Рим. Новый Порядок. Том 1

Глава 7

923(170) май, Карнунт, Паннония

На совете все то же повторилось что и раньше, проверялись приказы и готовность войск, доставка припасов и состояние укреплений.

Когда отец начал перечислять силы, которые будут участвовать в походе, общее число впечатляло: около ста тысяч. Но, как заметили генералы, это были не только легионеры. Много вспомогательных войск, набранных из недавно мобилизованных.

— Вспомогательные войска недостаточно подготовлены, — сказал генерал Гай Песцений Нигер, склонившись над картой. — Они с трудом следуют инструкциям, и есть риск, что под давлением врага они дрогнут.

— Времени на полную подготовку нет, — спокойно ответил отец. — Медлить значит подвергнуть опасности наши северные провинции.

Я был согласен что невозможно в полной мере подготовится к войне.

Наконец, отец обратился ко мне:

— Ты, Люций Аврелий Коммод, останешься здесь, в лагере. Поход для тебя ещё преждевременен.

— Почему, Август? — спросил я.

Я заметил, как несколько генералов переглянулись.

— Поход, Цезарь, требует… полного разогрева, — вмешался генерал Клавдий Фронтон с едва заметной улыбкой.

Отец согласно кивнул. Но меня задело то, что вместо отца посмел вмешаться генерал, пусть и очень уважаемый. Никогда не любил нарушение субординации. А еще и оказывается что тут все в курсе про мои особые тренировки. Хотя, тренировки ли это? Неважно! Тут похоже сквозит так, что никто не умеет держать язык за зубами.

— Когда я разогреюсь, - медленно процедил я, глядя на Фронтона, – жарко будем всем.

Никто не ожидал такого ответа, и видно что взрослые дяди немного упали в осадок, от такого.

— Что ты имеешь в виду, Люций Аврелий Коммод? - спокойно, но с лёгким интересом спросил отец.

— Ничего особенного, - сострил я невинное личико. - просто, думаю, освою разогрев летом. Когда будет очень жарко.

Этот невинный выпад вызвал понимающие хмыканья у генералов, а Фронтон лишь слегка усмехнулся. Отец удовлетворённо кивнул, возвращаясь к обсуждению. На этом инцидент завершился, вернувшись в деловое обсуждение.

В целом, я был согласен, что мне еще рано, на фронт. Решение оставить меня в лагере было правильным. Зачем молодому и неопытному цезарю подвергать себя рискам? Особенно если учесть, что мои физические тренировки — всего лишь начало долгого пути. В этой эпохе пешая война требовала невероятной выносливости, а мои двадцать кругов вокруг кампуса, как я начал понимать, были действительно только «разогревом». Ну да, ладно, мне есть чем занятся и в лагере.

На следующий день началась переброска войск через Дунай.

Лагерь, который и так жил в постоянном напряжении, теперь гудел, словно улей. Всё смешалось: лязг оружия, громкие команды офицеров, скрип повозок, перегруженных припасами. Тысячи солдат шли организованными колоннами к переправе.

На реке солдаты строили понтонные мосты. Некоторые части использовали лодки, большие и маленькие, чтобы перевезти не только людей, но и грузы. Лошади нервничали, фыркая и брыкаясь при погрузке.

Я наблюдал за этим с одной из вышек, пытаясь охватить взглядом весь масштаб операции. Казалось, река пульсировала — с одной стороны перешагивала Империя, с другой уже ощущалось дыхание варваров.

Переправа заняла неделю. Всё это время я следовал привычному графику: утренние тренировки с Фустом, почти уже осилил четырнадцать кругов. Далее, занятия с учителями, вечерние посиделки. Наконец, в конце недели отец сообщил, что завтра начнётся наступление.

***

Несколько дней спустя, после изнуряющей тренировки, я ввалился в палатку и увидел долгожданного гостя.

— Сальве, Цезарь, — поклонился Гален с более выраженным почтением, чем раньше.

— Сальве, достопочтенный Гален, — добродушно улыбнулся я. — Рад видеть вас. Впрочем, едва ли такой занятой медикус зашел просто так. Вы по делу, верно?

— Ваша проницательность, юный цезарь, удивляет меня. Вы правы, я пришел с результатами опытов и посчитал важным обсудить их с вами.

— Я весь во внимании, достопочтенный. Присаживайтесь, пожалуйста, — предложил я, изобразив гостеприимного хозяина.

Когда мы сели, Гален некоторое время молча изучал меня взглядом. Я понимал, что мои предположения о кипячении воды могли оказаться ошибочными, но все равно чувствовал волнение. И тем более, выводы могут быть сделаны вообще какие угодно, из-за слабой основы понимания естественных наук.

— Император предоставил мне небольшое число пленных для опытов, поэтому эксперименты были ограничены. Мы взяли один источник воды, часть которой кипятили, а часть оставили сырой. Вообще не всегда от потребления воды могут возникнуть проблемы со здоровьем. К тому же мы умеем ее в некоторой мере очищать песком и углем, как сделано в акведуках. Чтобы ускорить результаты, я намеренно "загрязнил" воду. В двух из трех групп различий почти не наблюдалось. Однако в третьей, где количество миазмов было больше, рабы, пившие сырую воду, пострадали от отравления, в то время как те, кто пил кипяченую, остались здоровы. Пришлось, - он вздохнул, - пока лишь испытывать три разные пропорции. Надо понимать что варвары, сами по себе крепкие здоровьем. И надо постараться, чтобы испортить им желудок. Там где было меньшее количество миазмов, разницы не было. Легкие недомогания были во второй пропорции, где миазмов было больше. Рабы пившие сырую воду, морщились от некоторых неудобств. В последней же группе опыты дали самый очевидный результат. Мы давали воду с миазмами, сырую и кипяченую. От сырой все рабы подхватили отравления. Но те кто пил кипяченую не имели тех проблем.

— Это радует, — кивнул я. — Кипяченую воду я тоже использовал на тренировках. Она мне очень помогала.

Гален задумчиво молчал.

— После кипячения запахи миазмов исчезают. Вы упоминали, что они могут быть чем-то живым, но мне сложно принять это на веру.

— Возможно, — осторожно начал я, — но почему бы не предположить? Если допустить, что миазмы — это живое, их уничтожение огнем кажется логичным.

Гален усмехнулся, но его взгляд оставался внимательным.

— Это смелое предположение, но пока что это лишь гипотеза.

— Мой интерес в этом связан с философией Демокрита об "атомах". Она показалась мне занятной. Конечно, она умозрительна, но некоторые идеи дают простор для размышлений.

— О, я знаю о ней. Но вы правы, она в том что философская, умозрительная. К сожалению, она не соответствует подходу, что практикуем и наблюдаем мы, медикусы. И как вы связали это с миазмами?

— Я считаю что все теории об изначальном, не проверяемы в полной мере. – пожал плечами – Но если взять за основу эту мысль об атомах, то мы можем предположить что наш мир состоит из атомов. Разных атомов, которые дают ответ, почему мы видим столь много разных материалов с разными свойствами. Но они невидимы. Каков же их размер? Пока этот ответ неизвестен. Но возможно, миазмы — это не просто запах, а мельчайшие живые существа.

— Но к чему эта теория? Я пока не уловил суть.

— Суть в размерах вещей видимые нами. Мы видим слонов, лошадей, собак, — продолжил я, — но они заметны из-за их размеров. Чем мельче существо, тем труднее его разглядеть. Наше зрение имеет предел. Вы, как медикус, отлично знаете, что есть люди с разным зрением. Кто-то видит лучше, кто-то хуже. Мы ограничены своими глазами. Размышляя над этим, я даже провел странный опыт. - немного запнулся я. - Я смотрел вдаль, с вытянутой ладонью перед собой. Когда я смотрел вдаль, я видел очень плохо ладонь. Но когда я смотрел на ладонь, видя линии на ней, я не различал то что вдали. Я так и не смог одновременно видеть то что вдали и линии своей ладони.

Гален слушал меня внимательно и не перебивал. А после описания опыта по фокусировке зрения, тоже вытянул перед собой руку и начал фокусироваться на разных предметах.

— Удивительно! Мы научились лечить катаракту, вытягивая лишнюю жидкость из глаза больного. Но я не задумывался ранее, об этом свойстве глаза. То есть, мы всегда знали это, но не обратили на это внимание осознанно. Что же, продолжай свою мысль к чему ты пришел?

— А затем я наблюдал за орлом который высоко в небе охотился. Он ринулся вниз явно видя свою жертву. Я тогда задумался, а увидел бы я зайца с той высоты? Мы на земле их не всегда замечаем. Для той же высоты они должны быть мельче муравья для нас. Значит, в принципе, возможно видеть что-то более мелкое, но наш глаз не способен. Если бы у нас было зрения орла, то может мы бы увидели что-то более мелкое? Возможно есть что-то живое, но которое мы не видим, как атомы? Я не знаю как прямо это доказать и увидеть. - вздохнул я. - возможно инженеры могут что-то придумать? Наш пытливый ум смог очень многое изобрести, что в природе нет. Тогда бы мы смогли увидеть новый мир. Микро универсум.

— Как вы сказали микро? Хмм.. маленький мир.. - задумчиво произнес Гален. - Простите, цезарь, но я не могу это принять. Ваши доводы слишком умозрительны и смелы.

— Если есть этот микромир, – продолжил я – то возможно, его живые существа могли бы назвать микробы, то есть микро и био…

— Если есть этот мир. - скептически улыбнулся Гален, - Но вряд ли это так. Нет никаких доказательств или наблюдений подтверждающих это.

Я предполагал что мои слова не примут на веру. Да, он выслушал из уважения, но вряд ли Гален, примет на веру такую теорию. Тем более что сам он утверждал что тело человека состоит из четырех видов жидкостей (гуморов): крови, флегмы, желтой и черной желчи. Я когда услышал это, был немного в осадке, как такой ученый который хорошо разобрался в хирургии, опирался на такую чушь?

— Разве мы не знаем, что нет живых существ, которые бы не пахли?

Гален слегка нахмурился, но не перебивал.

— Если вода пахнет миазмами, а после кипячения запах исчезает, это может говорить о том, что мы уничтожили источник запаха. Неживые вещества, вероятно, не изменили бы запах после кипячения.

Гален усмехнулся.

— Смелое утверждение, цезарь. Но то, что мы можем утверждать с уверенностью, это то, что огонь меняет свойства воды. Ваши идеи уже значимы. Не всегда есть возможность очистить воду, но вскипятить ее проще. Я уже поделился этим опытом с медикусами легионов.

Я понял, что убедить его в существовании "микробов" пока невозможно. Но это не повод сдаваться.

— Уважаемый Гален, — сказал я, слегка наклоняясь вперед. — Мне пришла в голову еще одна мысль. Как насчет следующего опыта?

— Внимательно слушаю.

— Если кипячение помогает воде, то, может быть, стоит попробовать прокипятить бинты и инструменты перед операциями? Я слышал, что раны иногда воспаляются.

Гален задумался, поглаживая бороду.

— Интересное предложение. Обычно мы используем мази, которые сами по себе обладают лечебными свойствами. Но, пожалуй, стоит попробовать. Но лишь ради знаний.

Я улыбнулся, чувствуя удовлетворение.

— Что же, думаю, на этом мы можем завершить. — Я встал, показывая, что разговор окончен.

Гален тоже поднялся и поклонился.

— Спасибо за интересный разговор, цезарь. Ваш взгляд на вещи необычен, и это редкий дар. Вы способны замечать то, что другим кажется несущественным.

— Благодарю, — кивнул я с благодарностью.

Когда Гален вышел, я остался наедине с мыслями о линзе. Стекло у нас слишком мутное, хотя ювелиры могли бы выточить нечто похожее из горного хрусталя. Лупа, конечно, могла бы стать доказательством того, что возможно увеличивать изображение искусственно. Но что дальше? Сама по себе она мало что даст. Разве что как принцип, который передать инженерам. Пусть уже они развивают механизмы.

Сейчас же такой проект затруднительно реализовать: материалов не хватает, да и объяснять всё ремесленникам сложно, да и лагерь накладывает свои ограничения. Ладно, впишу заметку в блокнот. Пока это не срочно.

Можно заняться наконец цифрами, благо несколько вариантов я уже накидал, и теперь раздумывают над более удачными. Думаю что успею к тому времени, как Гален разберется с кипячением.

923(170) июнь, Карнунт, Паннония

Прошел почти месяц с тех пор, как римские войска отправились на север. В их отсутствие порядком в лагере заведовал Клавдий Помпеян. Уже пожилой воин, он, тем не менее, оставался полным сил. Моя сестра, Люцилла, была вновь в положении — ее четвертый ребенок, но первый в браке с Клавдием. Осенью он, видимо, консумировал брак, а пару недель назад, как рассказала мама, она родила мальчика. Назвали его Lucius Aurelius Commodus Pompeianus.

Меня это имя неприятно задело. Слишком сильное совпадение с моим собственным. Намек на амбиции? Это оставалось вопросом. Вспомнились те неоднозначные взгляды сестры. Моя интуиция шепчет что тут что-то назревает.

Сам Клавдий ходил весь сияющий, принимая поздравления и подарки по случаю рождения сына. Я тоже поздравил. Однако искренней радости не испытывал. Все мысли были о Люцилле. Она уже воспитала троих детей, а теперь в свои годы должна растить еще одного младенца. Такой изнуряющий ритм материнства без передышки мог обернуться бедой для ее здоровья.

В тот момент я чувствовал скорее жалость к сестре, чем радость за генерала.

Отец перед походом дал наставления Помпеяну держать меня в курсе насчет кампании, делится новостями с фронта, и вообще взять роль ментора в военном деле. И несмотря на то что генерал выполнял свои обязательства, мне казалось что он подходит к этому несколько формально.

Сегодня ко мне подошел Декстер, позвав в палатку к генералу. Когда я вошел и взглянул на собравшихся, сразу ощутил напряжение обсуждения. Офицеры и советники, видимо, были поглощены горячим спором, однако их внимание быстро переключилось на меня. Я шагнул внутрь, выпрямился и, обращаясь к присутствующим, сказал с уважением, но с уверенностью в голосе:

— Салве, достойные легаты и генералы! Благодарю вас за вашу преданность и службу Империи. Пусть наш совместный труд и мудрые решения приведут к славе Рима и победам на фронтах.

В конце концов, я был не просто наследником Империи, но и одним из тех, кто должен был когда-то продолжить их дело.

— Пусть же Рим будет благосклонен к нашим усилиям, — закончил я, слегка поклонившись, чтобы выразить должное уважение тем, кто заслуживал его.

— Сальве, цезарь! — ответили мне уважительными поклонами и ударами в грудь военные.

— Я пригласил вас, цезарь, чтобы уведомить о новостях с севера, — обратился ко мне Клавдий Помпеян. Все затихли. — К сожалению, ваши слова оказались пророческими, когда вы на первом совете высказали сомнение в словах сарматов. Эти вонючие козлопасы выступили на помощь маркоманам.

— Давно? — спросил я.

Новость неприятная, но вполне ожидаемая. Будем надеяться, что они выставили незначительную помощь.

— Как оказалось, они уже слились с маркоманами, — вздохнул генерал. — Наша разведка в этот раз не смогла выявить вовремя этот маневр.

Да, тут вообще мышей не ловят. Увы, но до того филигранного управления варварами, которое в будущем достигли византийцы, нам еще далеко. Да, за племенами следят, связи есть, но не все так точно и оперативно. Навеяло аналогию с неким 41 годом из прошлой жизни. Ситуация имеет много схожестей. Империя должна бить в хвост и гриву все эти племена, но на деле хромает управление и разведка.

— Если наша армия знает об этом, — задумчиво сказал я, — возможно, они смогут выполнить необходимые маневры, чтобы обезопасить себя.

Все удрученно молчали.

— Мы узнали о языгах в ходе их нападения на вспомогательные войска в походе. Их атака была неожиданной и стремительной. А потом подошли маркоманы, которые воспользовались ситуацией. Разгром был полный.

Нависла тяжелая тишина.

— Насколько полный? — с трудом выдавил я из себя.

— Потери уточняются, — вздохнул Помпеян. — Но предварительные данные в донесении говорят о 15-17 тысячах погибших. Еще нужно выяснить, сколько раненных и попавших в плен.

В этот момент я понял, каково быть тем, кто доносит такие новости и живет с ними. Одно дело слышать об этом как гражданский, находясь в Городе. Совсем другое — быть здесь, в лагере, и переживать такие события. Это как многотонная плита ответственности, которая навалилась на всех нас. Да, я лично не имею прямого отношения к происходящему. Мог бы умыть руки. Но не могу. Я ощущаю свою сопричастность к этой трагедии. Это тоже урок.

— Мне кажется, у этого поражения еще будут последствия. - со вздохом припечатал Пертинакс.

Скорее всего, он прав. Но самое ужасное — мы сейчас в ситуации реагирования на уже случившиеся проблемы, и не можем решить их превентивно. На совете продолжали обсуждать задачи, исходя из новой ситуации. Можно было ожидать отступление нашей армии обратно в лагерь, поэтому нужно было подготовиться. Я внимательно слушал, стараясь сосредоточиться на том, что говорят, и не отвлекаться на новость о поражении.

Спустя три дня пришли уточнённые новости о потерях. Дополнительным ударом стала весть о гибели генерала Марка Клавдия Фронтона. Языги, как оказалось, использовали момент и прорвались к ставке генерала. Вспомнились мои слова на совете перед походом, и мне стало стыдно за свою пикировку в адрес Фронтона. Стыдно и обидно — потерять такого опытного генерала. Империя понесла тяжёлые утраты от варваров, что только усугубило и без того кризисную ситуацию.

923(170) июль, Карнунт, Паннония

Армия вернулась в лагерь спустя несколько дней. Отец решил, что с такими потерями в начале кампании нет смысла продолжать борьбу с тандемом маркоманов и языгов. Нужно было перегруппироваться, лучше подготовить войска и обдумать новую стратегию.

Настроение в лагере было подавленным. Эти потери стали тяжёлым ударом для всех. Но хуже всего было ожидание последствий, которые не заставили себя ждать.

Декстер вновь пригласил меня на совет, который теперь возглавлял мой отец. За прошедшее время мы с ним неплохо сдружились — на фоне моих изнурительных тренировок у Фуста, постоянных новостей с фронта и общего стремления служить Империи. Я стал приглядываться к нему внимательнее. Несмотря на его дружелюбие и корректность, ощущалось, что он немного карьерист. Но меня все устраивало пока в его отношении.

На совете, после коротких приветствий, отец сразу перешёл к плохим новостям:

— Удар языгов оказался куда коварнее, чем мы ожидали. Мало того что они нарушили своё слово и выступили на стороне маркоманов, так, видимо, они успели предупредить и костобоков. Хотя, возможно, те следили за нашими действиями сами. Сейчас пришла весть: костобоки, объединившись с роксоланами, совершили дерзкий набег. Они пересекли Дунай и вторглись в Нижнюю Мезию. Хуже всего, что в том направлении у нас никого нет поблизости.

— Предлагаю выделить усиленный отряд под командование Вехилауса Грата. Две ауксилии и дакийский легион должны справиться с этой угрозой, — предложил Помпеян.

Началось обсуждение предложения. Взвесив все варианты, военные согласились с этим планом. Отец немедленно отдал распоряжение о выдвижении войск в Нижнюю Мезию.

— Боюсь, они не ограничатся одной провинцией, — тяжело вздохнул отец. — Надо быть готовыми к тому, что их набеги затронут и соседние области.

В этот момент в палатку вошёл новый курьер из бюро табеллариев. Он был запылён с дороги, его лицо выражало усталость, но держался он с достоинством. Курьер остановился у входа, вытянувшись по стойке смирно, и приложил руку к груди.

— Ave, Augustus! — твёрдо произнёс он, обращаясь к моему отцу. — Прибыл с донесением из провинции Белгика.

Отец кивнул, позволяя курьеру продолжать, и напряжённая тишина окутала палатку. Все присутствующие чуть подались вперёд, словно в ожидании удара. Курьер протянул императору свиток, запечатанный официальной сургучной печатью канцелярии провинции Белгика.

Отец молча разломил печать и, пробежав глазами текст, тяжело вздохнул. Затем медленно поднял взгляд на собравшихся.

— Как мы и предполагали, — начал он, — новые вызовы брошены Риму. Хатты пересекли Рейн и напали на провинции Верхняя Германия и Белгика. Наместник Юлий Дидиан сообщает, что собрал силы, организовал оборону и сумел отбросить их.

В палатке раздались облегчённые вздохи. Новость была тревожной, но хотя бы в этот раз оборона выстояла.

— Однако, — продолжил отец, повысив голос, — я считаю, что проблема не решена. Хатты, вероятно, продолжат нападения. Нам нужен надёжный человек, чтобы укрепить позиции и разобраться с варварами на месте.

— И кого же вы назначите, Август? — спросил Нигер с едва скрываемым интересом.

Отец перевёл тяжёлый взгляд на Тиберия Клавдия Помпеяна, своего зятя, и сказал:

— Ты, Помпеян. Я доверяю твоему опыту и стратегическому чутью. Ты справишься.

Помпеян слегка склонил голову, ударив кулаком в грудь.

— Хорошо, Август. Прошу лишь в помощь Пертинакса.

Отец задумался, затем кивнул:

— Согласен. Здесь серьёзных боёв пока не предвидится, так что его можно отправить с тобой.

После окончательного утверждения планов и закрепления приказов, совет был завершён.

Прошло несколько дней. Первые новости отступившей армии в Нижней Мезии подтверждали худшие опасения. Костобоки, не встретив сопротивления, проникли глубже в римские земли и вторглись в Македонию. Пока наши войска двигались навстречу, набеги продолжались, оборачиваясь для провинции кровавым бедствием.

923(170) сентябрь, Карнунт, Паннония

За последнее время трагических известий больше не поступало, однако проблема набегов костобоков и роксолан оставалась неразрешённой. Эти племена продолжали резвиться на землях Империи, словно волки в стаде. Пройдя через Македонию, словно нож сквозь масло, они оставили за собой только пожары, разграбленные деревни и города, потоки слёз, кровь и горе. Насилованные женщины, убитые старики и дети стали печальным напоминанием о варварской жестокости. Поскольку они двигались очень быстро, то в плен не брали никого, отягощая себя лишь награбленным.

Теперь они устремились во Фракию, сжигая всё на своём пути. Наша армия была вынуждена играть роль догоняющих, что вызывало гнев и беспокойство среди солдат и командиров.

На фоне этих бедствий, словно луч света в мраке, пришла обнадёживающая весть. Генерал Тиберий Клавдий Помпеян, быстро достигнув региона, где орудовали хатты, сумел разгромить их войско. Эта победа стала глотком свежего воздуха для измождённых войной легионов.

Солдаты и офицеры ликовали: нужна была хотя бы одна хорошая новость, чтобы поддержать боевой дух. Однако, все понимали, что впереди ещё много работы. Война продолжалась, и её исход был далёк от определённости.

Но ликование было недолгим. Вскоре пришла весть, что костобоки достигли самой Ахаии и разграбили знаменитое святилище в Элевсине. Это святотатство потрясло не только нас, но и всех, кто слышал о нём. Гневу и негодованию не было предела.

Весь лагерь гудел выкриками:

— Mars Ultor! Mars Ultor! [Марс-Мститель! Марс-Мститель!]

Эти слова, возгласы к Марсу-Мстителю, эхом разносились по улицам лагеря. Я знал из истории, что так кричали легионеры перед тем, как отправились подавлять восстание в Иудее. Где Иудея, где евреи? Да, последнее слово за нашим богом войны, призыву к справедливой и неумолимой мести.

Каждый из нас ощущал тяжесть оскорбления, нанесённого не только Империи, но и самой её душе. Эти варвары, лишённые благочестия и чести, осквернили то, что было священно для каждого римлянина. Их дни сочтены, и я знал, что скоро эти безмозглые упыри пожалеют о своей глупости.

А спустя ещё десять дней в лагерь наконец дошла долгожданная весть — Вехилиус Гарт настиг варваров, замедлившихся из-за награбленного скарба, и Марс-Мститель покарал этих наглых варваров. Хотя это и не стало полным разгромом, он остановил их бесчинства. Тонкие ручейки ускользнувших варваров теперь скрывались, как крысы, спасаясь от римских легионеров.

Роксоланам, благодаря их коннице, удалось в основном уйти, но костобоки понесли наказание сполна. Эта победа не уняла боль и обиду, но, по крайней мере, исчезло удручающее чувство беспомощности, окутывавшее нас с начала их дерзкого набега.

Mars Ultor! Если думаете что это было все, то ошибаетесь!