мама-казачка лепит подорожник к ссадине на коленку пацана и приговаривает: «Терпи, казак, атаманом станешь!» Всё это слышит его младшая сестра и через какое-то время казачка видит, как она бинтует куклу, приговаривая: «Терпи коза, а то мамой станешь!»…

Солдат на миг забыл про свои страхи и болячки, прыснув от смеха, императрица отвернулась, а княжна залилась пунцовой краской.

— Ну вот, — не обращая внимания на реакцию окружающих, Распутин начал аккуратно снимать повязку, — после того, как с помощью трехпроцентного раствора перекиси водорода мы увлажнили бинты, их не придется отрывать от раны, и процесс перевязки превратится в менее болезненный. Хотя щипать определенно будет, но это всяко лучше, чем сдирать марлю вместе с кожей. Правильно я говорю, служивый?

Солдат кивнул, закусив губу. Видимо, щипало прилично. Обе августейшие сестры милосердия с благоговейным ужасом смотрели на вскипевшую белую пену, укрывающую рану.

— Вы наблюдаете химическую реакцию высвобождения активного кислорода при контакте пероксида водорода с поврежденной кожей и слизистыми оболочками, — голосом лектора говорил Распутин, обрабатывая рану. — При этом происходит механическое очищение и инактивация органических веществ — протеинов, крови. Жидкость обеззараживает эпидермис, препятствует появлению гноя, тем самым способствует быстрому заживлению. Обладает также гемостатическим эффектом. Поэтому первая помощь при повреждении кожи — обработка пероксидом водорода.

— Где вы достали это чудодейственное средство, дорогой друг? — проявила любопытство императрица.

— Очистил широко применяемый в отбеливании тканей пероксид и снизил его концентрацию в десять раз, — охотно объяснил Григорий.

— Вы обрабатываете рану средством для обесцвечивания тканей? — ужаснулась Александра Федоровна.

— Взаимопроникновение медицины и химической промышленности, особенно военной, весьма разнообразно, — не отрываясь от перевязки, усмехнулся Распутин. — Мощнейшая взрывчатка — нитроглицерин — помогает при болях в сердце, а из урологического лекарства уротропина изготавливается не менее грозная начинка для мин и снарядов — гексоген. Та-а-а-ак…

Распутин отступил на шаг, полюбовавшись творением рук своих — аккуратной повязкой на бритой голове солдата. Из под белоснежной марли сияли довольные глаза раненого, избавленного от мучительной процедуры.

— Ну, что ж! Будет жить долго и счастливо. Кто у нас следующий?

За окном начиналась вьюга. Ветер хороводом закручивал снежинки, превращая их в длинный шлейф вечернего платья, уходящего подолом в чёрное небо. Позёмка набирала силу, гарцевала по сугробам всё смелее, переходила в стремительный галоп, хлестала по оконным стеклам плеткой-синехвосткой. Из тёмных туч сыпалась ледяная крупа, северный ветер наметал сугробы вокруг Александровского дворца, и без того утопавшего в снегу… В сестринской комнате царскосельского госпиталя сидели два растерянных, озадаченных человека, неподвижно глядя на разбушевавшуюся за окном стихию.

Александра Фёдоровна пыталась побороть страх, внушаемый разительной переменой, случившейся с её Другом. Упование на чудо, склонность к мистике, подпитываемые чувством постоянной тревоги за жизнь наследника, стали в своё время едва ли не главной причиной столь стремительного роста ее доверия к малообразованному мужику из далекой сибирской деревни «Покровская» в Тобольской губернии. Божественная благодать, превратившая грубого, неопрятного сибирского знахаря в образованного медика, владеющего теорией и практикой лечебного дела, ироничного, но не хамоватого, свободно поддерживающего вполне светскую беседу, одновременно радовала и пугала. Императрица пыталась разобраться, какое чувство превалирует.

Распутин же не мог избавиться от несоответствия между тривиальной внешностью усталой, нервной женщины с увядшей кожей и потухшими глазами, и её императорским титулом. Александра Фёдоровна, в девичестве Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, не имела особых отличий, долженствующих проявляться в выражении лица, словах, движениях. Он пытался найти эти признаки принадлежности к небожителям, не находил, отчего смущался и злился пуще прежнего.

— Кто пытался вас убить, Друг мой? — произнесла Александра Фёдоровна еле слышно. За тонкой стеной-перегородкой переодевалась после окончания дежурства великая княжна Татьяна, и мама явно не желала посвящать дочку в брутальные подробности приключений Распутина.

— Те же, кто пытаются убить вас и вашу семью, — также тихо ответил Григорий.

Императрица встрепенулась. В её глазах впервые за этот вечер сверкнули молнии.

— Кто это? — голос её лязгнул, словно сцепка вагонов, — Гучков? Родзянко?

— Нет, — покачал головой Распутин, — думская оппозиция болтлива и слишком труслива для столь решительных действий. Даже когда её одобрительно подталкивают, она всячески увиливает. Когда накануне Рождества великая княгиня Мария Павловна с сыновьями и Викторией Фёдоровной принимала председателя Думы Родзянко, она прямо советовала ему уничтожить вас, но тот отказался, предлагая забыть о разговоре.

— Михень[40]… — горько усмехнулась Александра Фёдоровна, — я почему-то даже не удивлена…

— Но и она тоже не самостоятельна в своих инициативах, — перебил императрицу Распутин. — Лично у вас есть более последовательные и беспощадные враги.

— Неужто Вилли?

— Не угадали…

Распутин встал, подошёл к двери, аккуратно приоткрыл её и посмотрел в коридор. Убедившись, что никого нет, вернулся обратно.

— Смертельный враг, приговоривший вас и всю Россию — симбиоз британской аристократии и американских магнатов, действующих с ведома Виндзоров и в частности — короля Георга Пятого.

Александра Федоровна вздрогнула, словно ударенная током. По бледно-мраморному лицу пробежала короткая судорога. Брови взлетели домиком, кончики губ обрушились вниз, щёки покрылись лихорадочными пятнами. Нервные спазмы волнами прокатились по всему телу, комкая кротко-смиренный образ сестры милосердия. В следующее мгновение спина выпрямилась, а лицо приняло непроницаемо-надменное выражение. Губы вытянулись в струнку.

— Я готова поверить во что угодно, — тихо, с металлом в голосе произнесла Александра Федоровна, — меня легко убедить, что подлец Гучков замыслил теракт, или что Михень подошлёт наёмных убийц. Допускаю, что социалисты могут натравить на нас разъярённую толпу черни… Но я никогда, слышите, никогда не поверю, что наши добрые британские друзья способны замышлять что-то худое. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Вы поняли?

«А вот теперь она — вылитая августейшая особа. — подумал Распутин, глядя на радикально изменившуюся внешность Александры Фёдоровны, — Удивительно, как можно сидеть на простой табуретке, как на троне!» Конечно было бы наивно думать, что любимая внучка королевы Виктории Sunny, выросшая и воспитанная в Англии, будет критически осмысливать действия лондонских родственников. Джентльмены прекрасно знали о трепетном отношении русской императрицы к Англии и всё равно бессовестно раскручивали медийный образ супруги Николая II, как германофилки. Британская элита, потомки пиратов, недалеко ушли от своих предков, бережно сохраняя нравственные критерии и мораль бандитов с большой дороги без чести и совести. А императрица России до последнего своего дня оставалась страстной фанаткой Британии. Даже откровенное предательство англичан не могло поколебать её веру в британское благородство. Бог с ней! Пусть остается наедине со своей неистовой убеждённостью. Он свою задачу выполнил.

— Метель, — чуть надтреснуто произнёс Распутин, — пойду, попрошу, чтобы прислали экипаж. Гулять на таком ветру негоже.

Александра Федоровна не отреагировала на его слова, продолжая сидеть неподвижно и смотреть в окно.

Распутин молча оделся, поклонился, вышел на улицу, подставил лицо под безжалостно хлещущую вьюгу, горько улыбнулся. «Миссия не удалась, но отрицательный результат — тоже результат. Займёмся более важным делом — спасением обычных людей». Он помрачнел, вспомнив заплаканное лицо княжны Татьяны и подернутый болезненным румянцем образ Ольги. «Да, девчонки, родителей не выбирают… Жаль, очень жаль…»

Императрица в это время вспоминала одно из самых ярких событий в своей жизни. Это было еще до войны. Цесаревич Алексей направлялся вместе с отцом в поезде на очередной войсковой смотр. По пути у наследника внезапно началось столь сильное и опасное кровотечение, что было решено немедленно вернуться в Царское село. Находившийся при цесаревиче доктор Жильяр каждые два часа телеграфировал императрице о состоянии сына, которому становилось все хуже. Но за несколько часов до прибытия кровотечение остановилось. Когда состав подошел к перрону, вышедший из вагона Николай II сообщил встречавшей их бледной и измученной тревогой матери, что кровь остановилась. Александра Федоровна тихим и слабым голосом спросила Жильяра, не заметил ли он, в котором часу это произошло. «В шесть часов двадцать минут». «Я знала об этом», — тихо произнесла императрица по-французски и показала телеграмму, полученную от Распутина — «Бог поможет — будет здоров!» Телеграмма была отправлена ровно в 6 часов 20 минут. Для императрицы это не было простым совпадением, поскольку касалось любимого сына. К тому же, подобные совпадения случались не единожды. Поверив в чудодейственную силу Распутина, она уже не могла расстаться с этой верой.[41]