Раскаяние. Хорошее слово. Не такое беспомощное как грусть или печаль, но и не такое безразличное, как сожаление. Пожалуй, именно таким словом можно описать главное чувство нашего героя, которое он питал первые годы своей новой жизни.
Он раскаивался в том, как закончил дарованную ему жизнь. И дело даже не в глупой смерти, а в том, что, приближаясь к ней, он терял то дорогое, что у него было. И лишь полностью лишившись этого при очередном рождении, он вспомнил что на самом деле дарило ему радость.
Ведь прорываясь к своей цели, он будто потерял разум — не видя ничего кроме желаемого результата. Игнорируя любые помехи для ее достижения, забыв, что эти самые «помехи», и были, зачастую, причиной для появления цели.
Его любимые сестренки, его мама, которую он уже давно, даже в мыслях, не называл Эрикой. Эмма, Анна, Гвен, и многие, многие другие. Он ведь считал, что бросил их. Да и весь мир подставил, выдав всему человечеству суперспособности. Он бы и не удивился, если после его ухода там развернулась настоящая бойня.
Он подумал, что, в этот раз, его должна была накрыть волна переживания… Нет. Лишь хмыкнул и продолжил созерцать новый мир. Судьба незнакомых ему людей как-то не особо его волновала, особенно после собственной смерти.
А вот что волновало — это место его новой жизни. Он уже выяснил, что родился в Англии 1980-го года. В его документах датой рождения было выставлено 17-е июля. Возможно, что родился он и не в этот день, но в этот день его нашли на ступеньках Больницы для подкидышей в Лондоне. Несмотря на то, что она уже не работала к тому времени в роли именно заведения для содержания брошенных детей, какое-то время он провел в ней, пока его не определили в приемную семью.
Однако первый намек на то, в каком мире он появился в этот раз, был уже получен — ведь больница всего тридцать лет как перестала принимать маленьких пациентов и некоторые люди могли просто не знать об изменениях. Некоторые оторванные от жизни обычных людей группы… Например поттерианские маги… Да и вообще на них похоже — бросить ребенка на крыльце с запиской, в которой пером написано лишь «Вега». И гадай что это — имя, фамилия, марка автомобиля? Заполнявшие детские документы люди решили, что это будет фамилия. А имя он получил в результате того, что миссис Лойд, одна из работниц больницы, в тот момент читала книгу Отверженные, Виктора Гюго. Правда она предложила назвать ребенка Жаном, в честь персонажа Жана Вальжана, но уже другая женщина — миссис Рейнольдс, заметила, что имя слишком французское и предложила имя самого писателя. Да уж. Назвать сироту Виктор. Победитель по жизни, конечно.
С самого начала Виктор провел инвентаризацию своих умений, решив, что пока не выяснит попал ли он в Поттериану, или нет, бесполезно даже пытаться делать на этом основании выводы. Тем более, что одно из немногого что он мог использовать из своей прошлой жизни — сыворотку суперсолдата, которую там он применил на себе, а в последствии, через себя, и на все человечество, он смог бы использовать не раньше одиннадцати лет. А к тому времени он уже точно будет знать — попал ли он в мир мальчика-который-выжил.
Это если выжил именно мальчик, и Виктор не попал в сквиба или нормального человека. Или вообще — и мир другой, и сил никаких у него нет. Что вполне можно считать наказанием за его отжиги в прошлой жизни. Вернее, за один, самый мощный, он же последний.
В любом случае — пока он ничего поделать не мог, ибо был в теле новорожденного, без каких-либо заметных отличий от прошлой жизни, кроме одного — он даже близко не так быстро мыслил. Разум Гения ему, в этот раз, не достался, явно. Однако это не сильно печалило Виктора, хоть он и покряхтел немного над такой потерей.
Виктор не расстроился сильнее потому, что осознавал — может он и не получит всех бонусов из прошлой жизни, но он может получить их часть. Ведь он знает, как структурировать свой разум по образцу разума Гения. Особенно если начать прямо с первых дней жизни. Когда и материала для структурирования минимум, не считая прошлых знаний, да и делать больше особо нечего.
Конечно, у Виктора еще была вероятность использовать магию из прошлой жизни, но из практических умений у него были лишь порталы, да ритуалы усиления, которые он проходил в прошлой жизни перед обрядом преобразования человеческой расы. Вот только порталы мальчик не мог использовать без двойного кольца или разума Гения, а для ритуалов был слишком молод, да и не обладал нужными ресурсами.
Поэтому с первых дней своей новой жизни он занимался лишь двумя делами — ел и копался в своих мозгах. Это, кроме явно положительных результатов, в виде заметного ускорения работы мозга, дало и неожиданный негативный эффект — ослабление физического развития. Ведь в этом мире он сделал свои первые шаги только в одиннадцать месяцев, что считал явным отставанием в развитии. Да что уж говорить, если он даже в своей первой жизни, где был обычным ребенком с детским сознанием, и то, в одиннадцать месяцев вполне уверенно бегал. Ну, с другой стороны, приемные родители мальчика, как и наблюдающий его педиатр, не видели в этом чего-то тревожного, так что и он не особо расстраивался.
А вот что они видели, так это слишком уж отрешенное состояние Виктора, что вкупе с симметричными башенками из кубиков, и посильно аккуратное поведение во время приема пищи, чуть было не определило ему диагноз «аутизм». Но Джон Питерс, приемный отец мальчика, успокоил свою жену Лауру, объявив, что он просто мудрец в детском теле, и не стоит расстраиваться прежде времени, лучше наслаждаться его спокойствием, пока оно не сменилось гиперактивностью. И ведь как в воду глядел, пусть Виктор и не претендовал на мудреца, или, как Джон его иногда называл — Маленького Будду, но вот гиперактивность у ребенка ближе к двум годам проявилась вовсю.
Активничать Виктор начал не только в плане физического развития, где просто много бегал и выполнял простейшие упражнения по типу разминки, больше стараясь не навредить. Но и в плане интеллектуального развития, быстро перейдя от кубиков к пазлам и карандашам. Где в очередной раз спалился, ведь обладая навыками рисования из прошлой жизни он автоматически воспроизводил их и в этой, в меру развития своих детских ручонок. А когда его картинки увидел Джон, он заинтересовался настолько, что показал парочку из них своему знакомому психологу, который четко определил, что это больше похоже на рисунки ребенка десяти лет, а не двух с половиной. Хоть Виктор и рисовал больше для развития пальцев, не стараясь поразить кого-то талантами.
Все это привело к тому, что, когда Виктор пошел в подготовительную школу, в возрасте трех лет, ему удалось записаться и на курсы рисования, буквально поразив свою преподавательницу «талантами», что было не особо сложно, и на занятие гимнастикой, плюс плавание. Забавно что на занятие гимнастикой его отпустили только после согласия заниматься еще и музыкой — тут уже настояла Лаура, которая считала, что музыка для ребенка крайне важна. Она вообще была ярой поклонницей классической музыки, отчего Виктора с первых дней жизни в семье Питерсов сопровождали звуки Моцарта, Шопена и даже Римского-Корсакова. Поэтому не удивительно что, когда он легко согласился на занятия в местной музыкальной школе, выбор был только за инструментом. С одной стороны, Виктор очень любил звук скрипки, но с другой, если бы вдруг оказалось, что он именно в Поттериане — пианино выглядело бы предпочтительнее… Ну, так он подумал.
В итоге, выбор пал именно на скрипку, хоть он понемногу занимался и пианино, вместе с Лаурой, благо что Питерсы были не бедной семьей, и для ребенка, пускай и приемного, денег не жалели, купив домой оба инструмента. И вечера, когда они с приемной матерью совместно музицировали, Виктор на скрипке, а она на пианино, были не редкостью, особенно во время приема гостей, когда это было обязательным пунктом программы.
Забавно, но несмотря на усыновление, на которое, собственно, Питерсы пошли после диагноза врачей определивших, что вероятность зачать ребенка естественным образом у них крайне мала, фамилию ребенку они не меняли. Как и не скрывали что он приемный, всегда дополняя что это не важно, ведь любят они его как родного. Виктору даже немного стыдно было, видеть счастье в их глазах, когда называл их мамой и папой, на чем они не настаивали.
А вот кто настаивал на том, чтобы мальчик называл его не иначе как «дедушка», был отец Джона — Лайонел Питерс. Пожалуй, самый заинтересованный в его успехах человек в этом мире. Ведь именно он был последним, и решающим голосом, при принятии новых курсов и пожеланий.
— Виктор серьезный молодой человек. — сказал он когда молодые родители задумались не слишком ли много у их чада дополнительных активностей в жизни. — Если он говорит, что справится со всеми этими курсами, нам стоит ему поверить. Ну а если уж он не потянет… — тут дед провокационно улыбнулся мальчику. — Лишим его этого гордого звания и станет он обычным ребенком, с соответствующим к нему отношением.
Виктор поймал себя на мысли что, даже взрослому вроде бы человеку, хоть и в теле ребенка, стало казаться невозможным посрамить оказанное ему доверие.
Да и вообще, Лайонел производил впечатление, полностью соответствуя своему имени — гордый аристократ, всегда представительно выглядящий, не опускающийся даже до мысли надеть футболку или джинсы, с идеальной военной выправкой — десять лет во флоте. Он сам был олицетворением бывшей уже Империи без императора, и очень сильно ценил подобный подход от других.
Забавно что два человека в семье мало этому соответствовали — его жена Мередит и сын Джон. Которые были намного более домашними и мягкими. А вот его невестка Лаура, как ни странно, намного больше соответствовала высоким стандартам своего свекра. Ну, в женской их версии — на флоте она не служила, а была вполне себе «бизнес-вуман», лично подняв свою сеть небольших ресторанчиков. И слово «небольших», по отношению к бизнесу Лауры, не означало ни простоты, ни дешевизны. Скорее это были заведения именно для таких как Лайонелл — небольшие элитарные клубы, куда приходят не столько есть, хоть там и отменная, по мнению англичан, кухня, сколько провести время в кругу людей своего уровня. Возможно, провести деловые переговоры, или заключить выгодную сделку.
В итоге именно Лаура и Лайонел были теми, кто всячески поддерживал Виктора при выборе новых направлений развития. Лишь один раз умерив его хотелки, когда он задумался о повторении своего кульбита из прошлой жизни — с прохождением школы в ускоренном темпе.
— Виктор, мне понятны твои стремления, благо я уверен, что они тебе вполне по силам. — начал речь Лайонел, когда мальчик предложил сдавать всю школьную программу экстерном. Кстати, он всегда называл его только полным именем. — Однако ты не понимаешь зачем мы с твоими родителями определили тебя именно в эту школу. И зачем каждый учебный день тебя отвозят на другую сторону Лондона. Это не только потому, что твоя школа одна из лучших в мире (по мнению Лайонела, если что-то английское и не лучшее, то это только по вине местных коммунистов, которые ни разу не коммунисты, на самом деле), но и потому что ее выпускники весьма благосклонно принимаются в нужных школах следующей ступени. А вот там все уже куда серьезнее. И выбор своей альма-матер может очень сильно повлиять на всю твою жизнь.
— Но ведь до следующей ступени еще целых десять лет! — Виктор развел руками, показывая, насколько это огромный срок, может люди столько не живут. Тем более что, если это все же поттериана, он мог и не дожить.
— Это тебе сейчас кажется, что срок большой. — усмехнулся дед. — Поверь уж мне, как опытному человеку, время пролетит незаметно. Я иногда оглядываюсь назад и поражаюсь тому, как мои сорок лет пролетели, а ты всего про десять говоришь.
— Ладно, дедушка, если уж ты так говоришь. — грустно вздохнул мальчик, повесив плечи, отчего Лайонел лишь весело рассмеялся и поправил его волосы. Которые и так были в идеально выверенной классической прическе. Но не мог ведь он ее растрепать! А тактильный контакт произвел.
С другой стороны, нынешняя школа Виктора была одной из лучших по всем рейтингам, а вот этих самых «нужных школ» он весьма опасался. Ведь все они как одна были интернатного типа, с весьма специфическими традициями, насколько он помнил из прошлых жизней. Особенно в разрезе половых отношений в этих школах… Однополых школах. И если получить розгами по жопе ему было не страшно, да и эта традиция повсеместно отменялась, то вот получить что-то В жопу, вот совсем не хотелось! Хотя история с тем, как будущий премьер-министр Британии, вместе со своими одноклассниками, пихал свой орган в голову мертвой свиньи, тоже не выглядит приемлемым.
Благо, в скором времени, Виктор понял что половые традиции английских элитных школ ему не грозят — ведь у мальчика произошел первый детский выброс. Это был ненастный вторник, а ему очень хотелось на улицу, вот только в дождь Лайонел, присматривающий за ним в тот день, не хотел идти гулять. А мальчику очень хотелось… В итоге, это выразилось в то, что он спонтанно запретил идти дождю вокруг их дома. Сперва они этого не заметили, Виктор просто обрадовался и засобирался. Дед покряхтел для виду и тоже одел верхнюю одежду, прихватив зонт-трость на всякий случай.
Понимание пришло тогда, когда они вышли на открытую местность — стало явно заметно что дождь льет как лил, но не ближе тридцати футов от них. Выглядело это так, будто над ними висит огромный зонтик. Лайонел даже взглянул наверх, чтобы удостовериться в его отсутствии. В итоге, никуда они так и не пошли, вернувшись домой и дедушка быстро убежал кому-то звонить.
Кому звонил Лайонел, быстро выяснилось — когда в дверь позвонил аккуратный мужчина с усами и в котелке. Виктора сразу удивил его несколько архаичный вид. Будто сам доктор Ватсон явился к ним на порог. Вот только звали его не Ватсон, а Бэггинс, и был он старым знакомым Лайонела, а по совместительству мракоборцем, элитным бойцом магических спецслужб. О чем мальчик вскоре и узнал.
— Здравствуй, Лайонел. — мужчина поприветствовал деда мальчика, сразу переведя свой взгляд на него. — А вот и твой знаменитый внук. Виктор, если я не ошибаюсь?
— Да, Виктор Вега, а вас как зовут? — мальчик решил проявить вежливость, хотя уже начал что-то подозревать.
— Меня зовут Альфред Бэггинс, я мракоборец и давний знакомый твоего дедушки. — представился гость, одновременно снимая с себя шляпу и пальто.
— Мракоборец? — Виктор изобразил удивление, одновременно напрягшись и ликуя внутри.
— Да, так называют магический аналог полиции. — кивнул мужчина. — Но, думаю, тут нам предстоит долгий разговор, который стоит продолжить за кружечкой хорошего английского чая. — и он повернулся к Лайонелу.
— Да, конечно. Проходи в гостиную, Марта сейчас все организует, после чего я ее отпущу, и мы поговорим. — Мартой звали горничную работавшую в доме младших Питерсов, которая в данный момент занималась уборкой комнат на втором этаже.
Через десять минут они втроем уже сидели за столом в гостиной, и Лайонел сам разливал себе и гостю чай. Мальчику Марта сделала какао, после чего откланялась, оставив их поговорить.
— Итак, ты говоришь, что у Виктора есть особые способности. — заговорил Лайонел, после того как они остались втроем, а сам мужчина сделал первый глоток чая с молоком. — И когда я говорю «способности», я имею в виду магию.
— Да, именно это я и говорю. — кивнул Альфред. — В данный момент группа моих коллег ликвидирует последствия его детского выброса.
— Детского выброса? — заинтересовался дед. — Что это?
— Неосознанное применение магии ребенком. Обычно происходит у детей магов от пяти до одиннадцати лет. Иногда вследствие острых переживаний, иногда просто под влиянием сильного желания. В данном случае, как я понимаю, от сильного желания прекратить дождь.
— И что произошло?
— Ну, он прекратил дождь вокруг себя, создав некое подобие магического зонтика. — усмехнулся мракоборец. — В данный момент наши специалисты пытаются развеять этот «зонтик».
— Это нам чем-то грозит? — спросил Лаонел, не выказывая ни капли переживаний. — Вроде бы ты говорил что-то про «статут секретности».
— В другой ситуации, ты бы не был в курсе происходящего, потому что не принадлежал бы к магическому сообществу…
— Не был бы, или мне бы помогли не быть в курсе? — ехидно ухмыльнулся дед.
— Помогли бы. — кивнул гость, немного скривившись. — Обливиэйторы стерли бы тебе воспоминания, ведь ты не являешься одним из его родителей или другим близким родственником.
— Так мои родители… — только заикнулся Виктор, как Лайонел остановил его легким взмахом руки.
— Думаю, наблюдательности Альфреда хватило для сопоставления фактов. Да и сейчас это не столь важно.
— Но, это может быть важно. — поправил деда мракоборец.
— В каком смысле?
— Магическое общество несколько отличается от современного и привычного тебе общества маглов.
— Опять это словечко. — скривился Лайонел.
— Я помню твое к нему отношение, но тут уж извини, из песни слов не выкинешь. — Альфред развел руками. — Лучше обсудим суть. Общество магов обращает куда большее внимание на кровные связи, в том числе и на чистоту крови.
Виктору показалось, что дед в этот момент проскрипел зубами слово «нацисты»? А ведь он из тех, кто родился во времена, когда на Лондон падали бомбы этих самых магловских нацистов.
— Я понимаю, как это звучит, но не забывай, что волшебное общество куда консервативнее, чем привычное тебе. Плюс связь между кровью и магией все же существует буквально.
— Поподробнее бы. — коротко бросил Лайонел.
— Ну, например, у двух родителей магов рождается либо маг, либо, в редких случаях, сквиб. Но никогда не рождается ребенок вообще без способностей.
— Это как цвет волос? — вступил мальчик в беседу, и в этот раз дед его не прервал.
— Не понял.
— Ну, если у обоих родителей рыжие волосы, то и у ребенка, скорее всего будут рыжие волосы.
— Похоже на то. — кивнул Альфред.
— А маги рождаются только у родителей магов? — Виктор старался изображать речь именно ребенка, вот только явно знающего ответ на вопрос «откуда берутся дети».
— Не всегда, или даже в половине случаев… — мракоборец несколько растерялся, задумавшись. — Вообще у меня нет точных выверенных данных. Думаю, их вообще ни у кого нет. Но есть теория, что все новые маги рождаются в тех семьях, где кто-то из предков был сквибом. — тут он покосился на Лайонела.
— Не смотри на меня. — сразу пресек все размышления дед. — Во-первых, между мной и Виктором нет кровного родства, а во-вторых, я с вашим братом только по службе и познакомился. И знаю не очень много, особенно про внутреннюю кухню.
— Ну, тогда тебе и Джону с Лаурой придется познакомиться, ведь пройдет не так много времени, и вы получите письмо.
— Письмо? — Лайонел поднял бровь, призывая раскрыть подробности.
— Из Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.
— Альфред, напоминаю — я ни черта не знаю ни про какой Хогвартс. Так что прошу, будь более подробен в своих разъяснениях.
— Да, моя вина. Все время забываю. — гость поднял руки вверх. — Итак, в одиннадцать лет, все дети с магическими способностями получают письмо с приглашением из Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Сразу скажу — обучение там обязательно. Не менее пяти лет, еще два года рекомендуется.
— Мда, плакал мой Итон. — хмыкнул дед.
— Обучение и проживание там бесплатное, ученики возвращаются домой только на каникулы — на Рождество и летом.
— А чему там учат, кроме этой вашей магии?
— Эмм, ну из обязательных предметов зельеварение, трансфигурация, заклинания, травология, история магии, астрономия, защита от темных искусств и полеты на метлах.
— Альфред, ты меня не понял. — вкрадчиво заговорил Лайонел. — Из всего что ты перечислил, я вижу только один нормальный предмет — астрономия. И то, если только это именно та астрономия, которую я изучал. А я спрашивал про предметы вроде математики, литературы, химии, физики и вот этого всего, чему учат в обычных школах.
— Эмм, ну, с третьего курса можно изучать нумерологию. — немного растерянно, особенно для мракоборца, начал мужчина, но быстро понял, что ответа у него нет.
— Ясно, значит ответ — ничему, что проходят в нормальных школах, там не учат. — дед кивнул своим размышлениям. — Надеюсь хоть факультативно это делать не запрещено? — дождавшись ответного мотания головой от гостя, Лайонел повернулся к Виктору, и на его лице расплылась улыбка хищного предвкушения. — Похоже у одного маленького мага только что прибавилось домашней работы и убавилось каникул. Ведь я не допущу чтобы мой внук вырос неучем!
Мальчику же оставалось только сглотнуть образовавшийся в горле комок.
Разговор с родителями прошел весьма нервно, ведь оба не хотели отпускать своего сына в какую-то непонятную школу. На что дед лишь развел руками, дескать ничего не поделаешь. А вот идею с домашним обучением они активно поддержали, особенно Лаура, которая и пропихивала Виктора на все новые курсы, следуя принципу «грузи пока вывозит». Однако она же и настояла на том, чтобы Лайонел максимально поднял свои знакомства и разузнал как можно больше и о магическом мире, и о перспективах там для ребенка, да и о самой школе заодно.
Результаты расследования, мягко говоря, не порадовали ни одного из взрослых. Особенно всех напрягли известия о только что закончившейся магической войне, после которой еще даже угли не остыли, иногда буквально. И отпускать в этот мир ребенка одного, без возможности даже как-то ему помочь, выглядело как очень опрометчивый шаг.
Благо, зная о том, с чем предстоит столкнуться через семь лет, можно было хоть как-то к этому подготовиться. Ведь было непонятно — будет ли у Виктора возможность, как по времени, так и чисто физическая, проходить параллельно курс и обычной школы и волшебной. Конечно, после его тренировок со структурированием своего разума, который выглядел чем-то вроде огромной библиотеки всех знаний за три уже жизни, он бы легко справился с дополнительной нагрузкой. Ведь для того, чтобы что-то запомнить, ему было достаточно банально взглянуть на текст, а уж читать он еще с прошлой жизни умел очень быстро. Быстро, но не теряя в качестве.
Причем возросли не только умственные, но и физические нагрузки, что было для Виктора несколько неожиданно. Ведь после того, как Лайонел подробнее узнал про то, как обстоят дела с магическими боями, он, с явным удовлетворением, объявил, что с семи лет его внук будет заниматься еще и фехтованием. Очень уж ему напомнили стойки, показанные Альфредом то, чему он сам обучался в фехтовальном клубе Итона. Ну а уже Лаура, как само собой разумеющееся, взяла на себя обучение танцам. Ведь было явно заметно что навык этот пригодится. Благо тут планы никак и не менялись.
Правда Лайонела весьма расстроил тот факт, что колдомедики, с которыми он советовался, не рекомендовали Виктору обучаться непосредственно магии до школы, успокоив тем, что особых преимуществ у детей из магических семей не будет. Потому что их самих родители ограничивают в этом, дабы не поломать тонкий еще организм юного мага. Ведь вполне можно было получить к одиннадцати годам вместо подающего надежды мага — бесполезного сквиба.
Виктор от таких новостей даже сам напрягся, ведь к тому моменту он вполне себе развивал телекинез, да и пытался перенаправить свои детские выбросы на развитие своих тела и разума. Правда последнее больше походило на некоторый вид аутотренинга с медитацией, но черт его знает к чему оно может привести. Уж лучше позже наверстать, решил мальчик.
Зато неожиданно прорезался талант о котором Виктор и не подозревал — музыка. Вернее, не сама музыка, а то, как с ее помощью он влиял на себя и окружающих. И в этот раз опять помог Альфред, который стал частым гостем в доме младших Питерсов. Именно он, во время традиционного вечернего музицирования, заметил, что мальчик неосознанно использует магию во время игры на скрипке. Отчего его музыка оказывает благотворное влияние на всех слушателей. Не понятно было в чем именно оно выражается, но после озвучивания таких открытий все подтвердили, что и вправду они начинают чувствовать себя лучше, да и спят куда крепче и «слаще». Правда до этого времени все думали, что это просто музыка сама по себе такой эффект оказывает. А вот мальчика от этих известий чуть на неуместный смех не разбило «ну, супер! Теперь я, оказывается, чертов бард!».
Вот только чем больше Виктор интересовался этим эффектом, тем больше начинал понимать, что он и на нем отражается. Вот только куда как сильнее, чем на остальных. Стоило ему минут пятнадцать потратить на исполнение, полностью ему отдаваясь, как у него проходит физическая усталость, заживают легкие повреждения (на серьезных не проверял, ибо не получал. А самого себя калечить ради идиотской проверки, он не решился), думается и даже дышится куда как легче. И более того — эффект сохраняется и после окончания такой «музыкальной медитации». Фактически, если следовать игровой терминологии, он накладывал на себя и окружающих «бафф», длящийся не меньше двух часов, с тенденцией к увеличению как эффекта, так и продолжительности. «Ну точно, я чертов бард! Остается прокачать харизму и начать всех соблазнять.» — с усмешкой подумал мальчик.
В таком ключе годы до одиннадцатилетия Виктора пролетели весьма быстро. Ведь у него и свободного времени практически не было, а заводить знакомства со своими сверстниками, зная, что в будущем их дорожки разойдутся, он не считал необходимым. Да и в школе не старался особо выделяться, просто учился на отлично, не влезая в околошкольную деятельность, вроде олимпиад и прочего.
Правда дед все же поддался на уговоры и аргументы мальчика, и, под обещание не применять знания на практике до школы, закупил те книги, которые ему порекомендовали для подготовки к школе. Конечно, там и заклинаний-то особо не было — больше про историю, этикет и прочие полезные для юного мага вещи. Никаких оклюменций и легилименций ему изучать не давали, ибо Лайонел, даже после того, как внук объяснил ему про полезность первого и намекнул на возможность второго, никаких самоучителей по ним не нашел. Зато порадовал тем, что, когда ему говорили про их «тёмность», просто отмахивался, видя явную пользу, как минимум в защите своего разума. С другой стороны, сама работа, проделанная Виктором по структурированию своего разума, весьма напоминала как раз оклюменцию, так что была у него надежда что хотя бы начало, для дальнейшего развития, он уже положил.
Одиннадцатый день рождения мальчика выдался довольно нервным, потому что и взрослые, и он ждали одного — письма. Которое и упало в почтовый ящик ровно в 11 часов дня. И хоть это и была среда, по общей договоренности, дома присутствовали как его родители, так и Лайонел. Решив, что один рабочий день можно и пропустить, ради такого события. Правда после прочтения весьма предсказуемого текста в письме, было принято решение что за покупками отправятся они с дедом вдвоем, в ближайшие выходные. Ибо до начала учебного года было еще полтора месяца, а все, что могло принести пользу на этом этапе, уже закупил сам Лайонел.