Развод. Мусор вынес себя сам

Глава 8

Боря встает с кровати. Зачем-то толкает коленом мой чемодан, тот гулко падает на пол, пластиковая крышка с неприятным звуком бьется о паркет.

Не знаю, чего он этим добивается? Провоцирует истерику? За нее в нашей семье отвечают муж и дочь, и пока они гремят друг с другом, я спокойно пережидаю бурю. Или Боря думает, что я так расстроюсь от вида опрокинутого на пол чемодана, что передумаю уходить? Смешно. Тем более, что я почти закончила, осталось сложить с собой комплект постельного белья, и можно выдвигаться.

Даже в хорошие отели я беру свое постельное. Ненавижу спать на чужих простынях. Какое-то странное, брезгливое чувство от того, что ими пользовались чужие люди.

Смотрю на Борю. А ведь им тоже… кто-то пользовался.

- Хорошо! – немного успокоившись, просит муж. - Давай пойдем к семейному психологу! Будем решать проблемы со специалистом, раз ты меня не слышишь!

Я отворачиваюсь, иду к комоду, где у меня лежат наволочки и пододеяльники. Со стороны кажется, что все это занимает меня куда больше нашей ссоры с Борей. На самом деле это не так, я и держусь из последних сил, чтобы не разрыдаться.

Шепчу как мантру фразу из любимого фильма:

«Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра».

Раз за разом, на повторе.

- Если тебе надо - ты иди, Борь. К психологу, к урологу... - мои пальцы сжимают шелковую ткань. Купленный по случаю годовщины комплект, который я так и не успела его распаковать. А теперь не понимаю, зачем тащить с собой «семейный» набор, если семьи у меня больше нет. - Богини они довольно ветреные создания. Никогда не знаешь, что за «подарок» тебе оставила такая небожительница.

- Ну, хватит! - его голос угрожающе рычит. Но мне уже не страшно. Когда внутри что-то ломается, страх уходит. - Аниса, поговори со мной! Заметь, наконец, что я здесь! Что я человек! Просто поговори!

- О чем? – останавливаюсь и смотрю на него прямо.

- О том, что измена, следствие разрушенного брака, а не его причина, например. О том, что нельзя в ней винить кого-то одного. Всегда виноваты трое. И тот, кому изменили, тоже!

Я чувствую, как внутри все закипает, бурлит и просится излиться ядом наружу. Ну да, глупо было думать, что Самойлов не доведет меня. Он как никто другой знает все мои слабые точки.

- Это если кто-то не готов брать вину на себя. В таком случае да, виноваты трое. А так можно и маму твою приплести, раз такого дебила воспитала. И общество. И президента. Он тоже, в некотором роде, не доглядел.

- Вот, вот! – Боря поднимает вверх указательный палец. - Тебе слово сказать невозможно! Ты это понимаешь? Кидаешься с обвинениями, а меня может пожалеть надо! Я просто человек! Я не справился с инстинктами!

- Так тогда не человек, а собака, Борь. – Рычу в ответ. - Потому что нас от животных и отличает то, что мы с инстинктами справляемся!

Ну вот, я все-таки не сдержалась и перешла на крик. От него до слез меня отделяет какая-то мелочь. Пара секунд или пара слов. В носу и так щиплет и уже плывет перед глазами. Боря это знает. Как знает и то, что в таком состоянии я наиболее уязвима. Хочу, чтобы кто-то обнял, и утешил, погладил, сказал, что все будет хорошо.

Но ведь не будет же, не будет!

- А я знаю, почему ты такая дерзкая, - кажется, или на губах мужа играет легкая улыбка. - Потому что я тут, перед тобой, виноватый и готовый мириться! А посмотрим, как ты будешь себя вести, когда останешься одна! Никому не нужная!

Я застегиваю молнию на чемодане и медленно выпрямляюсь.

- С чего ты решил, что я никому не нужна? – Собственный голос звучит до обидного жалко. - Может, я тоже себе кого-нибудь найду?

Он тяжело вздыхает, и в этом вздохе не злоба, а почти что жалость, что делает его слова еще больнее.

- Бога ради, кого?! – Боря говорит снисходительно, как взрослый, когда объясняет очевидное ребенку. - Аниса, а тебе кто-то нужен? Посмотри на нас. Я просыпаюсь по утрам и чувствую, что мне еще жить и жить, что во мне играет кровь. Мужчина в пятьдесят лет - молодой самец с потребностями. А женщина в пятьдесят - почти бабушка. Не понимаю, как с твоим умом, ты первая не заметила, что что-то не так. Мне нужно сбрасывать пар, не могу же я стать евнухом, как Давид! Я нашел самый безопасный способ удовлетворять свои потребности. Ничего не афишировал, никому не рассказывал, и заметь, никогда не тащил эту грязь домой, потому что уважаю тебя! Почему ты не уважаешь меня в ответ?!

В комнате становится тихо. Так тихо, что слышно, как скрипит паркет под ногами. Я делаю шаг к Боре.

- Борь, а о моих потребностях ты не думал?

- Каких потребностях? - Он разводит руками с искренним недоумением. Его растерянность – самое обидное. Ведь он действительно не понимает, о чем это я. - Анис, мы живем вместе 30 лет, за это время я выучил тебя наизусть. Ты мой лучший друг, ты мать нашей дочки, ты идеальная жена. Но как женщина ты умерла лет двадцать назад! Чем ты там занята? Сидишь в свой келье на третьем этаже и читаешь книги? А ведь мир этими книгами не ограничивается! Ты ничего не знаешь о нем, и о себе ты тоже ничего не знаешь! Потребности? Аниса, ты даже не можешь сказать, где тебе хорошо, когда я тебя трогаю! Для тебя супружеский долг так и остался долгом, понимаешь?

- Нет, не понимаю, Боря. Если тебе так не нравилось, почему ты молчал?

- А что говорить? Что мне скучно? Что твои попытки что-то изменить нелепы? Что я бы перестал тебя уважать, если бы ты реально напялила на себя то шлюшье белье? Аниса, я бы молчал и дальше, но ты ведь вынудила! Ну, трахнул я кого-то! Не проститутку с трассы, а нормальную живую девчонку. И что? Ты из-за этого хочешь разрушить всю нашу жизнь? Это же просто смешно!

В горле стоит ком.

- Ну и посмейся, Борь, посмейся. Только один.

Кажется, по моему лицу Боря понимает, что перегнул. И вместо слез, и примирения, которое он ждал после них, Самойлов получает… ничего.

Пустота. Во мне нет обиды, ни боли, ни печали, ни радости. Как и жизни.

- Черт, Аниса, я не то хотел сказать… Постой, пожалуйста...

Я больше не слышу его. Я щелкаю замком чемодана, ставлю его на колеса и качу к выходу.

Боря идет за мной, что-то говорит, пытаясь загородить дорогу. Но тут у него звонит телефон. Он машинально достает его и отвечает.

- Да, дочь... - его голос срывается. - Нет, не могу. От меня уходит твоя мать. Нет, я не знаю, что у нее в голове!

Это его «я не знаю» - последний гвоздь. Он ведь и правда не знает. Судя по тому, что я выслушала сейчас, Боря ничего не знает обо мне! И может это случилось, не потому что я молчала, а потому, что кое-кто меня не слышал?

Он действительно никогда не знал. И даже не пытался. У меня хотя бы были то дурацкое белье и дурацкая, совершенно не подходящая мне стрижка! Я хотя бы пыталась!

Выхожу на улицу, открываю багажник Бориной машины, закидываю чемодан внутрь. Сажусь за руль. Завожу двигатель.

В зеркале заднего вида я вижу, как он выбегает из дома. Без пальто, зажав телефон ухом.

- Постой! Аниса! Да постой ты!

Я смотрю прямо перед собой на темную улицу. Включаю первую передачу. Плавно отпускаю сцепление и нажимаю на газ. Нужно скорее уехать. И главное - не оборачиваться назад. Помню, как в нашем детстве была такая игра. Пол - это лава. Коснешься его - и ты сгорел, то есть проиграл. Сейчас я дошла до самого сложного уровня. Заплачешь, покажешь свою слабость, обернешься - и тебе конец. Ты проиграла. Навсегда. Я держусь до последнего. Сжимаю руль так, что пальцы белеют. Смотрю только вперед. И только когда наш дом окончательно растворяется в темноте за спиной, когда за поворотом пропадает последний отсвет наших окон, я съезжаю на обочину. Глушу двигатель. И в наступившей тишине, кусая губы в кровь, реву. Реву так громко, так отчаянно, что самой страшно. Реву над всей своей жизнью. Над старой и над новой, пугающе чистой, которая ждет меня впереди.