Роза и Рикардо

ГЛАВА 14

Проповедник Вилмар Гонсалес медленно ехал по темным улицам Мехико на своей темно-вишневой машине — аккуратной, в меру престижной и одновременно скромной, под стать святому человеку.

Он был доволен проповедью. Пусть на нее пришло не так много народу, это не самое главное. Все равно его трудная миссионерская деятельность по «ловле душ» в традиционной католической Мексике сполна и достаточно щедро оплачивается его собственной церковью — одной из многочисленных протестантских сект, старающихся раскинуть сети по всему миру. Секта, к которой принадлежал сам Гонсалес, вела миссионерскую деятельность очень широко — от островов Южного моря до России.

Это давало Гонсалесу и еще одну возможность — под видом скромного проповедника ездить по самым разным странам и выполнять поручения еще одной организации, цели которой были весьма далеки от божественных. Сейчас его присутствие требовалось здесь, в Мехико.

Для Гонсалеса — протестантского проповедника Мексика была крепким орешком. Воспитанных с детства в духе католицизма мексиканцев было не так-то просто сбить с толку и привести в лоно совершенно чуждой им разновидности христианства. Но Вилмар Гонсалес не оставлял надежды. Пусть это будет сначала несколько десятков человек — но это уже результат, тем более если они начнут исправно посещать молитвенные собрания и уплачивать какую-то часть дохода.

Гонсалес был уверен в успехе - сейчас все люди в мире помешаны на здоровье, и пропаганда вреда курения и пьянства должна найти самый живой отклик у пожилых женщин, которые обычно составляли первые несколько десятков прихожан. Но за ними придут и другие. Вот, например, эта девушка...

При воспоминании о Лус Гонсалес даже прищелкнул языком, благо его не видела сейчас его паства. «Хороша, чертовски хороша», — промелькнула у него в голове мысль, которую падре Игнасио скорее всего счел бы недостойной представителя любой церкви.

Но помимо Гонсалеса-проповедника существовал еще и Гонсалес — член некоей совершенно иной организации. И хотя этот второй Гонсалес также не злоупотреблял табаком и алкоголем, но мог выпить чашечку кофе, а уж по части женского пола был большой знаток и любитель.

Он заметил Лус еще тогда, когда приходил в консерваторию на выступление хора. Прекрасный голос, великолепная осанка, правильные черты лица, а главное, какой-то внутренний магнетизм — эта девушка притягивала к себе взгляды. Именно поэтому Гонсалес ей-то и позвонил первой в надежде заполучить ее для своих проповедей. Она могла бы не только петь в хоре, но, скажем, сыграть роль ангела. Это обычно очень впечатляет зрителей — внезапно появляется девушка вся в белом с небольшими крылышками за спиной. Старушки в восторге. Гонсалес вздохнул. Почему-то всегда так получалось, что девушки, которых он выбирал на роль ангела, в конце концов начинали «славить Господа в теле своем» вместе с ним, другими словами, становились его любовницами. Второй, скрытый Гонсалес все-таки воздействовал на Гонсалеса-проповедника. Эти любовные связи всегда приходилось тщательно скрывать от тех, кто приходил на его проповеди. Но поскольку Гонсалес, обличая потребителей чая, кофе и кока-колы и восхваляя тех, кто занимается спортом и заботится о своем здоровье, никогда не бичевал прелюбодеяние, он, можно сказать, не поступал вразрез со своим собственным учением. В конце концов, Господь дал нам тело, сказав, как известно, «плодитесь и размножайтесь». Значит, секс — это в некотором смысле форма прославления Господа «в теле своем».

Гонсалес вздохнул. К сожалению, эту истину он не мог пропагандировать публично, да и убеждать в ней некоторых «прекрасных дев» оказывалось не так-то просто особенно теперь, когда он стал старше. И все же почему бы не прочесть небольшую проповедь этой Лусите Линарес? Она как будто не похожа на набожную святошу.

Доктор Гонсалес припарковал свою машину у дома, где сдавались роскошные квартиры, и медленно, с чувством собственного достоинства, стал подниматься наверх. Он проживал здесь с сеньорой Ренатой Гонсалес, которую представлял всем как свою жену. У Вилмара Гонсалеса действительно когда-то была жена, она и сейчас жила в каком-то небольшом бразильском городке, откуда родом был и сам Гонсалес. Но с той женой он не виделся по крайней мере лет тридцать, хотя так никогда и не оформил с ней официального развода.

После этого у Гонсалеса было несколько «жен», с которыми на людях он всегда вел себя с подчеркнутым уважением и даже почтением. Особенно это показное уважение усилилось после того, как Гонсалес стал профессиональным проповедником. Его почитателям было невдомек, что зачастую, переезжая в другую страну, он появлялся там уже с новой женой, которую тем не менее всегда выдавал за первую и единственную женщину в своей жизни.

Ренату он встретил лет десять назад как раз в Мехико, он собирался перебираться с проповедями на пару лет в Перу, и его предыдущая «жена», капризная, хоть и очень привлекательная женщина, не захотела, как она выражалась, «хоронить себя в этой дыре». И тут Гонсалесу встретилась Рената, она была в меру хорошенькая и работала в те времена в ночном кафе «Твой реванш». Она с радостью согласилась оставить эту работу, чтобы в белом платье с крылышками выступать перед восхищенными индейцами Перу.

Рената оказалась для Гонсалеса настоящим кладом. Она слушалась его, делала все, что он хотел, не влезала в его дела и не обращала внимания на его новых «ангелочков». Она считала своего «мужа» святым человеком, почти полубогом, для которого оскорбительны подобные подозрения. То, что когда-то он стал обращать внимание на нее и сделал ее своей любовницей и до сути гражданской женой, нисколько не нарушало ее веры в невероятную возвышенность этого человека. И в этом нет ничего удивительного, люди часто проявляют поразительную слепоту, когда не хотят видеть то, что им было бы неприятно.

При этом сам Гонсалес обращался с Ренатой немного свысока. Он твердо, но совершенно спокойно добивался от нее полного послушания. Разумеется, о том, чтобы он повысил на нее голос и тем более поднял руку, не могло быть и речи, в арсенале Вилмара Гонсалеса были другие, на самом деле куда более действенные методы. Он мог, например, уйти в себя и некоторое время не разговаривать и вести себя так, как будто Ренаты вообще нет в комнате, и продолжал вести себя так до тех пор, пока отчаявшаяся женщина, которая просто не могла этого выносить, не делала то, чего требовал муж.

К тому же она была хорошей хозяйкой, готовой день и ночь резать салаты, жарить морковные котлеты, давить соки и выдумывать все новые вегетарианские блюда.

С ролью ангела ей, разумеется, пришлось расстаться, для выступлений в Мехико Рената не подходила — здесь ее могли случайно узнать, да и возраст у нее был уже не ангельский. Но бросать ее Вилмар вовсе не собирался. Если какая-то женщина на свете и устраивала его в качестве жены, то только покорная, боготворившая его Рената, удачно совмещавшая функции любовницы и служанки.

Вот и сейчас она ждала его: стол был красиво сервирован, были приготовлены его любимые вегетарианские блюда, стояла бутылка с минеральной водой, кувшин свежего апельсинового сока.

Тщательно помыв руки, Вилмар вытер их белоснежным полотенцем и сел за стол. Он не спеша заправил за воротник крахмальную салфетку и прочел молитву. Затем неторопливо стал обедать.

— Ну как прошла проповедь? — спросила его Рената.

Неплохо, — кивнул головой Гонсалес. — Кстати, сегодня пришла еще та девушка с красивым голосом, которую я хотел привлечь с самого начала. Очень талантливая певица, Лус Мария Линарес.

— Линарес? — переспросила Рената. — Она из Мехико?

— Да, — кивнул головой Вилмар. — А что? Тебе что-то говорит это имя? — Он внимательно посмотрел на сожительницу.

— Не знаю, — замялась Рената.

Десять лет назад, даже больше, когда она была девушкой из «Твоего реванша», у нее был постоянный клиент, которого звали Рикардо Линарес. Возможно, это его дочь? Но в Мехико много людей носит эту фамилию, так что это разумеется, совпадение. Ренате не хотелось липший раз напоминать Вилмару о тех временах, тем более что он сам был частенько не прочь напомнить ей о том, «откуда он ее вытащил».

Гонсалес сразу понял, что жена увиливает, пытаясь о чем-то умолчать. Этого он не любил. Он требовал от людей полной откровенности.

— Умолчание — это та же ложь или лжесвидетельство, — торжественно произнес он, отрываясь от еды. — И значит, умалчивать — это нарушать одну из десяти заповедей Господа нашего. «Идущего путем правды Он любит», а тех, кто лжет, «ввергнут в печь небесную: там будет плач и скрежет зубов».

Рената опешила. Вилмар пустил в ход тяжелую артиллерию. «И что ему за дело до этого Рикардо Линареса?» — подумала она но, зная по опыту, что от мужа так легко не отделаешься, решила сказать все, что знала:

— Я была знакома с Рикардо Линаресом по «Твоему реваншу». В то время, если я не ошибаюсь, он был вдовцом. Его жена погибла за несколько лет до этого во время того ужасного землетрясения. У них остался ребенок, кажется, именно девочка. Сейчас ей должно быть лет восемнадцать — двадцать.

— А что за отношения были у тебя с этим Линаресом? — невозмутимо спросил Вилмар.

— Ну… — замялась Рената.

Вилмар решил подбодрить ее:

— В «Послании к Римлянам» сказано: «Все согрешили и лишены славы Божьей».

— Он был одно время одним из моих постоянных… друзей, — призналась Рената.

— Кем был, где работал этот грешник? — спросил Гонсалес. — Возможно, ты помнишь даже, где он жил в то время?

— Нет, адреса его я не знала, — ответила Рената, — это было как-то не принято. А работал он, погоди... в каком-то страховом агентстве, кажется. Это иногда бывало предметом шуток в кафе.

Гонсалес спокойно принялся доедать обед. Он ел неторопливо, хорошо прожевывая каждый кусок. Недаром он так много внимания в своих проповедях уделял именно зубам. У него самого зубы были в полном порядке — за большие деньги он лет в сорок пересадил себе зубные зародыши, так что в свои пятьдесят три года обладал зубами двадцатилетнего. При этом этическая сторона этой операции его не очень волновала — откуда могли появиться здоровые молодые зародыши, иначе как быть взятыми у погибших в автомобильных катастрофах детей.

Лус думала о чем угодно, только не о проповеднике, у которого выступает Чата и который так странно смотрел на нее во время их непродолжительной встречи, когда вдруг зазвонил телефон. Лус поспешно взяла трубку, думая, что звонит Эдуардо. Велико же было ее разочарование, когда она услышала характерный бразильский акцент:

— Сеньорита Линарес?

«Господи, — подумала Лус, — и что ему от меня надо! Я же ему сказала, что работать с ним не буду ни за что, пусть хоть миллион предложит».

— Да, я вас слушаю, — сухо ответила она.

— Я прошу огромного извинения, — продолжал гнусавить доктор Гонсалес. Он говорил коряво и одновременно витиевато, что в сочетании с его акцентом создавало какой-то комический эффект. — Наша встреча была краткой и закончилась вашим уходом, но все же я хочу задать вам один очень незначительный вопрос.

— Да, я слушаю, — уже с некоторым нетерпением повторила Лус.

— Имя вашего отца Рикардо Линарес, если я не делаю ошибки? — спросил проповедник.

— Нет, вы не делаете ошибки, — передразнила его Лус. — Его зовут именно Рикардо Линарес.

— Служил ли он десять лет назад в страховом агентстве? — задал следующий вопрос Вилмар Гонсалес.

— Он и сейчас там служит, — ответила Лус и в свою очередь спросила: — А почему это вас, собственно, интересует, доктор Гонсалес? Мой отец как будто никогда не изъявлял желания вступить в вашу секту.

Лус сознательно употребила слово «секта», а не «церковь» — падре Игнасио объяснил ей, что по своей сути все эти новые «церкви» — не более чем довольно вредные секты, и некоторые из них весьма далеко отходят от учения Христа, хотя и выступают, как они слышали, от его имени.

— Среди моих последовательниц есть одна святая женщина, которая когда-то знала вашего отца и, возможно, хотела бы возобновить знакомство.

— Я не уверена, что этого также захочет и мой отец! — отрезала Лус.

Разговор стал уже не просто утомлять, а раздражать ее. Что еще за святая женщина, которая хочет возобновить знакомство с ее отцом! Бред какой-то!

— Тогда поможете вы, - вдруг услышала она невероятно изумивший ее ответ.

— Я?! — повторила ошарашенная Лус. — С какой стати?

— Дело в том, что эта женщина, — сказал Гонсалес и вздохнул с деланным сожалением, — эта женщина в прошлом была блудницей. Но и Мария Магдалина когда-то была блудницей, а стала святой. Она встретилась мне, когда она была уже готова обратиться к Богу. И таковой сделало ее материнство. Ибо появление новой души...

— Я не понимаю, какое отношение все это может иметь к моему отцу и ко мне! — резко оборвала проповедника Лус, которую уже тошнило от его речей. Она уже была готова бросить трубку.

— Ибо ребенка зачинает женщина лишь при помощи мужчины, — сказал проповедник, и Лус в его словах послышалась насмешка. — И вряд ли это был еще один случай непорочного зачатия.

— Что вы хотите сказать? — Лус, кажется, уже догадалась, куда клонит этот мерзкий «динозавр».

— Не стоит так волноваться, дорогая Лус, — ответил Гонсалес. — Все мы на этой грешной земле сестры и братья, и что удивительного в том, что у вас сыскался еще и единокровный брат.

— Этого не может быть! — крикнула Лус. — Вы лжете!

Проповедник хотел еще что-то сказать, но девушка уже бросила трубку.

«Это ложь, — сказала себе Лус, когда, бросившись в кресло, попыталась осмыслить все сказанное. — Этот человек подлец, и он от нас чего-то хочет. Вот зачем он придумал этого ребенка. Этого не может быть!» Но чем больше Лус думала над словами проповедника, тем больше запутывалась. Сомнение, как ядовитая змея, вползало в ее сознание. «Ведь это было давно, когда мы с мамой еще жили в Гвадалахаре, а я и не знала, что отец и сестренка живы... Мало ли что тогда могло случиться...» Тем не менее Лус решила до поры до времени никому ничего не говорить.

— С кем ты там разговаривал? — удивленно спросила Рената мужа, увидев, что он сжимает трубку, из которой доносятся частые гудки.

— С дочерью этого грешника Рикардо Линареса, — ответил проповедник. — Она не захотела со мной разговаривать. Что ж, настанет день, и она сама придет ко мне.

Лус недолго мучилась, раздумывая над словами Вилмара Гонсалеса. Скоро события стали разворачиваться с такой быстротой, что она и думать забыла и о проповеднике, и о его намеках.

В тот же вечер Эдуардо Наварро пригласил ее покататься на машине. Это было прекрасно, как в сказке.

За окнами проплывал город — огни, яркие пятна рекламы, светящиеся стрелы многоэтажных домов. Лус неотрывно смотрела в окно, но почти ничего не видела. Эдуардо, отрывая руку от руля, властно и крепко сжимал ее колено. Лус знала, что надо сделать ему замечание, прервать эту игру, но как? Жесты Эдуардо были так уверенны, словно именно он вел себя по всем правилам этикета, а она была жеманной провинциалкой, не умеющей принимать вполне пристойное ухаживание благородного мужчины. Чтобы скрыть свое замешательство и смущение, Лус напряженно смотрела в окно. Она боялась его спокойного взгляда (он гладил ее колено — и был абсолютно спокоен), его снисходительного неодобрения, своей неопытности. В его присутствии ее юная стыдливость казалась чем-то старомодным. Не такой должна быть женщина, сидящая в роскошной машине галантного Эдуардо, не стыдливой девочкой, путающейся даже невинного прикосновения, а вполне достойной, уверенной в себе сеньоритой, за которой можно и нужно ухаживать, а она должна принимать знаки внимания снисходительно, но с удовольствием.

— Лус, ты не хочешь выпить? — Голос Эдуардо почти напугал ее, так она успела замкнуться в своих переживаниях.

— Выпить? Да, конечно, немножко аперитива... — Она не могла подобрать слова. Его спокойствие и уверенность порождали в ней беспокойство и неуверенность. Признанная красавица, покорительница сердец превращалась в гадкого утенка. Господи, что происходит с Лус? Что с ней, почему дрожат ресницы, холодеют руки? Лус попыталась совладать с собой.

— Очень хочется прохладительного, сегодня особенно жарко, — проговорила она сквозь натянутую улыбку.

— Да, жарко, очень жарко. — Рука его скользнула по колену девушки, осмелилась на более решительный жест.

Лус невольно вздрогнула. Эдуардо обхватил руками руль, машина мягко затормозила.

Они вошли в прохладную темноту бара, неброско, но дорого обставленного. За стойкой их ждал сдержанный сеньор с вежливой, но не ослепительной улыбкой. Бармен словно бы наблюдал и оценивал, тот ли клиент пришел в это заведение.

— Лус, дорогая, что бы ты хотела выпить?

— Кьянти, если можно.

Эдуардо сдержанно улыбнулся и галантно отвел ее к столику из темного дерева. Через минуту Лус медленно но с удовольствием потягивала холодное вино из запотевшего бокала. Она каким-то шестым чувством поняла, что Эдуардо здесь принят как свой, как достойный и почтенный клиент. Что в нем? Деньги? Нет, сорить деньгами он не любит, он их ценит и тратит, как тратят что-то невосполнимое, здоровье или счастье.

Лус не заметила, как бокалы были заменены на новые. Эдуардо поднял свой и пригубил его.

— За твою красоту, милая Лус.

Лус пригубила свой бокал. Божественный вкус. Она даже не знала, что это. Вкус незнакомый, но какой букет, какой тонкий, терпкий аромат. Девушка поймала взгляд бармена, как бы случайно скользнувший по ней. Лус поняла: она здесь своя, и не просто своя, она уважаемая, досточтимая сеньорита. Пожалуй, впервые мужчина оценил не ее красоту, а что-то другое, что трудно было назвать. Сидя рядом с Эдуардо, она впервые прониклась ощущением собственной значительности, которого никогда раньше не испытывала.

В другой раз Эдуардо остановил мягкий бег своего роскошного автомобиля недалеко от фонтанов. Именно тех, которые Лус особенно любила. Как он угадал? Переливающиеся разноцветными огнями струи напоминали причудливые цветы. Они все время менялись, играли, рассыпаясь бисером и наполняя воздух свежестью. Лус хотела подойти поближе, чтобы брызги живительной влаги освежили лицо. Она чувствовала, как горят ее щеки. Но рука Эдуардо властно обхватила плечи, он прижал ее к своему телу.

— Лус, тебе здесь нравится?

— Очень! Я люблю эти фонтаны. Они красивые, правда?

— Ты здесь часто бываешь?

— Иногда.

— Одна?

— Бываю и одна. Фонтаны так хороши, что приятно просто смотреть на них, думать о своем, чтобы никто не мешал...

Лус смутилась. Эдуардо засмеялся.

— А я тебе не мешаю?

Кажется, она совсем его не обидела. К Лус вернулась уверенность, а с нею желание подурачиться.

— Мешаешь! Немножко.

Она освободилась от его руки и подбежала совсем близко к воде. Тут же ее лицо, шея, руки покрылись прохладными капельками. Как хорошо! Какое блаженство! Жаль, что нельзя броситься в фонтан. Надо бы остудить шальную радость, которая ее переполняла. Что с ней, почему ей так легко? Еще десять минут назад Лус была неспокойна, зажата, стеснялась каждого своего жеста. А сейчас она готова была прыгнуть в воду и под доносящуюся из соседнего кафе музыку станцевать — по колено в воде.

Невесть откуда появившийся загорелый мальчуган, блеснув озорной улыбкой, зачерпнул две горсти воды и окатил платье Лус с возгласом «Вива сеньорита!» и тут же исчез. В первый момент влага освежила девушку и она даже не поняла, что произошло. А потом с испугом заметила, что светлый шелк ее любимого платья потяжелел, облепил ноги. Где Эдуардо? Она не слышала его голоса, не чувствовала его присутствия. Ужасная догадка ударила ее, как хлыстом. Она смутила его! Она вела себя, как девчонка из нищего квартала, и теперь он не захочет к ней приблизиться.

Лус обернулась и увидела Эдуардо. Он стоял там, где она его покинула, не улыбался, но и не сердился. В ярких огнях прожекторов его глаза блестели странным блеском. Лус не знала, как освещает ее свет фонтанов, как прекрасно ее юное тело, просвечивающее сквозь мокрый шелк, она только видела, что Эдуардо смотрит на нее, не отрываясь.

Ей стало зябко.

Она приблизилась к Эдуардо, и он очнулся от забытья.

— Извини, Эдуардо, - тихо сказала Лус, - мне надо переодеться.

— Нет, — отрывисто ответил Эдуардо, — никаких переодеваний. — Голос его смягчился. - Девочка моя, я не отпущу тебя ни на минуту.

Лус почувствовала легкий озноб. Он никогда не творил с ней так мягко, вкрадчиво, с затаенной страстью. Или ей почудилось? Эдуардо вновь обхватил ее за плечи.

— Девочка моя, ты дрожишь. Идем в машину.

— Нет, нет, я просто немного испугалась. Этот мальчишка... Откуда он взялся?

Лус действительно испугалась, но не мальчишки. Она отстранилась. Близость Эдуардо беспокоила, тревожила, Лус не знала, что делать со своими чувствами. Ей опять было нелегко, но уже не так, как прежде.

Эдуардо, словно почувствовав ее настроение, взял ее за руку и подвел к столику уличного кафе.

— Мы выпьем кофе, и ты сейчас согреешься. Официант, два кофе.

— Спасибо, Эдуардо, мне совсем не холодно.

— Но ведь чашка кофе не помешает?

— Не помешает, — улыбнулась Лус.

Ее платье высохло быстро, но уже смотрелось не очень нарядно. Лус надеялась избежать ужина, потому что считала, что она должна либо выглядеть очень элегантно, либо совсем не идти. Пока Лус искала повод для возвращения домой, Эдуардо затормозил возле незнакомого ресторана.

— Эдуардо, я не могу в таком виде.

— О чем ты, Лус, — перебил он, — ты со мной, и это главное.

Они вошли в ресторан, и Лус была поражена его мягким сумраком. Воистину, здесь недостатки ее платья были завуалированы. Приглушенный свет струился из боковых светильников, неназойливо скользил по панелям стен, темным драпировкам. Почувствовав облегчение, Лус затаила озорную усмешку и подумала, что здесь и в лохмотьях можно выглядеть пристойно.

Из сумрака возник официант, и Лус сосредоточилась на меню, обсуждая его с Эдуардо. Чудесное французское шампанское повысило ей настроение.

— Прекрасное шампанское, Эдуардо. Очень освежает.

— Освежает? Тебе это не обязательно, Лус. Ты еще не так стара. По крайней мере, у фонтана ты походила на школьницу.

Лус вспыхнула, ей захотелось дерзить.

А ты уже достаточно состарился, чтобы водить школьниц в ресторан?

— Насколько я состарился, мы обсудим в следующий раз, — улыбнулся Эдуардо. - А сегодня, милая школьница, новых уроков не будет. Мы повторим пройденное

Он властно взял ее руку и крепко сжал. Его взгляд затуманился. Лус ждала прикосновения к коленям, но Эдуардо прекрасно понимал, где он находится. Лус подумала, что она воистину школьница. Только глупая девчонка могла ждать подобной вольности в этом респектабельном заведении. Она решила перейти на нейтральную тему.

— Эдуардо, как ты нашел этот изумительный ресторан?

— Я же бизнесмен, Лус.

«Ах, так», — подумала Лус и быстро ответила:

— А каким бизнесом ты занят в настоящую минуту?

— Подсчитываю доходы от знакомства с самой очаровательной девушкой Мехико. Ты повысила мой престиж в глазах всех официантов.

— И какой доход тебе будет от официантов?

— Сейчас увидишь.

Эдуардо слегка повернул голову. Через мгновение им заменили приборы, появилось новое блюдо.

— Эдуардо, у тебя великолепный вкус.

— Это благодаря тебе, Лус. Рядом с тобой не место второсортному.

— Ты имеешь в виду себя?

— Себя я оценить не могу. Но я ценю твой выбор. И благодарю тебя.

Лус подарила ему еще одну улыбку. Эдуардо заслужил поощрение. От шампанского слегка кружилась голова, Лус чувствововала себя раскованно. Она не заметила, когда начала звучать музыка, медленная и протяжная. Лус уже ни о чем не думала, испытывая наслаждение, к которому примешивалась легкая тревога. Эдуардо был сдержан, любезен но что-то в его взгляде ее настораживало. Это не был Пабло с его преданным обожанием. Эдуардо смотрел тая, как будто она принадлежала ему одному и никому другому. Когда он захотел танцевать, он просто взял ее за локоть, н она очутилась в центре зала.

— Ты прекрасно танцуешь, Лус.

— Потому что ты хороший партнер. А что это за музыка?

— Блюз. Не знаю ничего лучше блюза.

— Ты совсем американец, Эдуардо.

— Это не так плохо, как тебе кажется. Американцы настоящие мужчины, они владеют собой лучше, чем многие наши горячие головы. Но я совсем не американец, я только твой поклонник.

— Ты хочешь сказать, что американец не может быть моим поклонником?

— Может, но я бы не советовал. Возможны неприятности.

— А у тебя горячая голова.

— У меня горячее сердце, Лус.

Рука Эдуардо скользнула по спине Лус.

— У тебя горячее тело, Лус.

— Но холодная голова. — Лус слегка отстранилась.

— А сердце?

Лус смутилась. Эдуардо пристально посмотрел на нее, а потом сдержанно улыбнулся. Пожалуй, он действительно неплохо владеет собой, подумала Лус. Они танцевали, и Эдуардо не давал ей поводов для беспокойства. Он был галантен, но не более того.

По дороге домой Эдуардо ни разу не прикоснулся к Лус. Она даже забеспокоилась и бросала на него быстрые взгляды, пытаясь скрыть любопытство. Но она видела только его профиль, нос с горбинкой, крутой лоб. Лоб делового человека, усмехнулась про себя Лус. У делового человека всему свое время.

Машина плавно затормозила. Лус ждала, пока Эдуардо выйдет и подаст ей руку. Она была разочарована: этот вечер не должен закончиться по-деловому. И тут она почувствовала, что он берет ее за плечи, властно и уверенно. Поцелуй был недолгим, но страстным. Никто, никогда не целовал ее так и не вызывал в ней подобных ощущений. Что же это?

— Надеюсь, школьница не забудет уроки, — улыбнулся Эдуардо. — У нас впереди большая программа.

Он вновь прекрасно владел собой. Довел ее до входа, поцеловал руку и произнес: «Надеюсь на скорую встречу». Лус стремительно проскользнула в свою комнату. «Действительно, как школьница», — подумала она. В доме было тихо, и ей казалось, что сердце стучит, как набат. Она улыбалась и не могла понять, счастлива она или нет.