Дорога, круто опускающаяся вниз, вела нас сквозь лес, который окружал ее с обеих сторон до самого подножия. Только когда мы подходили к молодым деревьям или кустарникам, перед нами открывались просветы. Кроме того, дорога часто проваливалась в ложбину или овраг, неприятные тем, что хорошо годились для огромной западни против нас, по которой мы спускались, подобно крысам в водосточной канаве. Никому не составило бы большого труда перекрыть нам путь или отрезать нас от северного пути, по которому мы шли.
И идти по этому бездорожью, неся на себе припасы, фунтов по 60 минимум, не считая вооружения, было нелегко. Лишь благодаря постоянно присоединявшимся местным жителям, основу которых ныне составляли эллины и македоняне, разросшийся отряд уверенно двигался дальше вдоль Струмы.
Чтобы вырваться из теснины Струмы на просторы, отряду Лемка надо было пройти ущелье Рупель и древний город Гераклея Синтика, ныне известный под названием Петрич.
Говорили, что об отряде Лемка уже узнали, и паша Салоник спешно собирает ополчение и всех тех, кто не против сразиться с гяурами.
Турки так озверели на своих территориях против неверных из-за бандитизма в том числе, что из-за их действия даже очень лояльная или пофигистичная часть переходит на сторону Визы
Болгары из войнуков, греки из мартолов, другие народы легко переходили на нашу сторону — что знатные, что выходцы из простонародья. Для нас они становились долгожданным пополнением, потому закрывали глаза на их прошлое, давая шанс выслужится. Тогда как кочевников и прочих исмаилитов обычно вешали или оттащив подальше улавливали. Проблемы с запасами продовольствия/питанием и невозможностью обменять или продать пленных, требованием выделять им крепкую охрану делали их обузой
Чтобы не дать им время собраться, Лемк гнал людей вперед как можно быстрее — благо осталось совсем немного! Требовалось опережать врага. Нельзя было сидеть в обороне, здесь уже некуда было уйти в горы, кроме как повернуть назад, а на это бы уже не хватило продовольствия. Поэтому только вперед! Лемк помнил историю. Он помнил, как буквально вот совсем недалеко, почти рукой подать, в Клейдионском ущелье произошла кровавая битва между болгарами во главе с царем Самуилом и армией императора Василия II. Которого именно после этой битвы прозвали Болгаробойцей.
(Прим.авт.- в нашей истории армии греков и болгар в 1913 году столкнулись там же и вновь не в пользу болгар)
Теодор чувствовал себя не лучше других, хоть и проводил значительную часть времени в седле Гоплита.
Потный воротник кафтана неприятно колол шею. Солнце, словно раскаленный шар, висело над горизонтом, нагревая все вокруг до того состояния, в котором было проще скинуть с себя груз под камни, а самому упасть в поток горной реки. Лемк постоянно напоминал себе, что остальным бойцам было еще хуже — у него ноги не гудели от усталости.
Огляделся на боевых товарищей вокруг. Те же усталые лица, те же мутные взгляды, устремленные вдаль. Шли по несколько часов, не останавливаясь ни на минуту. Враги были где-то рядом, и эта мысль гнала вперед, не давая передохнуть. Жажда мучила невыносимо, хотя воды было вдоволь. Горло саднило, язык прилипал к нёбу. Такая прохладная, чистая вода… Облегчение от неё наступало ненадолго — чем больше пьешь, тем больше хочется.
— Быстрее! Пока мы тут тащимся, враги собирают силы! — Теодору хотелось бы дать в рожу тому, кто так кричал, не будь он сам этим человеком.
Люди ускорили шаг, но ноги все равно плелись, как у стариков.
— Еще немного, и остановимся. — добавил Лемк.
Один из ромеев рядом кивнул в ответ, когда поймал взгляд Теодора, но было видно, что сомневается. Силы были на исходе. Одежда, пропитанная потом и пылью, словно окаменела на теле. Соль выступила белыми разводами на рукавах и. Длинная колонна растянулась на сотни метров, и хвост её прятался за складки местности.
Зато ромеи сделали быстрый переход, не давая шанса возможным преследователям их нагнать.
Местные жители, ортодоксы, сообщали ромеям о движении врага.
Бейлербей Селаник — дамат Рустем-паша, силы которого недавно удалось вытеснить из Фракии, спешно собирал новые силы. Цель у него была простая: не дать нам выйти из речной долины Струмы. У него, по словам перепуганных от собственной храбрости крестьян, было тысяч двадцать человек. И состояли главным образом из арабов, гази, дели и морских разбойников из Селаник. Бывший второй город империи, великие Салоники до сих пор оставался крупным морским центром, где ошивались немалое количество смутных людей.
И вот уже ныне авангард ромеев встретился с пешими отрядами исмаилитов, завязав перестрелку. Выйти без боя из Клейдонского ущелья становилось невозможно.
На совещании, где присутствовали всё те же, самоназванные мною «офицеры» и друзья — Йованна, нагнавший их Траян, Рыжеусый, Месал, Евхит, Юх и Ховр, старались напрячь головы над тем, как опрокинуть врага.
Никому не приходилось объяснять то, что назад нам не повернуть — просто продовольствия нет. К тому навстречу могли идти янычары, а войска Рустема-паши наседали бы на пятки. И тогда ромеев бы уже ничто не спасло. Никто не хотел сарацинской милости — оказаться гребцом на галерах. Хотя в их случае, их бы в самом мягком варианте развития событий подвесили связанными верх ногами на деревьях, смотря как от прилившейся к голове крови чернеют и распухают тела.
— Вы сами слышали — по слухам их там двадцать тысяч! Нас, по моим наблюдениям, сейчас около четырех тысяч человек. Вступать в бой будет, мягко говоря, немного неосмотрительно… — вещал опытный Траян, который больше привык к разбойным налетам в своей борьбе с сарацинами. — Если нам разбиться на десяток отрядов, то мы сможем сохранить основные силы, чтобы в дальнейшем продолжить…
— Атаковать! Такие трусливые заявления мужчины не должны делать! — кто бы сомневался, что Йованна будет предлагать что-то другое. — Мы пойдем и убьём их всех! Когда в моем отряде было три десятка человек, мы могли выйти против сотни и разгромить их!
— И то были крестьяне, а ты потеряла всех своих людей!
— Бойцы умирают, чтобы обрести рай!
— Я предпочитаю убивать врагов, но не идти на смерть сам!
— Трус!
— Йованна, помолчи! Мы собрались тут, чтобы обдумать что нам сделать и время наше ограничено. Каждое мгновение идет не в нашу пользу.
— Да — начала она опять сердитым тоном и Теодор уже прикрикнул на неё:
— Молчать! Говорить только по делу! — вздохнул и уже спокойным тоном продолжил, обращаясь к македонянину:
— Есть еще доводы, чтобы отступать?
— У нас много неопытных людей, мало аркебуз и ружей, нет пушек, мало пороха…
— Кто, кроме Йованны, за то, чтобы атаковать?
Рыжеусый, Евхит, Сидир Мардаит, Юх и Ховр подняли руки. Теодору было интересно, почему за это выступили и он не удержался, чтобы не спросить у них, начиная с Ховра, о причинах.
Со своим странным акцентом Ховр объяснил:
— Там, куда мы идем, много истинно верующих, которые после нашей победы дадут нам пищу, поделятся и прочими припасами. Порох и оружие мы снимем с тел врагов. А если убежим, то покроем себя позором. обманем множество людей, и погибнем в горах от голода, если нас не убьют всех поодиночке.
— Евстафий?
— Говорят, что сарацин двадцать тысяч, но то говорят испуганные крестьяне, которые и считать-то толком не умеют.
— Юх?
— Если будем быстры, то численное количество врагов не спасёт!
— Сидир?
— Тут ущелье, особо не развернуться. Конницу они смогут тут развернуть… Да и эллины и славяне, что пришли к нам, хоть и устали, но озлоблены и хотят драки.
— Евх?
— С Божьей помощью победим!
— Ну что же, есть у меня план. Помните, как-то я рассказывал о Болгаробойце?
— Может обойдемся без истории? К месту ли история тут?
— История всегда к месту. Говорил ли я вам, что сражение то произошло как раз в этих местах?
Лемк изложил свое видение сражения, и после короткого ожесточенного спора все разбежались бегом к своим людям, чтобы начать действовать.
Немного прошло времени, как его офицеры возвратились в свои отряды, и начали выполнять задуманный план, как начали действовать сарацины. Разрозненными толпами они показывались на противоположной стороне огромного ущелья.
Теодор выстроил своих людей и тех, кто присоединился к ромеям в последнее время (в основном то были обычные крестьяне), среди которых выделялись немногочисленные мартолы — эллины на службе сарацин, навроде войнуков из болгар.
Эти новенькие представляли собой во многом ещё не самую дисциплинированную толпу. Оставалось надеяться, что их боевой дух на достаточной высоте, чтобы не убежать в решающий момент предстоящей схватки.
Поднялся прохладный ветер, который пронизывал насквозь. Под ногами хрустела опавшая хвоя, а воздух был наполнен запахом влажной земли и вообще — сыростью. Звуки природы здесь особенно звонки: журчание ручья, щебет птиц, шелест ветра в кронах деревьев — все это сливалось в гул.
Однако все перебивал звук исходящий от собравшихся людей.
Звякала амуниция, глухо звенели элементы доспехов, загремели кресала у тех, кто еще не разжег фитили. И разговоры, разговоры, разговоры… Гоплит под седлом фыркал, бил копытами и Теодор, пытаясь успокоить его и заставить стоять смирно, прилагал немалые усилия.
Теодор всмотрелся во врагов. Сарацины. Видно было около полутора тысяч человек. Но сколько их прячется за камнями и скалами? Наверняка больше. Они ведь как саранча, что сплошь покрывает землю в момент нашествия. Можно было представить бородатые лица, искаженные яростью, чьи глаза горят огнем нечестивой веры. Слышно было как они кричат призывы к своему богу. И походило то порой на дикий, звериный рев. Их было много, больше чем ромеев. Хотя условия ущелья не давали исмаилитам реализовать свое преимущество.
Сарацины стояли, ожидая команды, поправляя оружие и броню, всматриваясь в ромеев. И сердце Лемка все быстрей колотилось, охваченное той странной смесью страха и радости, которая появляется, когда исчезают мысли и не остается ничего, кроме дела.
Сперва началась перестрелка на дальней дистанции.
Периодически кто-то из врагов выстреливал из ружья или пускал стрелу из лука в сторону ромеев, не нанося никакого вреда. Но стрелы и пули свистели над головами, падали не долетая. Кто-то робкий из отряда (скорее уже даже небольшого войска) Теодора вскрикивал. Кто-то смеялся над криворукими стрелками, паля в ответ.
Масса сарацинской пехоты, облаченные в разноцветные, но преимущественно темные одежды, выстраивалась напротив. Их строй был плотным, ряды почти не колебались. По-видимому, вся их кавалерия была спешена. Среди этой массы выделялись всего только несколько всадников, облаченные в железо. Командиры. Они носились на резвых конях, размахивая сверкающими саблями.
Заметно выделялись арабы, беженцы из Мисра, нашедшие приют у румелийцев, после того, как их родину захватили анатолийцы. Еще более смуглые чем прочие сарацины, а порой и вовсе черные, они выделялись и своими традиционными одеждами. Самые порывистые кидались было вперед, нарушая строй, но командиры кричали, загоняя бойцов обратно, выравнивая линию.
По рядам ромеев раздался ропот.
Лемк нашел взглядом причину такого поведения.
Причиной ропота стал турецкий всадник. Видно его было издалека: высокий всадник на вороном коне. Яркий кафтан развевается на ветру, а на голове сверкает тюрбан. В одной руке он держал поводья. А в другой, вытянутой руке, как знамя, был зажат шест, увенчанный светловолосой головой ребенка…
Гоплит захрипел, и, дернувшись, бросился вперед, хлестанув по лицу Лемка гривой.
— Куда ты, скотина, меня несешь⁈
Сердце колотилось в груди, как бешеная птица. Мир сузился до вспышек стали, криков и запаха крови.
Гоплит, взбрыкнув, занес меня прямо в самую гущу врагов.
— Да что ты творишь?
«Вот и смерть пришла» — едва мелькнула мысль у Лемка, когда события еще более ускорились.
Один из сарацинских всадников вынесся вперёд, и воздев над головой саблю, закричал своим людям:
— Haydi! haydi! Saldırıya geç! Kafirlere ölüm! (Вперед! В атаку! Смерть неверным!)
Единственное что сумел рассмотреть Теодор в этом стремительно приближающемся воине, так это большую черную бороду.
Вот он миг и не успел бы Теодор оглянуться, как противник был уже на расстоянии в несколько лошадиных корпусов.
Лемк пригнулся к конской гриве, почти свесился в сторону, пропуская возможный удар, а потом ткнул в ту сторону своим клинком.
Всадник из Теодора был явно несамый лучший, скорее даже плохой, зато конь у него был превосходный! Гоплит бросился на вражеского коня, сарацин чуть не вылетел из седла и клинок Теодора на скорости ударил его куда-то в шею, отчего руку Лемка рвануло в сторону, чуть не выдернув из сустава.
Капли крови турка веером попали на шею Гоплита.
Ошалевший от произошедшей скоротечной схватки и видя, как полетела в сторону голова в тюрбане, в брызгах крови, Теодор вскинул руку с клинком вверх!
За его спиной раздался восторженный рёв.
А Гоплит и не думал останавливаться, снижать темп, на полном скаку приближаясь к рядам исмаилитов, которые тоже не стояли на месте.
Их ряды окутались дымами и вокруг засвистел пролетающий свинец.
Мимо.
Ни единой мысли о прошлом, настоящем или будущем в голове у Теодора не было.
У него была одна забота — сильнее держаться в седле и не выронить клинок в ноющей руке. Да еще — не сводить глаз с сарацин, что были впереди, часть из которых остановилась, смешалась от удивления увиденным. Да и когда на человека летят сотни фунтов разъяренной массы, то приходят мысли о том, что как было бы хорошо, если бы конь пробежал мимо.
Гоплит раскидал широкой грудью с десяток человек при столкновении и начал свой собственный бой, мало замечая действия того, кто у него находился на спине.
Теодор видел искаженные от ярости лица, сверкающие клинки. Одной рукой он сжимал рукоять клинка и наносил размашистые рубящие удары, а второй, с зажатыми поводьями, пытался повернуть Гоплита в сторону ромеев. Каждый удар был отчаянной попыткой выжить, каждый взмах клинка — его молитвой: прожить бы подольше! Гоплит как одержимый всеми демонами ада лягался, отбрасывая врагов, и у Лемка многие силы уходили на то, чтобы не вывалиться/вылететь из седла. Время растянулось, превратившись в бесконечную череду ударов и парирований. Лемк рубил, словно одержимый, не чувствуя боли, не замечая ран (к счастью — на тот момент несерьезных).
Через мгновения, как показалось, его ногу в бедре пропороло копье, а через какое-то время в ту же ногу, только ниже, в икру ткнули чем-то острым еще раз.
«Прямо Спартак» — отстранённо подумал Теодор какой-то часть своего сознания, которая смотрела за всем происходящим будто со стороны.
Мир вокруг превратился в кровавый туман. Пока в какой-то миг от удара его откинуло назад, и, не удержавшись в седле, полетел вниз.
Земля встретила его с такой силой, что выбила весь воздух из легких.
Он не видел, что пока Гоплит буйствовал в самом центре сарацинских сил, его люди бежали за своим вожаком, бросившись в не менее яростную атаку.
Гоплит продолжал топтать тяжелыми подковами исмаилитов, когда Теодор пытался выкарабкаться из-под падающих тел, и тех, кто топтался по нему.
Люди Лемка, дав недружный, но смертоносный залп по гуще врагов, выхватили оружия ближнего боя, или схватив горячие стволы руками, превратив ружья в импровизированные дубины, бросились вперед: круша, сминая, калеча и уничтожая стародавних врагов.
— Смърт! На ножовете!
— Mortem! ¡Muerte a los no cristianos!
— Solo Imperio! — кричали на разных языках эти люди, сражающиеся за свои жизни и восстановление Империи.