Развод. Мусор вынес себя сам

Глава 24

Я сижу перед зеркалом и в который раз поправляю парик. Сегодня не просто деловая встреча. И не обычная рабочая ситуация.

Пальцы нервно дрожат, когда я перебираю содержимое чемоданчика Раи: помады, карандаши, тени всех цветов радуги. Сама не замечаю, как открываю упаковку с чем-то рассыпчатым и очень блестящим и пачкаю ладонь стразами.

Рая смотрит на меня с ухмылкой, но молчит. Просто протягивает мне салфетку, чтобы вытерла руку. Мудрая женщина. Видит, в каком я состоянии и не нарывается. - Успокойся, - наконец говорит сестра, и поворачивает меня спиной к зеркалу, так что я больше не могу видеть свое отражение. - Он тебя не узнает.

- Ты не можешь этого гарантировать, - бормочу я и кривлюсь, когда она наносит мне на веки густые черные тени.

- Могу. Во-первых, я лично выбирала ресторан. Там темно, как в пещере тролля. В тарелке-то еду не разглядишь, не то что лицо дамочки напротив.

Она смеется, а я пытаюсь не моргать, чувствую какую-то тяжесть на ресницах. Ненавижу эти накладные мохнатки. Со стороны очень эффектно, но сколько с ними возни!

- А во-вторых? – спрашиваю, чтобы не концентрироваться на странном ощущении ширмы на глазах.

- Во-вторых, макияж. Смоки всегда отвлекает внимание от лица. Это как гипнотические круги у панды. Смотришь только в глаза, а они у тебя такие, что фиг узнаешь. - Рая с довольным видом откладывает кисти и берет с тумбы гигантскую цепь. - И в-третьих - детали. Вот, пользуйся.

На шею опускается непривычная тяжесть металла.

- Это закос под Тиффани, – не без гордости замечает она. – Из личных запасов. Знающие люди оценят.

- А все остальные подумают, что я обворовала каторжника и повесила на себя его кандалы, - фыркаю я.

- Будешь умничать, я на тебя еще и боа нацеплю, - бурчит Рая себе под нос и крепит мне на парик нечто невообразимое - шляпку с белыми перьями, по форме напоминающую голубя.

- Что это? - замираю я. - Птица? Ты надела на меня птицу?!

- Все. Допросилась. Это боа в непереработанном виде, – невозмутимо парирует она. - Его изначальная форма.

Мы смотрим друг на друга - она с вызовом, я с ужасом. И через секунду обе не выдерживаем и ржем. Это нервное. Каждая из нас жутко напряжена. Я от ожидания сложной встречи, Рая от работы с таким въедливым клиентом. Она говорит, что даже с актрисами, которых красила на дорожку, не испытывала такого стресса как с сестрой.

Отсмеявшись, смотрю на свое отражение в зеркале - да, вещь ужасная. Но как работает – взгляд цепляется за эту мечту таксидермиста и полностью теряет меня из внимания.

Осторожно, почти благоговейно, поправляю шляпу-птицу, стараясь не задеть голубиной морды. Мало ли, вдруг это какой-то раритет, за который потом придется расплачиваться.

И когда я уже думаю, что худшее позади, Рая выносит из гардеробной настоящего монстра. Блестящий как новогодняя елка пиджак. Господи, а я еще обрадовалась, когда в качестве наряда сестра выделила мне простой, свободный комбинезон черного цвета. Подумала, что хоть раз Ника Зельбер будет выглядеть как человек!

- Нет, - качаю головой я. - Нет, Рая, я не могу. Я не надену это.

- Можешь и наденешь. Чем больше ярких деталей, тем меньше шансов, что за ними он увидит тебя. Это система, Аниса. Каждая деталь работает на маскировку.

Мы спорим недолго, потому что обе понимаем, что мне придется уступить. Надеваю пиджак. Он на удивление мягкий и даже удобный.

- Ладно,- вздыхаю я. - Признавайся, в каких съемках участвовало это чудо? В сериале про стареющую рок-звезду?

Рая хмурится, вспоминая.

- В сериале да, но, кажется, там было что-то такое про эскорт. Точно! – Она взмахивает рукой вверх. - Он был на одной проститутке. Ее еще убили в первой серии, а труп весь сезон не могли найти.

- Очаровательно.

Не знаю, смеяться мне или плакать. Птица с ближайшей голубятни, цепь, снятая с велосипеда и пиджак безвременно почившей шлюхи. На негнущихся ногах иду к зеркалу, чтобы увидеть там монстра Франкенштейна, но замираю на середине комнаты. Уже отсюда мне видна не Аниса, а Ника. И эта женщина... эпатажная, гибкая, дикая... мне нравится! В ней есть сила и свобода, которых так не хватает обычной мне.

Рая стоит позади и любуется результатом своей работы.

- Ну как же красиво... Уверена, Давид увидит тебя и забудет зачем вообще пришел. Будет сидеть и слюнями истекать.

- И докажет, что он один в один как Боря, - подхватываю ее мысль, хотя самой ужасно обидно. - Падкий на все яркое и доступное. Но так даже лучше.

- Действительно, - Рая хитро прищуривается,- Ты ведь за этим и идешь? Убедить себя, что Давид не принц на белом коне, а обычный мужик, которому ничто человеческое не чуждо? Тебе же так будет легче, да, Аниса?

Ее слова бьют точно в цель. Я чувствую, как краснею. И если бы не тонна тональника, это бы заметила и Рая.

- Да что ты такое говоришь! У нас просто деловая встреча. И потом, ну влюбится Дава в эту Нику... Мне с того что?

Рая делает шаг ко мне, ее голос становится тише и мягче.

- Ну как... тогда ему придется забыть про Анису. А ты этого совсем не хочешь.

Я замираю. Это права. Ужасно, мерзко, но ведь - правда. Мысль о том, что он будет смотреть на кого-то другого так как на меня, что будет подкармливать кого-то другого хинкали, или обсуждать с кем-то еще новости за чашкой кофе или просто заглядывать по утрам чтобы поздороваться… НЕ хочу! Все это вызывает во мне панику!

И плевать, что Ника Зельбер и Аниса Самойлова один и тот же человек. Потому что мы разные, это очевидно!

Чувствую, как Рая обнимает меня за плечи. Так крепко, что не вырваться.

- Он ее даже не заметит, глупая, - шепчет она мне на ухо. – Завалит тебя цифрами. Обсудит какие-то дела и все.

- Почему ты так думаешь? - с трудом выдавливаю я.

- Потому что он умеет смотреть глубже, - просто отвечает Рая.

Такси подъезжает к ресторану, гда я сразу вижу его. Давид ждет у входа, опираясь на дверь своей машины. Выглядит безупречно, даже смешно, как мы будем смотреться вместе – я в своем канареечном пиджаке и он, в костюме тройке черного цвета.

Когда я выхожу, он делает шаг навстречу. Легкий наклон головы, едва уловимая улыбка.

- Ника, я рад, что вы нашли время. – Темный взгляд проходится снизу вверх, от туфель до макушки и вдруг спотыкается о шляпку. - Вы выглядите... незабываемо.

О да, Дав. Хорошее слово подобрал. Такое увидишь – не забудешь. Но стоит отдать Давиду должное, он безупречно держит себя. Я даже подумать не могу, что со мной что-то не так, когда рядом такой мужчина.

Он подставляет руку, чтобы провести меня в ресторан. Моя рука лежит на сгибе его локтя, пальцы холодные и дрожат. Внутри все сжимается в тугой, трепещущий комок. Я - Ника. Я должна быть дерзкой, уверенной, чуть циничной. Но все мое существо кричит от странного волнения. Зал внутри и правда темный, все как сказала Рая. Но мне все равно страшно, что вот-вот Давид приглядится и увидит меня. В смысле, Анису Самойлову, меня настоящую. Хватаюсь за меню как за рыцарский щит и прикрываю. им лицо

- Что здесь стоит заказывать? - спрашиваю, стараясь, чтобы звучать немного скучающе. По сучьи. - В этой вашей модной корейской кухне я не разбираюсь. Он даже не притрагивается к меню.

- Честно говоря, я тоже. Мое сердце принадлежит кавказской. Грузинской, если точнее. - А есть разница? Она же вся одинаковая, - сама не понимаю, зачем ввязываюсь в это. Хочется задеть Давида, ковырнуть побольнее, чтобы он просто закончил нашу встречу и поехал домой. И больше никогда, ни при каких обстоятельствах не писал Нике Зельбер.

Но не выходит. Когда Дава говорит, его голос становится глубже, в нем появляется та самая страсть, которую я слышала, когда мы беседовали о книгах, о Грузии, о жизни.

- Еда никогда не бывает просто едой. Как музыка не может быть набором звуков, а танец – дерганьем в такт. Это всегда история. Вы, как мастер рассказывать истории, должны меня понять.

И он начинает рассказывать. О хачапури как о теплых объятиях, о сациви как о тайне, запечатанной в ореховом соусе, о хинкали, в которых отражается вся суть грузин – простых с виду, но таких ярких, самобытных внутри. Он говорит о руках своей бабушки, которая с такой любовью готовила лобио. О горах. О солнце.

Я улыбаюсь, а на душе так паршиво. Он говорит с Никой Зельбер и делает это с тем же огнем, с той же нежностью и уважением, с какими говорил со мной, Анисой. И эта мысль ранит сильнее, чем, если бы он вел себя нагло или высокомерно. Потому что это значит, что его характер, его глубина – не исключение, сделанное только для меня. Аниса не уникальна. Он так же искренен с той, кого считает «мастером рассказывать истории» в жанре, который он, как я знаю, даже не читает.

Мне нужно успокоиться. Вернуть беседу в деловое руслу. Сейчас. Сдвигаю бокал с водой, заставляю себя встретиться с ним взглядом.

- Была удивлена получить ваше письмо, Давид. Мы ведь оба понимаем, что моя литература и то, что продвигаете вы – это два разных полюса.

Он мягко кивает, не отрицая.

- Вы правы. Но я не мог сдержаться и не встретиться с вами. В наших кругах только о вас и говорят.

- Люди вечно что-то болтают, неужели вы их слушаете? - отмахиваюсь, стараясь вложить в голос всю презрительность, на которую только способна. Получается стервозно.

- Вы правы, - он хмурится, заметив перемену в моем тоне. - Я и сам так думал. Но потом я услышал, с каким жаром о вас рассказывает моя подчиненная, и решил, что должен лично вас увидеть.

Подчиненная.

Воздух в зале кристаллизируется, застывает, отчего мне больше не вдохнуть. Вся моя легенда, тщательно выстроенный образ вот-вот будут разоблачены, потому что я не могу держать своих настоящих эмоций!

Он назвал меня подчиненной. Дыши, Аниса. Просто дыши. И улыбайся, змеиной гаденькой улыбкой. Пусть убедится, что все, что Аниса сказала – правда.

- И как? - с трудом выдавливаю я, заставляя уголки губ растянуться в хищном оскале. - Хоть половина сплетен, которые распускают обо мне, соответствуют реальности?

- Не знаю, - Дава наклоняется чуть ближе, его глаза по-прежнему светятся искренним интересом. - Но готов проверить. Расскажите о себе. Я много говорил про еду. А какое блюдо вам готовила ваша мама в детстве чаще всего?

- Что?! - я застываю, раскрыв рот.

- Ничего. Точнее – все. Что маленькая Ника любила есть в детстве? Это расскажет о вас куда больше всех ваших интервью.

Паника. Мы с Раей продумали все – вкусы, манеры, даже фальшивые факты биографии. Но не это. Кто вообще спрашивает о таком на деловой встрече?

- Ничего не любила, - лгу я, чувствуя, как горит лицо.

- Не может быть. Хотите, угадаю? Это блины?

В голове само собой всплывает воспоминание. Блины мама жарить не умела, у нее получались подгорелые лепешки, которые мы с папой все равно уплетали за обе щеки. А еще щи, наваристые, с кислой капустой...

- Хлеб с маслом и сахаром, - вдруг вырывается у меня помимо воли. - И рассол из банки.

Дивид смеется:

- Уважаю. Особенно за рассол. Знаете, эта молодежь придумывает много чего интересного. Научились делать квас, обозвали «комбучей» и продают за большие деньги. Я вот все жду, когда кто-нибудь станет продавать помидорный рассол в модных стеклянных бутылочках.

- А давайте сами создадим такой бизнес? - неожиданно для себя предлагаю я, и смеюсь вместе с Давидом. Не как стерва из сериалов, а как я – настоящая.

- А давайте, - он подхватывает мою шутку, в его глазах - одобрение. - Только чтобы стать деловыми партнерами, нужно получше узнать друг друга. Под какую песню вы танцевали на выпускном в школе?

Мозг лихорадочно ищет ответ. Черт, это было так давно, что я уже и не помню. Что-то лирическое, что-то такое, чего сейчас не ставят на радио.

- Под «Атлантиду», – вырывается первое, что приходит на ум.

- Киркорова? Хорошая песня, знаю такую, - кивает Давид легко. - Тогда следующий вопрос: какого цвета занавески у вас на кухне?

- Оранжевые, - выдыхаю, представляя яркую, как коробка с леденцами, кухню Раи.

- Любимый город?

- Москва, - отвечаю почти автоматически, и это чистая правда.

- Любимая книга?

- Анна... - открываю рот, готовая произнести «Каренина», но просто не успеваю. Потому что меня перебивает другой голос, знакомый и до зубного скрежета противный.

- Давид, Ника? Какая встреча.

Поднимаю глаза и вижу его. Моего бывшего мужа. А рядом, вцепившись в него, как мартышка в бабуина, блаженно улыбается Лиза Бернадская.

- Не против, если мы присоединимся к вам на ужин? – произносит он, и его взгляд останавливается на мне.

Все внутри меня замирает при виде Бори. Перевожу взгляд на Давида, мысленно ища в нем защиту, а тот… даже бровью не ведет. Большой холодный камень. Лишь на долю секунды в его взгляде мелькает странная брезгливость, будто он увидел что-то не слишком приятное, но ожидаемое.

- Борис! Какая неожиданность.

- Надеюсь, приятная, - ухмыляется Самойлов. И повернувшись в сторону Бернадской, просит: - Лиз, перенеси, пожалуйста, тарелки сюда. По лицу Лизы видно, насколько ей неприятна эта просьба. Но она не успевает ничего сказать, Давид все берет под свой контроль. Легким движением отодвигает свободный стул, освобождая место для дамы и поднимает руку, чтобы привлечь внимание официанта. - Прошу, присоединяйтесь. Официант, будьте так добры, перенесите заказ наших друзей с того стола к нам. Ни грамма спешки, ни толики суеты. Давид ведет себя как хозяин, принимающий не самых желанных, но терпимых гостей. Рядом с его ледяным спокойствием Боря кажется щенком, с придурковатым выражением на морде и вечно высунутым языком. Самойлов поправляет пиджак, покашливает, глаза его бегают от меня к Лизе, и он весь он так напряжен, что хочется стукнуть бывшего по спине и сказать, как в Нашей Раше:

- Не очкуй, Славик!

Но молчу. Даже голос не подаю, просто наблюдая, чем все закончится.

Боря сдается первым, не выдерживает паузы:

- Не знал, что Ника Зельбер и Давид Беридзе работают вместе. Он ставит ударение на слове «работают», и говорит так, будто застал нас за чем-то постыдным. Против воли хочется оправдаться. Мол, это не то, что ты подумал.

Но Давид не ведется на провокацию

- А мы и не работаем, - пожимает он плечами. - Это личная встреча.

Я вижу, как лицо Бори обвисает. Глаза, еще секунду назад полные голодного, злого любопытства, тухнут, и сам он становится похож на ребенка, у которого отняли самую яркую игрушку. Не могу удержаться и добиваю бывшенького. Моя рука ложится поверх ладони Давида, я нежно сжимаю его пальцы и демонстративно, качаю головой. Мол, это наша тайна, Дава. Не надо им всего знать. Месть моя сладка, как самая вкусная конфета. Маска. Или каракум. Боря, нервно сглатывает, и не сводит глаз с наших с Давидом рук. Понимаю, что злорадство никого не красит, но хочется еще и плечом о Даву потереться, как кошка, которая метит территорию. Но это лишнее. Не стоит сил для одного и просто непорядочно для другого.

Побаловались и хватит. Убираю руку обратно и даже отсюда слышу, как с шумом выдыхает Борис. - Ника, позвольте порекомендовать вам коктейли, – начинает он, и его голос звучит фальшиво бодро. - Я здесь частый гость, место хоть и моложеное, но и мы стараемся не отставать, правда, Дав? - он бросает взгляд на Давида, который подняв бровь, наблюдает за коллегой.

- Не знаю, я здесь впервые, и, наверное, больше не вернусь. Мне ближе другой формат заведений, - спокойно бросает он. Напряжение за столом пытается снять Самойлов. Шутит, плоско и неуместно. Нервно поправляет галстук, когда даже Бернадская перестает стоить из себя вежливую и хихикать.

- Кстати, познакомьтесь, это Лиза, моя секретарша, - машет Боря в сторону своей любовницы. Внутренне я хмыкаю.

Я хотя бы Давиду подчиненная, а тебя, Лиза, и вовсе до секретутки опустили. Мда, не на такую должность метила, богиня. Но надо отдать Лизе должное – даже сейчас она держит лицо. И не показывает, до чего ей неприятно. Не знай я ситуации, сама бы поверила, что она просто работает на Борю. Просто улыбка у нее получилась чуть менее просветленной, а взгляд стал чуть более нервным. И расстроенным.

- Ника, - не унимается Боря, - может, расскажете, кому все-таки решили отдать предпочтение? А то за ваш роман скоро биться будут, как рыцари на турнирах. - Ника, вероятно, устала от внимания, - мягко, но неоспоримо вступает Давид, перехватывая инициативу. – И мы договорились не касаться работы хотя бы сегодня. Так что давайте поговорим о чем-нибудь другом. И он плавно переводит разговор на нейтральные, общие темы, оставляя Борю ни с чем.

Картина, которую мы представляем, смешна. За столиком в модном ресторане – четыре человека, и все мы будто из разных вселенных. Давид и Лиза ведут вежливый, почти светский разговор. Я отодвигаю тарелку с салатом и начинаю водить по ней вилкой, лишь бы занять руки и не встречаться ни с чьим взглядом. Напротив меня Боря. Сидит и смотрит. Прямо, нагло, не отрываясь. Его взгляд голодный, животный. Как будто он Робинзон Крузо, который сорок лет не видел женщину и теперь готов проглотить ее целиком. Раньше его внимание и интерес могли польстить мне. Сейчас они вызывают тошноту. Как тонкая, липкая паутина, от которой хочется отряхнуться. Как я могла не видеть этого раньше? Он же… противный! Не внешне, а всем остальным, от повадок до характера, от которого за версту несет чем-то гнилым.

Тяжелый, пристальный взгляд Бори давит на меня с невыносимой силой. Я наклоняюсь к Давиду, и шепчу так, чтобы никто не услышал. - Мне нужно отлучиться. Сейчас вернусь. Он кивает, не прерывая разговора с Лизой. Я иду по залу, чувствуя на спине горящий взгляд бывшего мужа. Вот точно паук. Сплел свою паутину и сидит, караулит. На секунду кажется, что может он просто меня узнал? Все-таки столько лет прожить вместе не то же самое, что видеться на семейных праздниках как с Давидом. Последнего я может и провела, но не мужа.

Войдя в дамскую комнату, я замираю перед зеркалом. Оттуда на меня смотрит она. Все та же Ника. Безупречная экстравагантная стерва с нечитаемым выражением лица. Этот образ, чужой и яркий, так притягателен для них. Для Бори. И, кажется, для Давида тоже. Вон, сколько вопросов мне задал, пока не пришла эта Лиза. Подхожу к раковине, включаю холодную воду. Механически намыливаю руки, смывая невидимую грязь этого вечера. Тру кожу бумажным полотенцем, пока она не становится красой. Затем прикладываю холодные ладони к пылающим щекам. - Держись, - шепчу я своему отражению. - Всего двадцать минут. А потом просто вызовешь такси и уедешь домой. Эта мысль словно глоток воздуха. Я глубоко дышу, выпрямляю плечи. Почти успокоившись, поворачиваюсь к выходу, толкаю дверь, и нос к носу сталкиваюсь с Лизой.

По всему видно, она здесь давно. Будто ждет чего-то. - Ой, Аниса, простите, - Шепчет Бернадская, не сводя с меня красивых, оленьих глаз. - Я ведь не ошиблась. Вы - Аниса?