Роза и Рикардо

ГЛАВА 17

Лус забыла о докторе Гонсалесе, но тот, к сожалению, не забыл о Лус. Прождав несколько дней ее звонка, он решил действовать сам. Прежде всего следовало подготовить Ренату, чтобы она совершенно искренне, без всякой задней мысли стала говорить то, что было нужно.

— Ты не знала девушки по имени Сония? Сония Клавель, — спросил Гонсалес свою сожительницу, когда, окончив ужин и помолившись Господу за то, что тот послал им пропитание, он удобно расположился в кресле с книгой «Четыре духовных закона» на коленях. Внезапно он оторвался от чтения и задал жене этот неожиданный вопрос. — Эта девушка жила в Мехико и была... блудницей, — пояснил Вилмар. — И она хорошо знала Рикардо Линареса. Рената задумалась. В бытность свою официанткой в «Твоем реванше» она была знакома со многими девушками легкого поведения — и теми, кто работал в этом кафе, и с другими, которые искали клиентов поблизости на улице. Но никакой Сонии Клавель среди них как будто не было.

— Нет, — покачала она головой, — я такой что-то не припомню. Он мог встречаться с ней в другом месте, а не у нас. Но зачем тебе эта девушка?

Проповедник помолчал, чтобы придать своим словам особую силу, а затем сказал:

— Будет прощен тот, кто раскаялся в грехе, а тот, кто упорствует в нем, — да погибнет.

— Это ты о ней, об этой Сонии? — спросила Рената.

— Нет, Сония перенесла множество мучений и покаялась. Сейчас ее душа с миром пребывает в раю. Но виновники ее несчастий по-прежнему живы. Я говорю о тех мужчинах, которые толкали ее на скользкий путь, которые пользовались ею, но из всех них самый виновный — это грешник из грешников Рикардо Линарес!

Рената попыталась припомнить этого Рикардо — обычный приятный мужчина, куда приятнее многих других завсегдатаев ночного кафе. Симпатичное улыбчивое лицо, интеллигентные манеры... Неужели в действительности он был вовсе не таким, каким казался, а скрытым мерзавцем? «Кто бы мог подумать!» — удивлялась Рената, но ни на миг не подвергла сомнению слова Гонсалеса.

— Но наше дело — спасать самых закоренелых, — проникновенно продолжал проповедник. — В наш хор хотела войти дочь Линареса, юная дева с красивым лицом, имеющая приятный голос. Но я не мог принять ее, потому что сразу увидел, что в ее еще не искушенном сердце укоренилась гордыня. Я предложил взять ее с испытательным сроком, но она проявила нетерпеливость, забыв о том, что «истинная любовь долго терпит», и покинула нас.

— Какая негодница! — всплеснула руками Рената.

— Я позвонил ей, но она не хотела со мной говорить.

— Помню! — воскликнула жена. — Ты был сам не свой после этого разговора.

— Я никогда не мнил о себе многого, — покачал головой Вилмар Гонсалес, — но все же не привык, чтобы люди во время разговора со мной вешали трубку. Ты веришь, я не говорил ей ничего того, что...

— Нахалка! — воскликнула Рената. — Теперь ни за что не принимай ее, даже если она будет тебя на коленях умолять! Видали таких — что она о себе вообразила!

— Девушка не виновна, — мягко возразил проповедник, всем своим видом пытавшийся напомнить женщине, что «Бог есть любовь». — Вспомни, что ее взрастил грешник из грешников Рикардо Линарес! Человек, убивший Сонию!

— Убивший! — воскликнула Рената, в первый момент решившая, что она ослышалась.

— Нет, он убил ее не своими руками, — покачал головой проповедник. — Это одно из тех преступлений, за которые не сажают в тюрьму.

И не спеша, густо пересыпая свой рассказ цитатами из Священного писания, Вилмар Гонсалес рассказал Ренате печальную историю девушки по имени Сония Клавель.

Она родилась в трущобах. Ее отец был известным всей округе пьяницей, мать день и ночь работала, не имея времени заниматься дочерью. Девочка росла, не зная ни десяти заповедей Господа, ни даже молитвы «Отче наш». Скоро алкоголь доконал ее отца, и дьявол забрал его. Затем от непосильной работы и неправильного питания за ним последовала ее мать. Девушка была полностью предоставлена себе, и не случилось рядом живой души, которая открыла бы ей путь к Иисусу. Напротив, мужчины стали склонять ее расстаться с невинностью, тем самым ценным, что есть у каждой девушки. Так она пала и стала блудницей.

Проповедник заметил, что на глаза Ренаты навернулись слезы. Он умел выжать у слушателей слезу.

— У Сонии было много мужчин, она давно потеряла им счет, но тут в ее жизни появился красавец, богач, светский лев Рикардо Линарес. Он давал бедной Сонии дорогие подарки, он говорил ей ласковые слова, и девушка полюбила его всей душой. Она верила ему. И вот, когда она узнала, что ждет ребенка, она обрадовалась, ибо для каждой женщины радостно материнство. Окрыленная новостью, спешит она к роскошному особняку Линареса, и что же? Он не дал ей раскрыть рта, обругал ее за то, что она, падшая, смела прийти к нему в чистый дом.

— Подумать только, какой мерзавец! — воскликнула Рената, которую, впрочем, немного удивила характеристика Рикардо как светского льва. Дома Линаресов она не видела, но подозревала, что это все-таки не «роскошный особняк». Впрочем, она давно привыкла к тому, что проповедник, увлекшись собственной проповедью, любит немного преувеличить.

Ей и в голову не могло прийти, что никакой Сонии Клавель никогда не существовало на свете.

Тем не менее, по словам доктора Гонсалеса, он не только хорошо знал женщину с таким именем, но даже сумел обратить ее к Богу, так что она раскаялась в грехах своей прошлой жизни и стала одной из самых благочестивых последовательниц церкви, которую представлял Вилмар Гонсалес.

— К сожалению, ей была отпущена не такая долгая жизнь, — заключил свой рассказ Вилмар. — Это случилось в то время, когда я уже проповедовал в Перу. С твоей помощью, моя дорогая, — он бросил нежный взгляд на свою подругу. — Бедняжка Сония скончалась на руках одной пожилой женщины, настоящей святой, которая до сих пор растит ребенка Сонии. Это мальчик, теперь ему, наверно, уже больше десяти... Он ни в чем не нуждается, но все же я не понимаю, почему вполне обеспеченный, я бы даже сказал, богатый отец не может отстегнуть от своих щедрот... — Он не договорил, а сделал широкий жест рукой, который, по-видимому, должен был символизировать степень богатства грешника Рикардо Линареса.

— И что же ты хочешь предпринять? — спросила Рената.

— Я хочу заставить его осознать свою вину перед женщиной и ее ребенком.

— Но ее уже нет в живых...

— Я думал об этом. — Вилмар помолчал, собираясь переходить к самому главному. — Ты должна занять место несчастной Сонии.

— Я?! — изумилась Рената. — Но каким образом? Что ты имеешь в виду?

— Ты должна позвонить этому грешнику и напомнить ему о себе, — твердо сказал Гонсалес. — Он ведь, наверно, уже забыл о своих проступках. По его мнению, они в прошлом, значит, не существуют. Но грехи, в которых он не раскаялся, никуда не делись, они по-прежнему камнем лежат на его совести. Будь же этим голосом из прошлого, который потрясет его.

— Но... — неуверенно начала Рената.

— Никаких «но». Вспомни, как он унижал тебя, используя твое тело, как будто оно принадлежит не тебе, а ему, потому что он заплатил за него деньги!

— Хорошо, — все еще немного неуверенно согласилась женщина. — Но что я скажу ему?

— Что после того, как он видел тебя в последний раз, у тебя родился сын, мальчик, точная копия отца — то есть его, Рикардо Линареса. Что ты одна воспитывала ребенка, пока его не взял на попечение другой человек, преданный делу церкви.

— Но это же... — Рената не знала, как выразить то, что она хотела сказать. — Это же обман, Вилмар! Разве может лгать истинный христианин?

— Да, я не буду отрицать этого, — с жаром поддержал ее Гонсалес, как будто только и ждал этих слов. — Но это ложь во спасение! Этот небольшой грех будет отпущен нам, если мы таким образом наставим на путь истинный грешную, заблудшую душу. Кроме того, иначе он может не поверить в существование этого ребенка. А какой это прекрасный мальчуган!

— Как его зовут? — спросила Рената.

— Ты не поверишь, моя дорогая, — патетически воскликнул Гонсалес, — но несчастная девушка назвала его Рикардо — в честь отца. Только фамилию она дала ему свою, ведь они не сочетались браком. Мальчика зовут Рикардо Клавель.

— Как красиво! — воскликнула Рената. Она сама не имела детей, хотя и страстно желала этого. И мысль о том, что где-то у нее есть ребенок, вдруг показалась ей очень привлекательной. — И это мой сынок — Рикардо Клавель.

Шеф Манкони был вне себя от ярости. Он разложил на столе донесения, полученные из самых разных уголков Мексики. Одни были лучше, другие хуже, но в целом картина складывалась неутешительная. Полиции удалось перехватить несколько достаточно крупных партий наркотиков, которые люди Манкони переправляли в Соединенные Штаты. Даже в самом Акапулько были беспрецедентные случаи уклонения от уплаты обычной дани — некоторые крупные отели и магазины набрали свою собственную охрану из полицейских и стали давать рэкетирам отпор. В результате денежные поступления Манкони резко сократились, но его люди по-прежнему хотели жить красиво и ни в чем не нуждаться.

Манкони хрипло выругался. И еще эти ублюдки в Мехико. «Пьяные они там целые дни, что ли? — мрачно думал шеф. — Конечно, хорошо пьянствовать на чужие денежки».

Дело в том, что отчеты, которые посылали о своей деятельности Кике и Чучо, были просто фантастическими. Если кратко изложить последовательность событий, складывалась примерно следующая картина: им удалось найти дом, где живет эта Лус Мария Линарес, они проследили ее путь до Академии художеств и обратно. Стали готовить «несчастный случай», но противная девчонка никак не хотела появляться одна — то гуляет с одним парнем, то с другим, а то и с подругами. Затем последовало крайне обеспокоившее Манкони сообщение, что девчонка Линарес улетела в Париж. Ее якобы видели в аэропорту с кучей родственников и друзей. Манкони уже думал связаться со знакомыми в Париже и попросить их сделать для него это небольшое одолжение — сам он не раз выполнял подобные поручения коллег, просивших устранить неудобных им людей, которые приезжали в Мексику, чтобы «лечь на дно». Однако тут пришло новое донесение от Чучо, что произошла ошибка и Лус по-прежнему в Мехико. Только теперь, к его невероятному изумлению, оказалось, что она учится вовсе не в Академии художеств, а в консерватории, что у нее звучный голос и что ни Чучо, ни Кике в лицо она не помнит. Если сначала они боялись подходить к ней близко, потому что им показалось, что девчонка узнала их, то теперь Чучо и Кике могли хоть час торчать прямо у нее перед носом, и она не выказывала ни малейших признаков беспокойства.

— Идиоты! — стукнул Манкони кулаком по столу. — Ясно как день - они ее упустили, а теперь охотятся за совершенно другой. Им нужно было убрать художницу, а они гоняются за певицей. Конечно, этим дуракам один черт, что поет, что рисует! Но в любом случае это дело будет их последним.

Шеф вздохнул. Придется связаться с тайным агентом, которого он использовал только для самых тонких деликатных поручений.

«Да, а как же быть с этой, певицей? — вспомнил Манкони и, не задумываясь, принял решение: — На всякий случай — убрать».

Лус выходила из консерватории, когда кто-то окликнул ее по имени: «Лус Мария». Девушка оглянулась — не так часто ее называли полным именем. Она ожидала увидеть кого угодно, но только не его — этого человека с несоразмерно маленькой головой и водянистыми глазами пресмыкающегося. Он стоял и улыбался ей, чем-то напоминая Лус удава перед кроликом, который радуется, заранее предвкушая сытный ужин.

Несмотря на жару, Вилмар Гонсалес был по-прежнему в сером костюме и галстуке. «Динозаврам, наверно, не бывает жарко», — подумала Лус.

Она холодно поздоровалась с проповедником, надеясь, что он пришел сюда вылавливать новых жертв для выступления во время проповеди и ей удастся быстро от него отделаться.

— Я очень рад вас видеть, сеньорита Лус, — проповедник улыбнулся еще шире и стал еще больше похож на удава. — Не хотите ли зайти куда-нибудь выпить со мной сока? Такая жара.

— Нет, спасибо, — сухо ответила Лус. — Вы, наверно, заняты. Не могу отвлекать вас от срочных дел.

— Напротив, я совершенно свободен, — продолжал улыбаться доктор Гонсалес. — И я пришел сюда специально для того, чтобы встретиться с вами. Видите, — сделал широкий жест рукой, — жду вас под немилосердно палящим солнцем. Но долготерпение бывает вознаграждено — и вот я встретил вас.

Все это начало порядочно раздражать Лус. У нее в последнее время было и так много проблем, а тут еще этот... У нее не было ни времени, ни желания общаться с этим противным субъектом, и потом этот звонок по телефону...

— Мы, кажется, не договорили в прошлый раз, — вкрадчиво сказал Гонсалес. — Помните, мы разговаривали не телефону относительно одного весьма щекотливого обстоятельства. - Он внимательно посмотрел на Лус, следя за изменением выражения ее лица. - Вы не можете не помнить. Вы были так потрясены тем, что услышали, что телефонная трубка выпала из ваших нежных пальчиков.

Лус резко махнула рукой, чтобы прекратить это словесное извержение:

— Что вам от меня надо?!

Проповедник вздохнул:

— Что мне надо от любого из смертных? «Итак, покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши». Я хочу, чтобы вы выслушали меня, дорогая Лус Мария. Вспомните, что значит ваше имя — «Свет Мария», то есть «Мария Пресветлая». Но что же мы стоим на солнцепеке? Пойдемте в кафе, поговорим.

Лус вспомнила тот странный и неприятный разговор, который почти забыла после всех событий последних дней, и молча последовала за проповедником.

Взяв бутылку минеральной воды, доктор Гонсалес наполнил свой стакан и стакан Лус и, улыбаясь какой-то крайне неприятной улыбкой, сказал:

— По телефону мы с вами, кажется, говорили о братьях. Будем же и мы с вами братом и сестрой.

С этими словами он легко, но властно положил руку на маленькую ладонь Лус. От этого прикосновения ее передернуло — ладонь проповедника оказалась сухой и шершавой, как змеиная кожа. Гонсалес снова улыбнулся ей. Лус попыталась тихонько убрать руку со стола, но ладонь Вилмара Гонсалеса силой удерживала ее на месте.

— Когда мы познакомимся поближе, дорогая Лус Мария, — вкрадчивым голосом заговорил проповедник, — вы поймете, что я буду вам лучшим старшим братом, наставником во всех делах, как в небесных, так и в земных.

Его голос стал каким-то вязким, масляным, и Лус сделалось противно, как будто она взяла в руки неприятное склизкое животное. Она выдернула руку и положила ее себе на колени. Затем сухо сказала:

— Доктор Гонсалес, мне кажется, вы хотели что-то сказать о якобы существующем моем единокровном брате. Надеюсь, вы не станете утверждать, что это вы сами.

Проповедник рассмеялся:

— Часто считается, что мы, люди, посвятившие себя служению Господу, враги юмора. Это не так. Я люблю острое словцо. Право, Лус Мария, вы просто прелесть.

Лус не успела опомниться, а он уже подносил ее пальцы к губам. Она почувствовала влажный поцелуй. Доктор Гонсалес не торопился, и Лус пришлось опять почти силой вырвать у него из рук свою ладонь.

— Хорошо, — улыбнулся Гонсалес, — вернемся к вашему единокровному брату. Это прелестный мальчишка, ему скоро будет одиннадцать. Смышленый, развитой, прекрасно учится. Его зовут, естественно, Рикардо. Несчастная мать назвала дитя именем его отца которого уже и не ожидала увидеть.

— Вы это серьезно? — спросила Лус. — Но кто она? И откуда вы узнали об этом?

— Это одна святая женщина, — ответил Вилмар. — Я познакомился с ней в тот тяжелый для нее период, когда она работала посудомойкой в кафе, чтобы заработать на жизнь себе и своему малышу.

— Но что вы хотите от меня? — недоуменно спросила Лус.

— Я хотел посоветоваться с вами, — серьезно сказал доктор Гонсалес, но Лус послышалась усмешка в его голосе. — Возможно, стоит сообщить об этом вашему отцу... и матери. У них ведь нет сыновей.

Лус на миг представила себе, что начнется в доме Линаресов, если там станет известно, что у Рикардо есть побочный сын, которого он прижил с девушкой из ночного кафе. И прежде всего Лус, конечно, подумала о матери. Ведь все детство она прожила с ней, даже не зная о том, что отец жив. Она не знала, как Роза отнесется к такой новости, но одно ей было ясно — для Розы это будет ударом. Конечно, можно найти отцу множество оправданий — в то время он считал себя вдовцом, человеком свободным, что же удивительного, что у него родился сын. И все же матери это будет очень неприятно. Лус попробовала поставить себя на ее место — если бы она сама вдруг узнала, что у Эдуардо есть побочный сын, который родился, когда они еще даже не были знакомы, как бы она, Лус, отнеслась к этой новости? Сомнений не было — для нее это была бы очень большая неприятность, и скорее всего это значительно ухудшило бы ее отношения с Эдуардо.

«Нет, — сказала себе Лус, — они ничего не должны знать».

— Мне кажется, — проговорила Лус, — что пока им сообщать об этом преждевременно.

— Раз вы так считаете... — Проповедник снова протянул руку к ладони Лус, но на этот раз девушка успела убрать пальцы раньше, чем он схватил их. — Раз вы настаиваете, — повторил Гонсалес, — мы не будем торопиться. Но все будет зависеть от вас.

— То есть? — не поняла Лус.

— Я надеюсь видеть вас на своей проповеди, а еще лучше, — проповедник расплылся в улыбке, — я готов проповедовать перед вами одной. Вы будете моей любимой ученицей. Восславим Господа в телах своих.

— Ну уж это слишком, — сказала Лус, и только теперь смысл слов Гонсалеса дошел до нее: «Все будет зависеть от вас». «Так ведь это шантаж!» — пронеслось у нее голове.

Лус была настолько потрясена, что не знала, что сказать. Впервые в жизни она лицом к лицу видела такого мерзавца. Но что было делать? Если оскорбить его, назвать подлецом, он ведь действительно пойдет прямиком в дом Линаресов. Поэтому Лус решила притвориться, что ничего не понимает.

— Это слишком для меня одной, — добавила она, — я приглашу девочек из группы, подруг. Большое спасибо за ваше предложение, а сейчас мне надо спешить.

— Все романы на уме, — сказал проповедник, и его улыбка стала какой-то хищной. — Смотрите не увлекайтесь, это может привести к падению. Смотрите не лишитесь того самого ценного, что есть у девушки.

Это было уже слишком. Лус встала и, коротко простившись с проповедником, выбежала из кафе.

Счастье Лус заключалось в том, что она была так занята совершенно другим, что очень скоро забыла мерзкого «динозавра» с его плотоядной ухмылочкой.

На следующее утро она выпорхнула из дома и своей танцующей походкой направилась к воротам. После кружевной тени, которую отбрасывали на дорожки двора раскидистые деревья, улица показалась ей слепяще-белой, только слева мелькнуло и исчезло насыщенное коричнево-красное пятно, наверно, промчалась какая-то машина. Улица снова приобрела сияющую однотонность.

Каблучки Лус постукивали в такт ее сердцу, ее мыслям. Она осознавала полноту жизни, как никогда. Она радовалась тому, что живет на свете, что молода, талантлива, любима, и в то же время понимала, что за признание ее таланта и за любовь Эдуардо, возможно, придется побороться. О том, что за молодость тоже рано или поздно придется бороться, Лус еще не думала.

Вдруг ход ее мыслей был прерван самым грубым образом. Ее схватили, сильно дернули за руку, так что она чуть не упала, да еще сбоку в это время пронеслась, сверкнув вишневым лакированным боком, машина. Обезумевшая Лус показала всю силу своего темперамента, выдираясь из рук напавшего. «Главное, не дать им затолкать себя в машину, на улице убить побоятся», — билась в ее голове одна мысль. Она даже забыла о том, что надо шуметь и звать на помощь.

Руки, державшие ее, разжались, но злоумышленник и не думал убегать. Да и машина с сообщниками куда-то делась.

— Лус! — вдруг радостно заулыбался незнакомый молодой человек, которого она принимала за бандита. — Да это же Лус! Вот кого я спас! Ну и ну!

— Как это спасли? От кого?

— Лус, да я ведь буквально выдернул тебя из-под машины.

— Постойте, — начала Лус, пытаясь собраться с мыслями. — Я ничего не понимаю. И откуда вы знаете, как меня зовут? Ведь мы незнакомы.

— Вот тебе раз! А-а-а, ты, наверно, переволновалась, вот и не узнаешь старых знакомых. Разве ты не помнишь нашу экскурсию по гостинице «Ореаль» в Акапулько? Давай лучше обопрись на меня, и добредем до ближайшего кафе, еде ты сможешь отдохнуть в успокоиться.

Лус действительно начала успокаиваться. Этот незнакомый парень больше не пугал ее, а при упоминании гостиницы «Ореаль» у нее в голове появилась смутная догадка.

— Постой, ты говоришь, что мы встречались в Акапулько? А когда ты там был? И раз уж ты знаешь, как меня зовут, не скажешь ли ты мне свое имя?

Удивленный молодой человек сказал, что его имя Антонио Суарес, и назвал совершенно точную дату, когда Лус с сестрой действительно были в Акапулько.

Тем временем парочка дошла до небольшого кафе, где были выставлены на улице столики под навесом, и Лус благодарно опустилась на стул.

— Знаешь, господин Антонио Суарес, — с улыбкой сказала она, — теперь я знаю, с кем ты совершал экскурсию по гостинице. Это была моя сестра-близнец.

Антонио недоверчиво смотрел на нее.

— Твоя сестра? И как же ее зовут?

— Дульсе Мария.

— А почему же она назвалась другим именем?

Лус пожала плечами:

— Вот уж не знаю. Наверно, решила пошутить.

Молодой человек, кажется, все еще не мог поверить ей.

— Подожди, а ты разве не художница?

Последние сомнения Лус рассеялись.

— Да нет, это Дульсе художница, понимаешь, моя сестра Дульсе. А я учусь в консерватории.

— Ну понятно, — вздохнул Антонио. — А я уже подумал что ты просто не хочешь меня признавать. Я ведь тебя, то есть ее, разыскивал и даже в полицию из-за этого угодил.

Услышав слово «полиция», Лус похолодела.

— Как это? — только и смогла выговорить она. Антонио, не подозревая о ее смятении, спокойно и даже с юмором рассказал, как он отправился за информацией, прочитав объявление о мольберте в газете.

Лус еще больше насторожилась.

— Ну вот, а человек, проживавший по этому адресу, оказался полицейским, представляешь! Он меня потащил в участок, и они там меня часа два продержали, если не дольше. По десять раз одно и то же спрашивали, а потом просто так держали, как они выражаются, «до выяснения личности». Я так и не понял, чего они от меня хотели.

— Я, кажется, поняла, — чуть-чуть успокоившись, сказала Лус. — Моя сестра действительно потеряла мольберт, а объявление в газете полиция, наверно, дала, когда наш отец послал им запрос. Мы потом получили какое-то странное письмо от некоего комиссара Гарбансы. Он писал, что мольберт найден, но задержан как вещественная улика до завершения расследования или что-то в этом духе. И до сих пор нам его не вернули. Мой отец ужасно негодовал на этих «полицейских чинуш», как он выразился.

— Ну, теперь понятно, — сказал Антонио. — А я ужасно переживал, что ты, то есть твоя сестра, уехала, не оставив телефона или адреса. А теперь скажи, как я могу ее найти?

Лус загадочно улыбнулась:

— Садишься на самолет «Эр Франс» и летишь до Парижа, а там прямо на Монмартр.

— Ты шутишь?

Лус покачала головой.

— Да нет, Антонио, не обижайся. Дульсе действительно уехала в Париж изучать живопись.

— И надолго?

— Пока неизвестно. Вероятно, на несколько месяцев.

— Да, опять не повезло! — Антонио поглядел на нее с грустной улыбкой.

Лус тоже улыбнулась.

— Надо же! А я еще приняла тебя за бандита. — При этих словах она вспомнила о том, как необычно началось их знакомство. — Послушай, Антонио, — сказала она, — ты говорил, что выдернул меня из-под машины. А куда же она тогда делась?

— Умчалась, конечно. Этот растяпа за рулем, который тебя чуть не сшиб, видно, не такой уж и растяпа, когда нужно удирать от ответственности. Жаль, я номер не запомнил, только точно могу поручиться, что один ноль там был.

— А машина была вишневая?

— Да, вот за это я могу поручиться. Только я свернул на эту улицу, и сразу такая сцена прямо перед моим носом — идет девушка, а ее сзади догоняет на бешеной скорости автомобиль и неминуемо должен в нее врезаться. Знаешь как в фильме ужасов, да еще крупным планом.

— Как ты только сумел сообразить, что меня надо отдернуть в сторону?

— Да я, честно говоря, и не сообразил. Рука сама выбросилась вперед и отодвинула тебя с дороги. Это как в спорте. Там ведь не думаешь: «А вот летит мяч, поймаю-ка его». Просто рука выбрасывается вперед и возвращается уже с мячом.

Лус поежилась.

— Да, повезло мне, что ты в этот момент рядом проходил. Ну что ж, мне наука: впредь буду внимательней смотреть по сторонам.

Антонио улыбнулся застенчиво, а потом спросил:

— Слушай, Лус Мария, раз уж твоя сестра-шутница от меня улетела, не согласишься ли ты со мной пообедать сегодня?

— Спасибо, Антонио, но, к сожалению, не могу, — ответила Лус. — У меня уже назначена встреча, я и так уже опаздываю.

— Жаль, — сказал Антонио, — хотя меня это не удивляет. Ну что ж, передай привет твоей сестричке, когда будешь ей писать или звонить. И вот тебе мой телефон на тот случай, если у тебя появится время и будет скучно.

Он протянул ей листочек с написанным телефоном. Лус положила его в сумочку и протянула ему руку.

— Спасибо тебе, Антонио, мы обязательно еще увидимся.

— Пойдем, я посажу тебя в такси или на автобус, чтобы с тобой ничего больше не случилось, — сказал Антонио, и они встали и направились к выходу.

Когда через некоторое время Лус оказалась в обществе Эдуардо, радость от встречи совершенно перекрыла в ее сознании воспоминание о происшествии. И только поздно ночью, когда она уже лежала в своей постели, сознание стало прокручивать все подробности этого случая.

«Странно, - думала Лус, - ведь я боковым зрением заметила вишневое пятно, которое потом исчезло. Если бы машина просто ехала по улице, этого бы не случилось. А если машина стояла и ждала, то почему потом она помчалась с такой скоростью? Нет, тут что-то непонятно».

И хотя Лус с новой остротой осознала необычайную удачу своего спасения, на душе у нее в тот день было тревожно.