Раз за разом. Doing it All over.

Глава 2. Часть 8.

Мистер Акхед удивился, когда я показал сделанную домашнюю работу. Он удивился ещё сильнее, не обнаружив там ошибок. Работа понравилась ему настолько, что он постоянно вызывал меня к доске во время урока. Большую часть времени мне удавалось находить правильные ответы на его вопросы. Вместо того, чтобы радоваться, это скорее раздражало меня.

Теперь, когда я отвечал на его вопросы, он обращал на меня внимание. Раньше, когда я сдавал все экзамены на двойки и тройки, он меня просто игнорировал. То же самое касалось и других учителей.

Я не безумный либераст, обвиняющий всё и всех, кроме самих виноватых, но есть же определённая ответственность, прививаемая учителям, да? Почему же раньше мне не помогали? Почему раньше мне разрешали просто сидеть в классе и проваливать все экзамены? Конечно, ответ на это всё - цинизм.

Ответ, но не оправдание. Я был фельдшером и, не считая полицейских, это самые циничные люди в мире. За свою карьеру меня настолько часто вызывали по полной хуйне, что я начал считать всех людей хуёвыми, пока не будет доказано обратное. Люди вызывали нас из-за заусенцев, из-за простуды, из-за ушных инфекций у детей, но они заявляли об этом, как об ампутации пальца, затруднённом дыхании и травме головы.

Но я не позволял этому цинизму овладеть мной. Если кто-то говорит, что у них боль в груди, значит, у них боль в груди, и я относился к ней надлежащим образом, даже если им было двадцать пять лет и они просто хотели получить выходной на работе. Если кто-то говорит, что у них затруднённое дыхание, значит, у них затруднённое дыхание, даже если они разговаривали целыми параграфами. Если ты действуешь, как тебе говорит твой цинизм, то окажешься прав в 99 случаях из 100. Но тот один случай, когда ты ошибёшься, станет фатальным.

Мои учителя, очевидно, полагали, что попытка достичь внимания незаинтересованного ученика была пустой тратой времени. Порой так и было. Порой нет. Разве они не могут постараться сделать хотя бы небольшое усилие, когда кто-то вроде меня просто сидит в классе и не обращает ни на что внимания? Как много людей упустили свои возможности из-за учителей, что предпочитали уделять время только тем, кто показывал заинтересованность в их предмете?

Я удивился, насколько сильно меня задела эта тема и насколько это раздражало меня. После алгебры я пошёл на урок истории Америки. Мои чувства усилились, когда я объяснял учительнице, что сегодня домашнюю работу забыл, но завтра обязательно её покажу.

"Хорошо, Билли", - рассеянно сказала она, переходя к следующему ученику, очевидно, не веря, что завтра я отдам ей работу. Может, я и не привык делать домашние задания, но она когда-нибудь говорила со мной об этом? Нет. Она когда-нибудь звонила моим родителям и говорила с ними об этом? Нет. Для неё я был потерян и недостоин внимания. Она не будет прилагать никаких усилий ради меня, если я не покажу ей, что меня интересует её предмет. Почему она не пыталась заинтересовать меня своим предметом? Почему она просто позволяла мне сидеть на уроках каждый день? Какая система поощряет это?

Её лекция в тот день была посвящена роли южных аболиционистов в начале первых предпосылок к гражданской войне. Она изображала их как святых людей, борящихся с рабством. Она убеждала класс, что для американской истории аболиционисты важны так же, как Джордж Вашингтон и Авраам Линкольн. Примерно на середине урока я больше не мог терпеть и поднял руку.

Некоторое время она игнорировала меня, но была вынуждена, наконец, обратить внимание.

"Да, Билли?", - спросила она. - "У тебя есть вопрос?"

"Да", - кивнул я. - "Мне просто кое-что интересно. Вы сказали нам, что аболиционисты использовали протесты, чтобы повлиять на южных рабовладельцев. О каких именно протестах Вы говорите?"

Она посмотрела на меня тем самым Вглядом и ответила: "Ну, они использовали множество методов. Бойкоты услуг и тому подобное."

"Тому подобное?" - сказал я. - "Разве это не правда, что они обычно нападали на рабовладельцев и их семьи посреди ночи? Сжигая дома и избивая мужчин, женщин и даже детей до смерти?"

Она чуть не задохнулась, но быстро собралась.

"Ну, конечно, были случаи фанатично настроенных людей, занимающихся подобными вещи, но это случалось редко. Обычно они использовали другие меры, о которых я уже говорила. Нужно понимать, что для них борьба с рабством была очень важна. Они считали это неправильным. Естественно, что некоторые из них заходили слишком далеко."

"Правда?", - продолжал я давить. - "А я вот читал, что беспощадное насилие было скорее правилом, чем исключением. Видимо, я ошибся. Но Вы сказали, что они считали это неправильным. Не кажется ли Вам, что аболиционисты были больше мотивированы экономическими причинами, чем религией и моралью?"

Она потеряла дар речи.

"Подумайте над этим. Кем были южные аболиционисты? В большинстве своём, бедные белые, да?"

"Ну, да", - согласилась она, - "но..."

"Бедные белые без работы. Как они могли конкурировать с рабским трудом? Никак. Не правда ли, что они также убивали рабов, когда атаковали плантации? Не очень похоже на людей, заинтересованных в освобождении рабов."

"Ну, опять же, Билли", - твёрдо сказала она, - "то, о чем ты говоришь, было исключением, а не правилом. Были случаи, описанные тобой, но обычно они использовали экономические меры, такие как бойкоты, чтобы достичь своих целей. И за это многие были заключенны в тюрьму или убиты коррумпированной южной системой".

"Ну, само собой", - фыркнул я. - "Они разрушали ценную собственность и угрожали почти идеальной экономической системе. Закон был на стороне владельцев плантаций. Думаю, они сильно на них отыгрывались, когда ловили."

Она была очень смущена всем тем, что я сказал.

"Что ж, это очень интересная точка зрения, Билли", - сказала она, - "но, думаю, мы достаточно обсудили это. Если ты не возражаешь, я продолжу урок."

Я улыбнулся.

"Конечно."

"Хорошо", - сказала она. - "В 1858 году существовало объединение людей под названием..."