Крохотные ресторанчики, как правило, примыкающие к отелям — визитная карточка Стокгольма. Их больше всего в центре старого города на самой высокой части острова Стадсхольмен, на площади Стурторьет (Stortorget). С момента основания она превратилась в излюбленное для горожан место встреч, прогулок и неспешных разговоров за чашечкой шведского национального напитка глёга, приготовленного из подогретого фруктового сока с добавлением изюма, миндаля, сахара и специй. В центре площади — колодец — массивное невысокое сооружение в форме колокола, по периметру — эклектика времен и стилей. Рядом с квадратным королевским дворцом и башней Стокгольмской ратуши такой же формы — изящная фондовая биржа времён Густава III, напротив — яркое охристое здание с фигурным фронтоном и фасадом, знавшее ещё Кристиана II и устроенную им Stockholm Blodbath — Стокгольмскую «Кровавую Баню». «Всем хорош был Кристиан, — вздыхают шведы, — но слишком уж нервный». Объединил под своей рукой Данию, Швецию и Норвегию. Шведская знать присягнула ему последней в 1552 году в обмен на железобетонные гарантии амнистии для местной фронды. Амнистия случилась фееричная. На третий день празднования после коронации, ворота Стокгольма закрылись, и ни один из приглашенных шведов за пределы города не вышел. Все они были схвачены, обвинены королем в подготовке заговора и казнены. За одну ночь, не заморачиваясь данным ранее словом, Кристиан II ликвидировал знати больше, чем Иван Грозный за всю свою жизнь. Тем не менее, он в глазах шведов слывёт добрейшим христианином, а Иван Грозный — исчадием ада.
Лейтенант цур зее Карл Дёниц[7], сидя за столом уютного семейного ресторанчика под гобеленом, описывающим финальный акт умиротворения шведской знати, не анализировал шведскую логику. Он вполглаза посматривал на изображение душераздирающей сцены, сожалея о заказанном супе из сушеного желтого гороха «ärtsoppa». Ему понравилось, что история блюда берет начало со времен викингов, когда его готовили на костре для всей деревни сразу. Купился на рекламу и вынужден давиться этой невзрачной похлёбкой. Надо было брать фрикадельки или, как их называют в Швеции, щётбулляр (кöttbullar) — вкуснее и сытнее.
За соседним столиком привольно расположилась какая-то старушенция с тонной грима на лице и аппетитно уплетала свежие булочки с кардамоном и корицей — kanelbullar, без которых не обходится ни одна фика — традиционное шведское кофепитие. Присутствие грымзы ужасно раздражало лейтенанта, как оскорбляет моряка, стоящего на мостике нового крейсера, вид обветшалого корабельного кладбища из проржавевших судовых остовов. Чаша недовольства Карла и так была щедро заполнена скверными, непонятными событиями последних дней, начиная со спешной, плохо подготовленной командировки в Швецию и заканчивая трагедией, приключившейся с группой захвата. А тут ещё эта накрашенная мымра нахально строит ему глазки. В такие минуты сидеть и смотреть в окно — преступное расточительство времени. Но куда деваться, если прекрасно знаешь, что делать в море, а на суше теряешься, следуя планам сухопутных тупиц, подобных капитану Вильгельму Кейтелю[8], такому же неудачливому и заносчивому, как вся их Das preussisch-deutsche Generalstabssystem.
Заскучав и утомившись пялиться по сторонам, Дёниц заказал свежую газету и занялся изучением новостей.
В качестве клиентского государства Германской империи провозглашено Королевство Польское. Английский эсминец Penshurst обстрелял и потопил немецкую подводную лодку SM UB-37 в Ла-Манше. Японский крейсер Tsukuba взорвался и затонул в Йокосука. Мощный взрыв уничтожил завод по производству боеприпасов в Кингсленде. Манфред фон Рихтгофен, более известный как «Красный барон», получил Pour le Mérite за то, что сбил 16 самолетов союзников…
Второй Рейх воевал, напрягая последние силы. Карл всем своим естеством ощущал это страшное напряжение воли и мышц страны, будучи вынужденным сидеть в нейтральной Швеции.
Кейтель возник бесшумно, бросил на стол какие-то листки бумаги и щёлкнул пальцами, подзывая официанта. Дёниц, отложив газету, молча вопросительно посмотрел на генштабиста своими болотными колючими глазами.
— Вместо одной фройляйн нам придётся искать двоих русских, — плюхнувшись на стул, сообщил капитан генштаба лейтенанту цур зее, — вот тут словесное описание. К сожалению, знаем мы немного. Всё произошло очень быстро. Выжившие видели второго в основном со спины. Не старый, высокий, широкоплечий, прищуренные глаза, усы… Это — всё. Моё мнение — он там был не один. За полминуты уложить группу захвата… Новая прибудет из Германии завтра. Скорее всего мы имеем дело с целым подразделением «козакс»… Надо установить наблюдение за русским посольством.
— Вильгельм, — Дёниц поморщился, словно съел лимон, — за время, проведённое в Швеции, я понял, насколько ты был прав в поезде. Из меня плохой тайный агент.
— А что я говорил? — кивнул Кейтель. — Мне сразу не нравилась эта затея. Но в Стокгольме мы работаем в первую очередь против морской разведки Балтийского флота. Лейтенант Окерлунд — твой визави. Генштаб не может допустить, чтобы наша миссия была менее профессиональна, чем русская. Поэтому твоя командировка какое-то время ещё продлится… До прибытия людей Николаи.
— Почему этим делом сразу не занималось управление III-b? Кому в главном штабе был нужен такой неподготовленный экспромт?
— Скажем так, у руководства возникли некоторые сомнения насчёт нашего Вальтера…
— Это — сумасшествие.
— Нет, это — политика, Карл. Управление III-b становится самодостаточным, охватывая всё больше людей, распространяя влияние далеко за пределы армии. А ты ведь прекрасно знаешь наших генералов…
— Всё, ни слова больше! За эти три дня я понял, что хочу заниматься только тем, что умею делать лучше всего.
— Тебе эта возможность представится гораздо раньше, чем ты думаешь… Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю…
— А как же твой кофе?
— К чёрту…
Расплатившись, офицеры вышли. Старушка проводила их долгим взглядом, еще какое-то время посидела, допила свой напиток и неторопливо поковыляла к выходу. Остановила извозчика. За этот день ей придётся объехать пять адресов и везде забрать товар, доставленный на имя несуществующей фру Эриксон. Лекарства и продукты, канцелярские и чертёжные принадлежности, химические реактивы, лабораторный комплект весов, реторт и пробирок, телескоп, портативный фонограф… На первый взгляд, хаотичный комплект несвязанных вещей. Набор театрального художника — два приличных чемодана с гримом и реквизитом — был получен днём раньше.
Дважды сменив экипаж, старушка, наконец, добралась до небольшого домика на окраине Стокгольма. Торопливо сгрузив поклажу, извозчик получил причитающуюся плату и, посвистывая, отправился обратно в центр, а дама удивительно бодро начала перетаскивать багаж к жилью, ломая голову, для каких целей всё это необходимо назвавшему себя Распутиным. Сняв по дороге надоевший, стягивающий лицо грим, посаженный на желеобразную каучуковую основу, она снова превратилась в молодую, привлекательную особу.
Несмотря на возникшую симпатию к этому странному, загадочному, а потому привлекательному человеку, Анна с сомнением отнеслась к его объяснению насчет своей личности и обозначенной миссии, расценив всё услышанное, как легенду-прикрытие.
Кто же он? Крестьянин? Даже не смешно! Несмотря на знание фамилий, неизвестных простым смертным, он не тянет на осведомленного штабиста. Не те повадки, не тот лексикон. А вот следы пороховой гари на руках и на лице, обнаруженные Анной во время перевязки, огнестрельное ранение в области сердца, недвусмысленно продемонстрированные навыки бойца, привыкшего биться насмерть, безошибочно указывали на фронтовика, недавно покинувшего окопы. С какой целью и по какому заданию — Анна даже не пыталась угадать. Ей хватило понимания, что Григорий — не враг, что он спас её и вытащил из состояния неопределенности.
С появлением этого человека жизнь Анны встрепенулась, поднялась на дыбы и понеслась вскачь, компенсируя вынужденное безделье. Активничать приходилось в одиночку. Наутро после приснопамятной встречи и знакомства Григорию стало хуже, поднялась температура, он периодически впадал в забытьё, жаловался на каких-то фашистов какому-то Ежову, оправдывался перед неизвестным генералом Мироновым и клялся спасти невинную душу, называя ее то Душенкой, то Любицей.
Зато в периоды просветления Григорий загружал Анну таким количеством просьб, сопровождая их сонмом ценных указаний, что уже к вечеру второго дня бедная женщина мечтала только о подушке. Самым хлопотным оказался процесс получения закупленного товара. Сначала Анне пришлось забронировать несколько номеров в разных отелях на разные фамилии, предупредить о намечающихся покупках, затем заказать в магазинах доставку и, наконец, собрать все покупки, аннулировав бронь и заплатив гостиничную неустойку. Такие конспиративные приёмы Анне были не ведомы, как и пасьянс из документов, за которым она застала Григория, вернувшись из вояжа по магазинам.
— Честно говоря, я думала, что первым делом мы озаботимся оружием, — сказала Анна, разглядывая россыпь бланков.
— Бумага, точнее — информация, которую она содержит, по убойной силе часто превосходит дивизион шестидюймовых орудий. Огнестрел оставляет за собой слишком жирный след. А нам ни к чему внимание посторонних людей. Военные действия начнём со сражения за здоровье. Сульфаниламид и пероксид водорода удалось достать?
— Да. И ещё не менее десяти образцов для окрашивания тканей. Пришлось купить весь комплект, чтобы не выглядеть подозрительно.
— Не беда, это того стоит…
Химией и медициной Анна никогда не увлекалась. Её семья была далека от этой сферы деятельности, отдавая предпочтение механике и математике, поэтому опыты Григория представлялись ей волхованием. Разбавленным средством для отбеливания ткани Распутин залил свои раны. Жидкость устрашающе вспенилась, заставив женщину зажмуриться и отвернуться. Образовавшимся во время следующего опыта белым порошком он присыпал раневую поверхность.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — осторожно прокомментировала Анна медицинские манипуляции.
— Скажу больше, — ответил Распутин, повеселев после процедуры, — это единственное, что я знаю наверняка. Я обязательно расскажу вам про волшебные целебные свойства перекиси водорода и стрептоцида, известного сегодня, как средство для окрашивания ткани «сульфаниламид», но сначала предлагаю устроить вечер вопросов-ответов.
— Спрашивайте! — Анна села у краешка стола гостиной, превращенной в лабораторию.
— Удалось ли вам по указанному адресу кого-нибудь идентифицировать? Кто-то подошёл под мое словесное описание?
— О, да! Вильгельм. Именно по этому адресу. Он в кафе минут десять разговаривал с красавчиком по имени Карл. Обсуждали провал операции по моему захвату. Ругались, что нет никаких существенных примет нападавших… Они уверены, что против них воевал взвод казаков. Потом поехали с кем-то знакомиться… И завтра к ним прибывает группа подкрепления из Берлина.
— Та-а-а-к, — Григорий встал и, держась рукой за бок, словно боясь, что из раны что-то вывалится, доковылял до шустрой напарницы. — Правильно ли я вас понял? Вы находились в непосредственной близости от этих демонов?
— Да, сидела за соседним столиком! — глаза Анны победно сверкнули, — и вы оказались абсолютно правы! Они меня не узнали. Ваш грим выглядел безупречно…
Распутин всплеснул руками.
— Маленькая, глупая девочка! Понимаешь, что творишь? Ты же была там одна, и тебя некому было прикрыть! А если бы кто-то из них оказался чуть наблюдательнее? И этот грим… Этот образ больше нельзя использовать…
Анна надулась, как мышь на крупу.
— Я всегда работала без прикрытия!
— Мне кажется, последние события намекают, что пора изменить устоявшиеся привычки, — парировал Распутин.
— Не вам меня учить!
— А кому? Может, в Главном морском штабе есть высшая школа агентов-нелегалов? Или на бестужевских курсах преподают искусство конспирации?
Анна отвернулась, сжав кулачки. Григорий опустился на стоящий рядом стул и тихим, усталым голосом продолжил.
— Вы — свободный человек и вольны делать то, что считаете нужным. Но я не хочу быть пассивным свидетелем вашей гибели. Я этого просто не переживу…
Окаменевшее лицо Анны смягчилось, кулаки разжались. Она вздохнула, посмотрела искоса на Григория и потупилась.
— Да, конечно, вы правы. Я увлеклась. Обещаю впредь быть более осторожной и внимательной.
— Осторожности достаточно, — Распутин взял в свои грубые, испачканные чернилами и обожжённые перекисью руки крошечную ладошку напарницы, — провалы разведчиков происходят только в двух случаях — предательство и нарушение инструкции. Уйдя в подполье не только от врагов, но и от вашего начальства, предательство мы исключили. Осталось не попасться на собственной халатности.
— И вы будете меня прикрывать? — спросила Анна, не пытаясь освободить руку.
— Обещаю…
Анна вздохнула полной грудью, будто вынырнула из омута на поверхность водоёма, и в глазах её заплясали привычные бесенята.
— Человек, который сидит в одной комнате с конфетами и не ест их — страшный человек.
— Упс, — Распутин округлил глаза, — я совсем вас замучил и даже не позаботился о чае. Дайте мне три минуты и всё будет исправлено. А заодно я продемонстрирую вам еще один химический опыт с выделением большого количества тепла без огня и дыма.
Через час, когда свежезаваренный чай был выпит, а от конфет осталась только замечательная металлическая коробочка, гостиная превратилась в избу-читальню. Утверждение о том, что разведка девяносто процентов информации получает из открытых источников, Анна подвергла сомнению, но не отказалась поучаствовать в эксперименте и с азартом искала любые, самые незначительные заметки по военно-политической тематике.
— Открытие Думы — российского парламента — перенесено на 25 февраля… Это можно считать важным стратегическим событием?
— Только вкупе с остальными, — кивнул Григорий, просматривая объявления Aftonbladet и не находя искомое. — Сама по себе Дума — дешевая говорильня… Да-да, Анна, не удивляйтесь. Глупых и просто недалёких людей гораздо больше, чем умных и дальновидных, а стало быть, демократия ущербна чисто математически. Но в нашем случае беда другая. В Думе в частности, и в коридорах власти — в целом, мы лицезреем во всей своей красе отрицательный отбор, когда каждая новая поросль политиков оказывается глупее и подлее предыдущей. И тогда становится по-настоящему не по себе.
— И где выход?
— Обычно там же, где и вход. Древнегреческий философ Платон в своей «Республике» высказал верную мысль, ставшую афоризмом: «Сильные люди создают хорошие времена. Хорошие времена рождают слабых людей. Слабые люди создают трудные времена». Цивилизация и Россия обречены обращаться в этом колесе Сансары. Сейчас оно делает очередной оборот под хруст костей, попавших в её неумолимые шестерни.
— А мы?
— Что мы?
— Мы тоже попадём под неё… и хруст костей неминуем?
Григорий отбросил газету и задумался. Как красиво он разработал план своей миссии, приступил к его реализации… Может быть, выиграет, спасёт кого надо и стартанёт, как ракета, из хмурого грозового 1917го к себе в 2019, оставив Анну наедине с тушкой «святого старца». А она? А как же она? Нет, про это лучше не думать…
— А вот ещё! — голос Анны оторвал Распутина от тревожных раздумий. — Грандиозный скандал в российском военном ведомстве! На посту военного министра в правительстве России генерал от инфантерии Дмитрий Шуваев был заменен генералом Беляевым[9]. Одновременно в отставку отправлены командующий Балтийским флотом адмирал Непенин, командующий 12й армией генерал Радко Дмитриев и ещё целый ряд морских и сухопутных чинов.