Рубеж веков-2

Глава 29

На удивление, дело Теодора рассматривалось не первым. Сперва быстро рассмотрели дела нескольких солдат, которые нарушили свои контракты. В меру тяжести совершенных преступлений (самым тяжелым считалось дезертирство и преступления против церковного имущества, затем утеря оружия и прочие) суд постановил, что кого-то перевести на галеры гребцом (а так как своего флота у империи не было, то это означало — продать на частные корабли). Другим вырвать ноздри и выжечь знак на лбу, чтобы заклеймить их как преступников, что считалось подходящим и достаточным наказанием. А также отработать ещё один срок контракта на новых рудниках с возможностью восстановиться в рядах.

Другим просто ставили на лоб клеймо раскаленным железом, пожизненно лишили места в армии и пенсии.

Все это было проделано без волокиты, сурово и эффективно.

И от такого начала озноб прошёл по коже ожидающего своей очереди Теодора.

В зале Теодор увидел много людей. Он был полон. Простонародья и солдат не было вовсе, хотя можно было ожидать, что хоть кто-то из них захочет взглянуть на этот спектакль. Но, видимо, их сюда и не пустили. Вместо них — лица в одеждах, отливающие золотом, вышитыми плащами и кафтанами, знаками орденов и в широченных набивных штанах-плундрах. Военных по виду оказалось немало, но их присутствие вызывало больше вопросов, чем доверия. Почему они не на войне, в своих частях, если империя нуждается в каждом, кто может держать оружие? Откуда здесь столько офицеров?

Группа знати, как всегда, разделялась на маленькие сообщества. Теодор сразу заметил Георгия Ховра, вернее Ховрина, окруженного своими сторонниками. Их взгляды ловили каждое движение обвиняемого — сочувствующие, не боящиеся ему приветливо кивнуть.

В другой стороне выделялись Исаак Лакапен и его окружение — Франгополы и прочие. Они разговаривали тихо, сдержанно, лишь изредка позволяя себе усмешки, неприязненные и высокомерные взгляды. Впрочем, таких взглядов было большинство.

Но больше всего внимание Лемка привлекали иностранцы, появление которых его удивило. Среди них были лица, которые Теодор знал издалека, а порой только по слухам. Из Неаполя — представитель богатейшего дома Садолето. Рядом — знаменитый иоаннит Кларамонт, рыцарь с бескомпромиссной репутацией, в окружении нескольких братьев ордена. Испанец Алонсо II де ла Куэва (интересно, почему неаполитанец не с ним? Вроде из одного государства) говорил с папским представителем Поссевино — фигура, чье присутствие здесь само по себе было символом.

На противоположной стороне зала расположились голландцы во главе с Корнелиусом Хаге, косившие глазами в сторону испанца и представителя римского главы. Венецианцы, в первую очередь Фредерико Нани, изображали привычный вид — демонстративную скуку. Флорентийцы, валахи с Раду Щербаном, представитель западного императора Джованни Марини. Большинства же не знал вовсе.

Все они смотрели на процесс так, будто это был не суд, а какую-то игра, навроде скачек, в которой каждый пытается угадать, как закончится партия.

— Что, больше развлечений нету в городе? — подумал Теодор, усмехнувшись.

Когда началось рассмотрение дела, первым взял слово прокурор/обвинитель.

Прокурор выдвинул против Теодора обвинения, сыпавшиеся одно за другим, словно удары в бою. Некоторые из них звучали настолько абсурдно, что было трудно удержаться от улыбки, но никто в зале не разделял абсурдности происходящего. К примеру, одно из главных обвинений касалось того, что Теодор освободил рабов на румелийской территории.

— Вы, Теодор Лемк, — прокурор говорил, чеканя каждое слово, — посягнули не просто на чужую собственность, но на священное право, защищенное законами империи. Вы освободили рабов, принадлежавших купцам, которые имеют торговые дела здесь, в столице великой империи! Которые платят налоги нашему государству, имеют торговые дворы, компаньонов и несут на себе бремя торговли, столь важной для благосостояния империи. Кто вы, чтобы решать судьбу их собственности?

Зал загудел, но судья поднял руку, призывая к тишине.

— Это был враг! — ответил Теодор спокойно, но твердо, не скрывая ни усталости, ни раздражения. — Рабы, о которых вы говорите, принадлежали сарацинам. Моим приказом они были освобождены, чтобы лишить врага сил, на которых тот опирается. И, что важнее, чтобы эти люди пришли на нашу сторону, укрепили наши ряды и отомстили за свою неволю.

— Но кто даст гарантию, что вы в дальнейшем не захотите освободить рабов здесь, в нашем государстве? — перебил его прокурор. — Вы однажды переступили черту. Что помешает вам сделать это снова?

Теодор сжал кулаки, но сдержал вспышку гнева.

— Освобождать рабов врагов и освобождать их здесь — разные вещи. — сказал он, глядя прямо в глаза прокурору. — Война требует решений, которые могут показаться жесткими, но в их основе всегда лежит благо империи. Рабы всегда были опасны. Вспомните Цахаса, раба-евнуха, который поднял против империи восстание, переметнулся к сарацинам, захватил Смирну, Фокею и восточные острова — Лесбос, Самос, Хиос и Родос! Который разбил имперский флот под командованием Кастамонита!

— Это не оправдание, — прокурор не отступал. — Закон есть закон. Ваши действия подрывают его основу. Вы — опасный человек, Теодор Лемк. Не потому, что проливаете человеческую кровь, а потому, что ставите себя выше законов, по которым живет империя.

— Это неправда! — скрестил руки на груди, давая понять, что больше ничего добавлять не собирается. Судя по всему, тут был не в том, кто прав, а в том, хотят ли его вообще слушать…

Суд длился час за часом, обвинение за обвинением. Приглашали даму из Адрианополя, которая рассказывала, как Лемк говорил ей, что всех рабов следует отпустить. Прокурор говорил ровным голосом, уверенным и непреклонным. Лемк стоял перед судьями неподвижно, не пытаясь оправдаться — зная, что каждое его слово будет либо перекручено, либо обращено против него.

— Ты отсиживался в горах, пока империя вела войну, — заявил прокурор. — Вместо того чтобы присоединиться к армиям басилевса, ты собирал шайку наемников, чьи действия не подчинялись имперскому уставу. Это — дезертирство, Теодор Лемк.

— В горах я не отсиживался, — отозвался Лемк. Его голос прозвучал твердо, хотя ему приходилось сдерживать негодование. — Мой отряд громил отряды сарацин, уничтожал караваны и захватывал припасы, которые в противном случае были бы использованы против нас. Это война, господа. А война не всегда ведется на равнинах, лицом к лицу.

— Как посмел раздавать звания империи? — загремел другой судья. — Ты ставил своих людей выше тех, кто заслужил свои должности честной службой. И особенно — безродную женщину! Поставить женщину во главе ромейского отряда — это плевок в лицо всему воинскому сословию!

— Её выбрали командиром сами люди. У неё есть недостатки. Однако если бы вы увидели, как она сражалась с сарацинами, вы бы поняли, что ее происхождение или пол не имеют значения.

— Ты платил своим людям больше, чем получают солдаты в армии! — вмешался третий судья. — Финансы империи не могут позволить себе такие траты!

— Я платил им за верность, за их кровь и жизни. И они служили империи не хуже тех, кто сидит здесь и считает монеты в казне.

Судьи зашумели, и один из них резко стукнул ладонью по столу, требуя тишины.

— Ты расправлялся с мирным населением, — снова начал прокурор, вернув себе власть над залом. — В Асенях и других местах. Сарацины или нет — это были поселения, и твои действия лишь усугубили ненависть к ромеям.

— Это были враги, — спокойно ответил Лемк. — Они поддерживали сарацин, давали им приют, еду, оружие. Вы называете это расправами, хотя они таковыми не являлись. Я называю это военными действиями.

— Ты грабил достойных людей, — продолжал прокурор. — Даже императорская доля добычи была ничтожно мала! Мы знаем, что ты захватывал значительные суммы. Где они теперь?

— Все средства пошли на содержание отряда. — парировал Лемк. — Без этих средств мы бы не выстояли. А императорская доля выплачена в тех количествах, сколько согласно закону мы должны были отдать золота.

Судьи продолжали слушать, но казалось, что их взгляды становились все более холодными.

— Ты вел переговоры с беем турок у Марицы. — продолжал прокурор — Что ты ему передавал?

— Я вёл переговоры о том, чтобы переправиться к Ипсале.

— А были ли у тебя права вести переговоры с вражескими военачальниками?

Теодор молчал.

— И последнее, — прокурор окинул зал торжествующим взглядом. — Ты убил благородного Антона Конталла, назначенного великим басилевсом дуксом провинции Мезия. Убил верного слугу империи!

— Антон Конталл изменил империи, — бросил Лемк, подняв голову. — Он предал василевса и вел себя как разбойник. Если бы я не остановил его, это стоило бы империи куда большего. Я передал документы через Петра Кавасила.

Все обернулись на стратега, который находился тут же.

— Документы мною были переданы новому хартуларию Роману Кармиаду.

После этого в зале повисла тишина. Судьи переглянулись. Прокурор склонился к одному из них, что-то шепнул, и тот кивнул.

— Да-да, нами получены документы. Но ещё не ясно, не подделка ли это, чтобы очернить уважаемого человека…

Прокурор продолжил:

— Мой вердикт, на основе изученных доказательств: Теодор Лемк за все преступления…

Он обвел зал взглядом.

— Достоин смерти.

Теодор не изменился в лице. Только слегка сжал губы, словно чтобы не сказать лишнего.

Защитник Теодора Лемка, в отличие от прокурора, говорил негромко, но с ясной уверенностью в каждом слове. Его выступление было сдержанным, без риторических излишеств, словно он апеллировал не к судейской скамье, а к высокопоставленным слушателям, в том числе и тем, кто мог находиться за велумом.

— Теодор Лемк, — начал защитник. — ромей. Не чужестранец, не наемник, пришедший с юга или запада ради наживы. Он один из тех, кто верил в идеалы Империи, кто принял присягу, подписав контракт, и с самого начала служил ей верой и правдой.

Он сделал паузу, чтобы дать судьям время осознать сказанное.

— В годы службы он доказал себя не раз. Он спас командира, рискуя собственной жизнью. Он заслуженно получил звание старшего десятника. А когда основные силы были разгромлены, когда многие отступили или сложили оружие, он собрал отряд из тех, кто не желал сдаваться.

Защитник поднял взгляд на собравшихся, его голос звучал чуть громче:

— Этот отряд нападал на врага в его же тылах, ослабляя сарацин и возвращая надежду тем, кто еще верил в победу. Этот отряд, под командованием Лемка, разбил почти целое войско Дамат-паши, силы которого насчитывали свыше пяти тысяч голов.

— Цифры завышены! — выкрикнул прокурор, но защитник не дрогнул.

— Возможно, — признал он спокойно. — Но факт остается фактом… Дамат-паша был отогнан, отряд ромеев добрался до империи. Теодор Лемк нанес серьезный ущерб султанату, ослабил врага. И не только мечом, но и разумом. Он передал ранее сведения о передвижении крупных сил врага, которые позволили Империи подготовиться к их ударам.

Защитник сделал еще одну паузу, обвел зал взглядом, в котором не было ни страха, ни волнения.

— Он сорвал мятеж Антона Конталла, — продолжил он. — Мятеж, который мог обернуться катастрофой. Конталл, чья измена могла стоить нам земель, с трудом возвращенных Империи. Теодор Лемк действовал не из личной выгоды, не ради обогащения, а как верный гражданин, законопослушный ромей.

Его голос слегка дрогнул.

— Да, у Лемка были ошибки, — признал защитник. — Но кто из нас безупречен? Много ли найдется таких, кто сделал больше для Империи, чем он? Если судить его, то за что? За верность? За решительность? За преданность своему императору?

Он выпрямился, сложив руки за спиной.

— Я утверждаю, что Теодор Лемк достоин награды, а не казни. И если вы, господа судьи, осудите его, вы осудите не только человека, но и саму идею Империи, ту идею, за которую он сражался, проливал кровь и жертвовал всем, что у него было.

В зале повисла тишина, тяжелая, как каменные стены, окружавшие присутствующих.

Теодор стоял неподвижно.

Судьи, сидевшие за высоким резным столом, обменивались взглядами, словно последнее слово еще не было решено.

В зале едва слышались перешептывания, глухие, как шорох сухих листьев, когда суд ушел за велум совещаться.

Для Лемка, прощающегося с жизнью, их отсутствие показалось очень коротким.

Вернувшийся старший судья встал, его голос, ровный и суровый, разрезал тишину.

— Теодор Лемк, — начал он, чуть помедлив, — рассмотрев все доводы обвинения и защиты, суд пришел к следующему решению.

Где-то в углу громко заскрипела портупея, кто-то переступил с ноги на ногу. В зале ожидание было почти осязаемым.

— Множество дел совершено тобой, — продолжил судья, — многие из которых вызывают сомнение и недовольство, но и немало тех, что принесли пользу Империи. В совокупности их суд постановляет: ты не достоин награды, но и смертной казни не достоин.

На миг Лемк задержал дыхание. Значит, его жизнь не оборвется здесь, в этом зале, под пристальными взглядами знати и военных.

Но голос судьи продолжил, как будто ему хотелось вдавить слова глубже, тяжелее.

— Контракт с тобой, Лемк, должен быть разорван. С этого момента ты изгнан с военной службы.

Эти слова словно ударили по воздуху. Лемк медленно поднял голову, глядя прямо на старшего судью. Рядом послышался глухой шепот — кто-то из зрителей поспешно перекрестился.

Судья не отвел взгляда, продолжая:

— Как сказано в военном законе, — он поднял пергамент, чтобы прочесть: — «Стратиоты пусть не занимаются ни земледелием, ни торговлей, ни государственной деятельностью, если они изгнаны с военной службы и лишены преимуществ стратиотов».

Каждое слово звучало четко, словно оно падало в пустой колодец.

Лемк стоял, как окаменевший, но внутри его горели два чувства: облегчение и горечь. Его не казнят, но что теперь делать? Как жить?

Судья опустил пергамент и произнес последнее:

— Ты свободен, Теодор Лемк. Но свобода — твоя единственная награда.

Зал на мгновение будто застыл, а затем наполнился глухим шумом голосов. Судья махнул рукой, и дверь за спиной Лемка открылась. Стражи подошли, чтобы вывести его.

Теодор медленно развернулся. Он не хотел встречаться глазами с толпой, где могли быть те, кто поддерживал его, и те, кто презирал.

А впереди была пустота.

На выходе из дворца Теодора встретила толпа. Много людей. И хотя он ожидал лишь стражу и случайных зевак, тут были люди, которых он давно не видел. Сулиот Федос Зарбас, еще более худой, стоял впереди и улыбался. Траян Лазарев, Йованна Маркова, Юц. Но за ними стояли и другие — младшие офицеры, бойцы, лица которых Теодор знал лишь мельком, но которые успели проявить себя в боях. Их было больше, чем он мог предположить: ромеи-солдаты, выбившиеся с самого дна, но уже носящие знаки отличия за службу. были здесь и те, кто шел с ним от румелийцев из Болгарии. Те, кто не подписал контракт.

Федос шагнул вперед, не дожидаясь приветствий.

— Ну что, друг, — начал он с полуулыбкой, — не ждал нас увидеть? Не могли же мы тебя оставить на растерзание бюрократам?

Слова эти, простые и честные, согрели Теодора больше, чем он готов был признать. Он обвел взглядом этих людей. Кто-то держался уверенно, кто-то сдержанно, но все они были здесь, несмотря на недоброжелательство знати, на риск испортить свое положение.

— Что ж, — тихо ответил Теодор, — рад видеть ваши лица. Даже не знал, что они могут быть для меня такими родными.

Толпа за спинами Федоса зашевелилась, кто-то хмыкнул, скрывая улыбку.

— Многие хотели прибыть. Но их задержали, а многих я отговорил. Например, Сидира Мардаита. У него скоро заканчивается срок контракта, и он сказал, что продлевать его не будет.

Но радость эта была не для всех. Стоило им выйти на улицы города, как стало ясно, что со многими у Теодора окончательно ухудшились. И если раньше многие вельможи просто не замечали Теодора, теперь они не стеснялись показать ему, что они постараются испортить ему жизнь.

В первый же день отдыха Теодор с друзьями встретил задиру, комита-примикатора, с презрительным выражением на лице.

— Лемк, — бросил тот, насмешливо перекладывая руку с эфеса на пояс. — И как тебя земля носит после того, что ты натворил?

Не успел Лемк понять, что эти слова относятся к нему, как Федос, сделал шаг вперед, словно это оскорбление бросили ему лично.

— Кто ты такой, чтобы судить? Если хочешь говорить, то говори со мной. Или клинком объясни, раз слов не хватает.

— Я сам…

— Ты полгода сидел в темнице! Вот отъешься, будешь сам таких затыкать. А пока предоставь это мне!

Задира сделал первый выпад — быстрый и стремительный. Федос отклонился, едва повернув плечо, и сабля противника рассекла пустоту.

— Ты слишком шумен!

Его сабля сверкнула, уходя в дугу. Звон металла наполнил воздух. Комит блокировал удар, но едва успел отступить, как Федос нанес следующий. Лезвия сталкивались так, что искры падали на землю.

Федос двигался грациозно, легко, словно танцуя. Его противник делал резкие шаги, пытаясь загнать его в угол, но сулиот шагал кругами, не давая захватить инициативу.

Наконец, с резким поворотом руки Федос полоснул по предплечью комита, взрезая мышцы, отчего сабля выпала из его рук, с глухим звоном упав на камни.

— «Учись владеть не только оружием, но и головой», — сказал сулиот, опуская свое лезвие. Он посмотрел на толпу. — Никто не смеет оскорблять моего друга. Кто еще хочет попробовать?

Тишина была его ответом.

В одной из множества таверн, расположенных на Месе, Теодор наблюдал за кипящей толпой, наполняющей древние улицы города новой жизнью.

— А что, не слышал? — друзья Теодора пересказывали новости с таким азартом, будто зарабатывали на этом. — Перемирие у нас с румелийцами. На десять лет! Сил воевать ни у кого не осталось, да и золота в казне едва на солдатские сапоги хватает.

— А Михая Храброго в Трансильвании убили, — подхватил другой. — Объединить княжества ему так и не удалось. Зато началась очередная каша — междоусобица, в которой дерутся все, кто может держать оружие. Опытные люди там сейчас на вес золота.

— Фессалия — полный бардак, — добавил третий, смахнув крошки со стола. — Дамат-пашу султан хотел казнить за все его провалы. Но тот, вместо того чтобы покорно сложить голову, поднял мятеж.

Отношения с Веной/Прагой и западной империей значительно ухудшились. Была ли частная инициатива Русворма непонятно. Генерала, по каким-то, ведомым лишь знати причинам освободили, и бывший главнокомандующий союзными войсками убыл прочь.

— Есть сведения о моих пропавших друзьях?

Все пасмурнели.

— Только об Илие. Его тогда при отступлении убили. Мы нашли тех, кто это видел.

— Значит не удалось ему собрать деньги на свадьбу…

— Да многих нет. Дипар погиб, как и Моленар, Янчо Златев, Първан, Ганчо Михов, Чолаков, Добрин, Корст, Енчо, Ангел и многие другие. Пропал без вести Кубяк, Арнауд. А скольким руки и ноги отрезали? Многим. Камиль и Чуботя перебежали к исмаилитам, приняли их веру.

Долго тогда вспоминали тех, кто уже не поднимет кубок вина.

— А у тебя самого какие планы?

— Раньше я хотел стать комитом. Теперь же мне этот путь отрезан. Пока поживу в Городе. Всё же не изгнали прочь. Пока деньги есть, но как надолго не хватит не знаю. Зима впереди, буду думать.

В эту зиму 1602–1603 года у него действительно накопились письма с приглашениями. Приглашали его на службу бояре из Валахии и Молдавии.

Дукс Добруджи из сторонников Ховрина, то есть дружественный партии, приглашал бороться с юрюками и прочими кочевниками в низовьях Дуная, которые мешали торговле.

А ещё была галера в Силистрии. Люди говорили, что она ещё цела. А где-то не так уж далеко закопан клад с оружием. Можно устроить набег на бывшую Вифинию или уйти южнее, пройтись м рейдом по землям бывшей имперской провинции — Киликии, а может и на Левант…

Разговор с одним из доверенных лиц Сордонто, который говорил с ленцой, но его голос был ясен, а слова точны, как удары шпага:

— Неаполь зовет вас, капитан (латиняне как-то дружно начали его так называть). Там жизнь проще, чем в Империи, и платят не так скверно. Посмотрите на этих молодцов. — Он кивнул в сторону группу моряков, лениво развалившихся на скамьях. — Эти ребята недавно выгнали банду Винченцо Грима из окрестностей Капуи. Теперь в их карманах звенит золото!

— И все это ради войны с бандитами? — Теодор поднял бровь.

— Бандиты там — не просто оборванцы с кинжалами, — усмехнулся собеседник. — У них хватит ума и наглости ограбить карету архиепископа и скрыться так, будто их унес сам дьявол. Да и для вас, человека, прошедшего многие сражения, это развлечение, а не война. Будете гонять их по холмам и виноградникам, а не сражаться на смерть за каждый фут земли.

Теодор задумался. Предложение выглядело соблазнительно. Остерии и таверны Неаполя сулили отдых, который бы ему пригодился. Если бы не отдыхал предыдущие месяцы в темнице…

— Вино, жратва, — продолжил полубандит, — комедии в Коррале. А климат, скажу вам, настоящий рай для усталого бойца. Только вот, капитан, если вы не согласитесь, придется позвать кого-нибудь другого. И когда этот «кто-то» станет героем, помните, что шанс был у вас.

Предложений хватало.

Средства были — и не только от добычи. Они честно отдали долю императору из золотых монет. Только решено было не унижать достоинство басилевса и его казначеев презренной медью, потертыми от множества рук серебряными монетами, немногими драгоценными камнями. А еще мешочек с золотыми солидами ждал его. ~4000–5000 венецианских дукат у него сейчас набиралось. Точно Лемк еще не знал.

Надо было что-то делать, что-то решать со своей жизнью. Например, можно было начинать искать корону Маврикия.

Правда от Ховра поступило предложение, когда им удалось увидеться. По виду Георгий был всё тем же смелым парнем, каким его Теодор успел запомнить в боевых делах. Он просил помочь его друзьям в Валахии, которые воевали с одним из возможных наследников на трон Империи, а значит противником Георгия.

Так он нанялся в Валахию на небольшой рейд, где один из бояр тратил свои последние деньги. Теодор заработал на этом немного золота, но попутно встретился с польскими гусарами. Их длинные копья и сверкающие доспехи выглядели внушительно. А вот противопоставить им оказалось почти нечего, кроме мушкетных выстрелов из-за укреплений. Правда и «наследник» Империи в одной из стычек погиб, и даже без помощи отряда скопефтов Лемка.

Война у боярина закончилась, как и золото в его кошельке. Наемники разбежались, кто в ближайшие кабаки, кто в поисках следующего нанимателя. Теодор, не теряя времени, собрал вокруг себя небольшой отряд, снарядил галеры и устроил набег на северную Вифинию, постаравшись выкрасть там один из старых имперских архивов, по пути разграбив окрестности.

Пока другие предавались лишь разговорам о будущем, он помогал Империи, пополнял свои сундуки и собирал сведения.

В начале осени 1604 года Теодор сидел, откинувшись на спинку стула, его ноги покоились на парапете террасы. Перед ним блестело море, на коленях лежала старая книга, а кружка с вином медленно нагревалась в руке. Издалека к нему направлялся человек, чей вид сразу выдавал иноземного дворянина. Всё в нём, от богатой перевязи до манеры поправлять перчатки, словно кричало о происхождении.

— Меня зовут Карл, — начал он, усаживаясь напротив без приглашения и наливая себе кружку критского. — Но я слышал, что это имя вам не по душе. Зовите меня Шарль.

— Шарль, значит… — лениво отозвался Теодор. — А полностью?

— Пока вам это ни о чем не скажет.

— Чем обязан?

— Я слышал о ваших приключениях и хотел бы предложить работу.

— У меня её хватает.

— Позвольте, охота на разбойников, налеты, охрана купцов?

— Чем плохо?

— Рискуете за копейки.

Теодор чуть улыбнулся.

— Не верю, что вы пришли предложить что-то без риска.

— Такие времена, капитан.

— Вот видите.

— Но я заплачу.

— И тут платят.

— Не столько.

Теодор откинул голову назад, разглядывая потолок террасы.

— Заплатите, как швейцарцам?

Шарль скривился.

— Вы всё же не швейцарец.

— Но и швейцарцев тут нет.

— Есть другие.

— Так и обращайтесь к ним.

— Обращусь, — Шарль усмехнулся. — Но вам предложу кое-что получше.

На стол легла увесистый пакет с печатью.

— Патент.

Теодор приподнял бровь, но не дотронулся до бумаги.

— Ваша карьера, признание за рубежом. Если в империи делать нечего, там вас встретят.

— Обманете.

— Нет, слово чести!

— А если ваша затея провалится?

— Патент Мантуи или Монферрата в любом случае ваш.

— Вы знаете, что я не намерен браться за работу, которая навредит моему государству?

— Само собой! Вы мне нужны против наших общих врагов!

Теодор, наконец, взял бумагу и мельком взглянул.

— А ещё знаете, что один из моих дальних предков был Бонифаций Монферратский, король Фессалоник?

Теодор усмехнулся.

— Это вы к чему?

— Просто к слову, капитан. — Шарль поднял кружку. — Решайте.

Шарль встал, пригладил плащ и направился к выходу.

— Подумайте, капитан. У вас хорошие перспективы.

Конец второй книги.

Спасибо всем тем, кто комментировал книгу. Каждому, кто поставил лайк. Отдельная благодарность за награды уважаемым людям — Евгению Капбе, Абдумалику, Anton Melnykov, Valkorion (неоднократно!), Водолазу 007, Владиславу, Максимц Сигулину, msdoz, Костя Рацик, Anton Antonov, Сергею Зыкову, Егору Алексееву, Aleksandr Wallach, S. T. C.