За неделю до событий, указанных в прологе.
- Уже уходите? – улыбка на лице как приклеенная.
Приходится провожать гостей, которых я к нам даже не звала! К своему стыду не знаю ни фамилии, ни рода занятий этой милой пары. Но наверняка, это очень полезные бизнесу люди, иначе Боря бы не позвал их на наш юбилей.
Тридцать лет совместной жизни. Я хотела провести этот день вдвоем, на море. Боря настаивал на большом празднике, который позволит наладить или укрепить его деловые связи. В итоге мы пришли к компромиссу: сначала море для меня, потом деловые связи для Бори.
Но сегодня, когда я нарезала салат для тридцати гостей, подумалось, что компромисс выглядит как-то иначе. На прощание безымянный мужчина вручает мне продолговатую коробку из темного дерева.
- Это Борису, - одергивает он рукав пальто. – Не знаю, понравится ему такое или нет, но что еще привезти из Кубы.
- Большое спасибо, уверена, Боря оценит. Я автоматически улыбаюсь и принимаю подарок. Конечно, там сигары. Дрянь редкостная, но Боре и правда такое нравится. Возвращаюсь в дом, чтобы найти мужа. Но ни его, ни его распрекрасных друзей в зале нет, остались только их скучные жены, с которыми мне вообще не хочется проводить вечер.
Хватаю коробку, как повод улизнуть от гостей, и иду на веранду. Наверняка все собрались там -пьют, ругают политику и футбол. Прохожу через гостиную к стеклянной двери. Из-за нее доносится гул голосов, спорят о недавнем матче. Ну да, классика. Сигары сейчас будут очень кстати. И тут мой взгляд цепляется за шторы. За новые, дорогие, шторы, которые я так долго выбирала. И теперь вижу, как на идеальной ткани, почти по центру, расплылось жирное, темное пятно. «Вот черт, - проносится в голове. - И на самом видном месте!». Машинально зажимаю коробку с сигарами под мышкой и подхожу к двери. Мне нужно завернуть ткань, сделать так, чтобы эта складка прикрыла пятно. Хоть на время, пока гости не разошлись. Я сосредоточена на этой мелкой, досадной проблеме, и даже не слушаю, что говорят за дверью.
Пока...
Пока речь не заходит обо мне.
Через стекло доносится обрывок фразы:
- ...в Сочи сейчас цены, будто на Мальдивах...
Слышу голос Бори - густой, уверенный, каким он говорит, когда хочет произвести впечатление. - Какая разница, сколько стоит. Главное, чтобы Анисе нравилось.
Я отвлекаюсь от пятна. А что, приятно. Пускай при мне он сухарь, а с мужиками смотри какая тонкая душевная организация открывается. Наверное, ему нужно почаще встречаться такими мужскими компаниями. Мозги прочищает. Другой, молодой и звонкий голос, который я не могу узнать, произносит с искренним восхищением:
- Вот бы так, прожить столько лет вместе и так... бережно друг о друге отзываться. Мечта. Уголки губ непроизвольно поднимаются в улыбке. Тронуло. Мило. Поправляю последнюю складку, уже собираюсь отойти. И тут раздается Борин ответ. Его тон меняется, становится назидательным, так он обычно поучает молодых сотрудников в нашей фирме. - В какое-то время, синонимом прочности становится скука. Все завидуют прочному браку, но никто не хочет скучный. Так что мой совет - не торопись жениться. Я замираю с рукой на шторе. Не больно. Не обидно. Сначала просто неловко, будто услышала пошлый анекдот в приличной компании. Потом накатывает волна раздражения.
А эти то, эти, поддакивают, хихикают. Ну-ну. Интересно, были бы все эти альфа самцы такими смелыми, если бы их жены сейчас узнали, о чем они тут разговаривают? Не уверена. Уходить теперь не хочется. Хочется дослушать до конца. Тем более в разговор вмешивается Давид, наш бывший партнер по бизнесу.
- Странно слышать такой совет от человека, который женился тридцать лет назад, и сегодня собрал нас всех по случаю юбилея своей свадьбы.
Я невольно киваю. Ну вот! Есть же адекватные мужчины. Мне даже становится легче. Но ненадолго. Борис фыркает. - Ладно, дружище – в голосе странное снисхождение. Будто Боря воспитатель в ясельной группе. - Объясню на понятном тебе примере. Назови своего любимого писателя. - Допустим, Лев Толстой. - Монументально. А какая книга? -Допустим, Анна Каренина. - Просто прекрасно! – Боря радуется так, будто услышал что-то невероятное. – У Анисы это тоже любимая книга. А скажи тогда, сколько раз ты читал Каренину?
- Дважды. В школе и уже взрослым, - нехотя тянет Давид. - Всего два? - Борис изображает изумление. – Ну, это даже несерьезно. Это же не тупой комикс, а твоя любимая книга. Ты ее выбрал, ты ее любишь, и всего лишь два. Какое-то неуважение даже. А попробуй прочитать Каренину в третий раз. И в четвертый. А потом в пятый. Из раза в раз, из года в год. Каждый день. Пока не выучишь наизусть каждую запятую, каждое слово, каждую букву. Что, не хочешь? - Ты сравниваешь теплое с мягким.
- Я вообще не сравниваю. Мужики, я разве сравниваю? Я говорю о книге, а ты, Давид, о чем? Не думал же ты, что это все про Анису? Господи, ну у тебя и фантазия. Моя Аниса чудо, я ее обожаю и проживу с ней еще столько же к тем тридцати, что мы уже прожили, вот тебе крест!
Раздается дружный гомон, и смех тех, кто поддержал ужасную, унизительную шутку моего мужа.
Наверное, лучше было уйти сразу. Потому что сейчас у меня не получается – ноги прилипли к полу и не слушаются. Понимаю, что нужно успокоиться. О том, чтобы выйти на веранду и отдать Боре чертовы сигары и речи быть не может. В таком состоянии я себя не контролирую. Я сразу себя выдам. Наверняка, они что-то заподозрят, когда я начну избивать Боря тяжелой деревянной коробкой.
Я выдыхаю, считаю до десяти, как вдруг дверь открывается и в комнате появляется мужская фигура. Я сразу узнаю Давида, он на голову выше друзей мужа.
- Аниса, не ожидал тебя тут увидеть, - Давид отводит глаза в сторону. – Все не было минуты сказать, какой вкусный ужин ты приготовила. У тебя золотые руки!
Эта вежливость сейчас неуместна. Не могу вести светские беседы, когда внутри все горит.
- Давид, не утруждайся, - отвечаю ровным, лишенным эмоций голосом, - если ты пытаешься, понять, как давно я здесь стою, и что именно слышала, то скажу сразу, - стою давно, слышала все!
- Понятно, - кивает он.
И на этом все. На самом деле не стоило ждать другой реакции от Давида. Он всегда был таким – немного заторможенным. Я даже думала, что это национальная грузинская черта, что они все ведут себя так – холодно и отстраненно. Пока мы с Борей не поехали в Тбилиси. Там я увидела, что грузины вообще-то очень эмоциональные люди, просто конкретно наш вот такой, «бракованный».
От его спокойного ответа становится неловко. И зачем я так? Это же не он меня обидел, а Боря. Давид вообще в этой истории ни при чем.
- Прости, пожалуйста, - вытираю лоб рукой, - я сегодня сама не своя. Наверное, просто устала.
Давид кивает, а потом замечает коробку зажатую, под мышкой.
- Не знал, что ты любишь сигары.
- А я и не люблю.
- Серьезно? Наверное, ты просто делаешь что-то не так, пойдем, научу.
Мягко, и до того незаметно, раз я даже не поняла, что происходит, Давид выводит меня из комнаты в коридор, и оттуда во двор прямиком к беседке.
Здесь дышится легко и свободно. Воздух пахнет мокрой от дождя землей и листьями. Он обволакивает как одеяло, и защищает тебя от горькой осенней прохлады. Я выдыхаю. И, кажется, чуть сбивается надоедливый, тревожный пульс.
Давид отпускает мою руку, жестом предлагая присесть на скамью, а сам устраивается напротив.
- То, что у тебя в руках - это не просто курение. - Он достает из футляра длинную, плотно скрученную сигару и не спеша обрезает кончик специальным гильотинным ножом. - Это целый ритуал. Спешить здесь нельзя. Нужно прочувствовать, продышать. Я расслабляюсь, позволяя словам течь фоном. Он говорит о плантациях, о том, как мастера годами учатся скручивать листья в плотные жгуты. Его голос - низкий, бархатный - сливается с шелестом ветра над головой и становится частью этой внезапно наступившей тишины. Я закрываю глаза. И начинаю слышать не слова, а лишь успокаивающий, размеренный шум, как слышишь шум дождя за окном, почти не вникая в стук отдельных капель.
- ...а самое главное, смотреть на небо, - Давид мягко возвращает меня в настоящий момент. - Посмотри вверх, Анис. Я непроизвольно задираю голову, подчиняясь его просьбе. И замираю. Сквозь черные узоры виноградных лоз проступают бесчисленные звезды. Холодные, бесконечно далекие. И под этим величественным, равнодушным куполом вся эта вечерняя суета - обидные слова Бори, дурацкая шутка, моя на нее реакция - кажется вдруг таким мелким и незначительным. Я опускаю взгляд. Дым стелется медленной, тяжелой струйкой, почти не рассеиваясь в неподвижном воздухе. Этот аромат не раздражает. Он странным образом успокаивает, встраивается в новую, только что возникшую реальность. И мысли наконец отпускают. Да, Боря сморозил глупость. Обидную и неприятную. Но такая ли это катастрофа? За тридцать лет мы видели друг друга разными - злыми, уставшими, нелепыми. Сегодня я просто увидела его в новой для себя роли несмешного клоуна. Неприятно? Да. Конец света? Нет. Давид держит в руках сигару, ее кончик вспыхивает ровным алым угольком. Он внимательно смотрит на него, проверяя, и затем протягивает ее мне.
- Держи. - Не надо, - я мягко отвожу его руку. И после секундной паузы добавляю: - Но спасибо. Он прекрасно понимает. Это «спасибо» не за сигару. А за его тактичность, за то, что показал небо, за то, что развеял плохие мысли, что сбились в тугой, болезненный комок под сердцем. Давид не настаивает. Он просто кивает.
- Всегда пожалуйста.
Я уже встаю, чтобы вернуться в дом, как вдруг из темноты сада внезапно раздается нарочито веселый голос Бори. - Прячетесь? Я тебя весь вечер ищу, а ты тут, с Давидом! – В свете фонарей видно, как блестят его глаза. Наверное, ко всему прочему, Боря еще и немного перебрал. - Мне начать беспокоиться? Он подходит ближе и тяжело, по-хозяйски, кладет руку мне на бедро, притягивая к себе. Ну, это вообще глупость. Боря ненавидит все эти нежности на публику, а сейчас вдруг разошелся. Он смотрит на Давида, и в его взгляде, несмотря на улыбку, читается вызов. Смотри, мол, друг. Моя жена. Мой дом. Ты тут - гость. Мне становится смешно.
Какая интересная у мужчин психология.
Ты, значит, Анну Каренину даже в руках не держал, но при другом мужчине готов разыгрывать из себя эксперта, зачитавшего ее до дыр. Ладно, все с Борей понятно. Решаю обсудить и глупую шутку и то, как он меня обидел, но потом, наедине. А сейчас аккуратно убираю его руку со своего бедра. Боря замирает на секунду, улыбка сползает с его лица. - Простите, мальчики, - говорю вежливо, почти без напряжения в голосе, - что-то тут холодно, так что я домой.
И ухожу. Но спиной чувствую, как меня провожают две пары глаз.