Развод. Мусор вынес себя сам

Глава 27

Входящее письмо от Давида Беридзе горит на экране белым. Хотела же пойти спать, но дернул черт проверить почту и вот - ни в одном глазу.

Он предлагает обсудить условия моего издательства. У него дома. Я захлопываю крышку ноутбука так, что стекло трещит. Несколько минут просто хожу по комнате, от стены к стене. Останавливаюсь у окна, смотрю, как в домах напротив мигают гирлянды. У кого-то желтые, у кого-то разноцветные, у нас – никаких.

Рая не очень любит этот праздник, а я не считаю нужным менять уклад ее жизни под свои привычки. Я и так загостилась тут, и пора уже как-то что-то менять. Закончить вот здесь, и… с Давидом тоже закончить. Стою и думаю, как ему ответить. Холодно, убийственно вежливо поставить того на место.

Отправить и забыть.

Стереть.

И на работе тоже. Можно не общаться в перерывах, не ходить на обеды, не болтать за чашкой кофе, не гулять вдвоем по парку.

Все это правда можно. Терпеть такое отношение к себе – вот что нельзя. Снова открываю компьютер, чтобы написать, все, что я думаю о хваленом грузинском гостеприимстве, как вижу второе письмо. Короче предыдущего.

«Надеюсь, вы примете мое приглашение. Я не звал никого к себе домой последние лет пятнадцать, и для меня было не просто решиться». Не звал? Совсем никого?

А меня?

Или я, Аниса, теперь настолько не в счет, что он об этом даже забыл? Обида остро впивается в грудь. И больно режет, по живому. Как я ошибалась, когда думала, что после Бори меня нельзя обидеть. Ха! Давид сделал это легко, даже не прилагая усилий.

Хорошо. Я приду. Но не для того, чтобы обсуждать условия работы и новый бизнес проект. Я приду, чтобы Ника указала тебе на твое место. И чтобы тебе стало так же горько, как мне сейчас. Такси я прошу остановиться за квартал от его дома. Иду пешком. Дышу тяжело, будто сдавала стометровку на скорость. Сердце стучит как бешеное, в голове туман, Чтобы хоть как-то прийти в себя, останавливаюсь напротив витрины магазина и смотрю на свое отражение. Впервые в жизни мне все равно, как я выгляжу. Как-то ужасно, хотя Рая, закатывая глаза, уверяла, что я похожа на Богиню. Какую? Богиню пошлости и продажной любви? Не женщина, а гимн леопардовому братству. Платье, пиджак, даже сапоги - все в пятнисто-рыжую расцветку, от которой в глазах рябит. Я даже не спорила, когда Рая приволокла со съемок весь этот ужас. Хочет эпатажа, пусть так, мне уже плевать.

Смотрю на себя в зеркале. Волосы уложены в идеальные, от лица, завитые волны. Макияж – боевой. Настроение – похоронное.

Аж тошнит! Не могу понять, почему меня так задевает эта ситуация. Это даже неприлично. Мне пятьдесят, я недавно пережила развод, а во мне бушуют эмоции, которых я не знала со школы. Я даже забыла, что оно так бывает, остро и вместе с тем волнительно. Где-то глубоко в груди ноет и колет, как от занозы. Я резко встряхиваю головой, и леопардовые пятна в отражении сбиваются в рыжий вихрь. Хватит. После сегодняшнего вечера все станет как прежде и мы оба наконец получим то, что заслужили. Он - урок. Я – право оставаться дальше одной.

И буду прекрасно жить без этих дурацких любовных страданий.

Я звоню Давиду на телефон, вовремя вспомнив, что Ника не знает номер квартиры. Он спускается через пару минут. Никакого волнения, только легкая, едва уловимая напряженность в лице. - Ника, вы сегодня особенно красивы,- чужое имя режет слух. Давид берет меня под руку, ведет по лестнице. Его прикосновение обжигает даже через толстую ткань пальто. Дверь открывается, и меня окутывает волна тепла и запахов. Запах специй — аджики, хмели-сунели, свежего базилика. Уютно. И до тошноты знакомо. Сердце сжимается от этой простой, домашней картины. Он даже ужин приготовил сам. Прям как Анисе когда-то. В этот момент я ненавижу Нику Зельбер лютой, слепой ненавистью. Готова голыми руками придушить монстра, которого сама же и породила. Потому что мы, простые земные женщины, всегда проигрываем богиням. Даже если сами случайно поднимаемся на Олимп, выглядим при этом нелепо, как я сейчас. Давид ведет меня к столу, накрытому на двоих. Хрустальная посуда, старые, знакомые с детства приборы из мельхиора, в бокалах что-то по цвету похожее на вино. Да меня планируют соблазнять! Смешно и горько становится от этой мысли.

Еда пахнет изумительно, но, к сожалению, я не чувствую ее вкус. Все вокруг стало пресным, как мел. Давид что-то говорит. Он рассказывает о планах, об издательстве, в которое готов вложить большие деньги. Сначала в нем будут выходить только книги Ники, чтобы раскрутить бренд. Потом из одного автора вырастет целое женское пространство, клуб, сообщество. Идея блестящая. Она отзывается во мне горячим, живым откликом. Это то, о чем я сама мечтала, но боялась даже подумать вслух. Но я не могу ничего сказать. Горло сжато. Я пытаюсь ответить, и мой голос звучит не томным, обещающим баритоном Ники, а чужим, хриплым карканьем. - Ника, вы почти ничего не съели, - замечает Давид. В его глазах неподдельное беспокойство. -Я не хочу есть, - шепчу, не разжимая губ. -А чего вы тогда хотите?

- Танцевать. Говорю быстрее, чем успеваю подумать, что именно сказала. Ну да, точно, Боря как-то сказал в шутку, что сделка случится после того как Давид станцует вальс. Иными словами - никогда.

Беридзе не танцует.

Никогда не видела и не слышала, чтобы он танцевал.

И я, сама не зная зачем, бросаю Давиду вызов. Как последний аргумент в войне, которую сама ему объявила. Не Богиня. Определенно не богиня. А простая земная идиотка.

Я смотрю на него в упор, жду, как он будет выкручиваться из глупой ситуации.

Давид задумчиво кивает, будто я попросила передать солонку или что-то еще более незначительное.

- Когда такая женщина просит, мужчина должен сделать все, что она скажет, – произносит он с легким кавказским акцентом. Отходит к колонке, несколько секунд что-то ищет на телефоне. И из динамиков льются первые, аккорды... вальса-бостона. Старомодно. Невыносимо красиво. Так в духе Давида. Я подаю ему руку. Она предательски дрожит. Давид подносит пальцы к губам и целует воздух возле них, это настолько церемонно, что в другой ситуации я бы даже улыбнулась. Сейчас не могу, лицо застыло в маске. Такие отливали из глины после смерти.

Дава едва касается моей кожи, держит дистанцию, но с каждым аккордом, с каждым поворотом эта дистанция тает. Он становится ближе. Я чувствую тепло его тела, вдыхаю его запах – терпкий, пряный, с нотками пряностей, табака и чего-то неуловимого, что есть только у него. От этого ком подкатывает к горлу.

От музыки.

От того, как его рука уверенно и нежно ложится мне на талию, притягивая к себе. Мы больше не танцуем. Мы просто раскачиваемся в такт, и между нами не остается ни сантиметра пространства. Я поднимаю на него глаза, полные слез, уже готовая сорваться, и все рассказать… Но он наклоняется и целует меня.

Этот поцелуй совсем не такой, как в моих книгах. Я пишу про томные взгляды, страсть, идеальные движения. А это... это тяжело. Горько. Как падение.

Его губы мягкие, но настойчивые, они не спрашивают разрешения, а просто констатируют факт обрушившегося на нас двоих безумия. И я отвечаю. Перестаю думать, перестаю притворяться. Мои руки сами поднимаются, чтобы обхватить его шею, пальцы впиваются в волосы на его затылке. Я отвечаю с таким жаром, с каким не писала ни одну сцену, потому что не знала, что это ТАК. Так мучительно и сладко, как агония.

Он отпускает меня только тогда, когда нам обоим не хватает воздуха. В тёмных лучистых глазах пылает неизвестный огонь.

Таким я Давида никогда не видела. Но что еще страшнее, себя я такой тоже вижу впервые! У меня сердце колотится где-то в горле, ноги стали ватными. Что ж, хоть на старости лет узнала, как выглядит та самая, настоящая страсть, о которой я столько читала, а потом стала писать сама. И после того, что было, вряд ли смогу написать снова. Пускай у нас случилась короткая демо-версия, просто поцелуй, я понимаю, что больше не смогу.

Ни писать.

Ни тем более работать дальше на Давида и делать вид, что ничего не было. Я отступаю на шаг, улыбаюсь, хотя хочется сдохнуть.

- Спасибо за ужин, - мой голос звучит отстранённо и плоско, будто из динамика колонки, которая продолжает петь. - Но мне пора. Ответ по издательству отправлю чуть позже… Провожать не надо. Разворачиваюсь к выходу, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Ещё секунда - и я брошусь бежать. - Подожди. Его рука мягко ловит мою, тянет обратно. Я замираю, не в силах повернуться. - Я не понимаю, - говорит тихо, но очень близко. – Я сделал что-то не так... Аниса?