Рубеж веков-2

Глава 10

Селение, из которого был пастух, называлось Гложница. Находилось оно в милях четырех, если идти на спуск, и его при желании даже можно было увидеть, забравшись на ближайшую скалу. Гложница как река, тянулась по неглубокой долине и не могла раздаться вширь: этому мешали каменистые отроги гор.

Селение насчитывало более шести десятков домов, и было довольно зажиточным, так как через него проходила довольно удобная дорога, связывающая ещё несколько более труднодоступных селений с путем на Софию.

В этом селении был свой чорбаджи — Борис Минчев, и по словам пастуха, он пользовался не самой лучшей репутацией. Держа всё селение в кулаке с помощью всех мужчин своей семьи, он не чурался помощи сарацин в особо сложных вопросах, донося и помогая задерживать всех, кто что-либо замышлял против султана и его людей. И так он постепенно захватил как лучшие земли, занимаясь скотоводством, а также был прасолом — то есть занимался скупкой и перепродажей припасов, в основном мяса, для исмаилитской армии. Всё это он совершал несмотря на то, что сам являлся ортодоксом. И даже, говорят, заставил своего младшего сына принять чужеземную веру, чтобы было легче вести дела с санджак-беем. И он как раз находился дома.

Жалуясь, пастух между делом показал самую удобную тропинку для спуска к селению и поведал, что те овцы, которых он пас, тоже принадлежат чорбаджи Борису.

Теодор не стал откладывать то, к чему он вел людей, пошедших с ним. Ему нужна была первая победа — даже если эта победа будет над небольшим селом. Без победы, без запасов еды, уверенности в его действиях имеющаяся хрупкая власть над кучкой людей растворится, будь он хоть самим турмархом.

Лемк приказал оружие никому до приказа не доставать. Идти спокойно, на людей не бросаться.

Самые уверенные в успехе предстоящего действия были Рыжеусый Евстафий и Болтливый Константин — и их уверенность в Теодора передавалась остальным.

Оружия у них было не много: одна лемковская аркебуза, скьявона, пару сабель, парамерион, два корда и кинжалы поменьше. В случае столкновения с теми же сарацинами, им могла помочь только невероятная удача. Поэтому требовалось оружие посущественнее имеющегося.

А так, конечно, нападение на ближайшее поселение было не лучшим шагом. Теодор понимал, что нельзя нападать на ближайших, поскольку это может в дальнейшем привести сарацин, или возможных мстителей к тому месту, которое они выбрали в качестве своего места обитания. Однако место, где остался Манкуз и была могила Моленара, не слишком подходила для этого. Лемк вообще не собирался задерживаться в этих краях, а потому посчитал, что можно нападать и днём — главное, чтобы это было внезапно.

Спустившись по тропе, отряд во главе с Теодором спокойно шел по главной и единственной улице. На них оборачивались снующие по своим делам крестьяне, маленькие голопузые ребятишки, открыв рты, стояли, рассматривая их одежду и оружие, а те, что постарше, спешно бросались их забирать с улицы — «налог кровью» в этих краях никто не отменял.

«Да и может мы разбойники какие — рассуждал Теодор. — наверняка похожи на самых типичных оборванцев. Главное, чтобы не напали и не предупредили чорбаджи…»

Дом Бориса Минчева было действительно не пропустить — крепкий каменный забор выше человеческого роста огораживал самое большое подворье. За забором же виделся крепкий дом, сильно отличавшийся от прочих неказистых домиков под соломенными крышами.

Ворота были закрыты, и Теодор, передав аркебузу одному из Аркадиев, попросил помощи, после чего его подсадили.

За забором на него смотрел какой-то мужичок, у которого была то ли просто палка, то ли дубинка, и Теодор, сказав — «Привет!» ударил его кулаком в лицо, тут же откинув засов с ворот.

И вовремя! С лаем на вбежавших ромеев накинулось несколько лохматых псов. Теодору они разодрали штанину и кафтан, прежде чем их закололи. На шум, визг и скулеж выбежали мужчины и женщины с разными тяжелыми или острыми предметами в руках, отчего в последовавшей потасовке всё же оказалась пролита кровь — пусть до смертоубийства и не дошло. Защитники лежали на земле, зажимая разбитые носы и несколько на первый взгляд не слишком опасных порезов, а женщины, закрывшись платками, разбежались по дому.

— Вяжите мужчин! — крикнул Лемк возбужденным ромеям и когда это было сделано:

— Аркадии в дом, женщин в одну комнату! Детей туда же. — Стариков? туда же!

— Евстафий и Орест — стойте у ворот, смотрите чтобы никто не влез — кто через забор полезет — колите! Возьмите вилы, удобнее будет.

— Константин — залезь на крышу! Смотри по сторонам и кричи, если опасность увидишь!

— Ищем мешки! Подвал, погреб, ямку… или как она тут называется — хранилище еды. Оружие, золото-серебро-медь, одежда, металлическая посуда — и всё, что покажется ценным, кидайте вот сюда.

Лемку долго не удавалось принять во всем участие, поскольку в последующем грабеже приходилось постоянно контролировать ромеев, потому как постоянно искали его и задавали разнообразные вопросы.

— Куда постельное несешь? Оставь!

— Куры нам не нужны! Яйца тоже не бери!

— Брось подковы, они тяжелые!

Наблюдающие за улицей говорили, что в отдалении собрались мужчины села, но пока держались в отдалении. Они представляли опасность — аркебуза была одна, а если они все начнут хотя бы кидать камни, то отряду было не уйти.

— Ткань? Хорошо! Одеяла режьте, вяжите узлы.

Наконец вырвался и пробежался по дому. Всюду было ещё довольно много интересных и денежных вещиц, вроде свечей и блестящих бронзовых подсвечников.

Для Лемка в целом дом провинциального комита был одним из самых богатых жилищ, что он видел, несмотря на то, что был из столицы империи. Пусть и состоящей из одного города.

Маленькие, но довольно уютные комнаты, наполненные светом и обставленные со своеобразным вкусом. На полу лежали пестрые половики, вдоль стен — широкие лавки со спинками были покрыты домоткаными красными коврами и выложены подушками. В доме было две печки, одна из которых — железная, в самой большой комнате, которую топили только зимой, в остальное время бывшая за украшение. В божнице, перед которой горела лампада, стояли иконы, из-за которых торчали афонские лубочные картинки. По народному поверью, они приносили в дом здоровье и благодать. Вдоль стен стояли и сундуки с отрезами разнообразной ткани, самой дорогой посудой — где обнаружилось несколько фарфоровых сосудов, но куда их… Так и оставили. На стенах висели в позолоченных рамках так называемые ксилографии — гравюре на дереве.

Когда всё было на первый взгляд осмотрено, всё похожее на ценность стащено в кучу, пришло время разговора с самим чорбаджи Борисом.

Не старый ещё мужчина, но с седовласый, начинающий полнеть, но вполне крепкий, потирал освобожденные от веревок руки и заплывший глаз.

Ему Лемк и заявил, что освободит их и не спалит дом всего за 6000 акче. Посмотрев, как у чорбаджи открывается заплывший глаз, добавил, что если он найдет деньги за пару часов, то от суммы можно будет вычесть одну тысячу.

Чорбаджи упорно и всячески уверял, заглядывая Теодору в глаза, что у них ничего нет, максимум, что может найти — это тысячу-полторы.

— Нет нужной суммы? Тогда этих мужчин уведем с собой. А дом спалим.

Чорбаджи угрюмо смотрел на ромеев вообще и Теодора в частности, исподлобья. Впрочем, без всякого эффекта — Лемку его было не жаль.

Была у него на самом деле забрать мужчин, чтобы они помогли унести часть добычи подальше в горы, где её можно было бы припрятать. Что с ними делать потом… там видно будет. Отпустил бы, наверное. Чорбаджи увидел в лице Теодора что-то свое:

— Трябва да си тръгна… — проронил он. — Обещавам, че няма да избягам. Но трябва да не ме следят. (Мне надо отлучиться… Даю слово, что не убегу. Но мне надо, чтобы за мной не следили.)

— Бог с тобой, комит, иди.

Прошло менее часа, когда он принёс довольно большую шкатулку, даже скорее сундучок. Поцарапанный, с обломанной по краям металлической фурнитурой. Принял из рук Минчева — увесистый! Фунтов десять точно будет. Откинув крышку, увидел монеты, действительно акче, или как их ещё называют латиняне — асперы, поменяли владельца.

Они тут были разные — румелийские из Ускуба, силистрийские, измирские. Потертые и новые, обрезанные и вполне целые… Можно было бы придираться, но Теодор и на такое не надеялся!

5000 серебряных акче — это была сумма в несколько раз большая, чем получил бы Лемк на службе за три года! Старшим десятником!

Пришли мысли о том, что им недоплачивают, что слишком за малую сумму их отправляют на смерть

Зимой немного добавили к выплатам и теперь оплата в армии составляла: 18 гроссо, больших денариев, в месяц солдату. 25 декарху. 45 старшему декарху.

5000 монет! Это более сорока золотых анатолийских алтынов или, как их ещё называют, пиастров!

А может у чорбаджи ещё осталось? Нет, нельзя так поступать — остановил Теодор сам себя. Да, наличие таких денег у сельского заправилы сразу показывало, что тут ещё не прошла жадная до чужих богатств армия. Ромеи и присоединившиеся чужеземцы выбили у этого чиновника всё до последней монеты.

Отобрали всё, что казалось ценным и нужным — котел, сыры, копченые колбасы, полендвицы — вяленое мясо, соль, специи, новое, но короткое фитильное ружье с дрянным пороховым мякишем в мешочке вместо нормального пороха…

— Ай-яй-яй! А ведь — а ведь ортодоксам у исмаилитов запрещено иметь оружие! Выходит — мы вас спасаем!…

…косы, топоры, цепы, металлические вилы, ткани, свечи и прочую мелочевку.

Часть погрузили на коней, хоть из-за своих ран и не могли нести много, но получили тоже достойно.

Уходили тем же путем, что и пришли, провожаемые угрюмой семьей Минчевых. Теодор вышел первым, держа аркебузу с зажженым фитилем в руках и тюком за спиной. За ним уже вышли и остальные.

Их уходу никто не препятствовал, никто не бил в клепало — железную доску, заменяющую колокол — набат.

Пастух отошел с отарой ушел не слишком далеко и его легко нашли. Увидев тяжело нагруженных ромеев, он даже обрадовался:

— Этот прыдле (вонючка) Борис жив?

— Жив.

— Жаль.

— Мы возьмем у тебя десяток баранов/овец, но можешь сказать, что…

— Забрали двенацать.

— Именно. И скажи ещё, что нас было не столько, сколько видишь, а в два раза больше.

Лемк опасался преследования, а большие силы всё-таки собрать сложнее.

— Добро! Я вижу, что у вас конь охромел… Вы это… Дайте ему больше отдыха и чаще промывайте холодной водой ногу, она и пройдёт…

— Благодарим за совет! Вот тебе ещё — горсть мелких монет высыпалась вновь пастуху в руки — это тебе.

— Я не могу принять это.

— Бери. Это за работу, которую хочу предложить…

— Из меня плохой воин…

— И не требуется. Ответь, где можно раздобыть оружие?

— Известно где — у басурман!

— А конкретнее?

— В сторожках, крепостицах.

— Где тут ближайшие такие?

— Да вот в Асенях — это если спускаться вон по той дороге и выйти к Вите и повернуть по течению вниз, к устью. Там вскоре и можно увидеть кулату (крепость).

— А ещё где?

— Остальные дальше, в городках — в Голяме, Тетьве, Джуре, Сопте…

— А знаешь ли ты что о пленниках после сражения на Вите, что было несколько дней назад?

— Не видел, но люди говорят, что вроде были… Если и есть, то в Самурджи или Софии… Забери своё серебро, не много я ответил.

— Нет, это твое. Счастливо!

Не чувствующие усталости, на подъёме всех чувств, ромеи поднимались по склону. Потребововалось несколько часов, чтобы обойти гору. Устав, сделали привал, перекусив добычей.

Не прошло и получаса, как Орест, предупредил об опасности, которой оказался бегущий к ним загорелый босоногий мальчик. Густые русые волосы и оживленные глаза, который сверкали от чувства любопытства и страха.

— Ой-ой, чичо (дядя), отпустите!

— Кто такой?

— Аз съм Михал, от Грожец, баща ми е овчар! Той ви каза да предадете, че чорбаджи Борис е изпратил човек в Асен и Глата за помощ! И там винаги има турци! Трябва да бягате! (Я Михал, из Грожеца, мой отец пастух! Он вам велел передать, что чорбаджи Борис послал человека в Асен и Глату за помощью! А там там турки всегда есть! Вам убегать надо!)

— Спасибо тебе… Как ты нас так быстро догнал?

— Да, тук можете бързо да вървите по пътеки през планината, ако знаете къде… и отивате там? (Да тут тропками через гору можно быстро идти, если знаешь куда… А вы вон туда идете?)

— Допустим.

— Там бързо ще ви намерят! (Там вас быстро найдут).

Он быстро-быстро говорил и ромеи еле поспевали понимать, что он им твердит:

— Отидете там, когато скалите отидат, можете да се разпръснете и да се скриете много, основното е да обикаляте къщите на турчина! И там има пещери, в които преди юнаки и хайдуци се криеха. (Вы вон туда идите, там когда скалы пойдут, можно много куда разойтись и спрятаться, главное дома турка Маханю обойти! И там пещеры есть, в которых раньше юнаки и гайдуки прятались.)

— А не знаешь случаем сколько «турчиней» в Асеневе и Глате?

— Да, петдесет глави на коне! Страшно и в желязо! (Да голов пятьдесят на конях! Страшные и в железе!)

— Ещё раз спасибо!

— Благодаря ви за месото! (Это вам спасибо за мясо!) — звонко рассмеялся парень и убежал.

Чесались руки устроить засаду на тех всадников, но два ружья…

— Живей, потом отдохнём! Подъём, ромеи!

К ночи они уже затаились в пещерах, в весьма заросшем месте, где и переждали опасность. Всадники если и были, не стали подниматься к этим местам по склону.

Переждав вечер не разводя костров. Там же поделили добычу по жребию. Теодору выделили несколько долей. А также он оставил себе большую часть серебра — назначив себя временным логофет-казначеем отряда.

Вернулись позже в лагерь полными триумфаторами. Внешне выглядели достойно — гора тюков, пусть крестьянское — но оружие. Большая часть встречала их с завистью, кроме латинян. Те тоже после ухода Лемка совершили налёт на село. Только если Теодор пошёл на запад, то те пошли на восток. Успехи были менее скромные, так как их и было немного меньше, и подрались хорошо с местными, а также и сами раны получили, да ещё в итоге и двух женщин притащили для удовлетворения естества.

Всё хорошее настроение Теодора как рукой сняло. Ему надоело безвольно опускать руки, пятная принципы Бусико, которым он когда-то старался следовать, которые когда-то и привели его в армию. И он не собирался вот так просто потакать тому, что увидел и что был в силах изменить. Наблюдать за тем, как берут силой женщин, бесчестят их, он не собирался.

— Ты полоумный кретин, Манкузо! Ты зачем ссоришься с местными, которые только и могут помочь в нашем не самом простом положении! Зачем притащил женщин⁈

— Пошёл прочь, сопляк! Не тебе мне советовать! Мужчины нуждаются в обществе женщин, даже не спрашивая их согласия! Особенно у каких-то крестьянок!

Славянки, видя ссору среди захвативших их людей, тихо плакали, посматривая на Лемка с надеждой.

— Тебе предстоит отпустить их.

Захватившие девушек люди остолбенели от таких слов. Даже ромеи в этом были не согласны с Лемком.

Со злостью глядя на окружающих, молодой протодекарх говорил объяснял солдатам:

— Вы хотите, чтобы болгары, которые знают тут все тропки, навели на нас псов султана? Вы хотите бежать, прятаться от каждой тени или жить вольготно, в сытости и уважении, пользуясь ласками женщин не по принуждению? А ведь какая женщина может устоять перед бравыми воинами? И какая будет ласкова с грязным и грубым разбойником, что похитил её из семьи? Именно с их помощью мы сможем не только вернуться в нашу армию, но и сделать это вполне обеспеченными людьми!

— Смотрите! — он раскрыл сундучок чорбаджи. — Это мы заработали за один раз, за один выход и вернулись все в целости и сохранности. А вы? Ну что, ромеи? Что скажете?

Все собравшиеся в лагере давно собрались вокруг. Людей вообще прибавилось. Голодные беглецы разными путями выходили на этот укрытый в буковом лесу лагерь.

— Будь ты проклят! — заревел Манкузо, побагровев от злости. — Прочь! Прочь из моего лагеря!

— Солдаты, пора нам решить, кто всё же главный среди нас. Помните старый наш имперский принцип? Что вы скажете?