Развод. Мусор вынес себя сам

Глава 23

Я сижу в машине и смотрю в запотевшее стекло. Вижу свое отражение - сжатые губы, хмурый взгляд, волосы торчат из под шапки. Кошмар!

Зато внешне полное отражение того, что внутри, никакого диссонанса. В голове крутится карусель из сегодняшних образов: Боря с его ехидной ухмылкой, его совершенно дурацкое предложение, и то, как он реагирует на Нику Зельбер. На меня то есть… Или не на меня?

Становится до жути обидно – такое ему значит нравится? А может не только ему? Может все мужчины в целом ждут от женщины вот этого. Не личности, а так, набора клише.

Декольте поглубже, сиськи наголо и томным голосом вещай про всякое. Вообще не важно, про что. Любят тебя все равно не за душу. Быть порядочной, верной, поддерживающей - оказалось проигрышной стратегией. Ууу, как это бесит! До тошноты, до дрожи в сжатых кулаках.

Краем глаза замечаю, как и Давид кулаки сжимает. Вцепился в руль так, будто хочет его сломать и сидит напряженный. Таким злым я его еще не видела.

Тишина в салоне становится невыносимой. Я не выдерживаю первой:

- Куда мы едем?

- По делам.

И все. Снова молчит.

- По каким? - поворачиваюсь к нему.

- По моим. - Дава бросает на меня короткий, колючий взгляд. - Хотел спасти тебя от Самойлова, вот и взял с собой. А так, я бы и сам справился.

Я сжимаю губы.

- Не надо было меня спасать.

- Ну, это разумеется, я так и понял.

Он резко давит на газ. Машина дергается вперед и тормозит.

- Ладно, приехали.

Оглядываюсь. За окном - серое трёхэтажное здание, очень похожее на школу, но не она. Слишком глухой забор, слишком далеко от города. - А что это?

- Детское учреждение номер двенадцать, - не глядя на меня, отвечает Давид.

- Детский дом, ты хочешь сказать? – спрашиваю шепотом.

- Именно так и говорю. Он отворачивается, начинает шарить по заднему сиденью, а я выхожу из машины, в которой резко стало душно. Смотрю на забор и все внутри меня немеет от странного чувства тревоги.

- А зачем мы сюда приехали?

- Анис, - Давид выглядывает из окна и смотрит на меня с искренним удивлением, - что ты как маленькая? Новый Год скоро. А мы каждый праздник курируем выбранный нами детский дом. Вот, книжки привёз, подарки.

- Почему сам? Водителя не попросил?

- Брось. Если у тебя столько вопросов, представляешь, что было бы с посторонними.

Какая-то странная, вывернутая наизнанку логика, но спорить нет сил. Просто смотрю, как Дава вылезает из машины и невольно округляю глаза.

На нём - синяя с серебряной оторочкой шапка Деда Мороза.

Следом он вытаскивает синий тяжёлый халат, расшитый мишурой, массивный посох и даже валенки.

- А валенки-то зачем? - вырывается у меня.

- А мне, по-твоему в туфлях туда идти? - он смотрит на меня поверх очков, и в его взгляде читается лёгкое раздражение. - Анис, ну это дети. Они ждут чудо, а не чудика в офисном костюме под банным халатом. Давай, помогай. Проверь, чтобы ничего не торчало.

Молча поправляю ему воротник, пальцы неуклюже дрожат. Мой мир, ещё несколько минут назад состоявший из обид на бывшего и претензий к мужикам в целом, вдруг дал трещину.

Этот человек, этот закрытый, неразговорчивый, совершенно непонятный мне Давид, крутится передо мной, поправляя широкий шелковый пояс на талии, и это сбивает все мои настройки.

- Ага, вот так, - довольно кивает он, когда я заправляю под меховой воротник ворот пиджака. - Возьми ту коробку, она полегче, а я вот эту понесу.

Охранник пропускает нас через массивные ворота, где уже стоит, перемежаясь с ноги на ногу, невысокая рыжая женщина – директор детского дома. Ее волосы убраны в высокий пучок, торчащий на макушке, как маленькая антенка. Это и фантастический, очень редкий в природе цвет волос делают женщину похожей на марсианку .

Она разговаривает с Давидом так, будто давно его знает. Что-то спрашивает, о чем-то шутит, он отвечает сдержанной улыбкой и парой общих фраз, но я не вслушиваюсь, о чем они говорят. Механически иду за Дедом Морозом и его спутницей с рыжей антенной на голове, смотрю по сторонам, мельком подмечая недоделки в ремонте, старые потертые обои, истончившуюся ковровую дорожку. Здесь, как принято говорить – бедненько, но чистенько. Наверное, женщина с Марса хорошо управляет детским домом, но средствами они не избалованы. Становится обидно, что из всех знакомых мне бизнесменов, включая бывшего мужа, один только Давид помогает таким вот домам.

И делает это по настоящему, тихо, не на показ.

В то время как другие просто тратят.

колько денег стоили все эти благотворительные вечера, в которых мы принимали участие и пустые конференции, созданные только чтобы потешить эго владельцев издательств и типографий? Да даже если взять Борю и Регину, сколько денег они тупо слили из-за своих ошибок? А ведь их можно было не тратить так бездарно, а помочь, так как помогает Давид.

Но, кажется, так не все могут. Господи, да никто так не может, ну ведь правда – никто!

- А вот здесь ремонтик закончили, - разливается медом директор детского дома, - каждый день вас мысленно благодарим, Давид Георгиевич.

- Бросьте, ерунда, - отмахивается Дава и, повернувшись ко мне, подает руку, чтобы провести в актовый зал, в котором все еще едва уловимо пахнет краской.

Здесь полно детей. Они сидят на стульях, на подоконниках и просто на полу. Когда в поле их видимости появляется Давид в костюме, зал взрывается криками, смехом, аплодисментами. Такой искренней радости я давно не слышала.

Давид поднимает руку, шум стихает и звучит какая-то новогодняя песня из советского мультфильма – ее играет милая девушка на синтезаторе. Новом, и очень дорогом на вид. Не удивлюсь, если и его тоже оплатил Давид.

Смотрю на старого приятеля и вижу его совсем по-новому.

В голове сама собой всплывает фраза Бори: «Дава постоянно молчит, потому что не хочет выглядеть глупым. Он боится показать всем свою внутреннюю пустоту». Какая чушь! Этот человек не пустой - в нем спрятана целая вселенная, только увидеть ее дано не каждому. А еще, в отличие от моего бывшего мужа, и многих, многих других мужчин, Давид растрачивает силы не на слова, а на дела.

Стою у колонны, стараясь не мешать празднику и наблюдаю. Голые, только выкрашенные стены, дешевый линолеум, скромная, застиранная одежда детей - все это говорит о жизни, которую я не знала и не понимала. Но именно здесь, в этих стенах сейчас происходит что-то настоящее.

Вот Давид подходит к самому маленькому мальчишке и легко подкидывает его в воздух. Тот визжит от восторга, обнимает Даву за шею, прижимаясь розовой щечкой к его бороде. Не из ваты, а самой настоящей. Потом они все вместе водят хоровод - Давид ловко притоптывает в валенках по кругу, а детвора счастливо визжит, когда он выходит в центр.

Вдруг ко мне подлетает девочка лет семи и молча берет меня за руку. Ее ладонь маленькая, но очень теплая.

- Пошли, тетя, с нами танцевать будешь!

Кружусь с детьми в хоровоже и не свожу с Давида восхищенных глаз. Вот он садится на корточки рядом с девочкой в инвалидной коляске. Что-то шепчет ей на ухо, и та сначала стеснительно опускает глаза, а потом вдруг улыбается - такой светлой, открытой улыбкой, что у меня комок встает в горле.

Смотрю за тем, как он аккуратно принимает детские письма, складывает их в уже пустой мешок, как внимательно выслушивает каждого. Смотрю и чувствую, как мои утренние переживания, проблемы с бывшим мужем, сложные отношения с дочкой, усталость и обида, как все это вдруг лопается подобно мыльному пузырю. Все, что было там, за этим высоким забором кажется таким мелким и незначительным. Потому что все важное спрятано здесь, в мешке моего волшебника!

- Аниса, поможешь?

Голос Давида возвращает меня в реальность. Он по прежнему стоит в центре зала, но на этот раз держит не мешок, а книгу.

- Тут сказку прочитать просят, а без тебя никак.

Не дожидаясь моего ответа, он поворачивается к детям:

- Так, товарищи дети! Снегурочка у меня взяла отпуск, и ее замещает старшая сестра - Аниса Снежная. Годится?

Разноголосый хор дружно выдыхает: "Го-ди-тся!"

Давид смотрит на меня через зал. Не улыбается, но больше и не злится, просто ждет, что я сделаю дальше. И я решаюсь. Отрываюсь от стены и иду к нему - навстречу этому незнакомому, но такому настоящему чуду.

Мне в руки ложатся новогодние сказки современной российской писательницы. Яркие иллюстрации и простые истории в которых обязательно случаются чудеса: белочка успевает сшить шубку на карнавал, к ежику после пожара приходят на помощь друзья и вместе они строят ему новый дом, а зайка, наконец, находит маму.

На последней сказке чувствую, как собственный голос дрожит. Нельзя писать так трогательно. И нельзя читать такое детям, у которых этой самой мамы нет! Или можно? Или такие вот истории, такие праздники и Дед Мороз как самый главный символ чуда дарит не только конфеты из мешка, а что-то куда более ценное – надежду?

Давид, слыша волнение в моем голосе, осторожно сжимает мою руку и, кивнув, принимается читать за меня, давая тем самым возможность немного успокоиться.

Я дышу. Перевожу взгляд на полные счастья лица детей и понимаю, что все мы делаем правильно. Что без надежды и без вот таких сказок было бы очень трудно жить. И маленьким и взрослым.

В конце, когда от эмоций и чувств меня просто не держат ноги, мы прощаемся с ребятами, и после еще одной песни нас провожают на выход.

Та самая женщина марсианка с огненно- красной морковкой на голове. Она снова уводит Даву вперед и идет с ним, пока я плетусь сзади. Идеальный ракурс, чтобы следить за тем, как директор детского дома лужей растекается перед директором дома издательского. Вот кто бы точно не отказался стать Снегурочкой для такого Деда Мороза. Она и за локоть его возьмет. И рассмеется, жеманно прикрыв рот ладонью. И декольте поправит. А уж как марсианка на него смотрит – ни одной земной женщине такое и не снилось.

И что-то нехорошее, что-то знакомое, но не правильное поднимается изнутри. Старое забытое чувство, которым хорошо маяться в двадцать, терпимо в тридцать пять и совсем нелепо в мои пятьдесят. Смотрю за тем, как Давид вежливо придерживает нам дверь, и закипаю от ревности.

Даже крепкий декабрьский мороз не остужает меня.

Даже то, что сам Давид ни разу не дал повода марсианке думать, что он тоже не прочь слетать на ее родную планету. Все его поведение – дань вежливости и только. А все равно печет и давит где-то под ребрами.

Может просто марсианка ему не зашла?

Может Ника Зельбер больше пришлась бы по сердцу?

Как и моему бывшему мужу. Как и другим мужчинам, которые не просто таращатся на меня, стоит только переодеться и выйти куда-нибудь на ужин, для поддержания легенды. Нет, они же пишут мне на почту! Они предлагают встретиться! Они умоляют просто разрешить ухаживать за собой!

- Аниса, спасибо, что согласилась почитать, - раздается чуть хрипловатый тихий голос.

- Ерунда, хорошо, что сказки, а не Нику Зельбер, - вырывается против воли.

Давид хмурится.

- А это тут при чем?

Он либо действительно не понимает, либо просто куда более хороший актер, чем Боря.

- Да ни при чем. Просто раздражает такая поверхностная особа, как эта писательница женской порнушки.

Давид поправляет меня, указывая, что не порнушки, а эротики. И такой жанр тоже очень нужен в литературе, особенно когда это написано так чувственно и толково. Грамотным русским языком!

О, еще один языковед нашелся.

- Ты что, читал? – ахаю возмущенно.

- Я издатель. – спокойно разъясняет Давид. - Я должен понимать, какие тренды зайдут на рынок, а Ника это даже не тренд, это… бренд. Конечно, я читал ее текст, очень здорово написано и совершенно не поверхностно. Кажется, что эта Зельбер умная женщина.

- Да вы же о ней ничего не знаете, - выпаливаю, поражаясь тому, как низко у мужчин находится мозг. Где-то в паховой области, не иначе. Умная? Нет, ну в смысле Ника конечно умная, но она ведь нигде этого не показала. На всех фото - томный взгляд из под ресниц и губы уточкой. Это там где лицо видно, а в основном же меня снимают так, что только контуры да тени. Где там ум разглядеть? В декольте? Тогда да. Целых два ума, я бы сказала - умища!

Давид смотрит на меня и цокает языком:

- Я читал ее интервью, довольно толковое, не смотря на глупые вопросы журналиста. Видно, что человек умеет произвести впечатление на окружающих.

Вспоминаю, в каком бреду писала ответы на вопросы и правда не очень умного журналиста, надеясь поскорее закончить и лечь спать. Последнее, о чем я тогда думала – как произвести на окружающих впечатление.

Вспоминаю и ужасно злюсь! На то, как спокойно, даже непрошибаемо Давид об этой Нике говорит, будто знает ее сто лет!

Но ведь нет, не знает! И меня, судя по всему – тоже не знает!

Не выдерживаю и разрываюсь тирадой:

- Знаешь, порой даже удивляет, до чего вы все по одной инструкции собраны, Дав.

- Поясни, - он даже бровью не ведет в ответ на мой выпад. И это непоколебимость злит еще больше его интереса к Зельбер.

- Поясняю. Перед вами попу обтяни, губы поярче нарисуй, и вы дышать забудете. Эта Ника простушка. И книга ее тоже простая. Линейный сюжет с двумя действующими персонажами, у которых конфликт так и не поднялся в вертикальную поверхность, потому что они все время проводят лежа! Диалоги – да она их пишет за пять минут! Редактуры ноль! Вся ее работа - чистый примитив! А весь образ так и кричит: посмотрите на меня, обратите на меня внимания, вот она я какая! И за такими как Ника совсем не видно обычных, простых женщин! Ну неужели ты этого не понимаешь?

Давид смотрит на меня, слегка наклонив голову вниз, и прищурившись. Долго смотрит, и кажется, что я слышу, как крутятся у него в мозгу шестеренки, что-то складывая:

- Никогда не видел тебя такой. Знаешь, мне даже интересно познакомиться с человеком, который вызывает в тебе такие сильные эмоции. Так что я ей напишу, предложу деловую встречу.

Он берет телефон, снимает блокировку и прямо сейчас, не отъехав от детского дома даже на метр, принимается что-то писать.

Я сижу потрясенная.

Во-первых, я сама от себя не ожидала такой реакции. Зачем так орать, зачем так подставляться? То, что вначале казалось призрачной тенью ревности, сейчас нависает надо мной как Годзилла над небоскребом и пугает своим объемом.

Во-вторых, неужели Давид и правда напишет Нике?

И если да, то, что с этим делать?

Он что-то сосредоточенно набирает в телефоне, а я сижу не шелохнусь, боюсь спугнуть.

Вдруг он просто по работе? Или… ну не знаю, заказал удочки на маркетплейсе, а те пришли с браком, вот и решил человек отзыв накатать. Да, прямо сейчас. Это все равно лучше его угроз свяазаться с Никой!

Я еще надеюсь, что сейчас он закончит, и мы просто вернемся домой, забыв об этом глупом разговоре, как вдруг у меня пиликает телефон, сообщая о новом письме на мэйле.

Я холодею. По спине бегут мурашки, потому что мобильная почта подвязана именно на адрес Зельбер, и если в ящике что-то и лежит, то это точно от Давида.

Он же совершенно спокоен. Откладывает свой мобильник на подставку, поворачивает ключ зажигания, и произносит, глядя на меня из под очков:

- Тебе сообщение пришло, почему не читаешь?