Роза и Рикардо

ГЛАВА 16

А Жанетт всю ночь не сомкнула глаз. Она нервно курила, поджидая Жан-Пьера до самого рассвета. Он уехал с Дульсе, и Жанетт решила закатить ему бурную сцену, когда он вернется, за то, что бросил ее одну у бара. Но он не вернулся.

«Ну погодите! Ну погодите же... — металась по комнате Жанетт, представляя их вместе. — Вы у меня попрыгаете!»

Она была относительно спокойна, пока этот романчик был чисто платоническим. Но теперь над ее отношениями с Жан-Пьером нависла серьезная угроза. Уже два месяца Жанетт ни под каким предлогом не удавалось затащить его в постель, хотя они и жили под одной крышей. И если эта мексиканка его соблазнила, то Жан-Пьер вряд ли будет терпеть рядом еще и Жанетт. Ведь она ему не жена. Он просто скажет, что не видит смысла в дальнейшем совместном проживании.

«Мы оба свободны, дорогая...» — такую фразу не раз говорили Жанетт предшествующие мужчины... А ведь с каждым разом все труднее начинать все сначала. Обольщать и завлекать, подстраиваться под чужие вкусы и привычки... К тому же Жанетт по-своему любила Жан-Пьера. Она испытывала к нему самое сильное чувство, на какое только была способна ее меркантильная душа.

Едва рассвело, Жанетт выскочила из дома и помчалась к Дульсе. Как хорошо, что она выведала адрес, она застанет их тепленькими спросонок и по меньшей мере испортит им упоительные минуты. Грубый скандал оставит в их душах неприятный осадок и, как бацилла, начнет отравлять их роман.

Жанетт прекрасно помнила, в каком окне зажигался свет после возвращения Дульсе, и вычислить расположение квартиры ей не составляло труда. Она остановилась перед дверью, перевела дыхание, как перед прыжком в воду, и...

Дульсе проснулась, словно от толчка. Какое-то непонятное беспокойство сжимало сердце. Какой странный ей снился сон...

Она повернула голову и увидела мирно сопевшего рядом Жан-Пьера. Горячая волна радости захлестнула ее. Нет, это не сон! Все было наяву. Он любит ее, они любят друг друга. Это невозможно и волшебно, как в сказке со счастливым концом. Ей раньше казалось, что с ней никогда не произойдет ничего подобного.

«Я теперь совсем взрослая женщина, — гордо подумала она. — И я его невеста. Он сам так сказал вчера».

Она наклонилась и нежно поцеловала Жан-Пьера. Он сразу проснулся и привлек ее к себе.

Длинный требовательный звонок в дверь заставил их вздрогнуть.

— Ох! Это, наверное, Анри и Симона, — испугалась Дульсе. — Я не буду открывать.

— Нас нет дома, — громко сказал Жан-Пьер в сторону прихожей.

— Что ты! Тише! — Дульсе прижала ладошку к его губам. И он нежно куснул ее палец.

Бесконечный трезвон продолжался, гулко разносясь по всей квартире.

— Нет, этот Анри просто невыносим, — вздохнула Дульсе.

— Придется открыть.

Она в смятении глянула на Жан-Пьера и залилась румянцем.

— Ты что! Они же увидят нас! Какой стыд!

— Что в этом стыдного? — улыбнулся Жан-Пьер. — Мы влюблены и счастливы. Твои друзья должны порадоваться за нас. Открывай, раз им так не терпится нас поздравить.

Они быстро накинули одежду, и Дульсе поспешила к двери.

— Вы немножко не вовремя, — смущенно сказала она, распахивая дверь, и тут же испуганно отступила на шаг. — Ой!

В комнату бешеной фурией ворвалась Жанетт и, подбоченившись, уставилась на Жан-Пьера.

— Так! Значит, вот где ты проводишь ночи! С этой шлюшкой!

— Как ты посмела явиться сюда?! — взорвался Жан-Пьер. — Ты разве не поняла, что наши отношения давно закончены? Я свободен!

— Ошибаешься, дорогой! — орала Жанетт. — Тебе не удастся бросить меня! И ты немедленно расстанешься с этой тварью и женишься на мне. Я беременна!

Ее заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Дульсе тихонько охнула, опустилась на корточки у дверей и закрыла лицо руками. А Жан-Пьер, бросившийся было к Жанетт, чтобы вытолкать ее из квартиры, остановился на полпути.

— С чего ты взяла, что это мой ребенок? — с гораздо меньшей агрессией спросил он.

Жанетт усмехнулась.

— Не надейся! Не отвертишься! Срок уже три месяца, поздно избавляться. Думаю, мы сделали его в Сен-Дени, дорогой.

И она торжествующе глянула на Дульсе. Та только крепче прижала ладони к лицу.

«Это невозможно. Не может быть... — вертелось у нее в мозгу. — Это кошмарный сон. Я сейчас проснусь...»

Дульсе хотелось превратиться в точку, исчезнуть, лучше всего умереть, чтобы не видеть и не слышать происходящего.

— Ты врешь! — крикнул Жан-Пьер.

— Ха! Ты скоро убедишься, что нет!

— Я никогда не женюсь на тебе! Никогда! Делай, что хочешь!

— А я хочу родить тебе сына, любимый! — заявила Жанетт. — И у него будет отец. Будет! — она топнула ногой и, повернувшись к Дульсе, процедила: — Запомни это, змея! — И покинула квартиру, как победитель поле боя, громко хлопнув дверью на прощание.

Тягостная тишина повисла в комнате. Дульсе беззвучно всхлипывала, сидя на корточках. Жан-Пьер молча мерил комнату шагами, взволнованно взъерошивая пепельную шевелюру.

Он подошел к Дульсе и опустился рядом, пытаясь отодвинуть ее ладошки от заплаканного лица.

— Дульсе, любимая... Это все чепуха. Ничего не изменится. Все будет по-прежнему... Я люблю только тебя…

— Нет, — всхлипывая, трясла головой Дульсе. — Нет... — Она подняла лицо и горько посмотрела Жан-Пьеру в глаза. — Уходи... Ты не можешь бросить ее… Если ты это сделаешь, я... я не смогу быть с тобой.

— Но, Дульсе... Не надо жалеть ее. Жанетт выпутается из любого положения. Она нарочно это подстроила, чтобы прибрать меня к рукам.

Дульсе помотала головой.

— Уходи... Я так не могу...

Жанетт была безумно довольна собой. Какая прекрасная у нее получилась импровизация! Какие у них были лица! Эту девчонку действительно потрясло ее сообщение. И Жан-Пьер был растерян, хоть чуть и не набросился на Жанетт с кулаками. Вот только насчет срока она загнула. Но что делать, если Жан-Пьер так давно уже не спит с ней. Да, но через месяц беременность должна стать заметной... Жанетт глянула на свой плоский втянутый живот. Будем надеяться, что они расстанутся раньше...

Она знала, что для Жан-Пьера при всей его легкомысленности отношений с женщинами брак и дети были священными понятиями. За этот месяц он привыкнет к мысли, что у них будет ребенок, а потом, когда все выяснится, ему уже трудно будет расстаться с этой мечтой. Тогда он будет умолять Жанетт действительно подарить ему малыша.

Но все равно она ждала возвращения Жан-Пьера с невольным страхом. Жанетт представляла, как он зол и разочарован. Первое время жизнь будет для нее сплошным адом. Надо как-то обезопасить себя, не дать ему выкинуть ее из дома. Наоборот, надо заставить его заботиться о ней и потакать ее капризам, как и положено относиться к беременной женщине. Сейчас он просто ненавидят Жанетт. Еще бы!.. А надо... надо, чтобы он ее пожалел.

Жанетт разделась и быстро юркнула в постель, положив на живот пластиковую грелку, а на лоб холодный компресс. Вот так она и встретит его. Попробуй выкинуть из дома больную женщину, милый!

Через некоторое время Жан-Пьер вне себя ворвался в квартиру.

— Ты еще здесь? — заорал он с порога. — У тебя хватает наглости здесь валяться после всего, что ты устроила?! Я ни минуты не желаю тебя видеть! Слышишь? Ни минуты!

Жанетт страдальчески застонала и, скорчившись, прижала грелку к животу. — Не кричи... — едва слышно вымолвила она. — Я слишком переволновалась... Ох... Боюсь, я могу потерять нашего маленького.

Жан-Пьер едва не задохнулся от бешенства и бессилия. Круто повернулся и захлопнул за собой дверь кабинета.

Первый раунд закончился в пользу Жанетт.

Она провалялась так весь день, периодически постанывая, чтобы он слышал, как ей плохо. И добилась того, что вечером он возник на пороге спальни и глухо спросил, глядя в сторону:

— Может, надо вызвать врача?

— Не стоит... милый... Сейчас уже немного лучше... Может, к утру пройдет... — И Жанетт будто бы усилием подавила стон.

— Если будет плохо — позвони, — буркнул Жан-Пьер и опять скрылся в кабинете.

Дульсе никак не могла опомниться от потрясения. Жан-Пьер ушел, так и не сумев добиться от нее хоть какой-то реакции.

А она после его ухода упала ничком на разобранную постель, которая, казалось, еще хранила тепло его тела, и разрыдалась. Ну почему, почему с ней всегда приключаются отвратительные истории? Какое верное у нее было предчувствие в момент, казалось бы, полного счастья: так хорошо быть не может, так не бывает. Зачем только она встретила Жан-Пьера? Зачем позволила себе полюбить его? Она ведь так долго сопротивлялась этому чувству...

«Бог наказал меня за то, что я отбила его у Жанетт, — думала она. — Я стала жить сказочной мечтой, а меня вернули в реальную действительность. Как я буду теперь жить? Для чего мне жить дальше?»

Тут взгляд ее наткнулся на брошенное у кровати белоснежное платье, которое вчера с трепетом снял с нее Жан-Пьер и в котором она чувствовала себя его прекрасной феей. Дульсе вскочила, подхватила платье, скомкала и с силой поводила им по палитре с масляными красками не сознавая, для чего она так поступает. Просто этот белый цвет был ей невыносим. У нее внутри изгажено и испачкано, и Дульсе испытывала странное удовлетворение, глядя как по белоснежной поверхности платья расплываются, смешиваясь, серо-буро-малиновые масляные пятна.

И, сотворив со своим нарядом это варварство, Дульсе почувствовала, что силы оставили ее. Наступила полная апатия. Не хотелось ни думать, ни чувствовать. Все валилось из рук, даже рисовать не было желания. Телефон трезвонил весь день как оглашенный, но Дульсе не могла заставить себя поднять трубку.

Потом кто-то, видимо Анри, а может, Жан-Пьер, долго звонил в дверь. Затем принялся колотить ногами — значит, Анри.

Дульсе заткнула уши и накрыла голову подушкой. Не надо ей больше никого и ничего...

Три дня она пряталась от всех, до изнеможения изводя себя мыслями и не реагируя на стук и звонки. В доме не было ни крошки, но есть совсем не хотелось. В теле появилась странная легкость. А мозг периодически начинал бредить наяву. Дульсе казалось, что Жан-Пьер страстно целует ее и она вновь раскрывает ему объятия, но вдруг острая боль низ живота, и она кричит, с ненавистью отталкивая его. Потом возникла новая картинка: Дульсе неспешно, словно исследуя, целовала его глаза, брови, губы, каждую ресничку, каждую родинку. С трепетом обнимала порывисто и... ощущала в руках пустоту.

Она засыпала тревожным сном и видела яркое, умытое дождем небо и красочную радугу, которая вдруг скручивалась от порывов ветра, цвета смешивались... и радуга становилась абсолютно черной. Небывалый ужас охватил Дульсе, было ощущение, что настал конец света.

Она проснулась от громких голосов за ее дверью. Анри убеждал привратника, что с Дульсе случилось несчастье и что им необходимо открыть дверь.

Дульсе пригладила руками всклокоченные волосы и, пошатываясь, побрела в прихожую, как раз когда в замке повернулся ключ и ей навстречу кинулись встревоженные Анри и Симона.

— Я же говорил, что она болеет! — воскликнул Анри.

— Мы так волновались! Славу Богу, ты жива, — добавила Симона.

— Твой репортер уже весь извелся, — сообщил Анри. — Торчит под окнами целыми днями. Совсем измучила мужика.

Дульсе отвернулась, и из глаз ее помимо воли покатились слезы.

— Что с тобой? — кинулась к ней Симона. — У вас что-нибудь произошло?

Дульсе страшным усилием воли взяла себя в руки. Зачем демонстрировать свою боль всем подряд?

— Ничего... — выдавила она. — Как у всех...

Симона быстро, не слушая Дульситиных возражений, навела в квартире порядок, отправила Анри в магазин за продуктами. Потом она сварила крепкий бульон, почти насильно влив его в Дульсе. А Анри притащил еще бутылку коньяка и в свою очередь настоял, чтобы Дульсе выпила хоть рюмку.

Щеки у нее порозовели, голова закружилась.

— Я хочу спать, — заплетающимся языком сказала она. — Я так устала...

Новое утро занялось над Парижем.

Дульсе чувствовала себя отдохнувшей, силы возвратились, как после тяжелого кризиса наступает перелом в болезни. Ей предстоит начинать новую жизнь, в которой Жан-Пьеру больше не будет места.

Она сложила краски и взяла планшет. У нее есть занятие, в которое она может уйти с головой. Надо быть стойкой. Она приняла правильное решение. Она не сможет любить и уважать мужчину, отказавшегося от своего ребенка, пусть даже это дитя носит под сердцем взбалмошная идиотка.

Жан-Пьер уже который день караулил ее у дома. Взволнованный он бросился к Дульсе, едва она вышла яз подъезда.

— Ну наконец-то! Дульсе, милая, я так волновался!

Но Дульсе отстранилась, как каменная.

— Со мной все в порядке, - сухо сказала она. - Не ходи за мной, твое место рядом с Жанетт.

— Дульсе, ты неправильно все понимаешь!

У Жан-Пьера были глаза затравленного зверя, и сердце Дульсе сжалось от жалости. Бедный... Как ему трудно… А разве ей легко? Но она уже все решила. А он мечется. Она должна помочь ему.

— Не придавай значения нашей связи, — с усилием сказала она. — Мы прекрасно провели время, не более...

И, независимо вскинув голову, торопливо застучала каблучками.

Жанетт, страдальчески охая, старалась не вставать с постели в присутствии Жана-Пьера. Она демонстративно меняла на лбу компрессы и, морщась, глотала какие-то таблетки. Если Жан-Пьер закуривал сигарету, Жанетт, ни слова не говоря, пошатываясь, сползала с кровати и, зажав рот рукой, скрывалась в туалете. После нескольких таких спектаклей она с удовлетворением отметила, что Жан-Пьер стал выходить покурить на площадку.

Они не разговаривали и старались не сталкиваться взглядами. Жан-Пьер оккупировал кабинет, а Жанетт спальню. Он приезжал домой только переночевать, а Жанетт, бесцельно бродя днем по квартире, с большим трудом сдерживала себя, чтобы не отправиться на прогулку. Ей так надоело сидеть взаперти. К тому же она почти не ела, боясь, что Жан-Пьер может почувствовать запах приготовленной пищи. Ее старая подруга Катрин забегала тогда днем в отсутствие Жан-Пьера, принося немного ветчины или сыра. Катрин не догадывалась, что Жанетт разыгрывает комедию, и искренне сопереживала подруге, уговаривая съесть хоть кусочек. Она садилась на край кровати и часами обсуждала с Жанетт, какие подлецы эти мужчины и какой черствый Жан-Пьер. Не может понять, как мучительно переносит беременность Жанетт.

— Только ты не волнуйся, дорогая, — непременно говорила Катрин на прощание. — Это вредно для малыша.

«Ничего, — думала Жанетт. — Мои мучения не напрасны. Еще немного терпения, и Жан-Пьер окончательно станет моим. Никуда не денется».

А Жан-Пьер с усилием заставлял себя прожить каждый следующий день. Без Дульсе ничего не имело смысла. Его выматывали постоянные стоны Жанетт. К тому же он метался в сомнениях, почему Дульсе оставила его. Он верил, что она искренне его полюбила, так неужели же ей легче дается разлука, чем ему? Впрочем, в Мексике у нее красавец жених. И как объяснить ее последнюю фразу? Она имела в виду, что не относилась к их роману серьезно? «Парижский роман», страстное увлечение, не больше? Но Жан-Пьер помнил ее страдальческий взгляд, когда она просила его вернуться к Жанетт. Она была искренна... Да и если бы Пабло значил для нее больше, чем Жан-Пьер, разве не сберегла бы она себя до свадьбы? Что ему делать? Добиваться встреч и объяснений, стараясь вернуть Дульсе? Или прекратить унижаться, раз ему ясно сказано, что с ним просто развлекались?

Жан-Пьер старался не пользоваться теми маршрутами, где мог бы столкнуться с Дульсе. Но иногда, забывшись, бросал взгляд на часы, боясь, что опоздает встретить ее после занятий. Эта раздвоенность превратила его жизнь в сущий ад.

Дульсе тоже жила как по инерции. Ходила на лекции, словно автомат, рисовала, не чувствуя вдохновения от работы, заставляла себя есть и спать, запрещая думать о Жан-Пьере.

Она опять замкнулась и отгородилась от однокурсников, превратившись в прежнюю, с трудом идущую на контакт Дульсе.

Симона и Анри никак не могли расшевелить ее. Она отказывалась от вечеринок, уходила из компаний, а если они приходили к ней, вежливо терпела, отвечая односложно и нехотя.

Все чаще и чаще педагоги делали ей замечания за рассеянность, а преподаватель живописи, раньше постоянно расхваливавший ее рисунки, теперь поджимал губы, строго смотрел и отходил, не сказав Дульсе ни слова.

Серая тоскливая осень опустилась на Париж. Зачастили дожди, низкое небо тяжелым свинцом нависло над городом. Каштаны на бульварах скинули пожелтевшие листья.

— Жареные каштаны! Покупайте! — горланили на улицах негры-разносчики, и сладковатый, смешанный с дымом запах заполнял собой все пространство.

Дульсе всегда мечтала отведать настоящих парижских каштанов, но сейчас проходила мимо, не испытывая ни малейшего желания.

Город потерял для нее свою прелесть. Парижские бульвары казались тоскливыми и унылыми, дома — серыми и невыразительными. Яркий мир красок померк для Дульсе, и она все чаще вспоминала увиденную во сне черную радугу.

Она больше не любила Париж. Он стал чужим и пустым без Жан-Пьера.

Ее состояние вызывало нешуточную тревогу у друзей. Дульсе ничего не рассказывала, но они и так догадывались, в чем дело.

Анри старался незаметно сопровождать Дульсе, боясь, как бы она не выкинула чего-нибудь.

— Знаешь, — говорил он Симоне, — все самоубийства совершаются от несчастной любви. Когда ты на меня дуешься, я тоже подумываю, не броситься ли мне с Эйфелевой башни.

Надвинув капюшончик от занудливого дождя, Дульсе брела по улицам, по которым они так любили гулять с Жан-Пьером. Она вышла к мосту Мирабо и остановилась, облокотившись о парапет набережной, глядя на мутную серую воду.

Эти стихи Аполлинера читал ей Жан-Пьер в ту памятную, единственную ночь.

«Как точно, — подумала она, слушая тихое шуршание дождя. —

Вдруг кто-то резко схватил ее за плечи. Дульсе вздрогнула и обернулась.

— Ты что? — испуганно спросил Анри.

Она слишком низко склонилась над парапетом, безотрывно глядя на реку, и ему показалось, что еще секунда, и Дульсе исчезнет, скрытая мутным потоком.

Она, словно не узнавая, посмотрела на Анри и сказала:

Анри сильно встряхнул ее, приводя в чувство.

— Вот что, — сказал он. — Ты можешь до изнеможения страдать и декламировать классиков, но я хочу, чтобы ты мне немедленно объяснила, что случилось с твоим репортером. Или я тебе не друг и ты мне не доверяешь?

— Друг... — тоскливо вздохнула Дульсе.

— Ну! — продолжал допытываться Анри.

— Жанетт ждет ребенка, — наконец призналась она.

— Какая еще Жанетт? — не понял Анри.

— Его бывшая подружка.

— Ну и что? При чем здесь вы?

— Так ведь от него, Анри, понимаешь? — жалобно сказала Дульсе.

— Не понимаю, — по-мужски грубовато рассудил Анри. — Эта проблема решается элементарно. Не в средние века живем. Сейчас медицина на уровне.

Дульсе отрицательно покачала головой.

— Так нельзя говорить, Анри. Это грех. Разве можно убить его ребенка?

Она отвернулась и снова молча вглядывалась в течение реки.

— Нельзя дважды войти в одну и ту же воду, — вдруг сказала она. — Я только сейчас поняла. Она все время утекает... Мне надо уехать, Анри. Что ушло, то уже не вернется.

— Куда уехать?

— Домой, — пожала плечами Дульсе. — В Мексику.

— А как же занятия? — воскликнул он. — Ты же была одной из лучших! У тебя же талант! Ты обязана учиться!

— Но мне уже совсем ни к чему торчать в Париже. Что, на вашем Париже свет клином сошелся? В жизни не видела более отвратительного города. И потом... мне здесь холодно...

— Давай согрею... — Анри взял ее ладошки в свои руки и аккуратно подышал на них.

— У нас сейчас сады цветут... — тоскливо сказала Дульсе.

Они долго бродили под дождем, и Анри пытался отговорить ее от отъезда.

— Ты, наверное, просто соскучилась. Это пройдет.

Но Дульсе только упорно твердила:

— Я уже ненавижу Париж. Он на меня давит. Понимаешь, он меня нарочно выталкивает...

Но они оба знали истинную причину этой внезапной ненависти к ни в чем не повинному городу — Жан-Пьер. Дульсе просто не может ходить с ним по одним улицам и дышать одним воздухом. Она до смерти боится столкнуться с ним случайно и опять задохнуться от острой боли в сердце. А еще больше она боится увидеть Жанетт с горделиво округлившимся животом и бережно поддерживающего ее под руку Жан-Пьера. Нет такой встречи она просто не перенесет.

Опасность, подстерегающая Дульсе в Мексике, казалась совершенно безобидной по сравнению с такой картинкой.

И в то же время Дульсе испытала безумное искушение хоть краешком глаза увидеть Жан-Пьера. Издалека, незаметно. Ведь он чудился ей в каждом встречном мужчине, и она испытывала странное разочарование, когда понимала, что обозналась. В Мексике, по крайней мере, он не будет ей мерещиться.

Анри затащил ее в попавшийся по пути барчик.

— Тебе надо выпить, а то простудишься.

— Тебе бы только выпить, — слабо улыбнулась Дульсе.

— Я жертвую своим здоровьем ради тебя, прекрасная Дульсинея, — важно сказал Анри, с удовольствием осушая стакан с джином.

После первого глотка у Дульсе потеплело в груди. А Анри все подливал и подливал ей в бокал, пока они вдвоем не прикончили всю бутылку.

— В жизни столько не пила...

— Я тоже... обычно пью больше, — серьезно сказал Анри. — Надо взять еще.

Дульсе с трудом выволокла его из бара на темную мокрую улицу.

Они были совсем недалеко от дома Жан-Пьера. Изрядная порция джина придавала Дульсе какую-то отчаянную храбрость. Почему бы ей не глянуть на Жан-Пьера на прощание? Она же решила уехать. Посмотрит на него последний разок — и все. Он может сейчас как раз вернуться домой. Запрет дверцу машины и войдет в подъезд.

Сколько это займет времени? Минут пять? Целая вечность!

И Дульсе решительно потащила Анри в подворотню. Знакомый «ситроен» мок на стоянке около дома. Значит, Жан-Пьер уже вернулся... Дульсе подняла взгляд на его окна.

Невыносимо думать, что он там, с Жанетт...

Она повернулась к Анри и требовательно спросила:

— Скажи, я тебе нравлюсь?

— Конечно. — Анри покачнулся и обнял ее. — Ты классная девчонка. Ну его к черту, этого репортера. Нам с тобой здорово вместе.

Он наклонился к ее лицу и осторожно поцеловал в губы.

Дульсе не сопротивлялась. Она прикрыла глаза и прислушалась к своему ощущению. Ее вновь целует мужчина. Но это совсем не то... Не так, как с Жан-Пьером... Его губы обжигали, а сейчас она ничего не чувствует... Это всего лишь Анри...

Дульсе отстранилась и вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Тебе противно? — насупился Анри.

— У тебя есть Симона, — строго сказала Дульсе.

— Ну да, — он усмехнулся, — у меня есть Симона... — Он опять напустил на себя ернический вид и заявил: — Хотел стать твоим рыцарем, а превратился в Санчо Пансу. Кстати, ты помнишь, что Дульсинея здорово динамила Дон Кихота?

— Анри, ты сам сказал, что ты мне друг.

— Сказал, — буркнул Анри. — На свою голову…

— Мне душно... — сказала Жанетт. — Открой пожалуйста, фрамугу...

Жан-Пьер сидел в кресле с газетой и делал вид, что не слышит. Жанетт, постанывая, поплелась к окну, взялась за ручку фрамуги и чуть не упала от радости. Какой случай! Прямо под их окнами эта мексиканка целуется с каким-то парнем. Она хочет что-то доказать Жан-Пьеру? Прекрасно! Жанетт ей с удовольствием поможет.

— Твоя потаскушка уже нашла себе нового любовника, — ядовито сказала она. — Полюбуйся. Это представление для тебя.

Жан-Пьер подскочил как ошпаренный и бросился к окну.

Дульсе целовалась с Анри!

У него в глазах потемнело. Она специально пришла сюда, чтобы он увидел это. Зачем? Показать, что ей не стоило труда завести себе нового поклонника?

— Молодежь так непостоянна, — притворно вздохнула Жанетт.

— Заткнись! — зло бросил Жан-Пьер. Он схватил куртку и бросился к двери.

Сейчас он расквасит морду этому молокососу! Как он смеет прикасаться к ней! К его Дульсе!

Жан-Пьер выскочил из подъезда. Но на том месте, где он только что видел целующуюся парочку, никого не было. Только дождь уныло поливал пустой двор.