Жан-Пьер был хмур и насуплен. Дульсе откровенно потешалась над Жанетт, а потом и вовсе ушла, оставив их вдвоем. Дескать, каждый имеет то, что заслуживает. Конечно, судя по рисунку, ее мексиканский Пабло красив и интеллигентен. Они, видимо, так же перешучиваются, разгуливая по выставкам и концертам, а потом, когда остаются одни... О-о... Она строго хранит ему верность, вон как глянула, когда он посмел всего лишь чмокнуть ее, словно позволил себе непристойную вольность. Видимо, этот Пабло очень уж хорош в постели, они очень горячие, эти мексиканцы...
И Жан-Пьер всю ночь терзал Жанетт, доказывая себе, что он так же горяч, и злясь на Дульсе.
Жанетт теперь порхала по квартире умиротворенная и вслух обдумывала меню.
— Как ты думаешь, любимый, если добавить в томатный суп стручковый перец, будет похоже на их кухню?
— Что ты выдумываешь? — раздраженно сказал Жан-Пьер. — Возьми «Кухню народов мира» и выбери себе рецепт.
— Ох, какой ты у меня умница! Как я сама не догадалась! — Жанетт присела на ручку кресла и возбуждающе задышала ему на ухо: — Ты был сегодня такой страстный... Я тебя тоже очень-очень люблю...
Жан-Пьер поднялся и взял куртку.
— Только мне кажется, что ты зря стараешься. Дульсе вряд ли придет.
— Почему?
— У нее много занятий.
— А ты приведи! - капризно сказала Жанетт. —Почему ты не говорил мне, что у тебя есть знакомые в Мексике? Я так мечтаю съездить в Акапулько, посмотреть эти их... сьерры... и всякие древности...
— Возьми путевку и слетай, — ответил Жан-Пьер.
— Нет, путевка — это слишком дорого. Там все отели пять звездочек. Мы же не миллионеры, — резонно рассудила Жанетт.
Жан-Пьер совсем не хотел заезжать за Дульсе. Он просто вернется вечером и скажет, что Дульсе отказалась от визита. И к Школе изящных искусств он не подъехал в привычный час, наворачивал по городу круги. И как-то незаметно оказался прямо перед Дульситиным домом.
«Ладно, поднимусь для очистки совести», — решил он.
Но, к его удивлению, Дульсе была уже готова. Она надела яркое платье и тщательно уложила разлохмаченную стрижку. На шее и запястье красовались одинаковые толстые плоские золотые цепочки, украшенные подвесными рубинами, как капельки крови.
— Входи же, я сейчас, — встретила она его как ни в чем не бывало. — Вы меня вчера искали? Прости, я завернула в какую-то арку и нечаянно заблудилась. Было так темно... — Она обезоруживающе улыбнулась и достала из ящичка видеокассету. — Это записи моей сестры. Надеюсь, ты не проболтался, что у меня есть сестра?
— Пока нет.
— Умничка. Ты не против, если мы немного разыграем твою подружку? Наверное, у нее масса достоинств, но, ей-богу, моя сестра поет лучше. — И опять очаровательно улыбнулась.
Жан-Пьер смотрел на нее пораженный. Что за перемена? Забияка в джинсах превратилась в кокетливую девушку. Дульсе была похожа на яркий экзотический цветок. На орхидею... Точно! Дикая орхидея... Жан-Пьер кашлянул — что за чушь лезет ему в голову?
— Ладно. Поехали, — буркнул он.
Жанетт накрыла стол по всем правилам, с крахмальными салфетками, несколькими вилками и бокалами у каждого прибора.
Жан-Пьер с подозрением глянул на стол. В центре красовалось блюдо с какими-то блинчиками.
— Это тортильяс! - торжественно объявила Жанетт.
Дульсе поставила кассету в видеомагнитофон и уселась за стол.
— А где рыба? Ведь эта вилка для рыбы, — с недоумением сказала она.
Вот когда пригодились уроки тетушки Кандиды, поклонницы всяких столовых церемоний.
— Рыбы нет. А что, нужна была рыба? — растерялась Жанетт.
— Нет. Просто тогда не нужна вилка.
Жанетт закашлялась.
— Милый, плесни мне немного тоника.
— Это бокал для шампанского, — ледяным тоном, похожим на тетушкин, сказала Дульсе. — Тоник положено сюда. Это тортильяс? — Она подняла бровки, продолжая свою экзекуцию.
— Все по рецепту, — торопливо сказала Жанетт, жалобно глядя на Жан-Пьера.
Он был невозмутим внешне, но внутри у него нарастало изумление с каждой новой репликой Дульсе. Вот чертовка! Откуда такое отменное воспитание? Не девушка, а бездонный колодец с сюрпризами.
— Ну, в общем, отдаленно напоминает, — милостиво изрекла Дульсе, прожевав кусочек.
Она решила дать Жанетт передышку, ведь главный удар впереди.
— Ну что, будем смотреть? — спросила она. — Правда, запись не очень удачная. Так, черновая репетиция. Но вы, как профессионал, поймете.
Несколько песен в исполнении Лус заставили Жанетт раскрыть рот от удивления. Еще бы! Такой звонкий голосок один на всю Мексику.
На кассете были подобраны несколько народных песен, современные шлягеры, а напоследок — коронный номер Лус. Песня из репертуара Эдит Пиаф. Только вместо знаменитого похрипывания с придыханием Лус забиралась на самые верхние регистры. Эту песню она исполняла по-французски.
— Пари... Пари... Мон шер Сен-Дени... — серебристо вытягивала она.
И если оригинал поражал трогательностью объяснения в любви всему городу, то вариант Лус казался переливчатой трелью жаворонка, который порхает над крышами Парижа.
Дульсе особенно любила эту песню.
А Жан-Пьер не мог отделаться от наваждения, что это поет сама Дульсе, а никакая не сестра. Ведь это она на экране! Такого сходства просто не бывает. Какой чудный голос, какая изящная манера держаться! А этот зовущий взгляд! Эта манящая полуулыбка! И в то же время какое достоинство, ни грамма пошлости... Он обалдело переводил взгляд на Дульсе и обратно, словно у него двоилось в глазах.
— Мне, к сожалению, пора.
Дульсе поднялась, едва отзвучала последняя нота. Положила кассету в сумочку.
— Я провожу! Я отвезу! — вскочил Жан-Пьер. Жанетт только кивнула согласно, хотя ее никто не спрашивал. Она была абсолютно подавлена.
Потрясенный Жан-Пьер молчал всю дорогу, поглядывая на Дульсе. Она тоже хранила молчание, высоко задирая надменный носик.
— Дульсе, я... я не подозревал... — запинаясь, сказал он у самого ее дома. — Я просто очарован тобой. Не пойму, что со мной происходит...
— Тебя пленила моя сестра, а вовсе не я, — грустно сказала Дульсе. — Так всегда бывает. Наверное, это было не совсем честно. Прощай.
И она выбежала из машины.
Ну вот, опять Лус обставила ее. Даже на расстоянии, из Мексики, она очаровала красавца парижанина. И зачем только Дульсе показала ему эту дурацкую кассету? А впрочем, лучше сразу расставить точки над «и». Если их отношения станут серьезными, он рано или поздно познакомится с Лус, и тогда... Так что все правильно. Если Дульсе доверится ему, она не переживет такого предательства.
И много дней подряд Дульсе старательно избегала встреч с Жан-Пьером. Не подходила к телефону, не открывала дверь, слушая бесконечные длинные звонки, а из Школы изящных искусств уходила только в компании своих однокурсников.
Анри был просто счастлив. Кажется, у Дульсе разладилось с этим репортером. Он каждый день видел у школы его «ситроен», но Дульсе даже не смотрела в ту сторону. Значит, не он ее бросил, а она его. Это обнадеживает.
Анри был вполне счастлив с Симоной, но не мог сдерживать своего влечения к Дульсе. Та терпеливо смотрела сквозь пальцы на его ухаживания, зная необузданную натуру Анри. Ему слишком быстро все наскучивало, он менял хобби и занятия, каждую неделю объявлял Симоне о своей очередной влюбленности и к уик-энду уже забывал об объекте этой страсти. И очень удивлялся, когда Симона спрашивала, куда это подевалась Мари или Бабетта.
— Какая Бабетта? Я люблю только тебя, цыпленочек. — И был совершенно искренен.
А теперь у них сформировалась устойчивая троица — Анри, Симона и Дульсе. Они были практически неразлучны. Дульсе искала в этой дружбе забвения своих грустных мыслей о Жан-Пьере.
Ребята шутили:
— У вас теперь не французская семья, а шведская.
Но часто бывало, что, отправившись на прогулку, Дульсе жалела, что их не четверо. Ей не хватало Жан-Пьера. А рядом с Симоной и Анри она ощущала себя третьей лишней.
Дульсе долго задумчиво глядела куда-то в одну точку, а потом вдруг накладывала зеленые мазки вместо «земли» на «небо» и безнадежно портила хороший этюд.
Пока она была самой собой, Жан-Пьер не проявлял особой заинтересованности. Этот взгляд, полный обожания появился, когда она попробовала сыграть Лус и подменила ею себя, пусть только на кассете. Но больше она никогда ни перед кем не будет играть. Она не умеет кокетничать и обольщать, и не надо. Вот Анри она нравится такой, какая есть.
А Жан-Пьер метался, пытаясь встретиться с Дульсе. Что за чушь? Она приревновала его к сестре. Но это же ерунда! Он просто вдруг увидел ее потаенную суть, и потом, когда девушка немного кокетничает, мужчине легче перейти к объяснениям, как Дульсе не может этого понять? Он не знал, как вырулить из устоявшегося «приятельства». Если обсуждаешь тонкости техники великого Леонардо, как-то не получается так сразу перейти к поцелуям. В сложившейся ситуации был только один положительный момент. Если Дульсе приревновала, то, может, этот Пабло не так уж ей дорог? Или расстояние постепенно охлаждает чувство? По крайней мере, у Жан-Пьера есть шанс. Пабло далеко, а он рядом.
Жанетт теперь безмерно раздражала его, он старался вернуться домой как можно позже и раздраженно бурчал на ее расспросы.
Как бы сделать так, чтобы Жанетт съехала обратно на свою квартиру? Но сказать об этом прямо у него язык не поворачивался.
А Жанетт, чувствуя нарастающее отчуждение, бесилась от мысли, что Жан-Пьер уплывает из рук. Похоже, эта мексиканская гостья завладела его воображением. Жанетт скрипела зубами от злости, вспоминая пережитое унижение. Эта девчонка обставила ее по всем статьям. Откуда она свалилась на ее голову?
Жанетт аккуратно навела справки у старых приятелей Жан-Пьера и выяснила, что у него никогда не было знакомых в Мексике. Значит, соврал! А соврал — значит, есть что скрывать. Ну ничего, она так просто своего не упустит. Она не покажет вида, что ее это задевает, и не даст Жан-Пьеру повода для расставания. Ну держись, мексиканская завоевательница! Ты еще плохо знаешь Жанетт! Око за око, зуб за зуб. Она тоже умеет унижать. Теперь ее очередь посмеяться. Но сначала надо убедиться в том, что он встречается с этой соплячкой, выяснить, где она живет, а уж потом той мало места покажется.
Она учится рисовать? Прекрасно! У Жанетт в голове тоже мозги, а не солома. И Жанетт объехала на такси все художественные учебные заведения. И наткнулась-таки на знакомый «ситроен». Прекрасно! Отныне здесь ее наблюдательный пункт.
В тот день Анри не пришел на занятия. Накануне он решил повыступать перед девочками и искупался в загородном прудике.
Теперь он лежал дома с компрессом на горле, тоскливо повесив свой длинный нос.
Дульсе и Симона вместе шли по улице после занятий. Жан-Пьер медленно ехал следом.
— От простуды очень помогает кактусовая водка с перцем, — говорила Дульсе.
— Где же мне взять кактусы? — улыбнулась Симона. — Я, пожалуй, куплю ему молока и вскипячу. Ты забежишь вечером?
Дульсе согласно кивнула, и Симона скрылась за дверью супермаркета, махнув на прощание рукой.
Ну наконец-то! Жан-Пьер поравнялся с Дульсе и распахнул перед ней дверцу.
— Может, объяснишь, что я такого сделал?
Она отвернулась и гордо пошла дальше.
— Послушай, разве восхищением можно обидеть?
— Можно, — на секунду притормозила Дульсе. — Когда оно адресовано не тебе.
— Ну садись, поговорим.
— Это теперь ни к чему.
Дульсе повернулась и отошла к магазину, делая вид, что рассматривает витрину. Жан-Пьер ждал у тротуара с распахнутой дверцей. Она видела в стекле отражение стоящего «ситроена».
«Ну поезжай, не мучай меня», — мысленно молилась Дульсе. Ей и так трудно удержаться, чтобы не броситься к нему.
Дульсе попыталась сосредоточиться на выставленных в витрине товарах - флакончики и шелковые шарфики были разбросаны на золотистых стеллажах с нарочитой небрежностью, имитируя легкий беспорядок в будуаре.
Какой-то парень остановился рядом и тоже принялся разглядывать витрину. Наверное, ищет подарок для своей девушки.
Дульсе повернула голову и едва не закричала от ужаса. Рядом с ней стоял тот самый мексиканец с густыми бровями. Господи, как хорошо, что Жан-Пьер не уехал! Она стремглав бросилась к машине и захлопнула за собой дверцу.
— Скорее! Умоляю! — задыхаясь, велела она Жан-Пьеру.
Он внимательно посмотрел на ее перепуганное личико и перевел взгляд на стоящего у витрины парня.
— Постой, это не ему мы обязаны нашей встречей? — спросил он.
— Да... — едва не плакала Дульсе. — Поехали, я боюсь! Он... Он убьет меня!
— Полагаю, что нам с ним надо выяснить отношения, — решительно сказал Жан-Пьер.
Дульсе не успела еще возразить, как он уже вылез из кабины и направился к парню.
— Что вам надо от моей девушки? — грозно спросил он. — Почему вы преследуете нас? Я запомнил вас у собора.
«Только бы не началась драка, — испугалась Дульсе. — Вдруг у этого бандита револьвер?»
— Вашей девушки? — Парень, казалось, слегка растерялся.
— Имейте в виду, я сумею ее защитить. И еще одно ваше появление на нашем пути кончится полицейским участком.
— Мне нравится ваша девушка, — сказал парень. — Но за это не забирают в полицию.
— Кто вы такой? У вас есть документы?
— Я нахожусь во Франции на законных основаниях. Я студент. Я изучаю право с Сорбонне. Мой отец в Мексике тоже адвокат. — Парень открыл свою сумку и извлек из нее «Свод законов римского права».
Дульсе со страхом наблюдала через закрытое стекло немую сцену их объяснения.
— Что ты ему сказал? Почему ты его отпустил? - набросилась она с расспросами на Жан-Пьера, когда тот сел обратно в машину, а парень, оглядываясь, побрел по тротуару.
— Видишь ли, дорогая, — с улыбкой сказал Жан-Пьер, — бандитам римское право как-то ни к чему. — И посерьезнел. — А почему ты так его боишься? Кто это собирается тебя убить?
— Никто, — торопливо ответила Дульсе.
— Если ты собираешься и дальше скрывать свои тайны и шарахаться от каждого угла, то имей в виду, что однажды меня может не оказаться рядом, — серьезно сказал Жан-Пьер.
«Он прав, — подумала Дульсе. — Нельзя жить в постоянном страхе. Я совсем запуталась. Вот уже вынуждена скрываться за границей, и даже здесь мне нет покоя».
А она ведь с самого начала хотела рассказать все родителям. Если бы Лус не отговорила ее... Но если бы Лус не отговорила, Дульсе не оказалась бы в Париже и не встретила Жан-Пьера. Как он бросился на ее защиту! Как лев!
— Я расскажу... — она запнулась. — Потом.
Жан-Пьер пристально посмотрел ей в глаза.
— Нет, малышка, — сказал он. — Сегодня. Сейчас.
И странно, слово «малышка» совсем не обидело Дульсе. Она правда почувствовала себя маленькой девочкой, за которую кто-то большой и сильный может решить все проблемы. И это ощущение было очень приятным.
Они заехали в ближайший ресторанчик. Нервное потрясение, пережитое Дульсе, заставило разом позабыть все обиды и сомнения. Ей так было нужно на кого-то опереться.
Торопливо поглощая обед, Дульсе, запинаясь, поведала Жан-Пьеру о своем злополучном приключении в Акапулько. И о том, как они испугались с Лус, и о том, что ей пришлось сбежать из Мексики в Париж.
— Я трусиха, да? — шепотом спросила она у Жан-Пьера. - Но если бы ты спрятался в этот колючий куст и слышал рядом их шаги, ты бы рискнул пойти в полицию.
Жан-Пьер погладил ее по руке.
— Бедняжка. Представляю, сколько ты натерпелась.
— Ой, нет, не представляешь, — вздохнула Дульсе и потрясла головой, словно отгоняя наваждение. — Они до сих пор стоят у меня перед глазами.
Она достала из сумки блокнот и быстро набросала портреты преступников.
— Один такой здоровый, профиль как у индейца. А этот хлюпик.
Жан-Пьер подвинул к себе блокнот и внимательно всмотрелся в рисунок.
— Да, неприятные личности. Знаешь что, — он вдруг вырвал листки из блокнота и сунул к себе в карман, — пусть они будут у меня. На всякий случай.
— Ты думаешь... ты их можешь встретить? — со страхом спросила Дульсе.
— Но ведь ты боишься преследования? Дульсе кивнула.
— Тогда лучше, если я тоже буду начеку. Хотя мне кажется, что твои страхи напрасны. Легче найти иголку в стоге сена, чем одинокую девушку в Париже.
— А тот мексиканец? — спросила Дульсе. — Я ведь не случайно с ним сталкивалась.
— Просто ты ему понравилась и он искал встречи, — улыбнулся Жан-Пьер. — Я ведь тоже нашел тебя, правда?
— Вот видишь, — вздохнула Дульсе. — Значит, мои страхи не такие уж глупые. Кто хочет найти, тот находит.
— Но у нас есть преимущество, — сказал Жан-Пьер. — Мы их знаем и будем начеку. И не смей никуда отправляться без меня, отныне я твой паж.
— Боюсь, что Жанетт это не понравится, — не смогла удержаться от колкости Дульсе.
Но Жан-Пьер вдруг засмеялся.
— Знаешь, она решила сменить репертуар. Видишь, как ее уела твоя кассета.
— Значит, урок все же не прошел даром, — улыбнулась Дульсе. Странно но сейчас она совсем не ревновала его к Жанетт.
Урок не прошел даром. Жанетт извела кучу денег на такси, пересаживаясь из машины в машину, чтобы не вызвать подозрений. И она добилась своего. Теперь она твердо знала, что Жан-Пьер встречается с мексиканкой. Он встречает ее после занятий, они гуляют, обедают, а поздно вечером он подвозит Дульсе к дому. Жанетт внимательно следила, но ни разу не заметила, чтобы он поднялся к ней. Отношения оставались вполне целомудренными, и это немного успокаивало Жанетт. Она, как опытная женщина, всегда сумеет вернуть лаской своего возлюбленного. Ведь ссорятся на кухне, а мирятся в постели.
Но Жан-Пьер с некоторых пор всячески уклонялся от интимных отношений. То жаловался, что очень устал, то говорил, что много работы, и на всю ночь запирался в кабинете. Жанетт старалась казаться еще соблазнительнее, даже купила новый пеньюарчик, коротенький и прозрачный. Она вышла в нем к завтраку, но Жан-Пьер насупился.
— Ну что у тебя за вкус? — раздраженно спросил он. — Такую пошлость впору носить в борделе.
В другое время Жанетт закатила бы сцену, но сейчас она даже слова не сказала. Пошла и молча переоделась в халатик. Не время, дорогой, еще не время.
Она теперь часто возвращалась домой позже Жан-Пьера. Еще бы, ведь он уезжал от дома Дульсе, а ей еще надо было поймать такси.
— Ах, ты уже дома? — делала она удивленные глаза, входя в дверь. — Неужели уже так поздно? — и прятала их, надеясь вызвать у него ревность. И добавляла: — Ты ляжешь в кабинете, дорогой? А то я очень устала...
А про себя думала:
«Немного сексуального голода тебе не повредит. В конце концов ты сам вернешься в мою спальню, милый. Ты же здоровый мужчина, долго не выдержишь».
Дульсе была счастлива. Весь день Жан-Пьер принадлежал только ей. Благодаря ему она успела узнать и полюбить Париж еще больше. С каждым музеем, с каждой улицей были связаны воспоминания. Ведь здесь они бывали с ним.
С Анри и Симоной Дульсе теперь могла повидаться только на занятиях.
— Твой репортер совсем вскружил тебе голову, — бурчал Анри. — Нехорошо отрываться от коллектива.
А Дульсе на всех этюдах набрасывала фигурку широкоплечего мужчины с темно-пепельными волосами. Жан-Пьер... Жан-Пьер... Будь ее воля, она бы и на классическом натюрморте пририсовала сбоку его портрет.
Она теперь совсем не думала о Жанетт. Ведь Жан-Пьер дарил ей такие нежные поцелуи... Они, как школьники, прятались за стволами деревьев в Булонском лесу, а она со смехом отворачивала лицо, сопротивляясь, но с нетерпением ожидая, когда его губы наконец сольются с ее. Дульсе и не подозревала раньше, что поцелуи такое увлекательное занятие...
Дульсе вспомнила, как он впервые набрался смелости ее поцеловать. Они стояли тогда на набережной Сены. С реки дул прохладный ветер, и Жан-Пьер укрыл ее плечи своим пиджаком. А потом вдруг повернул к себе и спросил, обжигая своим небесным взглядом:
— Скажи честно, я нравлюсь тебе?
— Да... — поневоле шепнула Дульсе.
— Больше всех на свете?
— Больше всех...
И тогда он склонился к ней, и не изведанное доселе ощущение охватило Дульсе. Ей показалось, что она оторвалась от земли и полетела. А сердце готово было выпрыгнуть из груди от счастья.
Но она по-прежнему выскакивала из машины, едва они подъезжали к подъезду. Дульсе почему-то боялась остаться с Жан-Пьером наедине. Она не знала, как вести себя, не хотела показаться зажатой и неловкой. А он с улыбкой полувопросительно говорил ей, останавливая машину:
— Пока?
— До завтра, — торопливо бросала Дульсе.
А завтра был новый день, такой же прекрасный, как вчера.
В воскресенье Дульсе по привычке проснулась на рассвете. Сонно потянулась, заново прокручивая в мозгу вчерашний вечер. Как славно они провели его! Жан-Пьер водил ее на концерт в зал «Олимпия». Правда, Дульсе отправилась, как обычно, в джинсах и немного стеснялась, заметив в зале наряженных женщин. Но Жан-Пьер успокоил ее, сказал, что в Париже каждый носит, что хочет. Мода «от кутюр» только для торжественных приемов и определенных случаев.
Она перевела взгляд за окно и ахнула от изумления. Погода прямо под стать ее настроению. Первые лучи солнца золотили крыши, блестящие после ночного дождя.
И все утро Дульсе провела у окна с этюдником. Именно о такой картине она мечтала. Дульсе так увлеклась, что едва не пропустила условленную с Жан-Пьером встречу. Она безумно опаздывает, а ведь он уже ждет ее в специальном «морском» ресторане, загадочно пообещав, что она отведает нечто необычное.
Только идти в джинсах, видимо, неприлично. Все же ресторан. Дульсе перерыла весь шкаф, пока остановила свой выбор на короткой юбочке и блузке. Только вот беда, они ужасно мятые. Она торопливо гладила, поминутно поглядывая на часы. Время неумолимо неслось вперед.
Жан-Пьер заказал столик и с нетерпением поглядывал на дверь ресторана, поджидая появления Дульсе.
Но вдруг дверь распахнулась, и в зал вошла Жанетт собственной персоной. Она, прищурившись, оглядела столики и заметила Жан-Пьера.
— Какая приятная неожиданность! — Она нежно чмокнула его в щеку и уселась рядом.
Но это вовсе не было неожиданностью. Жанетт уже могла бы соперничать с самим комиссаром Мегрэ по выслеживанию и высчитыванию маршрутов Жан-Пьера. Правда, она рассчитывала, что застанет их вдвоем, но так даже лучше. Пусть эта Дульсе явится и увидит их. Кто не успел — тот опоздал.
— Закажи мне устриц, — она нежно тронула Жан-Пьера за руку. — Представляешь, проснулась утром, тебя нет дома, а мне вдруг так захотелось устриц... Тебе тоже? Какие мы с тобой все-таки одинаковые!
Жан-Пьер был похож на ошпаренного кота.
— Да-да... — пробормотал он, в смятении поглядывая на дверь.
— Как давно мы с тобой нигде не бывали, — продолжала щебетать Жанетт. — Знаешь, завтра в «Фоли-Бержер» новая программа. Ребята очень советуют посмотреть. Совершенно новый музыкальный стиль.
— Ну и сходи, я очень занят, — попытался уклониться Жан-Пьер.
— Одна? Но это неудобно, милый. В такие места не принято ходить одной. Я тебя очень прошу... — И она опять нежно погладила его по руке.
В этот момент Дульсе влетела в ресторан и сразу же наткнулась на них взглядом. Ничего себе! Но уходить было неудобно, Жанетт уже увидела ее и приветливо махнула рукой, приглашая подойти.
«Ну и подойду! — упрямо решила Дульсе. — Ведь он меня ждал, откуда эта фифочка взялась?»
— Садитесь с нами, Дульсе. — Жанетт была само радушие. — Я как раз уговариваю Жан-Пьера сходить в «Фоли-Бержер». Вы там еще не были? Да вы что! Помните, его еще нарисовал Ренуар, такая замечательная картина!
— Эдуард Мане, — машинально поправила ее Дульсе вопросительно глядя на Жан-Пьера.
Он едва заметно пожал плечами.
— Что? — переспросила Жанетт.
— Я говорю, это картина Мане.
— Да-да! Вот я и подумала, а что если нам сходить всем вместе? Жан-Пьер, приглашай Дульсе, она ведь, наверное, нигде не бывает. Ну, приглашай, приглашай!
И Жан-Пьеру ничего не оставалось, как дать согласие на этот идиотский культпоход втроем. А Жанетт трещала без умолку, расписывая Дульсе, в какое замечательное место она их зовет.
Жан-Пьер за ее спиной корчил Дульсе страдальческие мины и показывал, что ничего не в силах сделать, призывая ее потерпеть.
Когда они наконец покинули ресторан, Жанетт категорически отказалась садиться в машину.
— Нет-нет, поезжай один, милый, у тебя так много дел. А мы с Дульсе немного пройдемся. Я хочу посоветоваться с ней по поводу нового репертуара.
«Не хватало еще, чтобы она навязалась мне в приятельницы. Вот еще радость», - тоскливо думала Дульсе, шагая рядом с Жанетт и не зная, как от нее отделаться.
— А какого цвета ваше вечернее платье, Дульсе? — вдруг спросила Жанетт. — Не хочу, чтоб мы завтра были одинаковыми. У меня черное, до самого пола и со шлейфом. А спина и плечи открыты.
Вечернее платье! Наверное, этот бар «тот самый случай» для «от кутюр». Хорошо, что Жанетт проболталась. Хороша была бы Дульсе в джинсах! Один раз уже накололась.
Она резко остановилась.
— Совсем забыла! Мне же завтра сдавать композицию! До встречи, Жанетт.
Весь следующий день Дульсе провела в бегах по магазинам в поисках достойного наряда. Не было времени даже позвонить Жан-Пьеру. Уже ближе к вечеру она все же купила за баснословную сумму белое шелковое платье с отрытой спиной и плечами, с немыслимого покроя юбкой с многочисленными складками, лежащими в разных направлениях, и с супермодной пелериной в дополнение. Такое уж точно во всем Париже было только одно.
Продавец уважительно смотрел на Дульсе.
— Прекрасный выбор, девушка. Это авторская модель. Желаю счастья.
«Как здорово, что Лус заставила меня взять драгоценности. Мое изящное колье с бриллиантами сюда прекрасно подходит».
Дульсе вертелась перед зеркалом, довольно оглядывая себя. Как принцесса! Эх, жаль, что она сделала стрижку, сюда пошли бы ее длинные локоны. Ну да ладно.
Из-за этих хлопот она опять опоздала, и Жан-Пьеру пришлось встречать ее у входа.
Он раскрыл дверцу такси, чтобы рассчитаться за Дульсе, и остолбенел. Дульсе, довольно улыбаясь, предстала перед ним в подвенечном наряде.
— Так нормально? — сияя, спросила она. Теперь Жанетт со своим черным шлейфом просто лопнет от зависти.
И Жан-Пьер не смог ей ничего сказать. Ведь она так светилась оттого, что прекрасна и нарядна.
— Пойдем, — сказал он. — Ты просто великолепна.
Но, шагнув в зал, Дульсе остановилась пораженная.
Боже! Вся публика в самой повседневной одежде. Одна она нарядилась как дура, и теперь все взгляды устремились на нее. Дульсе видела, как женщины удивленно перешептываются.
А им навстречу уже спешила Жанетт в лайковых штанишках и просторной маечке.
— Вы прямо из-под венца, дорогая? — громко, на весь зальчик спросила она. — Почему же вы нас не предупредили? А где же ваш супруг?
За столиками послышалось хихиканье. Дульсе покраснела до слез, круто повернулась и стремглав вылетела на улицу. Жан-Пьер бросился за ней.
— Дульсе! Постой!
А за ним растерянно спешила Жанетт.
— Жан-Пьер! Ты куда? Вернись!
Он догнал Дульсе и схватил за руку. Она выдернула ее.
— Вы хотели посмеяться надо мной? — выкрикнула она со слезами. — Она сказала, что нужно одеться именно так! А ты... ты!
— Это твои штучки? — грозно повернулся Жан-Пьер к подбежавшей Жанетт.
— Но ведь ей очень идет... — пролепетала она.
Жанетт думала, что Жан-Пьер тоже посмеется над незадачливой провинциалкой, и совсем не ожидала такой реакции.
— Идиотка! — злобно процедил Жан-Пьер.
Крепко держа вырывающуюся Дульсе за руку, он остановил такси и запихнул ее туда. И сел рядом, оставив растерянную Жанетт на тротуаре.
Дульсе обиженно хныкала и отворачивалась, но Жан-Пьер довел ее до самой квартиры и решительно вошел следом. Это было впервые за все время их знакомства.
— Ну вот что, хватит хныкать, — строго сказал он. — Лучше приготовь поесть. Мы ведь остались без ужина.
— А у меня нет ничего, — захлопала глазами Дульсе. — Я... Я вообще не умею готовить...
Она виновато посмотрела на Жан-Пьера. Они как-то сразу поменялись ролями.
Он скорчил недовольную мину, открыл холодильник и внимательно изучил его девственную пустоту.
— М-да... — многозначительно протянул он. — Придется умирать с голоду.
— Подожди, я переоденусь, и мы сходим куда-нибудь, — метнулась к шкафу Дульсе.
— Не надо, не снимай, — остановил ее Жан-Пьер.
Он сжал Дульсе в объятиях так крепко, что, кажется, косточки хрустнули, и поцеловал в обнаженную шею.
Сладкий ток пробежал по всему ее телу, и Дульсе испуганно замерла, пытаясь отстранить его.
— Я люблю тебя, — шепнул он ей прямо в ухо. — Ты сегодня настоящая невеста. Моя невеста...
Он почувствовал, как напряглось ее тело, и разжал руки.
— Чего ты боишься? Прекрасная дама в безопасности.
Жан-Пьер прошелся по квартирке. В ней стоял устойчивый запах масляной краски и ацетона. Жан-Пьер распахнул окно спальни, посмотрел на открывшийся вид. Рядом с окном на этюднике сох вчерашний написанный маслом этюд.
— Тебе нравится? — спросила Дульсе.
Она боялась, что Жан-Пьер обиделся за ее отказ.
— Мне все в тебе нравится.
Он посмотрел на нее и засмеялся. В этом белом платье Дульсе была такой беззащитно-невинной.
— Почему ты смеешься?
— Потому что люблю тебя.
— Разве это смешно?
— Это по-разному. И смешно, и грустно, и радостно… — Он облокотился о подоконник и, глядя на нее, продекламировал:
Эта любовь
Такая неистовая,
Такая хрупкая,
Такая печальная
И такая нежная...
Эта любовь
Такая хорошая
И безнадежная,
Как небосвод голубой,
И такая плохая,
Словно погода,
Когда погода бывает плохой...
Эта любовь
Такая верная,
Радостная
И прекрасная...
Эта любовь
Такая несчастная,
Словно ребенок, заблудившийся ночью в глуши,
И такая спокойная,
Словно мужчина, которого ночь не страшит...
— Как красиво... — зачарованно сказала Дульсе. — И как точно...
— Это Жак Превер, — сказал Жан-Пьер. — Но мне бы очень хотелось, чтобы ты думала, что это мои стихи.
Он сел на кровать радом с Дульсе и ласково обнял ее за плечи.
— А вот это про тебя. Хочешь послушать?
Малышка-девчушка впервые в Париже.
И грохот, как ливень, клокочет и брызжет.
— Это Поль Элюар, — улыбнулась Дульсе. — Мы его в школе проходили.
Она доверчиво прижалась к нему, слушая его тихий, размеренный голос. А Жан-Пьер словно завораживал ее волшебными строками Аполлинера, Поля Валери, Луи Арагона. И в каждом стихотворении были новые оттенки и грани огромного целого, которое называется любовью.
Жан-Пьер был сейчас такой красивый, такой одухотворенный, что Дульсе ужасно захотелось поцеловать его. И она подняла лицо навстречу его губам, прикрыв глаза и полуоткрыв рот.
И бешеный шквал его страсти обрушился на нее вызывая ответную страсть. Все то, что они оба так долго сдерживали, вдруг вырвалось из-под контроля и Дульсе сама удивилась, как много она может позволить ему. Собственно, почему «позволить»? Ведь она тоже хочет этого.
«Как странно, что я в подвенечном платье, - подумала она, чувствуя, как оно сминается под его руками. — Как будто у нас первая брачная ночь».
И скоро белое платье полетело на пол, и настала ночь, первая в ее жизни...
Жан-Пьер был удивлен и тронут, когда понял, что стал для Дульсе первым мужчиной.
«Какой я идиот! — корил он себя. — Воображал черт знает что, а она держала меня на расстоянии из чистого целомудрия».
И он был нежен и ласков, и часы пролетали незаметно. Разве можно заметить бег времени, когда над твоим ложем властвует любовь? Дульсе устало откинулась на подушку, и Жан-Пьер склонился над ее лицом и сказал тихо-тихо, еле слышно:
— Я еще никого не любил так, как тебя.
— Я тоже, — шепнула в ответ Дульсе. — Ты мой единственный.
— Ты тоже моя единственная, — сказал он. — Слушай:
Три спички, зажженные ночью одна за другой:
Первая — чтобы увидеть лицо твое все целиком,
Вторая — чтобы твои увидеть глаза,
Последняя — чтобы увидеть губы твои.
И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом,
Непроглядная темень кругом.
И под этот его шепот Дульсе заснула, счастливо улыбаясь и обнимая возлюбленного.