XXII





— Где ты был? — спросил Джет, когда я вернулся в нашу хижину. Буря немного утихла, но мир все еще был темен. — Тебя не было полночи.



— Неважно. — Я упал на свою кровать, совершенно измученный и сразу же заснул.



— Проснись! — сказал Джет.



Мне показалось, что прошло всего мгновение, но теперь яркий солнечный свет проникал в занавешенный дверной проем.



— Просыпайся, — повторил Джет, самым раздражающим образом тыкая в разные места указательным пальцем. — Менхеп сказал, что ты должен немедленно к нему прийти.



Моя голова была настолько затуманена сном, что на мгновение я подумал, не были ли события предыдущей ночи продолжением этого сна.



Я сел. Нет, это был не сон. Ни один сон не мог быть таким странным, таким совершенным, таким сказочным.



— Чему ты улыбаешься? - спросил Джет. — И куда ты исчез прошлой ночью?



— Это не твое дело. — Я протянул руку и взъерошил его волосы.



Он отстранился и нахмурился: — У тебя очень странное настроение.



— У меня? Это от того, что я голоден. Было бы не плохо найти поблизости какую-нибудь еду.



— Тогда, поторопись. Остальные уже поели. Сейчас все заняты приготовлением.



— Приготовлением к чему?



— Откуда мне знать? Поэтому Менхеп и сказал, что ты должен прийти, и как можно скорее.



Я протер глаза и встал. Мои руки и плечи затекли от гребли накануне, а спина затекла от некоторых других нагрузок, но никакой физический дискомфорт не мог испортить мне настроение. Я оделся и вышел вслед за Джетом на яркое солнце. Прохладный, влажный мир вокруг нас, казалось, был начисто промыт дождем. Капли воды, прилипшие к кончикам ближайшего растения папируса, превратились в мерцающие полумесяцы под косым солнечным светом. От земли поднимался пар, и над лагуной висела завеса тумана.



— Вот ты где! — появившийся Менхеп хлопнул меня по спине. Он был в приподнятом настроении. — Вот, я оставил тебе немного лепешки. Ешь! Мы, конечно, возьмем с собой немного еды, но не будем прерываться на обед, пока...



— Кто такие «мы» и куда мы направляемся?



— Ах, ты еще не проснулся и не слышал объявление Артемона. Как ты знаешь, Метродора вчера предсказала надвигающуюся бурю ...



— А разве не все мы ее предвидели? — пробормотал я себе под нос.




— ... и прошлой ночью, среди всего этого грома и молний, к ней пришло видение. Это то, на что мы надеялись. Крушение должно ждать нас, когда мы доберемся туда.



— Что за крушение? И где?



Он покачал головой и рассмеялся; — Хорошо, что сегодня тебе не придется много думать, а просто много грести. Не волнуйся, ты будешь в моей лодке. Я позабочусь о тебе.



Некоторые из мужчин уже сидели в длинных, стройных лодках, привязанных к пирсу. Остальные вытаскивали спрятанные лодки из листвы на берегу лагуны.



— Все уходят?



— Почти все. Артемон, конечно, оставит часовых, но эти люди тоже получат долю добычи.



— Это вылазка? - спросил Джет. — Много будет кровопролития? Нужно ли мне брать с собой оружие?



Менхеп улыбнулся: — Боюсь, ты не пройдешь с нами, мальчик. Это работа для мужчин.



Джет скрестил руки на груди и выпятил подбородок: — Но я ...




— Тихо, Джет! — я нахмурился. — Он будет здесь в безопасности, один?



— Не волнуйся. — Артемон предупредил всех, чтобы оставили мальчика в покое. А уж его никто не ослушается. Теперь быстрее ешь эту лепешку и пойдем. Не забудь взять с собой шляпу и нож. И шарф.



— Шарф?



— Чтобы прикрыть лицо, вот так. — Он продемонстрировал, натянув ткань, свободно висевшую на шее, до носа. — Чтобы никто тебя не узнал. Это для их же блага. В противном случае тебе придется их убить. Он потянул шарф вниз.



— Не думаю, что у меня он есть.



— Неважно, у меня есть запасной, который я могу дать тебе. А теперь пойдем.



Через несколько мгновений я присоединился к двадцати другим мужчинам в одной из лодок, стоявших в лагуне, усевшись сзади рядом с Менхепом, от которого все сидящие получали приказы. Некоторые должны были грести, пока другие отдыхали, и на данный момент я был среди последних. Лодка Артемона шла впереди, и посудины одно за другим исчезли в тумане, оставив «Гнездо кукушки» далеко позади. Я повернул голову и увидел Джета, стоящего в конце пирса с несчастным видом, а затем и его поглотил туман.



— Как кто-нибудь может разглядеть, куда мы направляемся в таком тумане? — спросил я Менхепа.



— Не волнуйтесь, в каждой лодке есть люди, которые знают дорогу. Мы могли бы пройти этим маршрутом в темноте, и иногда нам это удается. Туман на самом деле нам помогает. Он скрывает нас от всех на берегу. Но, говори потише.



— Мы далеко едем?



— Мы проведем в пути большую часть дня. Наслаждайся отдыхом, пока можешь. Совсем скоро придет твоя очередь грести.



— У меня и так уже все затекло после вчерашней гребли.



— Тогда тебе повезло! Лучший способ расслабиться - это побольше грести.



Мы направились вниз по реке. Лодки почти бесшумно скользили по воде. Тихий плеск лягушек на берегу производил больше шума, чем мы. Туман был таким густым, что я едва мог разглядеть лодку впереди нас или ту, которая плыла сзади. Иногда инструкции передавались с передней части вереницы судов назад, при этом человек, с каждой лодки, тихо передавал сообщение лодке позади.



Мне в голову пришла мысль. — Менхеп, а тебя не хватятся в торговой лавке?



Он покачал головой: — Мы вместе с братом управляем заведением. Сейчас его очередь.



— Он тоже член банды?



Менхеп кивнул: — К счастью для меня, сегодня я отправляюсь в вылазку, а он остается в роли лавочника. Ему придется делать глупый вид и держать рот на замке, пока все будут болтать об ужасной судьбе этого старого идиота из Саиса и его людей.



Туман постепенно рассеивался. Лучи утреннего солнца по мере восхода становились все теплее, но проплывающие облака создавали тень. Временами мы проезжали по таким узким протокам, что я мог дотронуться до листвы с обеих сторон. В другой раз мы пересекали открытое водное пространство, похожее на море, находясь так далеко от суши, что далекие берега казались просто невзрачными пятнами на горизонте.



Мы проплывали мимо стай ибисов и фламинго, небольших стад гиппопотамов, танцующих стрекоз и дремлющих крокодилов. Когда мы не были заняты греблей, Менхеп был рад поболтать.



— Я думаю о том, что ты сказал сегодня утром об Артемоне, - сказал я.



— Да?



— «Никто не может ослушаться Артемона!». Почему? Почему люди так боятся и уважают его? Ведь он такой...



— Молодой?



— Да. Даже моложе меня.



— Александр тоже был молодым, не так ли, когда повел своих людей в Индию и обратно?



— Ты сравниваешь Артемона с Александром Македонским? — я постарался, чтобы это не прозвучало саркастично.



— У некоторых мужчин есть определенные качества. Они рождены, чтобы вести за собой. Другие мужчины видят это и реагируют должным образом. Возраст тут не имеет значения.



— Но Александр родился принцем и вырос, чтобы стать царем.



— Ты думаешь, только особы царских кровей могут стать лидерами? Я думал, вы, римляне, давным-давно избавились от своих царей. Разве вы не голосуете за мужчин, которые поведут вас? Наши бандиты, тоже. Менхеп промычал и кивнул. — Но, может быть, ты прав. Может быть, это самое все и объясняет ...



— Объясняет, что?


— Никто на самом деле не знает, откуда взялся Артемон. Конечно, то же самое можно сказать о многих из нас, но в случае с Артемоном...



— Что? Продолжай …



Он пожал плечами: — Как я уже сказал, никто из нас на самом деле не знает правды. За исключением, возможно, Метродоры...



— О чем ты говоришь?



— Они называют его Кукушонок. Для этого должна быть причина.



— Ты говоришь загадками, Менхеп.



— Что делает кукушка? Она откладывает яйцо в гнездо другой птицы, так что, когда из яйца вылупляется птенец, ничего не подозревающую птицу-мать обманывают, заставляя растить птенца как своего собственного.



— Ты хочешь сказать, что Артемон был незаконнорожденным? Разве не это обычно имеют в виду, когда мужчину называют «Кукушонком»?



— Иногда. Когда кажется, что ребенок не вписывается в семью, люди думают, что его отцом был кто-то другой. Но «Кукушонок» может означать, и кое-что еще. Иудеи рассказывают старую историю об одном из своих вождей здесь, в Египте, в давние времена фараонов. Его звали Моисей.



— Я слышал о нем, — сказал я и чуть не добавив «от Бетесды». Ее иудейская мать рассказывала ей много историй о древних иудеях, точно так же, как мой отец рассказывал мне истории о старом Риме.




— Тогда ты знаешь, что Моисея родилау мать-иудейка, которая бросила его плыть по течению Нила, когда фараон приказал убить всех новорожденных младенцев-иудеев. Но дочь фараона нашла этого ребенка и вырастила его как своего собственного. Моисей был ребенком кукушки - рабом, воспитанным при дворе, чтобы затем стать принцем.



— Значит, теперь ты сравниваешь Артемона с Моисеем?



— За исключением того, что история Артемона была бы противоположной. Принца, выросшего среди нищих.



— Ты хочешь сказать, что в жилах Артемона течет царская кровь?



— Многие мужчины так думают.



— Тогда как, во имя Аида, он здесь оказался?



— Разве все мы не пришли сюда странными путями - даже ты, Пекуний?




Я задумался над этим: — Какой царской крови? Ты хочешь сказать, что Артемон происходит из семьи царя Птолемея?



— Или его ближайших родственников. Тебе известна ситуация в Кирене?



Я вспомнил пантомиму в исполнении Мельмака и его труппы, в которой толстый торговец, изображавший царя Птолемея, вытаскивал из своей задницы один драгоценный предмет за другим, и все киренейского производства. Целью было напомнить людям, что во время правления царя Птолемея Египет уступил римлянам город Кирену благодаря завещанию, оставленному покойным регентом.



— Я знаю, что Киреной раньше управлял Апион, который был незаконнорожденным братом царя, а когда Апион умер, он завещал всю Киренаику Риму.



— И зачем он это сделал?



— Потому что он был должен много денег римским банкирам и оказывал множество услуг римским сенаторам. В последние годы римские политики превратили подобные бескровные завоевания в искусство, побуждая иностранных правителей передавать свои территории римскому народу.



— Несмотря на это, большинство мужчин отдают предпочтение своим детям в своих завещаниях.



— Но Апион умер бездетным.



— Ты так считаешь, но так ли это?



— О чем ты говоришь, Менхеп?



— Сам Апион был незаконнорожденным, зачатым отцом царя Птолемея от одной из его наложниц. Долгое время Апиона не признавали в доме Птолемеев, но всеми правдами и неправдами он прибрал к рукам Киренаику и правил ею, как своей собственностью. Затем, на смертном одре, он отдал ее, чтобы никакой другой Птолемей не мог ею править.




— Между членами вашей царской семьи нет утраченной когда-то любви, - сказал я. — Мать и сыновья, братья и незаконнорожденные дети - все вцепляются друг другу в глотки.



— И они еще говорят, что мы, бандиты, дикари! — Менхеп рассмеялся. — Но что, если незаконнорожденный Апион произвел на свет собственного незаконнорожденного - и отказался признать его? — А что, если этот сын кровей Птолемея был воспитан как простолюдин? Мы могли бы сказать, что такой сын был птенцом кукушки дважды, в обоих значениях этой фразы - незаконнорожденным, да, но также, подобно Моисею, человеком, рожденным с одним статусом, но воспитанным людьми другого.



— И этим птенцом кукушки является Артемон?



— Если бы это было так, по праву рождения Артемон принадлежал бы Киренаике - и, возможно, даже больше, чем Киренаике, гораздо больше, учитывая хаос, который назревает в Александрии.



Я покачал головой: — Все это довольно фантастично, Менхеп.



— Если царь Птолемей будет вынужден бежать из Александрии, возможно, даже у внебрачного племянника царя появится шанс взойти на трон.




— Нет, если только за ним не стоит армия! Я думаю, жаркое египетское солнце сделало тебя помешанным, мой друг. Артемон в роли внебрачного сына Апиона - откуда у тебя такая идея? От самого Артемона?




— Нет. Артемон никогда не говорил о своем происхождении. Мы знаем, что он, должно быть, египтянин, потому что он прекрасно говорит на нашем языке, и мы знаем, что он провел некоторое время в Сирии, прежде чем прибыл в Дельту. Но он никогда не говорит о своей семье.



— Кто тогда сказал, что он незаконнорожденный потомок Птолемеев? Как появились такие слухи?



Менхеп понизил голос: — Некоторые говорят, что у Метродоры было видение, и она увидела правду об Артемоне. Она никогда не раскрывала это напрямую, но из высказываний здесь и там некоторые из нас составили эту историю.



— Эти «высказывания» Метродоры … они всегда верны?



— Если ты понимаешь, как их толковать.



— В этом то и проблема прорицателей и оракулов, не так ли? Неправильно истолкуешь одно-единственное слово, и ты, скорее всего, получишь полную противоположность тому, на что надеялся.



Снова настала наша очередь грести, и это положило конец нашему разговору.



Менхеп был прав в одном: чем больше я греб, тем больше спадала моя скованность в плечах и руках. Было что-то волнующее в том, чтобы слажено грести на воде, в компании других мужчин, когда все мы прикладывали усилия для достижения общей цели. Мало-помалу я начал чувствовать себя частью бандитской группы.



Обрывки разговора, которые я уловил от других, были менее серьезными, чем моя перепалка с Менхепом. Они состояли из грубых комментариев, добродушных подколок и нескольких самых грязных шуток, которые я когда-либо слышал. Я думал, что в конец пресытился своими путешествиями и что ничего больше не сможет меня шокировать, но грубая вульгарность этих людей могла бы заставить покраснеть Мелмака и его труппу пантомимов.



Один из членов банды был вульгарнее остальных и говорил громче всех. Несмотря на то, что он сидел на самом носу лодки, я слышал все. Он был хвастуном, без конца рассказывающий обо всех мужчинах, которых он убил, обо всех женщинах, с которыми он спал, и о чудовищных размерах своего члена. Видя, что я поморщился от нецензурной брани этого человека, Менхеп прошептал мне на ухо, что его зовут Осор и что он родом из Мемфиса.



— Он новичок, - сказал Менхеп. — И у него это что-то вроде показухи. Он не особенно популярен среди остальных.



— Но, кажется, они все смеются над его шутками.



— Но не так громко, как это делает он сам. За глаза его называют Волосатыми Плечами, по понятным причинам.



Мужчина снял тунику, и, хотя я лишь мельком заметил его бороду на его лице в профиль, я отчетливо увидел его обнаженные плечи, которые заросли такой же густой растительностью, которая покрывала его челюсть.



Когда снова настала наша очередь отдыхать, я спросил о том, что сказал Менхеп. — Это правда, что бандиты сами выбирают своего главаря?



— Да.



— И они выбрали Артемона своим вожаком?



— Совершенно верно. Это было вскоре после того, как он присоединился к нам, около двух лет назад.



— Тогда он, должно быть, выглядел еще моложе!



— Тем не менее, с первого дня среди нас он проявил себя, совершая один дерзкий поступок за другим. Когда наш старый вожак был убит во время набега, все единогласно выбрали Артемона на его место.



— Вы действительно проводили голосование, как мы проводим выборы магистратов в Риме?



— Совершенно верно. За исключением того, что здесь все голоса равны, тогда как в Риме, как мне сказали, голос богатого человека имеет большее значение, чем голос бедняка.



Я не оспаривал этот пункт; — А что, если кто-нибудь захочет занять место Артемона?



— Почему ты спрашиваешь? У тебя есть амбиции в этом отношении, римлянин? — Менхеп, казалось, нашел эту идею забавной.



— Конечно, нет. Но что, если бы такое произошло?



— Однажды такое действительно произошло. Сидонец по имени Эфрон вызвал Артемона на поединок один на один. Эфрон был неповоротливым грубияном, громким и злобным, и даже крупнее Артемона. Они дрались врукопашную. Было на что посмотреть! Когда все закончилось, от Эфрона не осталось ничего, кроме изуродованного куска плоти. От его вида у меня до сих пор стынет кровь в жилах. С тех пор никто не бросал вызов Артемону.



— Но это могло случиться?



— Любой человек может бросить вызов вожаку в любое время, когда пожелает. Один выживет, а другой умрет.



— Но мне показалось, ты сказал, что вы выбираете своего вожака?



— Если бы сопернику удалось убить Артемона, мы бы провели голосование, должен ли он стать вожаком. Но ребята так уважают Артемона, что, я думаю, они бы проголосовали за изгнание сидонца.



— Могут ли бандиты проголосовать за то, чтобы предать его смерти?



— Человека никогда не приговаривают к смерти путем голосования, только по приказу вожака, и то только тогда, когда он нарушит наши правила настолько, что только его смерть может все исправить.



— Кто устанавливает эти правила?



— Вожак, с согласия всех мужчин.



Я покачал головой: — Все это звучит немного расплывчато.



— А что здесь не так? Во внешнем мире эти люди вообще не имеют права голоса относительно того, по каким законам они живут или какой человек правит ими. Здесь все равны друг перед другом, и любой может стать вожаком, если у него есть для этого все необходимые преимущества. А что, римский путь лучше?



У меня не было готового ответа.



Действительно ли Артемон убил человека голыми руками? Артемон, влюбленный юнец, которого я видел прошлой ночью? Неудивительно, что Исмена так настаивала, чтобы я не заявлял о своих правах на Бетесду.



В так называемом «Кукушонке» было нечто большее, чем казалось на первый взгляд, это было ясно. Но могли ли притянутые за уши идеи Менхепа о царском происхождении Артемона оказаться правдой?



Менхеп сравнивал своего любимого вожака с Александром и Моисеем, но меня поразило другое сравнение: Ромул, первый царь Рима. Мой первый взгляд на хижины вокруг лагуны напомнил мне Хижину Ромула, эту почитаемую достопримечательность в самом сердце Рима, с любовью поддерживаемую бесчисленными поколениями, чтобы римляне никогда не забывали о своем скромном происхождении. Рим начинался как деревня таких хижин - на самом деле, как деревня бандитов, ибо вначале братья-близнецы Ромул и Рем были вне закона, которые приобретали все большее богатство и власть по мере того, как привлекали к себе все больше и больше преступников, пока в Риме не стало так много мужчин, что они украли сабинянок - заключительный акт бандитизма, - а затем остепенились и стали респектабельными последователями респектабельного царя. Или, возможно, не столь респектабельного, поскольку первым действием царя Ромула было убийство своего близнеца. Кровопролитное соперничество внутри египетской королевской семьи было ужасающим, но разве не так же было, когда в Риме появились цари?




Основание Рима было пропитано братоубийственными и бандитскими свершениями. В конце концов, было ли настолько неправдоподобным, что Артемон-Кукушонок, мог быть потомком царей или что будущий царь Египта мог быть выходцем из бандитского логова в Дельте Нила?


Солнце поднялось в зенит, надвинулось на нас, а затем начало свой спуск. Я вошел в ритм дня, гребя и отдыхая, гребя и отдыхая, ошеломленный вульгарным подшучиванием бандитов и дикими идеями, которые Менхеп вложил в мою голову.



Наконец, ближе к вечеру, мы приблизились к месту назначения.




Загрузка...