Осенний дождь стучит по спине, по плечам, и вода проникает сквозь плащ, выстуживая до костей. Серое небо над головой кажется бесконечным, словно оно наполняет все пространство вокруг. Вода стекает по лицу, смешиваясь с потом от усталости.
Деревья склоняются под тяжестью дождевых капель, словно они тоже испытывают усталость от этого бесконечного осеннего ненастья.
Солдаты молча продолжают свой путь, шаг за шагом, вперед через грязь и лужи. Холод пронизывает до самых костей, но нет возможности остановиться и погреться.
Дожди были проблемой, но не самой большой в копилке проблем.
Приведя окрестные земли к присяге автократору, войско стремилось забрать как можно больше земель из рук сарацин, несмотря на то, что холода уже были на пороге этого когда-то благословенного Богом края.
Все уже давно устали, хотели на зимние квартиры, но приказ есть приказ.
На зиму встали у Никополя, последней крепости, овладеть которой удалось в этой кампании. Но опять же, не силой солдат, а путём переговоров — договорившись выпустить сарацинский гарнизон с личным оружием в целости и сохранности, но при условии, что они оставят орудия и припасы, которых оказалось не так много, как расчитывали военачальники объединенной союзной армии (поэтому наверное гарнизон и сдался — знали, собаки, что не смогут выдержать осаду и воспользовались ситуацией. Так это или нет — остается только догадываться). Дальше пройти не успели.
Требовалось укрепить линии снабжения через Гемы, уничтожить банды зейбеков, набрать и обучить пополнение среди новых территорий, доставить припасы с запада. А это было сделать непросто — начинался штормовой сезон, а кораблям купцов приходилось собираться в караваны до Константинополя, чтобы их не перехватили магрибско/берберские, анатолийско/левантийские и прочие пираты.
Городок не мог вместить, естественно, всю объединенную армию. На зиму людей разослали по всей подконтрольной округе, малым городам и поселениям. Многие офицеры зимовали вдали от своих людей, и это считалось нормальным. Зимой никто никогда не воевал. Даже исмаилиты с их странными обычаями и законами всегда пережидали ненастья поздней осени-зимы-весны в тепле.
Солдат по традиции постарались распустить кого только можно, чтобы с началом весны вновь собрать, и таким образом уменьшить нагрузку на казну, сэкономить на продовольствии.
В присоединённых в ходе освобождения от сарацинской власти придунавских городках было мало места, там были большие проблемы с едой, с топливом. Многие крестьяне разбежались, другие были разорены, третьи убиты, четвёртые угнаны валахами или юрюками.
Теодор ещё мог найти себе жильё, то вот уже с группой друзей и войнуков это было сделать оказалось не под силу. К тому же цены на всё стремительно подскочили, особенно на провизию. Распустив солдат по округе, их прекратили централизованно снабжать, кроме тех частей, что остались стоять в освобожденных населённых/захваченных пунктах гарнизонами.
Лемк с друзьями, а также первоначально только часть войнуков тоже задумались о том, где провести зиму. Указаний насчёт их Лемку не пришло и он опасался того, что если некоторых из них отпустить на зиму, то весной их уже обратно в войске не найдётся, а где-то прибавится разбойников. При этом Теодор понимал, что если они всё же решатся уйти, то помешать им будет совсем непросто. Среди болгар шли споры и в итоге группа тех, кто выступал за зимовку вместе с ромеями победила.
Лемк был этому рад, и как протодекарх и как человек, которому с проверенными в похоже людьми было гораздо безопаснее себя чувствовать на самой границе с опасными соседями. Мардаит привёл ещё пару человек, с которыми сдружился в своём подразделении. Да Евхит поручился за молодого набожного паренька. Никто не возражал.
Всего набралось в группе двадцать семь человек, из которых чуть больше половины — болгары.
После недолгого совещания было принято совместное решение прихватить все пожитки (коих уже набралось на несколько полных телег), трофейных лошадок и двинуться вверх по течению Дуная/Данубы.
Можно было бы также добраться до родных мест наших войнуков, но это было довольно далеко, куда савойско-ромейско-имперско-испанское войско еще не добралось.
Пройдя несколько приречных болгарских селений, нашли удобное место в нескольких километрах выше по течению от впадения реки Осьмы в Данубу, (что недалеко от Никополя) расположившись чуть дальше берега, на высоком лесистом склоне, где нашли большой полусоженный деревянный сруб, чье основание было углублено в землю. Никаких вещей прежних хозяев не сохранилось, и мы так и не узнали кто здесь жил прежде и что с ними стало.
Лес и река, как источники пищи и воды, удобное место для возможной обороны, близость Никополя как места куда можно было относительно просто добраться за новостями, уйти под защиту. Всё это показалось группе достаточным основанием для того, чтобы обосноваться именно там.
Расположились по-простому и не откладывая взялись за работу.
Поставили первым делом навесы, заготовили дрова, и уже потом взялись за самую простую избу (только одну и на всех).
Пот поднимался над разогретым телами в исподних рубахах. Работали все, так как сидеть было хуже — сырость и мороз изгоняли благостное тепло и человек мучился не в пример сильнее.
Часть обгоревших брёвен разобрали на дрова, часть зачистили и вновь пустили в дело. Застучали топоры, и близлежащие деревья были срублены под корень.
Навалили лес, ошкурили и так как не было времени на сушку, сразу пустили его в дело. Крышу делал без скоб и шипов, насыпав на один накат брёвен крыши слой земли. Щели и стыки проконопатили мхом.
Соорудили лежаки и из камней сложили очаг.
Удобства были минимальные. Главное, что ставили перед собой — это чтобы можно было вместе поместиться под крышей и было сухо, тепло. Всех коней разместили вместе с собой, но уже вскоре их пришлось отдать их в охраняемый табун под селение Драгаш, где был организован выпас коней из армейской конницы. Всё из-за того что ни сена, ни овса мы в округе так и не нашли.
Уже через пару недель сруб стал напоминать не просто укреплённое помещение, общими усилиями довели её до состояния небольшой крепостицы на небольшом холме. Несколько десятков человек — не шутки. Делали её похожей на оную несколько бойниц/амбразур/оконц. Правда до времени занавешенные и заткнутые шкурами.
С собой взяли несколько мешков муки, сухофруктов, пару мешков знаменитого козьего сыра, несколько больших кусков твердого как дерево прокопченного мяса, пару мешков бобов и фасоли, несколько связок луканок и суджуков — местных колбас, да мешок соли: всё что удалось выменять/и закупить, собрав со всех серебра. Местные акче принимались плохо, серебра там оставалось немного, и их брали чуть выше цены медных монет, отчего за еду ушла значительная сумма более чем в 1500 акче. Правда разделённая на всех, эта сумма казалась не такой страшной, однако и еды на пару десятков молодых здоровых мужчин в телеге было лишь на недолгое время. Впрочем, на первое время должно было хватить.
Ромеи, как типичные горожане, были совершенно не охотники, но среди болгар нашлись знатоки и силки поставить, и указать на звериные следы — места были богаты на дичь и мелкие зверьё, не то что косулину или редкого оленя подстрелить. Ловили рыбу, удалось собрать и ягод перед наступившими вскоре заморозками.
Вечерами беседовали о старых временах, чистили оружие, ремонтировали подранную о кусты одежду.
Отличное место, при этом и у него был существенный минус в виде отсутствия новостей. Лишь изредка кидался жребий и уже десяток счастливчиков, по морозцу выбирались в городишко поискать провизию да узнать новости. Ромеям очень не хватало информации, которая раньше, они не замечали как, в большом городе окружала их.
Иногда, впрочем, появлялись гости — курьеры, охотники из местных или таких же зимующих где-то в окрестных селениях солдат. Их усаживали за стол, кормили теми скудными припасами, что были, а сами жадно слушали свежие новости, не слишком, впрочем, обнадеживающего свойства.
Сына Савойского герцога так и не обменяли, сарацины слишком упорствовали.
Слухи о том, что Франция действительно объявит войну западному императору, находили всё больше подтверждений. Речь шла только о сроках и все соглашались, что это дело будет сделано как только просохнут дороги.
Доходили и слухи от местных жителей о поведении союзных, да и ромейских войск на подконтрольных территориях. И поведение то было не самым подобающим. К новым подданным все относились как к завоеванному населению, а их имущество считали своим. Это не добавляло любви к империи.
При дворе императора вовсю шли интриги за новые должности и земли, которые щедро раздавались всем тем, чьи отдаленные предки имели хоть частичку прав на них.
Иноземные купцы везли всё новые товары, на забывая добавлять проценты к долгу государству.
Когда задули бореи и снег вовсю заваливал их жилище — сидели в доме.
Дела, конечно, тоже никуда не девались: разгрести снег, сходить за дровами, распилить их и нарубить, выложить в сушилку, поставить и проверить силки, проверить прорубь, принести воды, наварить еды, накормить-напоить-выгулять и вычистить коней (пока не увели в табун). Все это было и то не всегда — трудились по дежурствам, а отдыхающие резались в кости, рассказывали истории, но даже они со временем подошли к концу и длинные вечера проходили при лучине постепенно превращались в невыносимые, всё просто ложились спать, и мы всё больше походили на медведей — заросшие, небритые, в изношенной и засаленной одежде мы походили скорее на разбойников, чем на гордых солдат Империи. Даже болгары, вечно ленивые и сонные, уже дурели и пухли от сна.
Теодор тоже выспался, казалось, уже впрок. Если бы ему когда-нибудь сказали о том, что он устанет спать, то молодой парень посчитал бы это хорошей шуткой.
Изредка удавалось подстрелить животное, что неосторожно выбиралось к нам. Хотя со временем и они перестали выходить — уж больно много следов мы оставляли, много чуждых запахов пропитало всю округу.
Конечно, все искали новых развлечений. И однажды, услышав за стенами звонкий смех Корста и Арнауда, все сидевшие внутри выбежали посмотреть — что же творится снаружи.
Во дворе два взрослых мужчины кидались в друг друга снежками. Хотя, если посмотреть внимательнее — им едва исполнилось двадцать лет или вроде того.
— Обалдуи! — высказал всеобщее мнение Бойчо, смахнул с оглобли телеги мягкий снег, сжал и неожиданно метнул его в Корста, попав тому точно в лоб.
От всеобщего хохота, казалось, осыпался снег с ближайшего участка леса.
Обидевшись, Корст метнул снежок в Бойчо, но тот увернулся и снежок попал в Месала. Мардаит же «обиделся» за друга, взревел как олень в период гона и серией снежков атаковал болгарина. А за того тут же вступились другие болгары.
Постепенно битва все разрасталась, к ней присоединились абсолютно все.
Через какое-то время разделились на две группы, налепили снежки про запас и устроили практически военные действия по всем правилам, переходя в ближние атаки, в борьбу.
В снежки играли со всей мочи, не жалея ни себя, ни «противника» поэтому не обошлось без фингалов, разбитых носов и губ. Снежки ведь бывают разной плотности, да.
Зашли в жилище мокрые снаружи и внутри, и собравшись у очага или дрожа под одеялами на полатях, обогревались чистым кипятком или с заваренными в нём сухими листьями малины, а кто-то уже достал бурдюки с вином…
Всем так понравилось, что решили почаще выбираться на улицу и заниматься чем-то помимо хозяйственных дел.
Сказали — сделали.
Уплотнили площадку у сруба, и как-то оно постепенно пошло: кто-то боролся на снегу.
Изредка палили из аркебуз и мушкетов, однако совсем редко: порох берегли, хоть новый и выдали в один из выходов в Никополь — вместо провизии. Как сказал кентарх:
— Есть ружья и порох — и еду найдете.
Когда боролись — ромеи показывали грязные уличные уловки болгарам, а те показывали как традиционно борются в горных селениях.
Теодор показывал чему его успели научить со скьявоной, но это мало кому подходило. У всех было разное оружие, преобладали ятаганы и сабли, и приёмы боя скьявоны им не подходили.
Из самых трудных и жёстких игр устраивали поединки на палках. Одев всю одежду, молотили друг друга жердями или молодыми деревцами. Сдерживая силу, конечно же. Однако и так попадало всем весьма сильно.
Но всё время так продолжаться не могло, и эти тренировки тоже со временем потеряли первоначальную яркость впечатлений, став обыденностью.
Вечерами только успевал менять лучины, пытаясь на немного продлить световой день. Сон, ремонт одежды, кости…
Периодически кто-то на что-нибудь жаловался в темноте. Например:
— … Кто-то помнит еще времена, когда в битвах использовали почти только мечи и копья, да и стрелы. Ружей было так мало, что их и не предполагали во что чудовищное они превратятся. Доспехи были защитой, а теперь появилось это огнестрельное дьявольское оружие, от которого даже доспехи не спасают! Как нам теперь защищаться? Не знаю, какие будут битвы в будущем, но одно точно — огнестрельное оружие делает нас, солдат, беспомощными. А со временем его становится всё больше. Ружья становятся дальнобойней, мощнее. А пушек видели сколько сейчас? А размеры? Это же просто ожившие чудовища из сказок!
Они уничтожают все на своем пути… Да мы стали бессильными перед ними. Я слышал, помню, как раньше сражались — с честным мечом в руках и доспехами на теле. Теперь же все изменилось…
Возможно, это просто природный ход вещей, и мы должны принять его как данность. Но я все же не могу не жаловаться на то, что огнестрельное оружие делает нас, солдат, беспомощными. Мы потеряли свою защиту, потеряли уверенность в свои силы. Любой молокосос способен теперь убить с единого выстрела уважаемого человека даже в очень хорошей защите…
А ведь помимо скуки им всем угржал, да уже слегка и терзал голод. Поэтому совсем неудивительно, что со временем стала появляться новая тема для разговора.
— Сейчас бы барашка зажарить, да с вином…
— Да-а-а… Я бы даже доверил приготовить его…
— Ой-ой, кто бы говорил! Сам будешь готовить!
— О, смотрите, парень осмелел!
— Высокочтимые воины и все остальные… Ладно-ладно, все великие и непобедимые, собравшиеся ныне здесь… А почему бы нам не сходить за барашком?
— У местных вряд ли что-то осталось.
— А кто говорит о местных? Есть ещё одни «местные», у которых точно есть мяса вволю.
Все смотрели с интересом.
— Савойя?
— Да тьфу на тебя! Это же союзники, да и много их… Нет, я о юрюках и прочих сарацинах.
— Тебя что, тоже как императора… — оглянулся вокруг, нет ли кого — с колонны на площадь головой уронили? Где те юрюки?
— Известно где. Дальше по Дунаю.
— По Данубе!
— Эй, иди к чёрту со своими придирками. Главное ты понял о чем я. Понял ведь? Вот!
— В общем… Надо ловить момент пока зима немного успокоилась и холод сильный не пришёл.
— Согласен — мы в войско сиднем сидеть пришли или всё же заботиться о будущем?
— В армию.
— Эй, иди к чёрту!
— Не поминай…!
— Запрись в монастыре!
— Тебя не спросил! — спала привычное благодушие с Евхита.
— А надо было б…
— Тихо! Мы тут скоро такими темпами передеремся. Поддерживаю, надо идти в поиск.
— Поиск?
— Барашков поискать, да может ещё чего найдём.
— Говорю, нужно на кочевников — у них всегда скот есть!
— А ведь хорошо жн, если сейчас пойдём.
— Чего так?
— Никто зимой крепко не стережëтся.
— Кто тебе сказал?
— А ты сам не видел что у нас в турме твориться? Дворяне, нобили все по домам или вообще уехали в города. Для них-то всё найдется.
— Так это может только у наших да латинян так.
— Да нет. Да ты хоть вспомни… Хоть одну историю о том, как исмаилиты совершали походы какие зимой? Помнишь? Ну давай.
Теодор должен был признать, что не может вспомнить подобного.
— Вот! Сарацины — это конница. Конница зимой не воюет.Только мы же не конница…
Все внимательно на него поглядели.
— Итак, я предлагаю прогуляться по берегу великой реки — на запад и проверить что там они ещё не успели спрятать от нас.
— Опасно!
— Чего опасного⁈ — возмутился Месал. — Все сидят по домам и носа наружу не высовывают! Смотрите — находим небольшое селение, где живут сарацины, и мы даже можем не врываться в дома! Просто угоним скот! У сарацинов его всегда до чёрта как много.
— Не вспоминай диавольскую силу!
— Д тише ты… Живность всякая, если кто по скудоумию своему не знает, это мясо и молоко! И ещё это деньги! Кто последний в город ходил? Да и все слышали — сколько там сейчас фунт муки стоит? Напомнить? А мясо в разы дороже. Нападем — угоним, продадим и можно ведь даже не монетами брать. Вон, смотрите во что ваши кафтаны превратились! Весной позорно будет показаться на глаза кентарха. Выгонят прочь и ещё скажут: нам такие оборванцы ни к чему, ей-ей!
— Эй, Вылко, что думаешь?
Войнуки пошушукались между собой и один из авторитетных балгаров выдал:
— Добре говори! Ако се намерят ромеи, тогава ще отидем на нападение.
— Вон, уже первые добровольцы есть.
— Нас мало.
— Так в чём вопрос! Кинем клич!
— Не надо кидать клич. Предлагаю собрать тех, кого мы знаем и кому доверяем. Нам ещё делить добычу в случае успеха, или позор, если не сможем. Зарбаса позовем, если в Никополе остался.
На эти слова Теодора Мардаит хохотнул.
— Вот это уже дело пошло! Все за?
Переглянулись.
— Евх? Илия?
— То богоугодное дело!
— Воровать скот?
— Мы в походе благословенном церковью, а оттого любой урон, что мы нанесем врагам — богоугоден!
— К тому же… Есть мысль. — Теодор обратился к одному из войнуков, одному из самых старых воинов среди них. Ему явно было больше тридцати лет.
— Как ты смотришь на то, чтобы поговорить с местными жителями и узнать у них, где и сколько они видели богатых подданных султана или просто ма-а-аленькую группу кочевников с табуном скота?