Роза и Рикардо

ГЛАВА 12

Незнакомец улыбнулся.

— Прежде чем разговаривать, хорошо бы представиться друг другу. Меня зовут Жан-Пьер, а вас?

— Дульсе. Только не надо шутить на тему Дульсинеи и Дон Кихота, мне это уже надоело,— заранее предостерегла его она.

— Из ваших слов я делаю вывод, что слишком многие безуспешно мечтали стать вашими рыцарями,— засмеялся Жан-Пьер.

Дульсе покраснела.

— Вовсе нет. Просто...— Она опять оглянулась.

Ее преследователь появился на ступенях собора, и Дульсе опять ощутила на себе его ищущий взгляд.

Она схватила Жан-Пьера за руку и слегка приобняла, припав головой к его груди. Преувеличенно громко, чтобы парень мог слышать, и с нарочито радостным возбуждением в голосе она быстро начала нести полную чушь:

— Ах, Жан-Пьер, не поверишь, я почувствовала, что ты рядом, и понеслась к тебе со всех ног. Куда мы пойдем, милый? Я свободна до самого вечера. А потом ты проводишь меня домой, не правда ли? Я больше никогда, ни на одну минутку не разлучусь с тобой.

Парень сунул руки в карманы брюк и, посвистывая, прошел мимо них, изучающе смерив Жан-Пьера взглядом. Видимо, высокий рост и широкие плечи произвели на него впечатление, потому что он направился к стоянке такси, призывно жестикулируя.

Дульсе, прижавшись к Жан-Пьеру, следила за каждым его шагом. Убедившись, что опасность миновала, она облегченно вздохнула и резко отпрянула от своего нового знакомого.

— Ох, простите.— Она смущенно потупилась.

— За что?— опять улыбнулся Жан-Пьер.— Все было очень мило. Значит, вы свободны до вечера?

Он откровенно забавлялся, наблюдая, как Дульсе сгорает со стыда. А она абсолютно не представляла себе, как надо теперь поступить.

«Вот если бы Лус была на моем месте, она элегантно вывернулась бы из любой ситуации. Этот французский красавчик не посмел бы над ней насмехаться. Наоборот, он был бы счастлив предложить ей свои услуги и покровительство. Ну почему, почему у меня все выходит так нелепо, а у нее изящно? Почему вокруг нее поклонники и обожатели, а меня называют снисходительно малышкой? Ведь мы похожи как две капли воды»,— огорченно подумала Дульсе.

— Вы не ответили, мадемуазель,— склонился к ней Жан-Пьер.

«Лучше говорить честно и ничего из себя не изображать,— решила Дульсе.— Все равно у меня не получится, как у Лус».

Она вздохнула и ответила, глядя Жан-Пьеру прямо в глаза:

— Я действительно свободна, потому что... потому что я только второй день в Париже.

— Так вы желаете, чтобы я стал вашим гидом?

— Гидом? Нет, только не это! — в ужасе воскликнула Дульсе, вспомнив свои утренние мучения. И, заметив, как недоуменно вскинул брови Жан-Пьер, расхохоталась: — Просто одна здешняя гидша пасла меня все утро как овечку. «Посмотрите направо, посмотрите налево...» — забавно передразнила она.— Благодарю покорно.

После того как Дульсе решила вести себя естественно, она вдруг почувствовала, что ей очень легко общаться с этим красавчиком. Вот даже сумела заставить его растеряться.

И тут Дульсе заметила, что у входа в собор пестрят на стенах многочисленные ленточки и листочки, как будто на доске объявлений.

— Каждый ищет защиты у Святой Девы, — Жан-Пьер, проследив за ее взглядом. — Это издержки цивилизации. Люди так спешат, что даже молитвы возносят на бегу. Черкнут заранее на листочке «мерси» и прилепят у входа, чтобы Дева не забыла выполнить их просьбу.

— Похоже на то, как популярным ведущим задают вопросы в студию по телефону, — засмеялась Дульсе. — «Скажите, а правда, что вы такой-рассякой? Спасибо».

— Точно. — Жан-Пьер хитро посмотрел на нее и добавил: — А как зовут вашего бывшего возлюбленного?

— Какого? — растерялась Дульсе.

— Которому мы демонстрировали наши пылкие объятия.

Дульсе разом помрачнела.

— Ох, это совсем не то, что вы думаете... Он... — Она запнулась, не зная, можно ли доверять незнакомцу свою тайну. Пожалуй что нет. — Просто он меня испугал, — уклончиво ответила она. Это было почти правдой.

— Тогда тем более вам нужен сопровождающий. У меня рядом машина. Приказывайте куда.

— Нет, это неудобно.

Но Жан-Пьер настаивал, и Дульсе в конце концов согласилась. Действительно, что плохого, если он немного покатает ее по городу?

Старенький «ситроен» стоял за углом. Жан-Пьер галантно захлопнул за Дульсе дверцу, обогнул машину и сел рядом.

— Предлагаю маршрут, — сказал он. — Сначала окраины — Париж новый, а потом сужаем круги к центру. Так лучше видно разницу. Только... сначала заскочим в одно место.

— На работу?— спросила Дульсе.— А вас отпустят?

Жан-Пьер хохотнул.

— На сегодня я уже все закончил.

Они помчались от центра к окраине, и Жан-Пьер затормозил у небольшого окраиного бара с огромными окнами, расписанными по стеклу рекламой «Играет группа «Фнетр».

— Подожди меня здесь. Я быстро.

Жан-Пьер скрылся за дверью. Колокольчик, подвешенный над входом, звякнул.

Дульсе с интересом разглядывала внешнее оформление бара. Группа «Окно», и реклама на окне — забавно. Наверное, какие-нибудь ребята с окраины, энтузиасты-меломаны. У них в Мехико тоже часто подрабатывают в барах начинающие музыканты, только они в основном играют национальные мелодии. Ей вдруг захотелось посмотреть, а как там внутри. Пока Жан-Пьер решает свои дела, она вполне успеет глянуть хоть одним глазком. Вот только как быть с машиной? Оставить незапертой? Но улица была довольно пустынной, и Дульсе рискнула.

Внутри еще не было посетителей, свет был приглашен, только над небольшой эстрадой мигали разноцветные лампочки, повторяя контуры огромного окна. Маленький зал разделен перегородками так, что каждый столик был изолирован от других, но все они повернуты к эстраде, на которой стояли усилители, музыкальные инструменты, ударная установка. Трое парней что-то тихо обсуждали, склонившись над синтезатором.

И вдруг тишину зала нарушил громкий визгливый голос:

— Но ты же обещал! Ты сказал, что напишешь о нашей премьере! Ты что, не понимаешь, как это для меня важно?

— Не кричи, Жанетт,— послышался голос Жан-Пьера.— Я же объяснил, у меня возникло неотложное дело.

— Даже слышать об этом не хочу! Завтра в газете должна быть статья и снимок. И потом, я что, должна быть одна на вечеринке? Что я скажу гостям? У тебя не может быть более важного дела, чем это!

— Но, Жанетт,— уговаривал Жан-Пьер,— пойми, у меня тоже работа. К вечеринке я постараюсь вернуться. А статью я и так напишу, я это столько раз слышал, и ты будешь, как всегда, очаровательна...

— А снимок? Я ведь специально сшила костюм!

— Я думаю, лучше дать крупно лицо с микрофоном. Помнишь тот кадр, что я сделал на уик-энде в Сен-Дени. Он великолепен.

— Да... пожалуй.

Жанетт на секунду призадумалась, и Жан-Пьер тут же воспользовался паузой:

— Ну ладно, я побежал. Увидимся.

— Идем, я тебя провожу.

— Не надо, — запротестовал Жан-Пьер. — Вам же еще репетировать.

Парочка поднялась из-за крайнего столика, прикрытого перегородкой, и двинулась к выходу.

«Боже, какой стыд,— подумала Дульсе.— Он врет о работе своей жене или подружке, кто она там ему? А сам хочет провести время со мной. Сейчас она меня увидит... Зачем я только сунулась сюда? Хотя, останься я в машине, пожалуй, было бы еще хуже».

Дульсе отступила на шаг к выходу и быстро приоткрыла дверь. Звякнул колокольчик.

В этот момент Жанетт и Жан-Пьер появились в проходе. Жан-Пьер сделал квадратные глаза, а Жанетт безапелляционно заявила:

— Вы читать не умеете, девушка? Бар еще закрыт.

— Простите... Я не понимаю по-французски,— неожиданно для себя выпалила Дульсе на ломаном языке.

— Закрыто. Клоуз. Ферштейн?— на дикой смеси наречий визгливо объявила Жанетт и скрестила перед собой руки.

Она подхватила Жан-Пьера под руку и продефилировала мимо Дульсе, многозначительно распахнув перед ней дверь.

Дульсе послушно вышла, круто повернулась и быстро бросилась вниз по улочке подальше от злополучного бара.

— Понаехало этих цветных!— брезгливо заявила Жанетт.— Такие тупые, аж противно! Ну ладно, милый,— она чмокнула Жан-Пьера.— Побыстрей освобождайся, я жду.

Дульсе услышала, как за ее спиной взревел мотор «ситроена», и тут же машина промчалась мимо нее, скрывшись за поворотом.

«Ну и слава Богу,— облегченно подумала она.— Еще мне не хватало участвовать в семейных сценах».

Хотя в глубине души, настолько в глубине, что Дульсе сама предпочитала не закапываться в разборку своих ощущений, ей было досадно, что у красавца француза оказалась подружка, да еще такая настырная и требовательная.

«Как он ее терпит? Она же ему, наверное, жизни не дает. Вот он и вынужден врать на каждом шагу. А сама-то! Как ощипанная курица. Ну почему мне так не везет? Стоит симпатичному мужчине обратить на меня внимание, как обнаруживается, что он связан какими-то обязательствами или сразу переключается на другую. Наверное, любовные отношения не мой удел. Как хорошо, что у меня есть отдушина, в которой я могу укрыться от этих невзгод. Ведь когда я рисую, все эти досадные волнения уходят на задний план. Значит, судьба дает одно только в обмен на другое. Настоящее искусство не терпит помех и соперничества».

Погруженная в невеселые раздумья, Дульсе чудом набрела на станцию метро и с большим трудом добралась наконец домой.

Не раздеваясь, она плюхнулась на кровать и уставилась в потолок. Объяснение Жан-Пьера с его подружкой оставило неприятный осадок. Но еще досаднее и обиднее было то, что он уехал, бросив ее на улице и даже не попытавшись объясниться. В глубине души она надеялась, что вдруг рядом затормозит «ситроен» и Жан-Пьер с юмором прокомментирует то, чему она оказалась свидетелем.

«Наверное, эта дамочка имеет над ним большую власть, раз он так испугался», — думала Дульсе.

Она встала, подошла к зеркалу и долго придирчиво разглядывала себя со всех сторон. Ведь объективно она гораздо красивее этой ободранной Жанетт. Чем же та удерживает такого красавца?

Дульсе ошибалась, думая, что Жан-Пьер уехал, бросив ее в незнакомом квартале. Он свернул в параллельный переулок, сделал круг и медленно ехал поодаль вслед за ней до станции метро. Потом оставил машину, сел в соседний вагон и проводил Дульсе на почтительном расстоянии до самого ее дома. Он понял, как она ошарашена и расстроена, легкость, с которой он обычно все сводил к шутке, покинула его. Он шел за ней следом, как мальчишка, и сам недоумевал, почему он делает это. Видимо, для того, чтобы найти потом подходящий момент и извиниться. Конечно, только для этого. Ведь он в глазах этой мексиканочки отвратительным лживым ловеласом А это совсем не так. Его Жанетт вела себя как склочная баба, да еще и обозвала Дульсе цветной. Девчонка, наверное, ревет от обиды — так гостеприимно встретил ее Париж. Жан-Пьер дал себе слово каждый день уделять Дульсе немного времени и повозить ее по всем интересным местам. Если она, конечно, сможет простить его.

Потом он вернулся обратно к машине и бесцельно кружил по городу до самой темноты. На душе было очень противно. Он пропустил и первое выступление группы, в которой Жанетт была солисткой, и званую вечеринку по этому поводу. Пусть злится, принимая гостей в одиночестве. Последнее время ее выходки просто неприличны. Друзья не вмешиваются в их отношения, но Жан-Пьер все чаще ловит на себе их недоуменные взгляды. Особенно нетерпеливой Жанетт стала после того, как перебралась к нему. Она почувствовала себя хозяйкой, и хотя Жан-Пьер уклончиво отвечал на намеки по поводу официального оформления отношений, Жанетт расположилась основательно, всерьез и надолго и предъявляла все больше и больше требований. Жан-Пьер почувствовал себя спеленатым по рукам и ногам и не знал, как вырваться из этого круга. Неужели он когда-то был без ума от Жанетт и ее эксцентричных выходок? Неужели правду говорят, что все невесты ангелы и непонятно, откуда берутся жены-ведьмы?

В этой девушке, которая чуть не свалила его с ног, было то, что начисто отсутствовало в Жанетт,— простота и непосредственность. А в его подружке все отчетливее просматривались холодный расчет и кокетство. Она воображала себя неотразимой красоткой и считала, что мужчины обязаны исполнять каждую ее прихоть. Чего стоит ее тщеславное желание заявить о своем дебюте в вечерней газете, да не как-нибудь, а хвалебной рецензией типа «Взошла новая звезда». И Жан-Пьер вынужден был дать согласие и уже заранее переговорил с редактором, зарезервировав в завтрашнем номере место для своей статьи. Интересно, что будет, если он не исполнит обещания?

Он открыл ключом дверь и возник на пороге, когда весь трудовой Париж уже мирно отошел ко сну. Жанетт, злая как фурия, стояла среди жуткого беспорядка. Бокалы, грязные тарелки и пустые бутылки были разбросаны по всей гостиной.

— Ну и как это называется?— подбоченившись, зло прищурилась она.— Как ты посмел не явиться? В какое положение ты меня поставил?

— А в какое?— холодно осведомился Жан-Пьер.— Разве я был обязан присутствовать на твоем торжестве?

— Обязан! Хотя бы потому, что люди пришли в твою квартиру!

— Было много работы. Срочный материал в завтрашний номер,— с ехидством соврал Жан-Пьер.— С утра будем ломать голову, куда его приткнуть. Боюсь, что придется что-нибудь выбросить.

Жанетт моментально прекратила нападки и ласковой кошечкой прильнула к Жан-Пьеру.

— Что выбросить, милый? Ты ведь не позволишь убрать заметку обо мне? Ты ведь знаешь, как это для меня важно.

— Не знаю, видно будет...— Жан-Пьер отстранил ее и недовольно оглядел комнату.— Неужели тебе было трудно убрать?

— Убрать?! Да у меня все из рук валится!— всхлипнула Жанетт.— Ты бы видел, какой это был ужас! Прямо посреди песни микрофон начал свистеть и хрипеть. А эта окраинная шпана со своими девчонками покатывалась от хохота. Кончилось тем, что ребята играли им какой-то забойный рок, а эти выродки плясали и топали, как буйволы. По дороге домой мне пришлось самой купить себе несколько букетов.

«Ничего, дорогая, тебе было полезно получить щелчок по носу,— подумал Жан-Пьер.— По крайней мере, откровенно рассказываешь о своем провале».

— Да, у нас был сегодня неудачный день,— сказал он вслух.

— Я нахожу силы только в твоей любви,— прижалась к нему Жанетт.— Мне так нужна твоя поддержка...

Среди ночи Дульсе вдруг открыла глаза. Только что увиденное во сне словно продолжалось наяву, и она тряхнула головой, стараясь прийти в себя.

Ей снился Жан-Пьер. Она почему-то целовалась с ним и была счастлива, как никогда. И в самый упоительный момент откуда ни возьмись возникла Жанетт и вцепилась ей в волосы. У Дульсе до сих пор болела кожа.

«Как странно… — подумала она.— Я его совсем не знаю, а уже такое себе вообразила. Пабло мне очень нравился, но никогда не снился в таких ситуациях. Наверное, мое подсознание сдерживало то, что Лус моя сестра... А с этим Жан-Пьером было так приятно целоваться... Он, наверное, спит сейчас в объятиях своей мегеры... Что толку об этом думать? Все равно я его больше никогда не увижу».

Наутро к ней ввалились Анри, Симона и целая компания молодых людей.

— Ну, ты куда пропала?— тормошил заспанную Дульсе Анри.

— Мы вчера раз пять к тебе заходили,— сказала Симона.

— Давай облачайся, и дуем в Версаль,— торопил Анри.— Можешь взять этюдник, порисуем.

— Ты порисуешь, если ручки не будут дрожать,— подколола его Симона.— Вчера перебрал да сегодня добавишь.

Когда они шумно вывалились из подъезда, Дульсе заметила стоящий на углу старенький «ситроен». Сердце екнуло, но она тут же отвернулась и одернула себя. Мало ли в Париже похожих машин.

А сидящий в машине Жан-Пьер, увидев ее в компании молодых людей, проглотил все заготовленные для встречи слова. Всего два дня в Париже? Девчонка пользуется невероятной популярностью. Это подстегнуло и раззадорило его. У многих ребят, да и у Дульсе тоже, были в руках этюдники. Значит, мексиканочка рисует. Тогда вычислить ее не составит труда. Можно больше не караулить у дома, это слишком нарочито. Он объедет несколько художественных школ и академий, и они встретятся снова ну просто чисто случайно. Он улыбнулся и весело выжал стартер. То-то она удивится...

Несколько дней, оставшихся до занятий, Анри, Симона и их приятели не давали Дульсе остаться одной. Они вместе ездили на этюды, осматривали окрестности, устраивали пикники, а вечерами набивались в крохотную квартирку Анри и Симоны пропустить стаканчик и послушать музыку.

Анри и Симона, не скрываясь, жили вместе и в то же время оставались добрыми приятелями, не ревнуя и не закатывая друг другу сцен.

Дульсе очень удивляло это, у них в Мексике в обществе придерживались старой морали, и такие отношения вызвали бы всеобщее осуждение. Но ребята объяснили ей, что это нормально, у них принято жить вместе, если хочется, это никого не шокирует.

— К тому же, если нам нравится спать в одной постели,— со смехом заявил Анри,— гораздо дешевле снимать одну квартиру, а не две. К чему лишние траты?

— Разве во Франции не заключают браки?— наивно осведомилась Дульсе.

— Браки заключаются на небесах, дорогая,— важно ответил Анри.— А мы с Симоной как раз ждем высочайшего благословения.

— И долго вы будете ждать?

— Пока мне не захочется вручить в ее белые ручки всю мою стипендию.

— Боюсь, это будет не скоро,— засмеялась Симона.

А Дульсе вдруг подумалось о Жан-Пьере. С чего она взяла, что эта фифочка его жена? Возможно, они просто составили парочку, как Анри с Симон. Она не может осуждать его, если здесь такие отношения считаются нормой. Да к тому же эта Жанетт ведь запросто может оказаться его сестрой... Да, конечно, сестрой... так было спокойнее думать. Она не могла понять, почему Жан-Пьер не выходит у нее из головы.

— Сестра,— вдруг сказала она вслух.

— Ну вот еще!— возмутился Анри.— Я предложил тебе тоже перебраться к нам, а ты! У меня к тебе совсем не братские чувства.

— Господи, Симона, как ты его терпишь!— воскликнула Дульсе.

— А кто его еще вытерпит?— улыбнулась Симона.

Дульсе сама себе удивлялась. Впервые в жизни она так долго вращалась в шумной компании и не испытывала комплексов и зажатости. Наоборот, с каждым днем она чувствовала себя все свободнее и раскованнее и уже смеялась и шутила в ответ. Так естественно она могла вести себя только с Лус. Похоже, эти ребята действительно становятся ее друзьями. Общие интересы, общие проблемы... К тому же Дульсе на пленэре сделала несколько неплохих акварелек и почувствовала, что ее зауважали. Это было необычно и безумно приятно.

Те самые дни, когда Дульсе наслаждалась обществом своих новых друзей, Жан-Пьер безуспешно объезжал школы искусств и художественные академии. Молодые парни и девчонки толпились во дворах, сидели в ближайших скверах и кафе, но нигде он не сумел углядеть среди них знакомое личико. Это становилось похожим на охоту. Зачем он разыскивает ее? Она уже, верно, и думать забыла о мимолетной встрече, на нее свалилось столько впечатлений.

К тому же Жанетт была кротка и ласкова последние дни. Жан-Пьер оттянул выпуск обещанной статьи, желая ее позлить, но объясняя это редакционными заморочками. И она мило дула губки по вечерам, мурлыкала песенки из своего репертуара и даже готовила ужин — его любимый бифштекс со спаржей. А вместо ставших привычными упреков в оттягивании помолвки она горько вздыхала:

— Тебе совсем ни к чему жениться на мне, милый. Жены-неудачницы мужчинам только в тягость.

Но она прекрасно знала, что это не так. Ее опыт подсказывал ей, что женщина, не преуспевшая в карьере, дает мужчине шанс чувствовать себя ее мудрым советчиком, утешителем, ее опорой и поддержкой.

И Жан-Пьер уже стал оттаивать, одурманивая себя этим льстивым ядом. Ему уже стало жаль Жанетт. Она так мечтала об успехе — вполне простительная мечта для начинающей певицы. Как говорится, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Теперь она, бедняжка, сидит дома, ждет, пока отладят аппаратуру, и всю себя посвящает только ему. Пожалуй, сегодня он сдаст в набор обещанную статью. Жанетт развернет вечернюю газету и... «проснется знаменитой».

Он заскочил в редакцию, сдал положенные репортажи и свою заметку о Жанетт с большой фотографией, на которой она вышла томной и удивительно одухотворенной. Никто никогда бы не подумал, что это фото сделано не на концерте, а в мотеле после бурной ночи, когда она с утра дурачилась с футляром от его бритвы в руках, распевая серенады и соблазняя его на новые подвиги.

Жан-Пьер вышел из редакции и решил немного пройтись, подышать воздухом, потолкаться в суетливой толпе — благо Монмартр был под боком. Мысленно он представлял себе сегодняшний вечер, Жанетт с газетой в руках и предвкушал, как она будет стараться его отблагодарить. Явно постарается быть еще соблазнительнее, чем на снимке...

Он неспешно разглядывал выставленные для продажи картины на мольбертах уличных художников. Вот прелестный пейзаж, как раз Сен-Дени, неподалеку от мотеля, где они с Жанетт провели тот восхитительный уик-энд. Жан-Пьер остановился у картины, и художник тут же зачастил:

— Возьмите, месье, не пожалеете, очень недорого, прекрасно подходит под обои кремовых тонов...

— Нет, благодарю.

Жан-Пьер отступил на шаг и задел плечом стоявшую чуть сбоку девушку.

— Простите...

Он повернулся к ней и остолбенел от неожиданности — перед ним стояла Дульсе.

Она вспыхнула, в глазах мелькнула радость, но она тут же взяла себя в руки. Все же общение с Анри ее кое-чему научило.

— Ничего,— усмехнулась она.— Долг платежом красен. Сначала я пыталась сбить вас с ног, теперь вы меня. Квиты.

Жан-Пьер почувствовал, что не знает, что ответить, слова не приходят на ум, и бестолково принялся лепетать извинения, пытаясь объяснить свое исчезновение.

— Ах, о чем вы?— сказала Дульсе.— Я ведь слышала в баре, что вас срочно вызвали по делу.

И Жан-Пьер опять растерялся. Это было так на него непохоже.

— А знаете, в каком кафе любили сидеть Пикассо и Аполлинер?— вдруг вовсе некстати спросил он, не зная, как продолжать разговор?

— В каком?

— Вот в том, на углу. Мне кажется, мы просто обязаны тоже выпить там кофе.

— Вы меня приглашаете?

— Ну конечно!

— Хорошо,— сказала Дульсе.— Только давайте сначала досмотрим работы. Здесь есть очень интересные.

— У вас профессиональный интерес?

— А вы откуда знаете?— удивилась Дульсе.

— Я просто предполагаю,— смешался Жан-Пьер.— Такая девушка, как вы, обязательно должна уметь рисовать и музицировать.

— Не обязательно. Мне в детстве слон все уши оттоптал,— фыркнула Дульсе.

Они прошли до конца Монмартра, вернулись к кафе и сели за свободный столик. Беседа, которую сначала оба с усилием пытались поддерживать, незаметно оживилась, и скоро оба уже увлеченно болтали, обсуждая различные течения в живописи, архитектурные стили и посмеиваясь над первым неудачным знакомством Дульсе с Лувром.

Ей почему-то было не стыдно иронизировать теперь над своей наивностью.

— Давайте сходим вместе,— предложил Жан-Пьер.— Я в Лувре прекрасно ориентируюсь.

— Только после занятий, часа в четыре.

— Я подъеду к концу занятий,— пообещал Жан-Пьер.

Продолжая болтать, они заглянули в несколько лавчонок, торгующих красками и кистями, Дульсе купила себе какой-то редкий тиондиго-розовый и радовалась, как ребенок новой игрушке. Жан-Пьер с удовольствием наблюдал за ней, находя ее симпатичной и забавной.

Они дошли до площади, на которой художники разрисовали цветными мелками весь асфальт, и остановились, рассматривая рисунки.

— Скажите, у вас есть сестра?— вдруг спросила Дульсе.

— Нет, а что?

— Ничего...

Она как-то сразу помрачнела. Низко согнулась, спрятав лицо, попросила у сидящего на корточках парня мелок и принялась что-то чертить на асфальте.

— А почему вы спросили?

Так... Просто у меня есть сестра. Мы с ней близнецы. Рядом поставить — не отличите.

— Это интересно...— пробормотал Жан-Пьер, так и не поняв, почему у Дульсе вдруг испортилось настроение.

«Наверное, скучает»,— решил он.

«Значит, я ошиблась,— думала Дульсе, с трудом сдерживая слезы.— Эта фифа его любовница. И зачем только мы с ним все время сталкиваемся, ведь Париж такой большой, что нам, тесно?»

Она вспомнила свое разочарование в Акапулько, когда Лус увела у нее Пабло. Как она переживала тогда! А сейчас даже не вспоминает его, этот француз помимо воли занимает все мысли. Почему? Ведь Пабло, пожалуй, красивее. У него такие яркие глаза, и брови так изящно изогнуты, и горделивый нос... Лус лопается от гордости, когда идет с ним рядом... А она, Дульсе, ведь тоже, если честно, чуть-чуть гордилась, когда шла с Жан-Пьером по Монмартру. Хотя на них и никто не смотрел, а на Пабло всегда оглядываются встречные девчонки...

— Это кто?— вдруг спросил Жан-Пьер.

— Кто?— Дульсе очнулась от своих мыслей и посмотрела на асфальт.

Оказывается, она довольно точно нарисовала портрет Пабло, машинально следуя рукой вслед своим мыслям.

«Хорошо, что не Жан-Пьера»,— подумала она. И неожиданно для себя сказала ему в пику:

— Это мой жених, Пабло. Он ждет меня в Мексике.

Дульсе сидела за мольбертом в просторном классе и тщательно срисовывала академическую постановку — кувшин, кусок драпировки и кисть винограда.

— Признавайтесь, кто сожрал у натюрморта правый бок?— вдруг грозно спросил Анри.— Там было на три ягоды больше. Я до перерыва наметил.

Дульсе хмыкнула про себя - он же сам и слопал, с ней и Симоной. Еще один перерыв - и рисовать будет нечего.

Рядом тоскливо мучилась Симона. Она обожала графику, делала офорты и гравюры, а вот живопись давалась ей с трудом.

Дульсе заглянула через плечо. Какой бледный, тусклый фон... Да, пожалуй, после взбалмошных выходок Анри начнешь видеть все только в черно-белых тонах!

Он вчера поздно вечером явился к Дульсе, едва держась на ногах, заявил, что пьет с горя, и настойчиво выяснял, куда она теперь исчезнет.

— Пойми, я ревную,— говорил он заплетающимся языком,— Не гони меня. Я лягу на коврике, как твоя собака...

Дульсе пришлось одеться и лично проводить его до дома, вручив Симоне из рук в руки.

А сегодня он ровен и насмешлив, как обычно, словно и не было ничего. Просто его любопытство не удовлетворено. Ему нравится, как петуху, собирать вокруг себя своих курочек, а одна курочка вдруг отбилась от стаи, и он затрепыхал крылышками и заорал: «Куда? Куд-куда?»

Дульсе рассмеялась. Настроение было прекрасное. Уже две недели подряд Жан-Пьер забирал ее после занятий, и они методично исследовали Лувр, зал за залом, не торопясь, подолгу задерживаясь у каждой картины и делясь впечатлениями.

У Жан-Пьера были пробелы в знании истории искусств, и Дульсе с удовольствием их восполняла. А он иногда принимался спорить, доказывая явную чушь, входил в раж, размахивал руками. На них начинали оглядываться, и они, как нашкодившие школьники, смывались в соседний зал от грозных взглядов служительниц, но и там повторялось то же самое.

Зато потом он начинал измываться над ней, колеся по Парижу и подлавливая на незнании истории Франции. Сыпал датами, названиями и гордился, как павлин.

А вчера он подвез ее к дому и спросил, глядя в сторону:

— Ты не хочешь пригласить меня на кофе?

— У меня нет кофе,— растерялась Дульсе.— Я не готовлю дома.

Он почему-то хмыкнул, потрепал ее по волосам и на прощание чмокнул в щеку.

Дульсе до сих пор ощущала на скуле огненное пятно там, где прикоснулись его губы.

Непохоже, чтобы у Жан-Пьера кто-то был, раз он все свободное время уделяет ей. Насколько она знает мужчин... Ах, как глупо! На самом деле она мужчин совсем не знает и не понимает... Но все равно надо выяснить наконец, что это за Жанетт, и вытащить из сердца колючую занозу.

Дульсе еле дождалась конца занятий. Быстро побросала в ящик краски и глянула на часы.

— Тебя ждут?— прищурился Анри.

— Да!— счастливо улыбнулась Дульсе.

Она плюхнулась в «ситроен» и бросила планшет на заднее сиденье.

— Ну что, в Лувр?— спросил Жан-Пьер.

— Боюсь, что нас туда больше не пустят,— хихикнула Дульсе. Она покосилась на Жан-Пьера. Ну! Решила — так давай! — А ты не хочешь познакомить меня с Жанетт?

Жан-Пьер поперхнулся от неожиданности.

— А ты этого хочешь?— глухо спросил он.

— Да... — Дульсе напряглась.

— Зачем?

— Сама не знаю,— честно ответила она.

— Ну что ж...— Он помолчал.— Они начинают через час. Ты хочешь послушать?

— Я же сказала, что хочу,— буркнула Дульсе.

— Тебе же слон уши отдавил,— попытался пошутить Жан-Пьер.

— У меня сестра певица,— обиженно надулась Дульсе.

Они молча вошли в знакомый бар.

— Познакомься, Жанетт,— преувеличенно весело сказал Жан-Пьер.— Это моя знакомая из Мексики, Дульсе. Родители прислали ее учиться рисованию.

«Ловко,— отметила про себя Дульсе.— Из его слов получается, что он знаком с моими родителями».

Она боялась, что Жанетт узнает ее, но у той либо была плохая память на лица, либо она просто не замечала встречных людей, как не стоящих внимания. Она протянула Дульсе руку, а сама прижалась к Жан-Пьеру и поцеловала, сияя от радости.

— Я так рада, что ты пришел! Послушай, у нас уже лучше получается.

Она усадила их за столик и привычно села Жан-Пьеру на колено, обвив шею рукой.

Жан-Пьер напряженно застыл, а Дульсе уткнулась носом в меню, стараясь не смотреть на них.

«Сама напросилась,— с досадой думала она.— Вот и терпи».

— Я исполняю традиционный шансон,— просвещала Жанетт Дульсе несколько свысока.— У вас в Мексике, наверное, не имеют о нем представления.

— Да-да, я люблю экзотику,— не поднимая глаз, парировала Дульсе.

Жан-Пьер едва заметно ухмыльнулся.

Жанетт удивленно вскинула бровки, опять чмокнула его и убежала за сцену переодеваться.

Зал постепенно заполнялся народом. Дульсе и Жан-Пьер сидели молча, не глядя друг на друга.

— А если я приеду в Мексику, ты познакомишь меня с Пабло?— вдруг спросил Жан-Пьер.

— Конечно,— рассеянно ответила Дульсе, глядя на эстраду.

— Это интересно!— почему-то засмеялся он. Жанетт выпорхнула на середину эстрадки и послала Жан-Пьеру воздушный поцелуй. На ней был блестящий костюм в обтяжку с длинной узкой юбкой и на плечах огромное боа из крашеных перьев.

Раздались жидкие аплодисменты. Грянула музыка, и Жанетт запела.

Боже! Она пыталась подражать Эдит Пиаф, нагоняя искусственную хрипотцу в свой высокий визгливый голос. Это было так натужно и неестественно, да к тому же в конце фразы она все равно срывалась на пронзительные тоны. И при этом бешено вертела бедрами и растягивала рот в улыбке.

Жан-Пьер покорно внимал с ангельским терпением, а Дульсе просто давилась от хохота. Нет, Жан-Пьер в состоянии по достоинству оценить эту пародию. Он не может питать серьезных чувств к этой кривляке. У Дульсе и у него столько общего во вкусах и взглядах. Наверное, эта дамочка его просто безуспешно домогается, а он не может отшить ее от жалости.

Жан-Пьер с удивлением заметил, что у Дульсе в глазах заплясали веселые бесенята.

— Возьми мне вина, — сказала она. — Я поняла, почему она поет в баре.

И Жан-Пьер тоже затрясся от беззвучного хохота. Когда выступление подошло к концу, они приканчивали вторую бутылку.

— Налейте и мне! — подлетела к ним возбужденная Жанетт. — Ну как?

Она сияла от довольства собой. Сегодня она была в ударе. Жан-Пьер и мексиканка с улыбками хлопали ей, и соседние столики тоже.

Дульсе незаметно подмигнула Жан-Пьеру и сказала с сильным акцентом, якобы тщательно подбирая слова:

— Такой шансон не есть настоящий шансон. Я могу показать вам, как надо делать шансон.

Жанетт оторопела, словно ее из тазика облили.

— Ну что ж, покажите.— Она указала рукой на эстраду.

— Не здесь, не сейчас. Я берегу горло. Мой концерт может бывать только раз в месяц. Я покажу на видеомагнитофон.

— Вы, кажется, учитесь рисованию?— недоуменно спросила сбитая с толку Жанетт.

— О да. Теперь — рисованию,— подчеркнула Дульсе.— Музыка я уже научилась. Все! Больше нечего осталось учить.

Жанетт захлопала глазами.

— А вы нам покажите свою кассету?

— Непременно,— заверила Дульсе.

— Завтра, — уточнила Жанетт. Эта девчонка заинтересовала ее. — Милый, привези свою знакомую завтра к нам, — повернулась она к Жан-Пьеру. — Поужинать в семейном кругу. Я могу приготовить что-нибудь из мексиканской кухни. Это будет здорово под мексиканские песни.

«К нам? В семейном кругу?— Дульсе закусила губку.— Хватит себя обманывать. Он живет с этой Жанетт, как Анри с Симоной».

Она резко поднялась и прикрыла глаза рукой.

— О! Ваше вино крепче текилы. Мне надо себя немного проветрить. Я сейчас...

— Туалет направо, дорогуша,— громко сказала Жанетт.

Дульсе быстро шла к станции метро, бросив поджидавших ее Жанетт и Жан-Пьера. Она зашла слишком далеко, надо немедленно оставить его. Больше они не увидятся. Зачем? Пусть целуется с этой, раз ему так нравится. А к Дульсе он относится просто по-дружески и покровительственно, как к маленькой. Нельзя же воспринимать всерьез его чмоканье в щечку. Анри каждое утро дарит ей поцелуйчик при встрече, для него это как рукопожатие.

«А что это я все о поцелуях?— смятенно подумала Дульсе.— Мне что, хочется с ним целоваться? Мне с ним просто легко и интересно. Он близкий мне человек... Близкий... вот именно! Он как-то незаметно стал близким, а теперь хочется, чтобы был еще ближе... Господи! Да я, кажется, влюбилась! Еще не хватало!»

— Чужое брать нехорошо, — бормотала она себе под нос в такт быстрому цокоту каблучков.— Чужое брать нехорошо. На чужом несчастье счастья не построишь. Кто посеет ветер, тот пожнет бурю.

И вдруг в памяти всплыли слова Лус:

«Тебе надо просто быть смелее, сестричка. Не надо бояться бороться за свою любовь. За любовь стоит драться. А ты опускаешь руки и покорно отходишь в сторону. Вот счастье и не идет тебе в руки — боится, что не удержишь».

Так Лус пыталась объяснить Дульсе ее неудачу с Пабло и свое счастливое соперничество. А может, Лус права и у нее просто дырявые руки, из которых вываливается все, что само привалило? Да неужели она хуже этой пустой кокетки? Неужели та достойнее Жан-Пьера, чем Дульсе? Вот уж фигушки! Дульсе сжала кулачок. Она в детстве, бывало, колотила мальчишек, а отец печально говорил, что она очень похожа на мать. А тетя Кандида рассказывала, как Роза в юности отделала какую-то финтифлюшку, когда та пыталась отбить у нее Рикардо. Дульсе фыркнула, представив разнаряженную соперницу всю в соусе и с салатом в волосах. Молодец мамочка! А она чем хуже? Нет уж, она поборется за Жан-Пьера. Ну, готовься, Жанетт, битва будет беспощадной!