Рим. Новый Порядок. Том 1

Глава 3

923(170) весна

Наконец отец согласился с тем чтобы к нему в лагерь присоединилась семья. Фаустина вдохновлена этим, поставив на уши весь Палатиум. Старшие сестры остаются с мужьями, лишь Фаустина Младшая (Annia Cornificia Faustina Minor) что на год старше меня едет с нами. Вот так, втроем, я, мама и сестра. Хотя сестре делать нечего на войне. Но оставлять ее одну тут жалко.

Рабы и сервы под пристальным взором мамы бегают как заведенные. Наверное ждут не дождутся когда мы отсюда уедем. Но это не отдых в Турцию, хотя пардон, как Турция? Каппадокия! Тут одной тележкой одежды не обойдешся. В общем собирается целый обоз. К тому же, со мной едут учителя. Состав немного изменился. Теперь у меня Онесикрат, грек философ, ответственный за обучение стоицизма, этика управления, умение сохранять самоконтроль. Антистий Капелла и Тит Ай Санктус будут учить риторике и праву, то есть, искусство публичной речи, навыки ведения переговоров, основы законодательства. И Питолаус, грек математик, будут учить базовые арифметические и геометрические знания, логическое мышление. Хотя по последнему, еще кто кого. Я устал от исчислений римскими цифрами. Вот знаю что цифрами смогу продвинуть математическую науку. Но греки, порой бывают такие спесивые и снобы. Да, их наука можно сказать передовая. Но это относительно этого мира. Да и то, они просто не знают про индийские цифры. Может зря Македонский не довел завоевание Индии до конца? Но чего уж. Теперь вот мучаюсь тем как бы так ненавязчиво и достоверно открыть учителю что можно иначе обозначать числа, и иначе считать. В августе исполнится 9 лет, для окружающих я все еще несмышленый. Более менее воспринимать меня станут когда достигну совершеннолетия. То есть через пять лет. И все же, я впечатлил Питолауса своими знаниями математики. Уже не смотрит на меня свысока, но все еще не готов выслушивать. Чего слушать то, что умного может сказать ребенок в восемь лет? Если он не гений… Может как то доказать что я необычный ребенок?

И вот наконец весь наш поезд тронулся, проходя по Городу, мы слушали как нас провожают граждане, желая нам удачи, легкого пути и скорейшей победы. Люди видимо думают что наш поход, как-то поможет делу. Ну, пусть думают, отвлекутся от тяжких дум и депрессивных настроений.

Мне было интересно что происходит, каким бы красивым и прекрасным не был Палатиум, я честно, уже устал от него. Мне хочется увидеть мир. Конечно кто меня отпустит? Мало того что в Городе, есть места где не каждого пустят, ну если официально то пустят, но что я увижу? А неофициально это просто опасно. Этот мир сильно сгруппирован, можно сказать клановый. Некоторые всю жизнь проводят в границах условного клана, рода, и ничего не видели. Ну и в конце концов, цезарь должен учится и готовится стать достойным политиком, а не шлятся гонять собак. Поэтому я поездку тоже воспринял восторженно, хотя в душе понимал что это опасно.

Но один раз я умер, умру еще раз, двум смертям не бывать? Ошибочка! Может быть. Но не сильно волнует. Возможно уверенности добавляют сопровождающие нас преторианцы. Да и угроза точно не тут, а на севере.

Когда мы выехали из Города, я попросил привести моего коня — небольшую, покладистую лошадку, которую я назвал незамысловато Буцелия. Ехать верхом — то ещё удовольствие, но зато можно было лучше обозревать окружающую красоту. И хотя процессия двигалась не слишком быстро, я не стал отъезжать далеко от мамы, сопровождая её сбоку, иногда обсуждая видимое и разгоняя скуку. Природа ещё не пробудилась от зимнего сна, было немного прохладно, зелень едва набухла, трава позеленела, но всё ещё было неразвито. Воздух же был наполнен той особой свежестью, которую приносит только весна. Я старался вести себя достойно, как полагается патрицию, сдержанно и умеренно, хотя украдкой всё же с интересом осматривал виллы, видневшиеся вдали от дороги. Они были гордостью Рима, вершиной архитектурного искусства. Пока ещё не пришли варвары, не разрушавшие памятники, не уничтожавшие статуи и фрески, не поджигавшие дома после грабежей. Пока ещё не поднимался культ нового времени, что преобразовывал бани в храмы, а остальное разбирал до последнего гвоздя. Сейчас Рим был именно тем, что заставляло всех, кто его видел, полюбить его. Город, который мог проникнуть в душу, затронув её самые глубинные струны, играя гимн восхищения и трепета.

Несмотря на неспешное движение, к вечеру мы всё же достигли Остии, где нас уже ждали сервы, приготовив все для усталых путешественников. Честно говоря, эта поездка была для меня утомительной. Верхом я ехал лишь недолго, уставая, я пересаживался к маме. После омовения в бане, где мы смыли дорожную пыль, был недолгий ужин, так как все мы устали. Однако отдохнуть после ужина мне не суждено было: зашел Питолаус, уверенный, что мне сейчас нужны мозгодробительные упражнения по арифметике. Не то чтобы они были сложные. По старой памяти я переводил задачи умозрительно в привычные арабские числа и выполнял операции с ними. Это занимало меньше времени, чем расчёты на абаке. Но записи римскими цифрами вызывали у меня внутренний протест. Хотя я и привык, но всё равно считал это неправильным. Я не ошибался в расчетах, однако учитель настаивал, чтобы я осознанно использовал абак, а не «полагался на мысленные расчёты». Вот именно это и ввергало меня в уныние, убив всякую радость от учения.

— Так как сегодняшний день был утомительным, я не стану вас сильно утомлять. Но расслабляться было всё же непозволительно. Уму нужны ежедневные упражнения, даже если они кажутся легкими. Итак…

Я взял табулу, готовясь записывать.

Decem addito septem. Quot sunt? [К десяти прибавь семь. Сколько будет?]

— Septendecim — ответил я, не задумываясь.

— Нет! Произведи это на абаке, Люций.

Я, вздохнув, записал на табуле задачу и вывел ответ: «X et VII sunt XVII». Увы, но привычных символов для арифметических операций тогда ещё не существовало. Математика была скорее описательной, чем символической.

В очередной раз задумался о преобразованиях в математике. Но учитель ничего и слушать не хочет. На его уроках он спрашивает, я отвечаю. Да и, наверное, ещё рано. Я так и не решил, как подойти к решению этого вопроса. Ясно одно — нужны символы для каждой цифры. Но как их рисовать? Я не хотел бездумно переносить знакомые мне индийские цифры, потому что, во-первых, нужно было обосновать их изображение, а я не знал, почему, например, цифра 2 рисуется именно так, а не иначе. Во-вторых, может возникнуть коллизия, если римская математическая мысль в будущем столкнется с восточной. Можно было бы не обращать на это внимания, но я не хотел создавать необоснованные парадоксы. В то же время, надо сделать символы удобными для написания и отличными от букв, чтобы было легко их различить. Ах да, ещё нужно, чтобы символы были такими, чтобы трудно было переделать один в другой — для безопасности. Может, я слишком заморачиваюсь, и стоит просто использовать индийские? Мне будет удобнее. Но сначала нужно ещё раз обдумать это и придумать обоснование для всех новшеств. Взглянув на учителя, я решил подождать и попытаться выбрать удачный момент для разговора.

Следующий день мы остались в Остии, пополняя запасы еды и воды. Поскольку я сам не принимал в этом участия, я отпросился у мамы погулять по городу. Мама решила, что отпускать меня одного — это слишком большое счастье, и потому навязала сестру Фаустину. А раз так, это автоматически увеличивает число сопровождающих, включая преторианцев. Это лишало всякого исследовательского шарма, превращая встречу скорее в бюрократическую формальность. Будто им сильно доставляет удовольствие угождать двум детям. Но всё равно они будут стараться угождать, чтобы запомниться таким высокопоставленным гостям. И всё же, даже в таком формате, я почерпнул для себя что-то новое, познакомился с новыми людьми, запомнив их своей идеальной памятью. И тешу себя надеждой, что произвел на них благоприятное впечатление, своим вниманием и вопросами по управлению. Мне действительно было интересно знать, чем живет Империя. До сих пор я видел лишь Город, но я понимал, что это далеко не полная картина мира. Проблемы, как и ожидалось, были связаны с чумой и войной, которые сократили население города, прервали многие начатые работы и в целом ухудшили инфраструктуру. Голода нет, что уже хорошо, но в ремесленных делах наметились серьёзные проблемы. Даже в такой встрече чувствовалось напряжение. Мне казалось, что я читал немые вопросы, обращённые ко мне. Меня изучали, пытаясь понять, что ждёт Империю. Никто пока не говорит о том, что я будущий император, но титул цезаря уже намекает всем на решение Марка Аврелия.

После того как завершили все дела в Остии, нанесли все визиты вежливости, оказв нужное внимание и уважение знатным людям города, мы двинулись наконец дальше. Следующим городом для отдых был Субрика, как промежуточный до Арминиума, поскольку до того за день мы бы не добрались.

Во время пути я наслаждался видами и размышлял над математикой и символами. Никогда раньше я не задумывался о том, почему цифры выглядят именно так, как нас учили с детства. Мы просто запоминали эти закорючки, не задавая вопросов. Теперь же, пытаясь мысленно представить систему новых символов, я начал осознавать, насколько индийские цифры идеальны в своей простоте. Или, возможно, я так к ним привык, что считаю их лучшими? Эта мысль привела меня к другому выводу: если я сейчас испытываю протест к новым символам, ровно так же это будут чувствовать и римляне, которым я хочу их предложить. Значит, новые символы должны быть простыми, ясными и удобными.

Я вывел несколько правил. Во-первых, форма символов должна быть вытянутой по вертикали, как буквы, чтобы их было удобно писать. Квадратные или горизонтальные формы неудобны, особенно для быстрого письма. Во-вторых, символы должны рисоваться в одно или два движения, чтобы избежать сложности. Это исключает китайский подход с множеством деталей. Самые простые элементы — черта, угол и круг. Комбинируя их, можно создать систему, которую легко запомнить.

Для обозначения операций я решил оставить символы, близкие к привычным. Плюс — это пересечение, перекресток, символизирующий объединение. Минус — горизонтальная черта, указывающая на отъём. Умножение — диагональный крестик, который символизирует сложение в ином формате. Деление — диагональная черта, пересекающая числитель и знаменатель, чтобы сохранить смысл дробей. Однако точечное обозначение дробей пока неудобно, учитывая ограниченные возможности письма на папирусе. Возможно, это изменится с появлением бумаги.

Кроме того, я решил добавить символ для отрицательных чисел — минус перед числом, но только после введения понятия нуля. Процентное обозначение тоже имеет смысл: оно будет полезно в расчетах для чиновников и инженеров. На этом можно остановиться с нововведениями. Этого достаточно, чтобы дать римлянам новый инструмент. Поняв его суть, они сами смогут развивать науку. Хотя, скорее, это сделают греки. Римляне, как я замечал, — народ прагматичный. Для них математика — это инструмент хозяйства и инженерии, а не теоретическая наука. Теперь осталось решить два вопроса: создать символы и убедить римлян принять их.

После Арминиума нашей следующей остановкой стала Формия — довольно крупный и оживлённый город. Я уже чувствовал себя увереннее при общении с местными чиновниками и аристократами. Теперь я понимал, какие вопросы могу задать, какие ответы мне дадут и как лучше отвечать на их собственные вопросы. Несмотря на то что сестра на год старше, она с одобрением смотрела на меня, видя, как я преображаюсь. Мама тоже отметила, что эти встречи помогают мне лучше понимать управление и взаимоотношения с местной знатью. Мы совместили приятное с полезным, и, смею надеяться, я оставил хорошие впечатления на местных жителях. В такие сложные времена людям важно видеть уверенных начальников. Вспомнилась старая поговорка: в мирное время бегущий генерал вызывает смех, а в военное — панику. Наш поезд, казалось, решал и эту задачу — предотвращать панику своим присутствием.

В Формии мы остановились на два дня, чтобы отдохнуть перед продолжением пути. Далее мы направились в Кассиопею. Погода стояла хорошая, что нас радовало. Затем наш путь пролегал в Плавию, но этот отрезок оказался слишком большим, и нам пришлось организовать ночлег в палатках. Заходить в населённый пункт уже не хотелось. В Плавии мы задержались на четыре дня, так как оказалось много дел и встреч, которые игнорировать было невозможно.

Из Плавии мы отправились в Милан. И снова путь до него занял два дня с привалом. Дороги начали заполняться беженцами, движущимися с севера на юг, что замедлило наш темп. Я ехал верхом на Буцелии, наблюдая за понурыми лицами людей. Они даже не смотрели на нас — их лица были полны скорби и усталости. Возможно, они потеряли не только имущество, но и родных. Переселение в новое место — это лишь уход от войны, но не от проблем. Как все эти крестьяне и ремесленники устроятся на новом месте? Часть, возможно, найдёт себе применение, заменяя тех, кого забрала чума. Но явно не все. Перенести пекарню или мастерскую — задача почти невыполнимая. Скорее всего, они взяли только самое необходимое, но этого мало для успешного начала новой жизни.

Мы уже не были так воодушевлены, и шутки почти исчезли. Атмосфера войны проникла в нас, хотя мы ещё не добрались до мест разграблений. Всё это лишь усиливало мою ненависть к варварам. В них я видел только разрушение, смерть, хаос — всё то, что противоречило моей душе и представлению о порядке.

Милан встретил нас без того радушия, которое мы видели в более южных городах. Сам город уже напоминал место, пребывающее в состоянии чрезвычайного положения. На улицах и форумах почти не было праздно гуляющих горожан. Люди, казалось, двигались быстрее, охваченные тревогой и спешкой. Множество повозок с провиантом направлялось на север, к римским легионам. С северной стороны города разбили лагерь недавно нанятые варварские вспомогательные войска. В разговорах с магистратами звучало недовольство этим лагерем, и, похоже, варвары отвечали взаимностью. Помимо напряжённости в отношениях, были и вполне конкретные проблемы с дисциплиной. Это не легионеры, привыкшие к порядку, а воспитывать их никто не собирался, да и было ли это возможно в таких условиях?

Город испытывал и другие трудности. Часть жителей из окрестных вилл и крестьян, спасаясь от войны, перебрались на юг, но это лишь усугубило проблемы Милана. Мама взяла на себя все переговоры, так как мы были ещё слишком неопытны, но всё же присутствовали при них. В итоге наше пребывание в Милане затянулось, чтобы пополнить припасы и провести необходимый ремонт экипировки.

После Милана всё стало только хуже. Север Италии ещё не оправился от набегов в прошлом году, и мы своими глазами увидели следы варварских разорений. Наш путь лежал в Верону, куда мы добрались за три дня. В Вероне обстановка оказалась такой же напряжённой, как в Милане.

Далее предстоял самый сложный переход — путь в Карнунт. Это был самый длинный и тяжёлый участок. Преторианцы словно преобразились: их расслабленность исчезла, они стали собранными и готовыми защищать нас любой ценой. Теперь это были воины, готовые отдать жизнь за нашу безопасность. Переход был долгим и изнуряющим. Мы преодолели его за 12 дней.

Наконец, спустя месяц пути, перед нами открылся долгожданный конечный пункт нашего путешествия — Карнунт.