Рейдеры Нила

XIII

В тот день я старался преодолеть как можно большее расстояние между нами и «Голодным Крокодилом».

Я почувствовал запах реки задолго до того, как мы ее достигли - богатый, плодородный, влажный, заостренный рыбой запах Нила и наносной почвы его широкого устья, настолько мощный и всепроникающий, что все время, пока мы оставались в Дельте, этот запах преследовал меня повсюду в любую секунду, и днем, и ночью. Все на мне - моя одежда, мои волосы, даже моя кожа - пропиталась бы этим запахом.

Следуя маршруту, подсказанному Тафхапи, когда мы достигли первого рукава Нила, я повернул на юг, и поехал по дороге в сторону Саиса.

Движение на дороге было редким. Когда мы остановились перекусить в придорожной гостинице, мы были единственными посетителями. Когда нам пришлось переправляться через реку, мы были единственными пассажирами на пароме. Это самое спокойное время года не было ни сезоном сбора урожая и ни сезоном торговли. Растущий страх перед бандитами также обескураживал путешественников. Я чувствовал себя довольно заметным, когда ехал на верблюде с Джетом позади себя - но заметным для кого? На протяжении долгих отрезков пути в поле зрения не было ни одного человека.

Недалеко от Саиса, во время перерыва, чтобы размять ноги и справить нужду на берегу реки, я решил затронуть деликатную тему.

— Ты знаешь, Джет, что я сожалею о том, что сделал на тебя ставку.

Он пожал плечами: — Это была моя идея.

— Да, Джет, но ты ребенок и раб, в то время как я свободный человек. Это было мое решение, и я считаю его плохим.

— И все же в конце концов все получилось хорошо.

— Неужели это так?

— Конечно. Разве мы не здесь, вдали от этого ужасного места, не стоим в приятной тени этого платана, добавляя воды в Нил? Я все еще раб, да. И ты все еще полоумный римлянин. Но разве мы оба не живы? И разве у тебя нет сумки, полной сокровищ?

Я медленно кивнул: — Да, все это правда...

— Даже то что я сказал, что ты полоумный? — Он хихикнул.

Я прикусил язык: — Но я должен задаться вопросом ...

— Ты хочешь знать, воспользовался ли мной набатеец.

Я вздохнул: — Да.

— Потому что, если он это сделал, без ведома или разрешения моего хозяина, то Тафхапи тебя накажет.

— Нет, Джет. Меня беспокоит не Тафхапи.

— А-а-аа, это из-за меня ты беспокоишься? Но я, ведь, часть собственности, на которую ты поставил, чтобы заполучить этот рубин?

Я снова прикусил язык: — Да, Джет.

— Я уже рассказывал тебе, что произошло. Ободас выпил снотворное, думая, что это любовное зелье, и все.

— Он сразу заснул?

— Сразу же как только выпил настойку он захрапел, даже не успев раздеться, а из уголка его рта текла слюна.

— Значит, он не сделал тебе ничего плохого? Когда я услышал этот крик посреди ночи...

— Это кричал тот другой мальчик с перерезанным горлом.

— Теперь я это знаю. Но в то время...

— Ты подумал, что это я. — Он поднял бровь. — И все же ты не прибежал, чтобы меня защитить.

— Меня накачали снотворным, Джет, так же, как и Ободаса.

Он ухмыльнулся: — Полагаю, мне нужно было рассказать длинную историю о пытках, которым он меня подвергал, от которой у тебя волосы встали бы дыбом, и обо всех ужасных вещах, которые он заставляли меня делать, просто чтобы посмотреть на твое лицо. Но это было бы ложью. Он запрокинул голову и рассмеялся. — Как, должно быть, могущественна эта твоя богиня Фортуна и как она, должно быть, тебя любит!

После моего глупого поведения в гостинице, когда я все время думал о Бетесде, я считал себя самым несчастным из людей, а не самым удачливым. — Почему ты так говоришь, Джет?

— Подумай об этом сам. Если бы ты выиграл тот финальный раунд, а вместе с ним все монеты и ожерелье с рубином, то Крокодил и его сыновья пришли и убили бы тебя ночью - и меня тоже, поскольку я был бы с тобой в комнате. Вместо этого мертв набатеец, а ты жив, и вот мы, счастливые, в пути, с таким количеством сокровищ, о котором ты и мечтать не мог. Если бы ты выиграл, то потерял бы все. А, проиграв, ты выиграл.

Я кивнул, затем вздрогнул.

— Что ты только что сказал о сокровище?

— Его больше, чем ты мог и мечтать!

Я посмотрел через реку, осматривая далекий берег. Затем подошел к дороге и посмотрел по сторонам. Никого не было видно. Я вытащил мешок из верблюжьей попоны, затем поспешил обратно в наше уединенное место у кромки воды, развязал веревку и заглянул внутрь мешка.

Я резко вздохнул, затем застонал от смятения.

В моем растерянном состоянии и в нашей отчаянной попытке быстрее сбежать из гостиницы я не смог точно понять, что было в мешке. По какой-то причине я думал, что внутри были только монеты. Действительно, монет было великое множество - но это было еще не все.

Дрожащими пальцами я запустил руку внутрь и вытащил ожерелье с рубином. Оно было ослепительным при свете лампы, но при дневном свете оно блестело еще ярче. Багровый камень сверкал в пятнистом солнечном свете так ярко, что казалось, внутри него пляшет пламя.

Я заглянул внутрь мешка и увидел множество драгоценных камней - лазурит и бирюзу, сердолик и сапфир - на кольцах, которые Крокодил и его сыновья сняли с пальцев мертвеца.

Я сидел на берегу реки, качая головой. — Катастрофа! — Прошептал я. — Это наши погибель и бедствие!

— Что случилось? - спросил Джет. — Почему ты так несчастлив? Ты же теперь богатый человек!

— Скорее всего, я мертвец.

Джет нахмурился.

— Разве ты не понимаешь, Джет? Если бы я взял только монеты, это было бы одно дело. У любого мужчины может быть полный мешок монет, даже у меня. Но рубин? И все эти кольца? Они клеймят меня как вора, точно так же, как если бы у меня на лбу было клеймо. Мужчинам отрубают руки или того хуже, за кражу всего лишь хлеба. Что со мной будет, если агент царя или какого-нибудь местного магистрата остановит нас и найдет драгоценности?

— Ты не беспокоился об этом, когда делал ставку на меня за рубин.

— Потому что я плохо соображал. Эти сокровища - проклятие, а не благословение!

Я отвела руку, чтобы бросить ожерелье с рубином в реку, но Джет схватил меня за предплечье обеими своими маленькими ручонками.

— Тогда отдай его мне, если оно тебе не нужно! - закричал он.

— И обрушить проклятие на ребенка?

— Почему ты говоришь, что оно приносит несчастье?

— А какую удачу оно принесло набатейцу?

Джет медленно отпустил свою руку и отступил назад. По выражению его лица я понял, что он представил себе Ободаса таким, каким мы видели его в последний раз, лежащим обнаженным с перерезанным горлом рядом с вырытой для него могилой.

— Но почему какой-либо агент царя должен останавливаться и допрашивать тебя?

— Крокодил может навести их на наш след. Когда эти деньги и драгоценности исчезли, что помешает ему сообщить о краже властям, показать им трупы и обвинить меня в убийствах?

— Но … он не знает, куда ты направляешься.

— Да, это правда. Но ... — Я почувствовал укол страха. — Он знает мое имя! Разве ты не помнишь? Я же представился ему у входной двери.

Джет нахмурился: — Да, в то время я тоже об этом подумал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, обычно все путешественники на постоялых дворах всегда называют себя вымышленным именем и рассказывает о себе ложь. Даже такой ребенок и раб, как я, знает это. Не спрашивайте меня почему, поскольку я сам никогда не лгал, но так все люди делают. И когда я услышал, как ты сказал: «Меня зовут Гордиан, и я из Александрии», я подумал, что это очень странно. Интересно, этот римлянин хоть немного понимает, что он делает? Но, конечно, я ничего не сказал. Кто я? Всего лишь Джет, ребенок и раб, как ты мне постоянно об этом напоминаешь.

Не в первый раз за время нашего путешествия я почувствовал желание придушить его.

Долгое время я сидел на берегу реки и смотрел на рубин, очарованный танцем красного огня внутри, когда поворачивал камень так и эдак, чтобы запечатлеть блики солнечного света на воде.

Я прищурил глаза, пока не увидел только огненное мерцание рубина, и внезапно у меня возникло видение Бетесды в рубине ожерелье, фантазия настолько прекрасная, что у меня на глазах выступили слезы, и настолько убедительная, что я подумал, не может ли это быть предчувствием будущего.

Я принял решение. Я бы отнес рубин Бетесде, или позволил рубину привести меня к ней.

Я положил ожерелье в мешок, завязал веревкой и вернул сокровище в укромное место среди верблюжьей попоны.

Таким образом, некоторое время спустя мы прибыли в сонный городок Саис. Были ли мы похожи на двух отчаянных разбойников в бегах, несущих драгоценности, украденные у мертвеца? Или просто на двух усталых путешественников, слегка ошеломленного молодого римлянина и еще более молодого мальчик-раб? «Мне не за что чувствовать себя виноватым»,- твердил я себе, и я пытался соответствующим образом составлять свои реплики, пока мы покупали еду и провизию на рынке.

Когда пришло время искать жилье на ночь, я выбрал самую неприметную гостиницу, которую смог найти, на дальнем конце города. Это было скромное строение из глиняных кирпичей, обмазанных грязью. К моему облегчению, женщина, открывшая дверь, больше напоминала дружелюбного бегемота, чем голодного крокодила. Вдова Тети была женщиной средних лет с белозубой улыбкой. Поскольку день подходил к концу, и оказалось, что мы будем ее единственными гостями на ночь, она пригласила нас чувствовать себя как дома. Единственным человеком в гостинице была молодая служанка, стройная и молчаливая, в то время как ее хозяйка была пухленькой и разговорчивой.

Помня о замечании Джет, я представился не как Гордиан, а как Марк Пекуний, младший сын римского бизнесмена из Александрии, и сказал ей, что совершаю увеселительную поездку вверх по реке, чтобы увидеть пирамиды. Мой отец однажды сказал мне, что, если тебе нужно выдать себя за того, кем ты не являешься, придумай себе историю простую, правдоподобную и легко запоминающуюся.

— Почему, «Пекуний»? — прошептал Джет, когда мы вели верблюда к месту ночлега среди загонов для овец и коз и небольшого курятника позади гостиницы. Повсюду нас преследовали мухи мухи.

— Это имя, которое я только что придумал, от латинского слова, обозначающего богатый.

— Ты его придумал?

— Если тебе приходится называть вымышленное имя, - однажды сказал мне мой отец, - убедись, что оно уже не принадлежит кому-то, у кого могут быть еще большие неприятности, чем у тебя. Что может быть безопаснее несуществующего имени? — Думаю, ни один египтянин не заметит разницы. И Пекуний - хорошее имя для владельца этого рубина. Правда я представления не имею, что мне делать с этим мешком сегодня вечером? Может показаться подозрительным, если я буду постоянно носить это с собой. Полагаю, он может остаться в нашей комнате, пока вдова будет кормить нас, а когда я лягу спать, то использую его вместо подушки, хотя обычно я предпочитаю что-нибудь помягче.

— Я думаю, такая подушка навеет тебе прекрасные сны о богине Фортуне, - сказал Джет. — Ты должен рассказать мне больше о ней и о том, как я должен поклоняться ей.

— Ты, Джет?

— Разве она не спасла нас обоих от Крокодила, а меня - от когтей этого ...

Я поднял палец, чтобы заставить его замолчать, потому что к нам направлялась вдова. Ее пышные груди покачивались в одну сторону, а бедра - в другую. В одном из ее кулаков болтался цыпленок со свернутой шеей. Тети остановилась перед нами и с гордостью продемонстрировала тушку. Вокруг нее роились мухи.

— Она перестала откладывать яйца, так что пришло время ее упокоить, - сказала она.

— Ты сама свернула ей шею? - спросил Джет.

— Да. Я бы позволила тебе посмотреть, малыш, если бы знала, что тебе это будет интересно. Что ты предпочитаешь, Марк Пекуний, сочные бедра или пухлую грудь? Я обещаю, что они будут такими же нежными и вкусными. Тети бросила на меня похотливый взгляд и начала выщипывать из курицы перья.

— Что бы ты ни приготовила, я с благодарностью приму.

— О, что за манера у вас говорить такими словами! Я слышала о вас, римлянах, и о ваших скользких язычках.

— Мы известны своими выступлениями, - признался я.

— Что ж, пойдемте посмотрим, что я смогу приготовить для тебя и мальчика. Перья полетели во все стороны. — Мой покойный муж всегда хвастался, что я была лучшей кухаркой в Саисе. У такого молодого парня, как ты, должно быть, разыгрался аппетит, весь день сидя высоко на верблюде и обхватив его горб своими сильными бедрами.

— Да, я очень голоден, - сказал я.

— Хорошая еда вернет тебе силы. Возможно, она тебе еще понадобится.

— Для чего?

Она запрокинула голову и рассмеялась, а затем вразвалку удалилась в облаке перьев и роящихся мух.

Джет искоса взглянул на меня.

— Что? — спросил я.

— Я сбежал из Ободаса благодаря Фортуне. Но я не уверен, что даже Фортуна сможет защитить тебя от этой Тети.

Я нахмурился: — Что ты такое говоришь? Вдова по возрасту годится мне в матери.

— Ты никогда не ощущал прикосновений женщин постарше?

— Собственно говоря... Я вспомнил свой визит в Галикарнас и время, проведенное с другой вдовой; но Тети никоим образом не походила на красивую и обольстительную Битто. — Что ты вообще можешь знать о таких вещах? — Я шлепнул его по голове. — А теперь помолчи и помоги мне ухаживать за верблюдом. Здесь ужасно много мух, не так ли? Как только я отмахиваюсь от одного, тут же ее место занимает другая.

— Да, когда ты вернешь меня моему хозяину и он спросит у меня отчет, я назову это место «Постоялым двором тысячи и одной мухи».

Я рассмеялся и понизил голос: — Я подумал, что мы могли бы назвать его «Постоялым двором дружелюбного гиппопотама».

Позже Тети присоединилась к нам в маленькой общей комнате гостиницы, пока молчаливая девушка подавала нам курицу, нарезанную на мелкие кусочки и политую восхитительным соусом из молотых фиников и миндальной пасты. Тети задавала мне очень много вопросов. От более личных из них я, как мог, уклонялся, помня о своем обличье Марка Пекуния. Поскольку она никогда не выходила за пределы Саиса, она, казалось, мало что знала о мире, и практически все, что я рассказал ей о себе, правдивое или выдуманное, вполне ее удовлетворяло.

Однако она много знала о царской семье и с нетерпением ждала любых новостей или сплетен, которые я мог ей сообщить. Действительно ли царь был таким толстым, как все говорили? Народ потерял к нему всякую любовь? Правда ли, что его сын на острове Кос был похищен их двоюродным братом Митридатом? Дошел ли до меня слух, что существует член царской семьи, воспитанный в тайне, который может в любой день предстать перед народом и заявить права на трон? В конце концов я признался, что она, должно быть, знает гораздо больше о Птолемеях и их деяниях, чем я, невнимательный и не особенно наблюдательный иностранец.

После ужина Тети предложила, чтобы девушка-подавальщица спела для нас - очевидно, она не всегда молчала, - но я сослался на усталость и вместе с Джетом направился прямо в нашу комнату.

Я сбросил всю свою одежду и обнаженным лег на узкую кровать, накрывшись льняной простыней и используя мешок с сокровищами в качестве подушки. Джет взял настоящую подушку и спал на полу, прямо перед дверью. По его словам, так часто делалось, чтобы раб загораживал дверной проем. Эта простая предосторожность показалась мне вполне разумной.

И все же, каким-то образом, в какой-то темный час ночи к нам в комнату присоединился еще один человек. Я очнулся от тревожного сна, на лбу у меня выступили капельки пота, и я увидел нависающий надо мной неуклюжий силуэт.