Роза и Рикардо

ГЛАВА 13

Лаура нервно перебирала заготовленные фотографии. Потом она уже в сотый раз перечитала план интервью, которое она сегодня собиралась брать. В последнюю неделю она находилась в каком-то лихорадочном состоянии и сама себе не могла объяснить причину.

Казалось бы, дела ее шли своим чередом без особых изменений. Как обычно, она занималась домом, давала указания служанке, которая им готовила, и няне Феликсито, иногда вывозила сына на прогулку в парк, где с удовольствием наблюдала, как он то бегает по дорожкам, пытаясь приблизиться к павлинам, которые разгуливали в одном из уголочков парка, то пускает в небольшом водоеме свой игрушечный кораблик и весело смеется. Во время этих прогулок с Феликсито Лаура чувствовала умиротворение, но в остальное время, когда она оставалась одна, она ощущала смутную тревогу, которую не совсем понимала.

Появление племянника не доставило ей особых хлопот. Эдуардо взял напрокат машину и целые дни проводил вне дома, обычно появляясь дома к ужину, а после этого опять часто уходил. Днем он обычно, заручившись рекомендательными письмами отца и дяди, налаживал деловые знакомства в тех фирмах, которые, как он считал, могли ему в будущем пригодиться. Феликс был доволен племянником и высоко отзывался о его напористости и целеустремленности.

После того как Лаура познакомила Эдуардо с семьей Линаресов, он по дороге домой рассыпался в благодарностях и расточал комплименты сестрам. Видно было, что особое впечатление произвела на него Лус. Потом пару раз Эдуардо сообщал Лауре, что звонил Лус и встречался с ней. Глядя на него и припоминая похвалы, слышанные от мужа, Лаура начинала подумывать, что, возможно, Эдуардо будет подходящей партией для ее любимицы Лус.

Впрочем, она тут же говорила себе, что нечего витать в облаках, потому что времени прошло совсем немного, а Эдуардо был не из тех, кто охотно распространяется о своих делах. Тем более, насколько она знала, Лус всегда была окружена поклонниками, и добиться ее взаимности было не так-то просто.

Феликс вел себя так, как обычно. Целыми днями он пропадал в конторе, а зачастую и вечером шел на деловые ужины. Иногда на официальные ужины приглашались жены, и тогда Феликс не забывал напомнить Лауре, к какому часу она должна быть готова, заезжал за ней с букетом цветов и на ужине бывал с ней внимателен и любезен. Но когда супруги возвращались домой, Феликс нежно целовал ей ручку и уходил в кабинет готовить очередной контракт.

— Феликс, неужели ты опять оставишь меня в одиночестве? — говорила Лаура.

— Дорогая, ты сегодня была просто восхитительна. Все присутствующие не отрывали от тебя глаз. Если бы не этот проклятый контракт, неужели ты думаешь, я отпустил бы тебя сейчас в спальню одну? Иди к себе, а я приду, как только закончу работу.

После таких слов Лауре ничего не оставалось кроме как идти в спальню. Часто она засыпала, так и не дождавшись мужа. Когда же он все-таки появлялся, все происходило как-то буднично и обыденно, и у Лауры оставалось ощущение, что что-то не так.

В один из дней, когда маленький Феликсито спал после обеда и Лаура была одна в доме, не считая слуг, она вдруг достала записную книжку и набрала телефон дона Серхио Кастанеды. Когда она услышала выразительный низкий голос, у нее по спине пробежал холодок.

Добрый вечер, сеньор Кастанеда. Вас беспокоит Лаура Наварро.

— Божественная донья Лаура! - услышала она в ответ. — Как я счастлив слышать ваш голос. В этом мегаполисе, перенасыщенном автомобилями и нашими ближними, мне не хватает именно таких созданий, как вы, несущих свет и тепло.

— Благодарю вас, дон Серхио, вы любезны, как всегда, — засмеялась Лаура. — А ведь я к вам по делу.

— Я буду рад вас видеть и по делу и независимо от дел, — сказал дон Серхио.

— Нет, вы сначала послушайте. Я говорила с редакцией журнала «Искусство сегодня» и показала им фотографии ваших работ, сделанные в Акапулько. Их заинтересовал материал, и они хотят сделать фотоочерк вместе с вашим интервью. Я не знаю, насколько вас привлекает эта идея, — робко сказала Лаура.

— Ну что же, если моя скромная персона интересна читателям журнала, я не имею ничего против.

— Благодарю вас, дон Серхио. И еще одно. В журнале мне предложили, поскольку мы знакомы, чтобы я сама взяла у вас интервью.

— Блестящая идея! — воскликнул дон Серхио. — Мне будет весьма приятно поделиться своими мыслями с такой чуткой собеседницей. Вы могли бы подъехать прямо сегодня. Часа в четыре вас устроит?

— Да, спасибо. Значит, я буду у вас.

В назначенное время Лаура вышла у подъезда дома, где находилась квартира дона Серхио. Когда она поднималась на второй этаж, она почувствовала, что у нее против воли сильно забилось сердце. Дверь открыл сам дон Серхио. В этот раз он был одет в рубашку с распашным воротником и светлые брюки, и его пышная шевелюра не была скрыта шляпой. Он поцеловал Лауре руку и провел ее в гостиную. В здешней квартире было гораздо больше порядка, чем в мастерской в Акапулько, видно, кто-то из вышколенных слуг наводил здесь чистоту, но приметы увлечении хозяина присутствовали повсюду.

Усадив Лауру в кресло, дон Серхио удалился и через несколько минут вкатил столик на колесиках, на котором был кофейник и бутылки с напитками.

— Вы мне позволите курить? — спросил он Лауру и, получив разрешение, закурил гаванскую сигару. Лаура почувствовала какое-то необъяснимое волнение и, чтобы скрыть его, налила себе кофе и стала отхлебывать его маленькими глотками.

— Мне очень приятно видеть вас у себя, — сказал дон Серхио. — Я вижу, что вы еще очаровательнее, чем мне помнилось. Вот посмотрите.

Он отошел куда-то в глубь комнаты и вернулся с небольшой картиной. На листе картона, еще не вставленном в раму, Лаура с изумлением увидела свое изображение. Дону Серхио удалось передать присущие ей чувство юмора и стремление к независимости, хотя портрет, по мнению Лауры, отличался от того, что она привыкла видеть в зеркале.

— Я и не знала, что вы закончили эту работу, — сказала Лаура, слегка покраснев.

— Бесценная донья Лаура, работа над этим портретом доставила мне величайшее удовольствие и помогла мне хоть сколько-то смягчить ту жестокую разлуку, на которую вы меня обрекли, — сказал дон Серхио, явно довольный произведенным эффектом. — Возможно, стоит дополнить репродукцией этой работы те фотографии, которые вы с таким искусством сняли в моей мастерской.

— О, боюсь, что это может показаться нескромным с моей стороны, — поспешно сказала Лаура. — Хотя портрет мне очень нравится, я даже не ожидала... — Она совсем смутилась и, чтобы скрыть это, стала старательно рыться в своей сумочке, чтобы найти список заготовленных вопросов.

Найдя его, она включила портативный магнитофон и приступила к интервью. Дон Серхио отвечал с явным удовольствием человека, которому доставляет наслаждение слушать собственный голос. Он говорил плавно, теми характерными цветистыми оборотами, которые отличали его речь. Лаура забыла о том, что она интервьюер, и слушала с неослабевающим вниманием, то с изумлением, то с улыбкой. Наконец, ответы на вопросы были закончены, и Лаура выключила магнитофон.

— Благодарю вас, это было так интересно, — сказала она. — Во всяком случае ваши взгляды на жизнь и на искусство поражают оригинальностью.

— Ну что ж, — сказал дон Серхио, явно польщенный, — ваш покорный слуга привык руководствоваться не расхожими представлениями толпы, а той божественной искрой, которую с юных лет я ощутил в своей груди.

Лаура не выдержала и рассмеялась.

— С вами разговаривать одно удовольствие, — сказала она и вдруг замолчала, потому что почувствовала на себе неотрывный взгляд дона Серхио. Она попыталась отвлечься тем, что стала убирать в сумку магнитофон и листы с записями, но он продолжал смотреть на нее, как будто пытаясь взглядом приковать ее к месту.

— Я бы хотела сделать еще несколько ваших фотографий в этой квартире, — сказала Лаура, берясь за сумку с фотопринадлежностями.

— Прошу вас, подождите немного, — сказал дон Серхио, медленно встал со своего места и подошел к креслу, где сидела Лаура. — Прекрасная Лаура, — произнес он как бы машинально и погладил ее плечи, — живописного портрета недостаточно. Эти черты, это совершенное тело. Их можно передать только в скульптуре.

Лаура попыталась засмеяться.

— О, боюсь, что совершенство очень относительное.

Серхио продолжал гладить ее, проводя пальцами по шее, по щеке, потом по волосам.

— Ах, Лаура, вы сами не знаете, как вы прекрасны.

Лаура решительным движением встала и взялась за фотоаппарат. Она посмотрела на дона Серхио и увидела, что он глядит на нее пристально и в то же время с иронией.

— Ах, донья Лаура, чего же вы боитесь?

— Я не боюсь, — сказала Лаура не совсем твердым голосом.

Серхио приблизился к ней и взял ее за руку.

— Нет вы боитесь. Боитесь зова собственной души, боитесь отойти хоть на шаг от канонов, навязанных вам извне. Вы прекрасны и должны чувствовать себя королевой своей судьбы. Для меня было бы большой честью, если б вы ответили взаимностью на мое чувство восхищения и искреннего благоговения, которое я испытываю.

— Я весьма польщена, сеньор, — сказала Лаура, — отнимая руку, — но вы забываете о том, что я несвободна.

— Я помню об этом, прелестная Лаура, — сказал Серхио. — Я сам неоднократно был связан узами брака. Но это не должно мешать союзу двух сердец, которые стучат в унисон.

Лаура решила, что это подходящий случай, чтобы удо-волетворить свое любопытство.

— Простите, вы, кажется, говорили, что у вас трое сыновей?

— Да, именно так. Я был женат трижды, и каждая из моих супруг, дай Бог им здоровья, одарила меня мальчиком. Моего старшего сына Пабло вы видели в Акапулько.

— Да, я помню. А сколько лет другим детям?

— Моему второму сыну Антонио тринадцать, а младшему Констанцио девять. Со всеми тремя у меня самые прекрасные отношения.

— И с бывшими женами тоже?

— По-разному. Я предпочитаю общаться со своими мальчиками в доме моей матери. Она их всех обожает, и они часто у нее гостят. Разумеется, Пабло теперь взрослый и совсем самостоятельный.

— Как необычно, — задумчиво произнесла Лаура. — А можно спросить, по какой причине вы всякий раз разводились?

— Причины разные, — ничуть не смущаясь, сказал дон Серхио. Разумеется, первый раз я женился совсем молодой, моложе, чем Пабло сейчас. В молодости так легко сделать ошибочный выбор. Моя первая супруга вполне обеспечена и замужем на человеком, который ей больше подходит по общности взглядов.

— А второй раз? — спросила Лаура уже с откровенным любопытством.

— О, с моей второй супругой я познакомился в Италии, волшебный край муз и красоты. Мы с ней были очень увлечены друг другом, кроме того, ей безумно хотелось посмотреть Мексику. А потом родился Антонио.

— Ну а третий брак?

— О, это запутанная и неожиданная история, забавное стечение обстоятельств... Я вам подробнее расскажу как-нибудь в другой раз. Но я не жалею: маленький Констанцио служит отрадой и мне, и своей матери.

— Так что же, дон Серхио, — спросила она, — вы теперь окончательно разочаровались в браке?

Серхио бросил на нее пламенный взгляд.

— О нет, прекрасная Лаура. Видно, Бог дал мне натуру вечного искателя, я никогда не могу разочароваться в женщинах. В них сосредоточена вся мудрость и сияние этого мира. Когда я вижу вас, Лаура... — Он шагнул к ней, положил ей руку на плечо и неожиданно поцеловал. Его поцелуй был мягким и чувственным, он как будто обволакивал Лауру, и ей показалось, что еще чуть-чуть, и она не сможет сдвинуться с места.

— Нет, дон Серхио, — сказала Лаура, отстраняя его и решительно берясь за сумку с фотоаппаратом. — Мне надо срочно сделать снимки, а после этого я должна идти. Я сегодня вечером должна подготовить материал в редакцию.

Серхио больше не приближался, но продолжал прямо смотреть ей в глаза.

— Я отпущу вас, Лаура, только при том условии, если вы назовете день, когда вы опять придете ко мне.

Лаура опустила глаза.

— Я вам позвоню, — шепнула она.

Когда Лус пыталась понять, с какого момента дела пошли в каком-то нежелательном направлении, она решила, что это началось задолго до странного появления Вилмара Гонсалеса в ее жизни. Пожалуй, приближение неприятностей стало ощущаться еще тогда, когда Дульсе, вообразив невесть что, вдруг устроила грандиозную истерику и отказалась выходить из дому. Конечно, у Лус своих забот хватало, но ведь недаром они были близнецами: когда у одной что-то было не в порядке, другая тоже чувствовала себя неуютно. Лус в то время даже сознание того, что Пабло в нее сильно влюбился, перестало радовать.

Как назло, Инес в те дни то и дело спрашивала при встрече или по телефону, не появился ли в городе отец Пабло Кастанеды. Поэтому, когда Пабло очередной раз позвонил, Лус решила убить двух зайцев одним ударом и спросила, может ли он выполнить свое обещание и представить своему отцу ее подругу.

— Ну разумеется, — с готовностью отозвался Пабло. — Я уже говорил с отцом: он ждет нас завтра в шесть часов.

Когда девушки собирались на встречу, Инес вся сгорала от нетерпения, предвкушая знакомство с «творческой личностью», а Лус отнеслась к этому без особого энтузиазма. Конечно, отец Пабло — занятный тип, но она по опыту знала, что в присутствии Инес никто не может ее переговорить, и, значит, самой Лус дон Серхио вряд ли сможет уделить внимание. Ее предчувствия оправдались. Инес прямо с порога стала выражать свое преклонение перед «выдающимся художником» и сыпать заумными комплиментами в его адрес. Дон Серхио сразу растаял и обратил все красноречие на новоприобретенную поклонницу. Через несколько минут Лус стало скучно, и даже подмигивания Пабло, который делал ей знаки, предлагая оставить любителей искусства одних, а самим улизнуть, ее не радовали. Правда, через полчаса, увидев, что Инес готова разглагольствовать в том же духе неопределенное время, Лус поднялась с места.

— Благодарю вас, дон Серхио, — произнесла она. — Мне было чрезвычайно интересно посмотреть ваши работы. Как жаль, что я должна уходить. У меня назначена встреча с моим преподавателем.

Пабло проворно поднялся, чтобы сопровождать ее. К досаде Лус, она обнаружила, что остальные двое, любезно с ними попрощавшись, еще до того, как за ними закрылась дверь, углубились в искусствоведческую беседу, грозившую стать бесконечной. Лус была уязвлена и свое разочарование выплеснула на бедного Пабло, которому пришлось терпеть ее колкости. Правда, расставаясь у дверей консерватории, она смягчилась и дала ему обещание встретиться с ним через неделю, когда сдаст очередной зачет.

К сожалению, именно тогда Лус, не подумав, проговорилась Пабло о том, что ее сестра отправляется в Париж. Надо же было найти хоть какую-то нейтральную тему для разговора. Пабло, который рад был всякому поводу повидаться с ней, поспешно выразил готовность прийти проводить Дульсе. И надо же было так случиться, что буквально через несколько дней Лаура привела в дом Линаресов молодого Эдуарде Наварро.

Эдуардо с первой встречи произвел на Лус благоприятное впечатление. Будучи всего на два года старше Пабло, он казался гораздо взрослее его, потому что обладал уверенными манерами, высказывал свои мнения решительным и категоричным тоном и обладал более трезвым и холодным взглядом на жизнь. Лус инстинктивно почувствовала, что завоевать его внимание задача более трудная, а значит это более интересно, чем все, с чем она сталкивалась до сих пор.

Ей казалось, что она на пути к успеху, потому что во время той первой встречи он подолгу со значением смотрел ей в глаза и во время разговора постоянно обращался к ней. И как назло, после этого он столкнулся с Пабло в аэропорту во время проводов Дульсе. Правда, воспользовавшись прощальной суетой, Лус всего лишь холодно кивнула Пабло и быстро отошла, а Эдуардо большую часть времени стоял в окружении родственников. Тем не менее, по всей видимости, от Эдуардо не ускользнули трогательные взгляды, которые Пабло издали бросал на Лус. Когда, проводив Дульсе, вся компания шла к машинам, Эдуардо оказался рядом и спросил:

- А кто этот меланхоличный тип, который смотрел на тебя с таким обожанием? Безутешный поклонник?

— А, ты говоришь о Пабло, — стараясь казаться непринужденной, ответила Лус. — Дульсе познакомилась с ним в Акапулько, когда мы отдыхали. Он изучает медицину и бросился ей на помощь когда она упала. — Про себя Лус благодарила судьбу, что обстоятельства позволили ей объяснить появление Пабло таким образом.

— В самом деле? — насмешливо бросил Эдуардо. — А мне показалось, что его больше интересуешь ты. — В этот момент они подошли к стоянке машин, и Эдуардо поднес ее руку к губам на прощание. — Лус, я думал о нашей встрече, — сказал он и снова пристально посмотрел ей в глаза. — Мы должны увидеться еще, как ты считаешь?

— Ну конечно, Эдуардо, — сказала Лус, стараясь не выдать своего волнения.

— Итак, до встречи, — произнес Эдуардо, садясь за руль машины.

В тот момент Лус была уверена, что произвела впечатление на Эдуардо и что тот не замедлит позвонить ей. Поэтому, когда на следующий день Селия, подзывая ее к телефону, не удержалась и шепнула: «Приятный мужской голос, сеньорита», Лус не сомневалась, что это именно он.

— Лус у телефона, — прозвучал ее голосок.

— Лус, дорогая, как ты себя чувствуешь? Не согласишься ли ты встретиться со мной? — услышала она слова, которые произносил не Эдуардо, а другой мужчина. Разочарование было настолько острым, что Лус не сразу осознала, с кем именно она разговаривает и что должна отвечать. — Лус, дорогая, — уже обеспокоенно продолжал мужчина, — почему ты молчишь? Ты не узнала меня? Это Пабло.

— Ах, это ты, Пабло, рада слышать тебя, — машинально сказала Лус, потихоньку приходя в себя.

— Дорогая, мы ведь собирались сегодня куда-нибудь пойти. Если ты не против, я сейчас заеду за тобой. Ты будешь дома?

Лус соображала непривычно медленно.

— Да, я буду дома, — безо всяких эмоций сказала она, положила трубку и тут же ощутила досаду. Досадовала она на все сразу: на то, что это оказался не Эдуардо, на то, что сам Эдуардо не спешит со звонком, на то, что если он все-таки позвонит, ее не окажется дома, так как этот несносный Пабло вытащит ее в какое-нибудь кафе или на дискотеку.

В это время Пабло, радостный в ожидании встречи, хотя и несколько смущенный странным тоном Лус, подъезжал к ее дому. Он еще не догадывался, что за эти несколько дней Эдуардо Наварро, еще не подозревая о его существовании и не прилагая к этому никаких усилий, превратил его в «этого несносного Пабло».

Лус за это время от скрытого раздражения перешла к явному протесту: «Почему я вообще должна с ним ехать? Неужели он не догадывается о том, что я им не дорожу? Где его гордость?» — разжигала она себя. Она могла бы ответить сама себе, что ее уклончивое поведение не давало Пабло особых надежд на быстрый успех, но поощряло его деликатную настойчивость. Он неукоснительно вел себя в тех рамках, которые очертила ему Лус. Его предприимчивость простиралась только на поиски поводов для встреч да на прощальные поцелуи в автомобиле. Но даже в этих поцелуях упрекать его было трудно — любой мужчина не может легко отречься от радостей, уже однажды им полученных от дамы своего сердца, и «несносный Пабло» не был исключением.

Но если бы и нашелся кто-то храбрый, кто смог бы все это сказать Лус, вряд ли бы она сейчас его послушала. И уж тем более она не собиралась долго слушать вошедшего Пабло. Его робкий и вопрошающий взгляд настоящего влюбленного, нерешительность в движениях, которая появилась после того, как он натолкнулся на ее ледяной взгляд, показались ей недостойными настоящего мужчины (тем более, что теперь у нее появился эталон для сравнения).

— Добрый день, Лус. Куда мы поедем? — Пабло попытался вести себя как ни в чем не бывало.

— Добрый день. Вопрос в другом — поедем ли мы вообще куда-нибудь?

— Лус, что случилось?

— А почему что-то должно было случиться?

— Такое внезапное изменение планов не может не тревожить. Оно говорит либо о перемене обстоятельств, либо о перемене чувств, Лус.

— О чувствах говорить просто смешно. Сначала мне приписываются какие-то чувства, о которых я ничего не знаю, а потом перемена этих самых чувств. Раз ты так хорошо за меня все сам додумываешь, значит, я сама в этих отношениях явно лишняя. Ведь тебя не волнует, что я на самом деле чувствую.

— Не знаю, что тебе и ответить. Ты просто ошеломила меня. В прошлый раз я расстался с одной девушкой, а сегодня говорю совсем с другой. — Он растерянно провел рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями.

Недовольная, неприступная Лус стояла, вздернув подбородок, капризная, но, на беду Пабло, хорошенькая, как никогда. В эту минуту ее женского торжества, которое оба они хорошо осознавали, ни он, ни она не заметили прискорбного перехода. Лус сделала маленький, незаметный шаг превращения доброжелательной, сострадательной девушки в самовластную и капризную женщину. Но Пабло было не до анализа ситуации и уж тем более не до осуждения Лус. Он скорее чувствовал, чем понимал, что в этой ситуации есть что-то недостойное Лус, и поспешил закончить сцену.

— Наверно, я действительно вел себя недостаточно чутко. Прости мне мою навязчивость. Если тебе понадобится помощь, ты можешь всегда обратиться ко мне. А сейчас позволь мне уйти.

Теперь Лус не узнавала его. Она взяла нешуточный разгон, и такое неожиданное и достойное отступление противника поставило ее в глупое положение. Но, на ее счастье, в Пабло не было заметно никакого торжества, он даже осунулся. С поклоном он направился к выходу и, не оглянувшись, вышел.

Эта перемена, свершившаяся с ним на ее глазах, заставила ее подбежать к окну и неотрывно глядеть, как изгнанный ею мужчина не заносчиво, но и отнюдь не с побитым видом направляется к автомобилю, садится в него и исчезает из пределов ее видимости. Из ее жизни.

«Вот и хорошо», — безо всякой убежденности подумала она. На секунду она оживилась, вспомнив об Эдуардо и подумав, что он никогда не столкнется в ее доме с Пабло. Что сказал бы Эдуардо, если бы слышал сегодняшний разговор? Понял бы он, что Пабло принесен на алтарь ее внезапной любви к Эдуардо?

И вдруг она поняла, что больше всего хочет, чтобы не только Эдуардо, а вообще никто никогда не узнал бы об этой сцене. Она осознала, что настоящая дама сумела бы расстаться иначе, не поступившись мягкостью манер и деликатностью речи.

В то же время она знала, что об этом разговоре никто никогда не узнает, если не проболтается она сама. Женщина может достоверно оценить мужчину только тогда, когда разрыв с ним остался позади. Когда Лус стояла, слегка отодвинув портьеру, она понимала, что от нее к своей машине идет по-настоящему благородный мужчина.