Рейдеры Нила

IX

После того, как я собрал все причитающиеся мне долги и принял удивительно щедрую ссуду от Беринуса и Кеттела, на следующий день мы с Джетом отправились к южным воротам Александрии.

На севере Александрия обращена к морю, но на юге она повернута к большому водоему, называемому озером Мареотис или Мареотидой. Канал соединяет это озеро с далеким Нилом, что позволяет речным баржам добраться прямо до столицы, не выходя в море. Большая часть зерна, выращиваемого в пойме Нила, поступает к южным пристаням Александрии через канал и озеро Мареотис.

Путешественники также пользуются каналом, что может быть быстрее и дешевле, чем поездка на верблюде или лошади, тем более что дороги в Египте, как известно, плохие. Конечно, баржи могут быть переполнены - настолько переполнены, что иногда они переворачиваются. Я поймал себя на том, что размышляю об этом, когда нас с Джетом, наряду со многими другими, проводили с пирса на озере Мареотис на длинное узкое судно, управляемое не гребцами, а четырьмя мужчинами с длинными шестами, двое из которых стояли на носу, а двое на корме. Несколько мест для сидения было предоставлены самым старым и немощным среди нас, а остальным пришлось стоять.

Когда баржа больше не могла вместить пассажиров, лодочники подняли шесты и оттолкнулись от ила на дне озера. Судно отошло от причала, раскачиваясь из стороны в сторону так резко, что Джет схватился за мою ногу, чтобы не упасть, а несколько наших попутчиков произнесли то, что я принял за молитвы, некоторые на греческом, но большинство на языке коренных египтян.

Я оглянулся на переполненные верфи и доки города, затем медленно повернулся, рассматривая разноцветные паруса рыбацких судов, усеявших озеро. Высокие пальмы окружали береговую линию. Мы неуклонно направлялись к просвету между деревьями на востоке; это было устье канала, отмеченное декоративными пилонами по обе стороны. Канал оказался шире, чем я ожидал. Пока я смотрел, рядом с нами прошли две баржи, двигаясь в противоположных направлениях: одна входила в канал, а другая выходила. Когда эта вторая баржа, направлявшаяся к пирсу, проходила мимо нас, я увидел, что ее палуба была такой же переполненной, как и наша, а пассажиры выглядели еще более несчастными. Некоторые из них, вероятно, простояли так всю дорогу от Канопуса.

Канопус! Какие только истории я не слышал об этом месте. Как будто возможностей для развлечений в Александрии было недостаточно, богачи города (и те, кто мог собрать достаточно денег, чтобы почувствовать себя богатыми, хотя бы на день) регулярно стекались в город Канопус, расположенный всего в дне пути отсюда, где можно было удовлетворить любую их прихоть. Богатые блюда и изысканные вина, магазины, предлагающие изысканные товары, места для азартных игр, развлечения, устраиваемые экзотическими танцорами и акробатами, и все мыслимые удовольствия плоти - все это можно было получить в Канопусе за определенную цену. Город стал примером не только развлечений и разврата, но и осмотрительности. Отсюда пошла поговорка: то, что происходит в Канопусе, в нем и остается.

За все месяцы моего пребывания в Александрии я ни разу не отважился побывать в Канопусе, не видя в этом смысла; чтобы наслаждаться Канопусом, человеку нужны были деньги, а у меня их всегда не хватало. Теперь у меня наконец-то появилась причина отправиться в путешествие, но с таким же успехом я мог бы отправиться в какую-нибудь сонную деревушку у черта на куличках, при всем том я смог бы насладиться видами и звуками. Верно, мой кошелек не был пуст; на самом деле, он был толще, чем когда-либо за последнее время, благодаря займу у двух евнухов. Но я намеревался сберечь все имеющиеся у меня монеты, расставшись с ними только в случае крайней необходимости. Кто может сказать, какие расходы я могу понести в своем путешествии или сколько мне, возможно, придется заплатить, чтобы выкупить Бетесду у похитителей?

Как только мы вошли в канал, мулов на дороге вдоль берега впрягли в лодку и заставили вместе с нами тащить вперед. Лодочники продолжали использовать свои шесты, чтобы избегнуть столкновений с берегами и встречными лодками. Какое-то время мне было интересно наблюдать за их работой и разглядывать проплывающие мимо баржи. Но работа лодочников была однообразной, как и сами лодки; снова и снова мы проезжали мимо зеркального отражения нашего собственного судна, загруженного невзрачными пассажирами или обычными грузами - связанными пучками папируса, циновками из плетеного тростника или штабелями коричневых амфор, набитыми, вероятно, финиками или сушеным инжиром.

Иногда мимо проплывала богато украшенная прогулочная баржа. Элегантно одетые пассажиры сидели в креслах с тентами, создающими затенения, а рабы навевали искусственный ветерок, обмахиваясь веерами из павлиньих перьев. Мужчины и женщины на этих судах выглядели либо скучающими, либо сонными и не обращали никакого внимания на нашу баржу, когда мы проходили мимо них. Следуя за ними, вдыхая теплый воздух, создаваемый веерами из павлиньих перьев, я уловил запахи различных ароматов - жасмина и нарда, мирры и ладана. Эти ленивые, надушенные египтяне были богатыми вельможами Александрии, возвращавшимися в город после того, как провели несколько дней и ночей, пресытившись удовольствиями Канопуса.

Тем временем мы с Джетом стояли под ярким солнечным светом. Я забыл взять шляпу, но в какой-то момент на берегу канала появился торговец, шедший рядом с мулами. Любому пассажиру, бросившему ему монетку, он бросал широкополую шляпу, сделанную из плетеного тростника. Я воспользовался его предложением. Когда Джет пожаловался, что у него тоже нет шляпы, я посоветовал ему встать в моей тени.

Шляпа прикрывала мои глаза и давала некоторое облегчение от безжалостного солнца, но запах навоза мулов с берега был неотвратим, как и запах моих попутчиков. После пары часов, проведенных под палящим солнцем, мы все могли бы немного подышать тем ароматом, которым веяло с прогулочных барж. Мухи и мошки донимали мои веки и щекотали губы; как только я смахивал одну, появлялась другая, чтобы возобновить мои мучения.

Я думал, что баржа сделает остановку, чтобы пассажиры могли перекусить, но этого не произошло. Вместо этого продавцы с берега предлагали еду, точно так же, как до этого предлагались шляпы; вовремя пойманный улов окупался, если только у кого-нибудь не было возражений против еды, упавшей на палубу. Таким образом я купил пару лепешек с начинкой из козьего сыра. После того, как я их проглотил, Джет пожаловался, что он тоже голоден. Я купил еще одну лепешку и неохотно смотрел, как он съедает ее целиком. Я все еще не был уверен, что его услуги окупятся необходимостью брать его с собой.

Также не делали остановок, чтобы пассажиры смогли справить свою нужду. Эту необходимость можно было удовлетворить за небольшой ширмой в задней части баржи, используя отверстие в палубе. Когда я поворчал по поводу неудобства такого устройства, один из попутчиков сказал мне, что здесь еще все нормально по сравнению с последней баржей, на которой он плыл, где не было такой дыры; мужчинам и женщинам одинаково приходилось справлять свои нужды за борт, крепко держась за перила, одновременно подтягивая свою одежду и надеясь не упасть.

Путешествие казалось бесконечным, но наконец, когда день начал клониться к закату, открылся вид на небольшую гавань Канопуса, расположенную на северном берегу канала.

Как только мы сошли на берег, вокруг нас столпилась группа ребят, каждый из которых превозносил достоинства определенной таверны или игорного притона и настаивал, чтобы мы последовали за ним. Хотя я сказал им, что у меня нет денег, чтобы тратить их, мальчишки были настойчивы, как комары и мошки, которые мучили меня на барже. Наконец-то я избавился от них с помощью Джета. Хотя он был лишь немного старше и крупнее большинства мальчишек, но, казалось, точно знал, что им сказать или какую угрозу произнести, чтобы разубедить их. Наконец они разошлись и перешли к нападкам на какого-то другого бедного пассажира. Я решил, что Джет, в конце концов, сможет окупить то, чтобы потратить на него немного денег.

Хотя я весь день только и делал, что стоял, я чувствовал себя измотанным и был готов найти жилье на ночь, чем дешевле, тем лучше. Самое дешевое жилье, как сказал мне Тафхапи, будет находиться далеко от центра города, на дороге, ведущей к самому западному рукаву Нила. Чтобы добраться туда, нам придется пройти пешком через самое сердце Канопуса, с его многолюдными улицами, битком набитыми лавками и увеселительными заведениями.

Я отправился в путь, чувствуя себя немного опьяненным простотой этого места. Красивые танцующие девушки манили меня из дверных проемов. В других дверных проемах мужчины, на которых было больше украшений, чем полагалось, громко стучали игральными костями, зажатыми в кулаках и обещали, что внутри нас ждет богатство. Я миновал парфюмерные лавки и поставщиков изысканной бронзовой посуды, пекарни и виноторговцев, продавцов изысканной мебели и плюшевых тканей и даже небольшой и очень дорогой на вид рынок рабов, где глашатай объявил, что на час или день здесь можно арендовать любого раба, от обычного работяги до высококвалифицированного писца, — на случай, если вы оставили своего дома в Александрии и не можете без него обойтись. Антикварные лавки продавали амулеты от сглаза, а также сувенирные изображения Великой пирамиды и маяка Фароса.

Просто проехать через Канопус оказалось непростой задачей. Вместо того, чтобы тянуться прямо, переполненные улицы петляли и сворачивали как попало, напоминая лабиринт. Снова и снова мы проходили мимо одной и той же антикварной лавки, мимо тех же танцующих девушек в дверях, мимо того же невольничьего рынка. Было зажжено так много ламп, что сумерки, казалось, тянулись бесконечно, предвосхищая приход ночи. Отсюда пошла и поговорка: Канопус никогда не спит. По мере того, как в животе у меня урчало, усталость нарастала, а ноги уставали, это бесконечное движение по кругу приобретало характер ночного кошмара. Казалось, я оказался в ловушке в месте, где все, что только можно вообразить, было выставлено на продажу, но у меня не было денег, чтобы их тратить и я мечтал только о кровати, где мог бы выспаться.

Наконец, я зашел в тупик, не зная, идти вперед или назад, поскольку оба направления вели в одно и то же место. За дело взялся Джет.

— Дай мне три медные монеты, - сказал он.

— Что?

— Ты хочешь выбраться из этого места или нет? Дай мне три монеты.

После небольшого колебания я так и сделал, и Джет растворился в бурлящей толпе.

Его не было долгое время. Я начал думать, что он бросил меня, но как далеко он мог зайти с тремя медными монетами? Наконец, он вернулся, и с ним был один из мальчишек, которые приставали к нам на пристани.

— Кто это? - Спросил я.

— Самый честный из всех тех приставал, насколько я могу судить.

— И для чего он нам?

— Он выведет нас отсюда!

Вновь прибывший упер руки в бока и посмотрел на меня снизу-вверх. У меня было неприятное чувство, что не по годам развитые и своенравные мальчишки превосходят меня числом, но я кивнул и сделал жест, чтобы он показывал дорогу.

Сразу за антикварной лавкой мальчик свернул за поворот, который я неоднократно пропускал. То, что я принял за утопленный дверной проем, на самом деле было узким проходом между двумя зданиями. По мере того, как дорога петляла и поворачивала, мы оставляли уличное сияние ламп позади. Внезапная темнота заставила меня забеспокоиться, но я испытал облегчение, оказавшись вдали от толпы и бесконечной, сводящей с ума круговерти Канопуса.

Дорога становилась шире. По обе стороны высокие здания уступали место более низким. Пространство между зданиями расширялось. Мы миновали сараи и загоны для коз. В неясном лунном свете я увидел черты того, что могло быть окраиной тихой маленькой деревушки в любой точке Египта.

Мы прошли по дороге, которая вела на восток, к Нилу. Деревня закончилась. Открытая местность вокруг нас была песчаной и сухой, мирной и безмятежной, лишь кое-где росли пальмы. Затем мы вышли на участок дороги с большими поместьями по обе стороны, большинство из которых было окружено высокими стенами, откуда слышались слабые звуки разговоров и смеха, а иногда и плеск воды. Должно быть, это были загородные поместья, где знать Александрии укрывалась от суматохи Канопуса. Поместья становились все дальше и дальше друг от друга, и наконец мы, казалось, вообще покинули признаки цивилизации.

Я был измотан, едва мог держать глаза открытыми, но Джет выглядел совершенно бодрым, как и наш проводник.

— Все это очень мило, - сказал я. — Но я не совсем понимаю, зачем ты привел нас сюда. Если только я не собираюсь спать на земле. Или...

«Если только ты не собираешься передать нас бандитам, которые заберут мой кошелек, перережут нам глотки и оставят наши тела стервятникам, — подумал я. — Вот тебе и способности Джета разбираться в людях!»

— Она прямо впереди, - сказал мальчик.

— Что?

— Гостиница.

— Я не вижу никакой гостиницы. — Я прищурился в темноту перед нами.

— Это как раз там, наверху, где вы видите те пальмы.

Очертания пальм я едва мог различить, но я не видел ни огней, никаких признаков какого-либо строения.

— Ты уверен?

— Гостиница, которая находится дальше всего от города - это то, что, как сказал мне ваш мальчик, вам нужно.

— Мне нужна самая дешевая гостиница … ближе к делу.

— О? Понятно. — В голосе мальчика звучало легкое огорчение. Он повернулся к Джету — Но ты сказал...

— Неважно, что я сказал. Ты же местный проводник!

— А ты заказчик, маленький обманщик!

— Прекратите препираться, - сказал я. — Итак, мальчик, если бы я сказал тебе, что хотел бы снять жилье как можно дешевле ...

— Я понимаю. Ну, это была бы гостиница «Красный закат», в городе, со стороны Александрии ...

— Нет, нет, нет. Пройдя весь этот путь пешком, я не собираюсь снова возвращаться назад в город. Что это за место впереди? Что это за заведение?

— О, я уверен, там вам понравится!

— Это не ответ на мой вопрос.

— Ну, … это не самая дешевая гостиница за пределами Канопуса, это точно. Но она на самой дальней восточной стороне, ведь вы направляетесь к Нилу, не так ли? Когда вы проснетесь утром, река будет практически прямо за вашей дверью! Следуйте за мной. Пойдемте и взгляните сами!

Я неохотно поплелся за ним.

Пальмы стали крупнее. Их было так много и под ними громоздилось столько листвы, что я принял это место за небольшой оазис. Наконец, я заметил две точки света, которые оказались лампами, установленными по обе стороны от двери гостиницы, как раз там, где и сказал мальчик.

— Вот она, - сказал наш проводник.

В здании, казалось, не было окон. Над нашими головами листья пальмы шелестели на слабом вечернем ветерке: — Я не уверен, что мне нравится внешний вид этого места. Как она называется?

— Гостиница «Голодный крокодил».

Я нахмурился: — Мне не нравится название. Но я полагаю, что, проделав весь этот путь ...

Когда мы подошли к двери, я потянулся к дверному молотку, затем, вздрогнув, отдернул руку. Бронзовый молоток оказался головой крокодила, хотя и небольшой, с мордой, направленной вниз, настолько реалистичной, что казалось, что ее форма была отлита с настоящего крокодила. Он состоял из двух частей, соединенных шарниром, причем нижняя часть в виде челюсти крепилась к двери, а верхняя служила молотком. Ноздри являлись опорой для пальцев. Когда я поднял дверной молоток, в свете лампы блеснули ряды острых бронзовых зубцов.

Я ударил дверным молотком. Шум эхом отозвался в тишине. Ответа не последовало. Я снова поднял молоток, но прежде чем успел его опустить, изнутри послышался звук отодвигаемого засова.

Дверь открылась, и я оказался лицом к лицу с самым странным смертным, которого я когда-либо видел.