Роза и Рикардо

ЭПИЛОГ

Лаура сидела за письменным столом, пытаясь привести в порядок свои фотографии. Поводом для этого стала не только предполагающаяся всемирная фотовыставка, но и желание подготовить какие-то фотографии для скорой свадьбы дочерей Розы. Лаура была очень рада за подругу. Наконец все испытания остались позади, Рикардо и Роза не только вновь обрели обеих дочерей, но и будущих зятьев. Теперь в доме Линаресов готовились сразу к двум свадьбам.

А у Лауры в доме настроение было не очень веселое. Всех потрясло известие о предательстве Эдуардо и его трусливом бегстве. После того как его спасли, Эдуардо попал в психиатрическую клинику, а затем уехал из Мексики в Соединенные Штаты и, как недавно сообщил брат Феликса, стал настоящим гринго.

Дон Серхио несколько раз звонил Лауре и пытался вернуть ее расположение. Но Лаура окончательно потеряла к нему интерес и продолжать знакомство не собиралась, хотя обиды на дона Серхио у нее не было. Беспокоило Лауру другое: постоянное отчуждение между ней и Феликсом. Они встречались каждый день утром и вечером, и Лауре казалось, что муж хочет что-то ей сказать, но не решается.

«А что, если ему известно о моем знакомстве с доном Серхио? — подумала Лаура. — Ведь нас могли видеть в ресторане или в городе. Вдруг кто-нибудь сообщил об этом Феликсу?»

Среди пакета своих старых фотографий она вдруг увидела снимок, сделанный в Гвадалахаре в тот год, когда начался их роман с Феликсом. Это было сразу после того, как выяснилось, что вторая дочь Розы и ее муж живы, и они все собрались в Розином доме. Фотография сияющей Розы с дочерьми тоже лежала в пакете, и Лаура отложила ее, чтобы увеличить и подарить обеим девочкам в день свадьбы. Но сейчас она смотрела на другую фотографию. Здесь у Розиного дома, в беседке, где состоялся их первый с Феликсом серьезный разговор, были сняты они оба. «Кажется, фотографировал Рикардо», — подумала Лаура. Она смотрела на снимок, на себя, молодую, привлекательную и полную надежд, и сердце у нее больно сжалось. «Неужели все в прошлом?» — подумала она.

Вдруг Лаура услышала за спиной шаги мужа. Она обернулась. Феликс подошел к ней, положил ей руку на плечо и тоже стал разглядывать фотографию. Выражение его лица было необычно мягким.

— Ты помнить ТОТ день? — тихо спросила Лаура.

— Конечно, помню, — тоже тихо ответил Феликс. — Ведь именно тогда я понял, что ты необыкновенная женщина.

— Правда? — Лаура давно не слышала от мужа таких слов.

— Ну конечно, правда. — Феликс замолчал, как бы собираясь с мыслями. — Лаура, я хочу тебя спросить одну вещь.

— Спрашивай, — сказала Лаура, и сердце ее тревожно забилось.

— Я все эти недели хочу тебя спросить и не осмеливаюсь... Лаура... Иногда мне кажется, что ты перестала любить меня. Это правда, что я тебе в тягость?

Лаура была так ошеломлена, что сразу не смогла собраться с мыслями. Она пристально вглядывалась в лицо мужа, пытаясь понять его чувства.

— И что, это тебя так беспокоило? — еще не веря, спросила она.

— Ну конечно, Лаура. Я боялся, что слишком скучен для тебя. Ведь ты особенная женщина и привыкла общаться со знаменитыми людьми. Я даже боялся вечерами идти домой не зная, как ты меня встретишь.

— Но, Феликс, — воскликнула пораженная Лаура, — ведь я же люблю тебя! Если меня что и огорчало, то это сознание, что мы отдаляемся друг от друга. Для меня самое главное — это ты и Феликсито, и я хочу быть тебе необходимой.

— О Лаура, - произнес Феликс, целуя ее, - ты мне нужна. И я никогда больше не позволю нам отдаляться друг от друга.

Позже, когда они обнимались в постели, где они так долго не были вместе, Феликс вдруг рассмеялся.

— Ты представляешь, я до того себя убедил, что ты не выносишь моего присутствия, что заказал тебе каюту на теплоходе, который совершает круиз по Карибскому морю. Думал хоть этим тебя задобрить.

— Ну уж нет, сеньор Наварро, — сказала Лаура, целуя его, — я согласна отправиться в круиз, только если будет двухместная каюта и моим попутчиком будешь ты.

— Я согласен, — обрадовался Феликс.

Прошло несколько месяцев. Прохладным январским утром, когда даже в Мехико приходится набрасывать на плечи легкое пальто, к стоящему в центре города бронзовому памятнику народному герою Куаутемоку подошли три молодые пары. Одна из юных женщин держала в руках букет роз.

— Как он все-таки похож на него, — сказала она. — Помнишь, как он стоял здесь?

— Бедный Мигель, — вздохнула вторая, которая была бы почти неотличима от первой, если бы не заметный уже живот, выдававший ее беременность. — Если бы не он, где мы все были бы...

— И если бы не наши мужья, — сквозь слезы улыбнулась первая и, обратившись к своему спутнику, добавила: — Жан-Пьер, ты напишешь об этом? Ведь теперь ты специальный корреспондент в Мексике и должен Рассказывать об этой стране так, чтобы люди за океаном тоже полюбили ее так, как любим мы.

— Конечно, напишу, Дульсе, дорогая. — Жан-Пьер говорил по-испански, и, хотя иностранный акцент был еще очень заметным, в услугах переводчицы он больше не нуждался. — Мне хочется написать не просто серию статей, а целую книгу о вашем удивительном народе.

— И обо мне не забудь! — засмеялась третья из подруг, в которой было легко узнать никогда не унывающую Чату.

— Чата, ну конечно, Жан-Пьер самым подробным образом опишет вашу свадьбу. Ведь он еще не был на настоящей мексиканской свадьбе. Где вы решили ее отпраздновать?

— Сначала у меня дома, а потом в Куэрнаваке у родителей Тересы, — ответил Антонио Суарес. — Там будет как раз самое интересное — традиционные танцы, песни.

— А угощение! Моя мама так готовит, что пальчики оближешь, даже простые маисовые лепешки с таким соусом подаст, что целое блюдо съешь!

— А нас с Луситой вы пригласите? — смеясь, спросил Пабло. — Если, конечно, она будет хорошо себя чувствовать.

— Ты еще спрашиваешь! — воскликнула Чата. — Ведь она-то нас и познакомила, как же мы можем о ней забыть.

Уходя, они еще раз оглянулись на гордое индейское лицо Куаутемока.

— Одни умирают, другие рождаются, — грустно заметила Дульсе. — Но лучше бы он остался жив.

— А как вы решили назвать ребенка, или еще не думали об этом? — спросила у Лус Чата.

— Я была на ультразвуковой диагностике, — ответила Лус, — и мне сказали, что у меня будет девочка. Я хочу назвать ее Розой.

— Еще одна Дикая Роза? — улыбнулся Жан-Пьер.

— Конечно! — ответила Лус. — Это ведь душа Мексики.