Стол в гостиной Линаресов был накрыт по-праздничному, но настроение у всех было отнюдь не радостным.
Семейный ужин временами напоминал военный совет, а временами, когда повисала тягостная пауза в беседе, — чуть ли не поминки.
Лаура пыталась по-дружески успокоить Розу:
— Я хорошо знаю твоих девочек, Роза. Они не могут быть замешаны ни в чем другом.
Роза сокрушенно качала головой:
— Да-да, конечно. Но ведь не исключен несчастный случай. Вдруг они попали в автомобильную катастрофу? Движение в Мехико в последние годы стало таким оживленным.
Лаура возражала:
— Но они наверняка с Эдуардо. А он так замечательно водит машину. Он очень осторожен и никогда не нарушает правил. Чудесный мальчик.
Феликс Наварро вмешался в разговор:
— Лаура, не забудь: Эдуардо связан с большими деньгами. Очень большими. А они всегда влекут за собой опасность. Быть может, он подвергся шантажу или вымогательству?
— Ох, — сказала Лаура. — Об этом я и не подумала.
Рикардо Линарес сердито вскинул голову:
— Но если вашего племянника шантажируют, то при чем тут мои девочки? К тому же Эдуардо ухаживает за Луситой. С какой стати Дульсе тоже должна быть с ними? Мы все знаем поговорку: третий лишний.
Повисла очередная пауза.
Через приоткрытую дверь слышно было, как в кухне тоскливо причитает старая добрая Томаса:
— Девочки вы мои, девочки! Звездочки вы мои ясные! Где же вы пропали? Что с вами приключилось, крошечки мои, малюточки мои!
Роза крикнула, сжав виски ладонями:
— Томаса, перестань, прошу тебя! Ничего еще не известно. Может, мы зря беспокоимся.
— Конечно, зря, — подала голос Кандида. Из всех собравшихся она единственная хранила спокойствие и безмятежность.
Сегодня Кандида была счастлива: футбольный матч Мексика — Перу закончился со счетом 3:1 в пользу родной сборной. И болельщица, празднуя это событие, с аппетитом уминала маисовый торт, испеченный кормилицей Томасой по ее собственному рецепту. С удовлетворением заметив, что больше никто к торту не притрагивается, Кандида бесцеремонно пододвинула блюдо к себе и перекладывала в свою тарелку кусок за куском.
Наконец, уничтожив почти целиком это произведение кулинарного искусства, Кандида заметила:
— Надо оставить немножко для Дульсе и Лус. Наверное, они сейчас танцуют где-нибудь. Знаю я эти современные танцы: одна тряска да прыжки. Так что девочки придут голодные.
Рохелио, брат Рикардо, улыбнулся:
— Кушай, Кандида, кушай. Когда девочки вернутся, Томаса на радостях испечет целую дюжину таких тортов.
— И правда, — обрадовалась Кандида и шмякнула себе в тарелку еще один увесистый кусок.
Девушкам же в это время было не до танцев. Время тянулось для них нескончаемо, минуты казались долгими часами.
Эдуардо выгрузил из холодильника на стол сыр и копченое мясо:
— Подкрепимся?
Ни Лус, ни Дульсе не ответили. Им было не до еды: они ждали возвращения Мигеля.
— Не хотите — не надо, — сказал Эдуардо. — А я считаю, что подкрепиться целесообразно. Если нам предстоит умереть, то лучше сделать это сытым, чем голодным.
— Почему ты решил, что нам придется умирать? — спросила Лус. — Мигель вернется и выручит нас.
— Размечтались! — хмыкнул Эдуардо, отламывая кусок сыра руками, так как ножа ни у кого не было. — Ваш прекрасный принц давно удрал, спасая свою шкуру. Это в лучшем случае.
— А в худшем? — испуганно спросила Дульсе.
— А в худшем — он заодно с этим сбродом, который шумит там, под окнами.
— Этого не может быть! — горячо воскликнула Дульсе.
— Идеалистки! — хмыкнул Эдуардо, вгрызаясь в кусок мяса, обильно сдобренного перцем.
Сброд под окнами действительно шумел.
Драка и свалка, начавшаяся после криков Чучо, продолжалась долго. Каждый получивший удар считал своим долгом дать сдачи, неважно кому, первому попавшемуся под руку. В результате все оказались основательно побитыми, а двоих связали.
Долго разыскивали оброненный фонарик. Когда наконец нащупали его на земле и включили, то обнаружили, что связаны Кике и Чучо.
Оба ругались на чем свет стоит.
— Идиот плешивый! - орал Кике на своего товарища по несчастью. - Все из-за тебя! Кто тебя просил лезть в мои семейные дела!
Чучо ехидно отозвался:
— А братишка-то твой сбежал!
— И правильно сделал, — огрызнулся Кике. — Я бы на его месте поступил так же. Если бы не приказ шефа... Тьфу, как противно здесь находиться рядом с тобой, козел вонючий. От тебя же несет, как от тухлой рыбы!
— На себя посмотри, пугало! — не остался в долгу тощий Чучо.
Затем оба завопили:
— Эй вы, кретины безмозглые! Развяжите нас немедленно! Вы что, совсем свихнулись — связывать своих? Вот расскажем шефу, он вас по головке не погладит.
При слове «шеф» окружающие бандиты сразу притихли и принялись перерезать веревки.
У кого красовался синяк под глазом, у кого кровоточил нос. Лишь теперь каждый из них задумался: а на кого нападали-то? С кем дрались? Посторонних-то тут нет.
— Помалкивай, Чучо, о моем брате, — шепнул Кике. — Не то тебе несдобровать.
— Подумаешь, напугал, — так же шепотом отозвался Чучо. — Что ты мне можешь сделать!
Кике ответил ему почти ласково:
— А я ничего не буду делать, сморчок. Я просто скажу этим ребятишкам: вот, друзья, это он крикнул «Хватай!». Это из-за него у вас расквашены физиономии. Потом я отойду в сторонку, а они с тобой разберутся. Понял, мухомор?
— Понял, — сник Чучо.
— Умница, понятливый! — Кике так хлопнул его по плечу, что тот присел.
После потасовки у всех этих отъявленных негодяев было одно общее желание — выпить. Но на много километров в округе не было ни лавки, ни кафе, ни жилого дома, в который можно было бы постучаться и потребовать чего-то спиртного. Бандиты ходили злые и подавленные.
— Черт нас занес в эту глухомань! — роптали они.
Кике вспомнил:
— А у этих двух дур, которых мы сторожим, есть выпивка в холодильнике!
Чучо поддержал его:
— И они совсем полные дуры, если за вечер не вылакали все до капельки. Надо наведаться к ним, проверить.
— Шеф не велел до особого приказа заходить внутрь.
— Шеф, шеф! Поторчал бы он сам здесь ночью.
— Точно! Небось спит сейчас на шелковых простынях
— Попив на ночь дорогого коньячка...
Гости Розы и Рикардо Линаресов поднялись из-за стола и стали прощаться.
Служанка Селия убирала посуду. Почти все блюда остались нетронутыми, за исключением маисового торта, полностью уничтоженного Кандидой. Теперь она, сытая и довольная, похрапывала прямо на своем стуле.
Праздничные свечи догорели до самого основания, а цветы в хрустальной вазе поникли, будто и они почувствовали неладное.
Лаура чмокнула Розу в щеку:
— Советую тебе все-таки поспать, дорогая. Прими снотворное.
Феликс Наварро и Рохелио пожимали руку Рикардо:
— Не унывайте! Если будут новости — звоните немедленно!
Эрлинда, жена Рохелио, предложила:
— Роза, хочешь я останусь ночевать у тебя?
— Спасибо, Эрлинда, не нужно, — махнула рукой Роза. — Не волнуйся, я в порядке.
Пробило полночь, пора было расставаться. И тут раздался звонок в дверь.
Все застыли, не веря своим ушам. А потом хором выдохнули:
— Слава Богу!
Роза и Рикардо одновременно бросились открывать, сталкиваясь и мешая друг другу. Они долго возились с замком — руки у них дрожали.
— Вернулись, вернулись, — приговаривала Роза. Наконец дверь распахнулась.
Рикардо уже раскрыл объятия, но...
На пороге стояли вовсе не две девушки, а двое мужчин: мексиканец Пабло и француз с пепельными волосами, элегантный Жан-Пьер.
Оба были бледны и тяжело дышали.
Пабло коротко произнес:
— Лус!
Жан-Пьер подхватил:
— Дульсе!
И оба, не сговариваясь, выпалили одно-единственное слово:
— Опасность!
Роза, потеряв последние силы, опустилась на ковер. Лаура и Эрлинда принялись хлопотать над ней.
А мужчины провели нежданных гостей в комнату, чтобы все у них разузнать.
От общего гомона проснулась Кандида. Она тревожно обвела глазами стол, с которого уже убрали остатки трапезы.
— А что, торта больше не осталось? — разочарованно спросила она.
И, не получив ответа, обиженно поплелась на кухню: там наверняка найдется что-нибудь из еды.
Жан-Пьер, бурно жестикулируя, пытался что-то объяснить по-французски: его запас испанских слов был слишком невелик.
Никто ничего не понимал. Тогда он вынул свое служебное удостоверение, протянул его Рикардо.
— Вы корреспондент парижской вечерней газеты? — спросил хозяин дома. — Моя дочь Дульсе недавно была в Париже.
— Дульсе, Дульсе! — закивал Жан-Пьер.
Он достал из кармана нарисованные девушкой портреты преступников, положил их на стол. Рикардо посмотрел на рисунки:
— Ну да, это работа моей дочери. Узнаю ее руку.
Он обратился к Пабло:
— Что, этот журналист хочет написать о Дульсе в своей газете?
Пабло обескуражено ответил:
— Я и сам ничего не понимаю. Ясно одно: и Лус, и Дульсе в опасности.
— Что же делать, что делать? — нервничал Рикардо. — Как нам сейчас, ночью, найти переводчика?
Женщины привели Розу в чувство и теперь присоединились к своим мужьям.
— Что-нибудь выяснили? - спросила Лаура.
Феликс развел руками:
— Этот человек что-то знает, но он не говорит по-испански, а никто из нас не знает французского.
Неожиданно Эрлинда выступила вперед:
— Кажется, я смогу вам помочь.
Рохелио изумленно посмотрел на жену:
— Ты?!
Эрлинда густо покраснела:
— Давным-давно, когда я еще работала в ночном кафе «Твой реванш», у меня был поклонник-француз. Он учил меня своему языку. Я кое-что помню.
Рохелио нахмурился:
— Почему ты мне никогда об этом не рассказывала?
Роза оборвала его:
— Рохелио, дорогой, вы с Рикардо ужасно ревнивы, вы ревнуете даже к прошлому, но сейчас не время для семейных сцен. Быть может, в эту минуту наши девочки... — Спазм сжал ей горло, не дав договорить.
— Прости меня, Роза, — сказал Рохелио. — Эрлинда, приступай к обязанностям переводчика!
— Же вуз экут, месье, — сказала Эрлинда. — Я вас слушаю!
И Жан-Пьер начал рассказывать все, о чем поведала ему когда-то Дульсе.
Желание выпить все сильнее и сильнее мучило бандитов.
В конце концов они сообща решили пренебречь приказом шефа и наведаться к девчонкам, чтобы пошарить в холодильнике.
Шайка прибыла сюда, как было приказано, уже после приезда Мигеля: Альваро Манкони знал, что молодой индеец обладает сильно развитой интуицией, и боялся, что его неуклюжие и бестолковые подручные чем-нибудь выдадут свое присутствие и спугнут жертв.
Поэтому никто из бандитов не подозревал, что узников в здании не двое, а трое. Ведь Эдуардо Наварро присоединился к девушкам неожиданно, по просьбе Лус. Это не входило в план операции.
Большинством голосов решили командировать к девчонкам Кике и Чучо: это были самые известные мастера по части раздобывания выпивки. Кроме того, все считали их любимчиками шефа: они видели его, он с ними лично разговаривал. А в случае, если ослушание будет раскрыто, можно на них, любимчиков, свалить всю вину. А уж простит их шеф или накажет — это их личные проблемы.
Да и Чучо с Кике были в общем-то не против. Они надеялись, конфисковав у девушек спиртное, лишь часть отдать для общего пользования, а кое-что припрятать лично для себя.
Дульсе и Лус ходили по своей тюрьме туда-сюда, борясь со сном.
Холодильник был распахнут настежь: его теперь использовали вместо светильника, так как шнур, на котором висела единственная лампочка, был оборван Мигелем.
Нутро холодильника тускло светилось: там оставались еще баллоны пепси и кое-что из еды. Кориандровую наливку — а из спиртного только она и была оставлена пленникам — Эдуардо допил до дна.
Теперь он дремал, спрятавшись за дверцей холодильника, чтобы свет не бил в глаза.
От дверей раздалась какая-то возня — кто-то открывал замок снаружи.
Девушки насторожились и инстинктивно схватились за руки — теперь они обе составляли одно целое.
— Мигель?..
Две отвратительные фигуры шагнули к ним из темноты. Лус почувствовала, как затрепетала в ее ладони рука Дульсе.
— Они. Те самые, — почти беззвучно сообщила Дульсе, но Лус поняла бы ее и без слов. Она изо всех сил сжала руку сестры, будто пытаясь передать ей: «Держись, Дульсе. Ты не одна. Я с тобой».
Предположения Дульсе оказались верны: их злоключения связаны с происшествием в Акапулько. Она не могла ошибиться. Дважды она рисовала портреты этих людей: первый раз на курорте для Лус, второй — в Париже для Жан-Пьера.
Девушки приготовились к худшему.
Но злодеев, как ни странно, интересовали вовсе не они, а содержимое распахнутого холодильника. Их тянуло к освещенным полкам, точно магнитом.
Эдуардо Наварро одновременно с девушками услышал, как кто-то возится с замком. Внутренний голос подсказал ему: «Эдуардо, с твоей стороны будет разумнее не выходить из своего убежища. Здесь, за дверцей холодильника, ты надежно спрятан. Кто бы ни подошел, лампочка изнутри холодильника слегка ослепит его, и все, что позади, будет казаться темным вдвойне. Выжди удобный момент, а там, может быть...»
Что «может быть», Эдуардо не решился договорить и самому себе. Он затаился и стал выжидать.
Вот Кике и Чучо подходят к освещенным полкам.
Вот они начинают с ожесточением выбрасывать на стол не интересующие их продукты.
Вот они откупоривают каждый баллон с пепси-колой и пробуют на вкус в безумной надежде на то, что в каком-то из них вдруг окажется не сладкая водица, а напиток покрепче.
— Черт побери! Неужели ничего нет?
— Вот так облом! Проклятье!
Вот бандиты обнаружили графинчик из-под кориандровой наливки. Нюхают его.
— Так и есть. Эти проклятые алкоголички выдули все, до последней капельки.
— Быть того не может! Наверняка у них где-то еще припрятано!
Затаившийся у стены Эдуардо Наварро вдруг почувствовал легкий сквознячок. От входа явно тянуло свежим воздухом. Эдуардо принюхивался к нему, раздув ноздри. Если бы Дульсе в этот момент глянула ему в лицо, она признала бы, что была неправа: в нем несомненно есть что-то от дикого зверя. От зверя, пойманного в клетку и почуявшего шанс вырваться на свободу.
«Господи! — Сердце Эдуардо застучало так громко, что, казалось, бандиты сейчас услышат его биение. — Кажется, они забыли запереть дверь!»
Разочарованные Кике и Чучо отвернулись от бесполезного холодильника.
Чучо злобно пропищал:
— Давай вежливо спросим у барышень, где они прячут спиртное.
— Очень, очень вежливо! — поддержал Кике, и в его голосе слышалась явная угроза.
Эдуардо приник к земле и пополз. Его роскошный костюм, заказанный в лучшем доме моделей, собирал грязь с земляного пола. Эдуардо об этом не думал, он двигался по-пластунски. Сейчас ему пригодился опыт, полученный в детстве в престижной школе скаутов. Он старался держаться ближе к стенам: туда не доставал неяркий свет крошечной лампочки, предназначенной лишь для освещения полок холодильника.
Тем временем Кике и Чучо приблизились вплотную к сестрам-близнецам.
— Интересно, кто из них нас застукал? — Кике взял обеих за подбородки, разглядывая.
— Гляди-ка, — изумился Чучо. — Они совершенно одинаковые. Не отличить.
Кике осклабился:
— Не найдется ли у вас выпить, барышни? Угостили бы кавалеров!
Чучо изрек философски:
— Любопытно, которая из них больше пьет? Или они хлещут на равных?
Это были последние реплики, которые слышал Эдуардо Наварро. Судьба девушек его больше не интересовала. Даже Лус, его невесты. Он был уже у порога.
Изгибаясь червем, он прополз в приоткрытую дверь.
Снаружи было темно. Вокруг маячили фигуры охранников. Никому из них не приходило в голову поглядеть себе под ноги, где прижалась к земле фигура не то человека, не то огромного ящера.
Затаив дыхание, Эдуардо проскользнул совсем рядом с бандитами, столпившимися у входа в предвкушении желанной выпивки.
Внутри у него все торжествовало и ликовало: «Спасен! Спасен!»
Лишь на мгновение мелькнул мучительный вопрос: «А как же девушки?»
Но беглец тут же заглушил в себе голос совести: «Пропади они пропадом! Главное — я спасен! Я свободен! Я! Эдуардо Наварро!»
Сначала так же ползком, потом короткими перебежками, пригнувшись, а затем уже и в полный рост побежал он в ту сторону, откуда привез их Мигель Сантасилья на своем огненном Чирино.
Невольно он вспомнил о том, как хорошо им было ехать вчетвером в легкой повозке, на мягкой войлочной подстилке. Мигель пел свои песни о доме, которым был весь мир. Они чувствовали единение в тот момент, и не только между собой, но и с целой Вселенной. Счастье, казалось, улыбалось им, и лишь удача ждала их впереди.
Эти мысли необходимо было отбросить. Иначе ему ни за что не выжить.
Сейчас можно и нужно думать лишь о себе. Удача улыбнулась персонально ему, Эдуардо Наварро. Надо ею воспользоваться. А что тут плохого? Каждый хватает свой шанс. Упустишь — пеняй на себя. Использовал же свой шанс Мигель Сантасилья, удрав и оставив их троих на растерзание разбойникам. Теперь пришла очередь его, Эдуардо. Если девушкам повезет — они тоже как-нибудь выкрутятся. Или хотя бы одна из них. Но нет, ни Лус, ни Дульсе не используют свой шанс в одиночку. Сестры никогда не бросят друг друга в беде. Ну и глупо с их стороны. Он, Эдуардо, не такой дурак. Он хочет жить - жить во что бы то ни стало. Любой ценой.
Размышляя таким образом, Эдуардо торопливо шел в ночной темноте по зыбкой тропе меж заброшенных карьеров.
Отойдя на значительное расстояние от дома, где их держали в плену, он почувствовал себя в безопасности и даже начал вполголоса напевать.
Он всегда был победителем в этой жизни, собирался побеждать и впредь!
Ночью пригородные автобусы не ходят, и Мигелю пришлось до самого Мехико скакать верхом на Чирино. Когда они подъезжали к окраинному району Тлальпан, конь уже был весь в мыле.
Спешиваясь, Мигель ласково похлопал по холке своего рыжего товарища:
— Спасибо, друг, выручил.
Под уздцы он отвел коня к древней тольтекской пирамиде.
Об этом месте шла недобрая молва. По слухам, по ночам тут оживали привидения. Они охотились за человеческими жизнями, высасывая из людей душу и оставляя на земле лишь бездыханное тело.
Здесь и вправду несколько раз находили трупы. Было это делом рук привидений или недобрых людей — Мигеля сейчас не интересовало. Главное — сюда не завернет в ночной час случайный прохожий. И значит, здесь можно на время оставить верного Чирино.
Дальше Мигель был намерен добираться на городском транспорте или на попутной машине.
Добираться — но куда? Где отыскать этого проклятого Вилмара Гонсалеса?
Может быть, сразу же направиться в первый же полицейский участок?
Нет, это займет слишком много времени. Полицейские так медлительны! Расспросы, протоколы, заполнение бланков, подписи, инстанции, кабинеты... К тому же у Мигеля нет с собой документов, они начнут выяснять и проверять, кто он и откуда...
Но предположим, обойдется без всех этих осложнений Где гарантия, то полицейские сразу же ринутся арестовывать Гонсалеса? Наверняка этого не будет. В лучшем случае они откроют уголовное дело, начнут длительное расследование и так далее и тому подобное.
А подлый Вилмар Гонсалес тем временем успеет отдать приказ уничтожить Дульсе и Лус. А что, если здание конторы, в котором их держат, заминировано? Стоит соединить два проводка и... Нет! Нет!
Кике сказал, что портреты Гонсалеса развешаны по городу. И правда, Мигель их явно где-то видел. Но где? Если бы можно было напрячь память так, как напрягаешь бицепсы...
Искать по всему Мехико? Спрашивать прохожих? Это бессмысленно. Тем более в такой поздний час, когда и прохожих-то на улицах нет.
Проповедник... Проповеди...
В церкви?
Нет, не может быть. Католический священник никогда не позволит, чтобы плакаты с его портретом приклеивались к стенам и заборам.
Проповедник — но не католический?
Протестант?
Возможно. Это уже ближе.
Протестанты действительно любят публичные выступления — на площадях, на стадионах. Чем более массовые, тем лучше. И они не чураются рекламы, ярких броских плакатов, ослепительных актерских улыбок, поклонов и рукоплесканий. Они в большей степени артисты, нежели духовные наставники.
Какая нелепость: лишь нынче утром Мигель мирно беседовал с Вилмаром Гонсалесом, таким любезным, таким приятным, таким обходительным. А теперь не знает, где его найти — но уже вовсе не для любезностей.
Итак, протестантский проповедник в католической стране Кого можно завлечь на его проповеди? Лишь тех, кому совершенно нечего делать, кто заглянет ради любопытства - а там, быть может, ему и понравится этот американский стиль.
Значит, речи Гонсалеса рассчитаны на отдыхающих.
Стадион отпадает: там сейчас кипят футбольные страсти.
Парк?
Парк Чапультепек!
Там бродит масса праздного народа, и там есть много просторных площадок для выступлений фольклорных коллективов и карнавальных шествий!
Мигель Сантасилья вспомнил! Именно в парке Чапультепек, возле пруда, видел он афишу с улыбающейся физиономией Гонсалеса. Он еще подумал тогда: «Какая ненатуральная улыбка, точно приклеенная. Видимо, фотограф был не очень хороший». Фотограф не виноват. Это, оказывается, в самом Гонсалесе нет ничего натурального, искреннего.
Посреди огромного пруда в парке Чапультепек было два острова. К большему из них ходил паром. На острове часто устраивались какие-нибудь представления, и вот теперь — евангелистские проповеди Гонсалеса.
Пересаживаясь с автобуса на автобус, Мигель добрался до парка, бегом домчался до пруда и принялся колотить в окошко будочки паромщика.
На его счастье, паромщик ночевал здесь же. Сочтя Мигеля сумасшедшим и побоявшись его разозлить, старик сказал, что он, конечно же, не знает, где живет Гонсалес, но у него есть знакомая, которая от проповедника без ума и следует за ним повсюду...
Через полчаса Мигель уже был на проспекте Инсурхентес, где снимал роскошную квартиру Вилмар Гонсалес.
Он нажал кнопку домофона.
— Какого черта вы звоните среди ночи? — донесся голос из динамика.
«Н-да, настоящий проповедник, нечего сказать, — подумал Мигель. — Кике был прав, когда так громко смеялся надо мной».
Вслух же он сказал:
— Господин Гонсалес, это я, Мигель Сантасилъя. Прошу извинить меня за столь поздний визит, но у меня для вас экстренное сообщение.
Дверь немедленно открылась.
Он прикрыл за Мигелем дверь и только тогда тихо спросил:
— У вас какие-то распоряжения от шефа?
Мигель стоял как громом пораженный. Распоряжения от шефа? Значит, Гонсалес — вовсе не шеф? Значит, все его поиски пропали впустую? И, возможно, в этот самый момент загадочный и недоступный шеф отдает роковой приказ...
Индеец схватил Вилмара Гонсалеса за грудки:
— Где шеф? Как мне его найти? Если вам дорога жизнь говорите.
Гонсалес болтался в мощных руках Мигеля, как набитый тряпьем мешок. Он растерянно моргал. Куда девалась его ослепительная улыбка!
— Тише, тише, молодой человек. Не горячитесь. Разбудите жену. Она ничего не знает. Я бы рад вам помочь, но я... не знаю. Один раз я видел его, но действительно не знаю ни имени, ни местонахождения.
— Это ложь!
— К сожалению, чистая правда. Он передавал мне свои распоряжения через связных. Я был уверен, что вы — один из них.
Видно было, что проповедник не обманывает. Он был слишком напуган для этого.
— Хорошо, — сказал Мигель Сантасилья. — Я все равно найду его. Вы пойдете со мной.
— Куда? — затрясся проповедник. — Если шеф увидит меня с вами, он убьет меня!
— Не волнуйтесь, господин Гонсалес. Вас не убьют. Вас будут охранять полицейские. Мы идем в ближайший участок.
Роза и Рикардо Линаресы вместе со своими гостями окружили стол дежурного полицейского, пытаясь объяснить ему, в чем дело.
Дежурил в участке сегодня огромный, не слишком сообразительный инспектор, который лишь недавно перешел сюда из службы безопасности дорожного движения.
— Помедленнее, пожалуйста, — просил он. — И, если можно, по очереди. А то я ничего не понимаю. Итак, имена потерпевших?
Рикардо принялся диктовать по слогам:
— Лус Мария Ли-на-рес, Дульсе Мария Ли-на-рес.
Участковый крупным детским почерком вписал имена в графу бланка протокола.
— Имена заявителей?
— Роза Линарес, Рикардо Линарес. Мы — родители похищенных девушек.
Полицейский кивнул на лежащие перед ним рисунки Дульсе:
— Имена преступников?
Рикардо начинал кипятиться:
— Ваша обязанность выяснить это! Иначе зачем мы обращаемся в полицию?
— Надо будет — выясним, — флегматично заверил полицейский. — Не беспокойтесь, сеньор... м-м-м... Линарес.
— О Господи! — воздел руки к небу Рикардо. — Сейчас главное не выяснить, а отыскать и спасти девушек, разве это не ясно!
Полицейский кивнул:
— Отыщем. Спасем. В установленном порядке.
Феликс подскочил к столу:
— А если не в установленном порядке, а как можно быстрее? Мы заплатим. Вы будете довольны, господин дежурный. Мы в состоянии заплатить.
Полицейский поднял на него непроницаемый взгляд:
— Похоже, вы мне предлагаете взятку? Ваше имя, фамилия?
— Мое имя Феликс Наварро! — взорвался бизнесмен. — И я прошу от моего имени, от имени Феликса Наварро, вызвать сюда комиссара. Мой племянник тоже пропал вместе с девушками! Вы что, не понимаете этого?
Роза была на грани истерики. Хорошо, что Лаура и Эрлинда догадались захватить с собой успокаивающие таблетки и даже на случай обморока нашатырный спирт
Жан-Пьер отозвал в сторону Пабло и Эрлинду.
— Мы теряем время, — сказал он, — Пока они тут разбираются, я намерен начать собственное расследование.
— Я с тобой! — с готовностью отозвался Пабло. — Я владею приемами каратэ.
— Это очень кстати, — кивнул Жан-Пьер. — А у меня есть некоторый навык по добыванию информации. Я думаю, полиции не обязательно знать о наших действиях. В конце концов, я представитель прессы и выполняю задание своей редакции.
В этот момент у входа в участок раздался какой-то шум и ввалился Мигель Сантасилья, волоча за шиворот упиравшегося Гонсалеса.
— Задержите этого мнимого проповедника! — требовал он. — На самом деле это опасный преступник! Он участвовал в организации похищения Дульсе и Лус Линарес и Эдуардо Наварро!
Ошеломленные, все повернули головы к нему. Такое стечение обстоятельств!
Жан-Пьер и Пабло моментально смекнули, что этот красивый молодой индеец — их единомышленник.
— Минутку, молодой человек, — сказал участковый. — Вы тоже по этому же делу?
— Что значит «тоже»? — не понял Мигель. — Я требую задержать этого проповедника!
Полицейский посмотрел на него взглядом черепахи, готовящейся впасть в зимнюю спячку:
— Проповедника мы задержим. До выяснения обстоятельств.
— Это противозаконно! — сопротивлялся Гонсалес. – Я требую вызвать моего адвоката!
На этот раз медлительность дежурного полицейского оказалась очень кстати:
— Адвоката мы вызовем. Не беспокойтесь. А задержание вполне законно. На двадцать четыре часа. Я же сказал: до выяснения обстоятельств.
И Гонсалеса, несмотря на крики протеста, увели в отгороженный решеткой закуток, служивший здесь камерой предварительного заключения.
— А вы, молодой человек, — обратился полицейский к Мигелю, — подождите. Вы дадите показания, когда до вас дойдет очередь. В установленном порядке.
Мигель уже собирался стукнуть кулаком по столу, но тут Пабло мягко взял его за руку и отвел в сторонку.
Трое молодых людей о чем-то пошептались в уголке, а затем незаметно выскользнули из здания полиции.
Участковый опять углубился в заполнение протоколов.
— Какие несознательные граждане, — сокрушался он с несокрушимым сознанием собственной правоты. — В борьбе с преступностью главное что? Порядок!
Старенький падре Игнасио решился.
Сегодня впервые в жизни он станет клятвопреступником.
Он выдаст тайну исповеди, чтобы спасти жизнь своим молоденьким прихожанкам-близнецам.
Прямо в своей черной сутане семенил он маленькими торопливыми шажками в сторону полицейского участка.
Войдя туда, он увидел несколько человек, возбужденно пытающихся что-то доказать дежурному инспектору.
Падре сел на стул у стены и стал смиренно дожидаться своей очереди, шепча молитвы.
Кике и Чучо никакой выпивки, естественно, не нашли — ее просто-напросто не было. Но бандиты во всем винили Дульсе и Лус, так как им надо было на ком-то сорвать злобу.
Кике раздражало, что девушки все время продолжают держаться за руки, точно сросшись друг с другом. Он сгреб в свой огромный кулачище два тоненьких девичьих запястья и сжал их так, что суставы хрустнули.
Лус невольно вскрикнула, ища защиты:
— Эдуардо!
Ответа, естественно, не последовало. Девушки мощно оглядывались.
— Кого это она зовет, Кике? — почесал узкую впалую грудь Чучо. — Уж не твоего ли братишку?
Кике усмехнулся:
— Наверное. Он всегда вступается за женщин. Такое у него хобби. Только, барышня, к твоему сведению, его зовут Мигелем, а не Эдуардо. Могла бы и выучить имя своего защитника.
Чучо захихикал:
— Учи не учи, это бесполезно. Он уже далеко — тю-тю! Так что вы, бедняжки, тут совсем одни.
А девушки уже и так поняли, что они одни-одинешенъки перед лицом грозной опасности. Эдуардо исчез, улизнул. Он предал их.
— Как мы с ними поступим, Кике? — осведомился Чучо.
Но Кике отлично знал: до приказа Альваро Манкони пленницы неприкосновенны. Скорей бы поступил этот приказ! У него уже чесались руки, его терзало кровожадное желание поизмываться над жертвами.
Но поиздеваться ведь можно разными способами. Например, запугивая. Как приятно видеть, когда человек перед тобой бледнеет и трясется от страха!
Он достал из кармана миниатюрный радиотелефон новейшей конструкции:
— Посмотрите на эту штуковину, барышни. Красивая, правда? Радиотелефончик. У одного человека — назовем его шефом - есть такой же. В любую минуту этот человек может поднести его к губам и приказать: Кике, пора! Девчонок — убрать. И тогда вы услышите такое нежненькое, приятное «пиф-паф»! Это будет последнее, что вы услышите, барышни!
Мигель свистнул — Чирино, точно привидение, возник из-за массивной колоннады, обрамлявшей древнюю пирамиду.
Жан-Пьер уже голосовал на шоссе, останавливая небольшой грузовичок.
Пабло закинул в кузов большой мешок опилок. Затем туда же легко запрыгнул конь и залезли сами мужчины.
Грузовичок довез их до автобусного кольца и укатил восвояси. Жан-Пьер, Пабло и Мигель Сантасилья стояли у начала тропы, которая вела к месту заточения сестер-близнецов.
Индеец оседлал своего Чирино и взвалил позади седла мешок с опилками.
Пабло проковырял в мешковине дырочку, и опилки тонкой струйкой посыпались на землю.
— Идите точно по моему следу, — сказал Мигель. — Ни вправо, ни влево. Это единственный безопасный путь.
Полная луна вышла из-за облаков, будто бы специально для того, чтобы осветить им дорогу, и белые опилки ярко выделялись на фоне красной глинистой почвы.
— Шарль Перро! — улыбнулся Жан-Пьер. Он вспомнил французскую сказку о Мальчике-с-пальчике, который, уходя в лес, бросал позади себя белые камушки, чтобы найти обратную дорогу.
— Вперед, Чирино! — тронул коня Мигель, и огненный друг понес его вперед, на схватку с врагами.
Жан-Пьер и Пабло зашагали следом, стараясь не уклоняться от тоненькой белой полоски, указывавшей им путь.
Мигель Сантасилья мчался на помощь девушкам. Эдуардо Наварро, напротив, удалялся от них все дальше и дальше, покинув их в беде.
Они могли бы встретиться, но...
Но у Эдуардо не было своего Мальчика-с-пальчика. А сам он дороги не знал.
Теперь он шагал размашисто, бодро и весело, распевая уже во все горло. Он думал о том, как ловко и удачно избежал опасности быть убитым бандитами, и совсем позабыл о другой опасности, о которой предупреждал Мигель: стены заброшенных карьеров очень зыбкие, тут могут быть обвалы и оползни.
Если начало пути он проделал в кромешной темноте то теперь полная луна освещала его дорогу. Эдуардо так разрезвился, что помчался вприпрыжку.
Один неверный шаг и...
Толстый глинистый пласт пополз вниз, увлекая беглеца за собой, крутя и сдавливая его, накрывая своим многотонным весом.
Предательство всегда наказуемо.
Немного погодя Мигель Сантасилья, проезжая возле этого места, услышал откуда-то снизу приглушенный, тоскливый вой.
У него мелькнула беглая мысль: «Койот? Откуда тут могут взяться койоты?»
Но раздумывать над этим было некогда: надо было торопиться к Дульсе и Лус.