Русские цари

Иван V, род. 27.8.1666 г., стал царем 26.5.1682 г., коронован (вместе с Петром I) 25.6.1682 г., умер 29.1.1696 г. Отец — Алексей Михайлович (19.3.1629 29.1.1676, царствовал с 1645 по 1676 г.), мать — Мария Милославская (1.4.1626 [?] —3.3.1669). Женился в начале 1684 г. на Прасковье Салтыковой (12.10.1664 —октябрь 1723); дочери: Мария (24.3.1689 — 14.2.1694), Феодосия (4.6.1690—12.5.1691), Екатерина (29.10.1691 — 14. [25 н. с.] 6.1733, с 1716 г. супруга Карла-Леопольда Мекленбург Шверинского), Анна (28.1.1693 17.10.1740, в 1710 1711 гг. супруга герцога Фридриха-Вильгельма Курляндского, в 1711 1730 гг. герцогиня Курляндская, в 1730–1740 гг. императрица), Прасковья (24.9.1694-8.10.1731).

Софья, род. 17.9.1657 г., регентша с 26.5.1682 г., низложена 7.9.1689 г., с 21.10.1698 г. инокиня Сусанна, умерла 3.7.1704 г. в Новодевичьем монастыре.

После смерти Федора Алексеевича 27 апреля 1682 г. снова разгорелась борьба за власть, которая впервые вспыхнула за шесть лет до этого, когда умер его отец Алексей Михайлович. Причину следует искать в двух браках этого царя, поскольку семьи обеих цариц боролись за престол, каждая для своих отпрысков. Правда, это стало возможным в 1682 г. только потому, что сын царя от первого брака (с Милославской) Иван Алексеевич, которому не было еще шестнадцати лет, страдал эпилепсией, был слабоумным и почти слепым, тогда как младший брат Петр Алексеевич, сын от брака с Натальей Нарышкиной, которому суждено было войти в историю под именем Петра Великого, оказался умным и крепким. Умерший Федор (также сын от первого брака) уже с 1676 г. был настолько слаб физически, что родственник Нарышкиных А. С. Матвеев, возглавлявший Посольский приказ, попытался ограничить его правление, добившись полномочия на совместное решение вопросов для вдовы Алексея Натальи и, тем самым, для Петра, которому тогда было четыре года (см. главу «Федор Алексеевич»). За это Федор Алексеевич наказал его ссылкой в Пустозерск и конфискацией имущества. После второго брака царя Матвееву по крайней мере было разрешено приехать в Лух (под Костромой), поскольку он был крестным отцом новой царицы. Теперь снова возникла необходимость выбора между двумя сводными братьями.

В правовом отношении возведению на престол слабоумного ничто не препятствовало; прецеденты (см. главу «Федор Иванович») и, прежде всего, основанное на религии особое почитание юродивых, делали это возможным. Однако, поскольку закона о престолонаследии не было, а существовало только обычное право, то была возможна и коронация второго сына, хотя это было трудно сделать. Во всяком случае патриарх Иоаким сразу же взял на себя инициативу и начал действовать в пользу десятилетнего Петра, созвав для решения вопроса собрание, состоявшее из духовенства и находившихся в Москве знатных сановников, а также представителей городского населения. Народной массе оставалось только встретить решение собрания с ликованием. Наряду с беспокойством по поводу неспособности Ивана к управлению, решающую роль при этом, вероятно, сыграло возмущение патриарха тенденциями к латинизации, связанными с семьей умершего царя. От имени Петра, регентшей которого должна была стать его мать, была сразу же отменена ссылка Матвеева, но к моменту его возвращения 12 мая обстановка в столице принципиально изменилась.

Тем временем Милославских, еще имевших преимущество при занятии должностей в важнейших ведомствах, активно возглавила старшая сестра Федора, 24-летняя Софья, с которой он и раньше советовался по политическим вопросам. Вероятно, как и умерший царь, она была воспитана Симеоном Полоцким, а также Сильвестром Медведевым и Карионом Истоминым и поэтому была подвержена украинско-польскому влиянию. С именем Софьи связана первая попытка эмансипации женщин, которые еще со времен Древней Руси жили замкнуто. Уже ее необычное появление на погребении Федора 28 апреля произвело сенсацию, но, впрочем, привело и к ссоре с Натальей. Поскольку Софья фактически определяла политику следующих семи лет, можно считать ее предшественницей, проложившей путь императрицам 18 в. Что касается заговора весной 1682 г., то на этот счет существует мнение, что за ниточки скорее дергал глава рода, прикованный к постели И. М. Милославский.

Можно сомневаться в том, смогли бы Милославские в нормальной ситуации помешать возвращению к власти Матвеевых и Нарышкиных, как и в том, что она с самого начала планировала заговор, как утверждается в жизнеописании. Вначале она хотела только сохранить свое влияние путем возведения на трон Ивана. Для этой цели она сначала настаивала перед патриархом на праве старшего Ивана и распространяла слух о том, что Федор был отравлен. Но то, что она, наконец, добилась успеха, нужно приписать благоприятному обстоятельству: одновременно вспыхнул стрелецкий мятеж, которым она и воспользовалась.

Стрельцы — элитные войска для охраны двора и границ, созданные некогда Иваном Грозным, уже в течение длительного времени социально деградировали и были недовольны своим положением. Формирование «полков нового строя», то есть регулярного войска с иностранными офицерами, организованного по западным критериям, они восприняли как дискриминацию, так что, например, в 1680 г. сопротивлялись даже приведению своих званий в соответствие со званиями новых офицеров (см. главу «Федор Алексеевич») Хуже было то, что новые войсковые под разделения обходились дорого и из-за этого жалованья стрельцов урезались (с десяти рублей в 60-е годы до тести рублей в 1681 г.), и в то же время их лишили возможности заниматься промыслами в Москве (что соблюдалось не очень строго). Наконец, их не любило правительство за ненадежность и за то, что многие стрельцы были староверами, крайне не любил народ и даже дворяне за то, что они хватали беглых, и налогоплательщики из-за нового налога на содержание служилых людей, названного «стрелецкими деньгами». К этим причинам добавилось ставшее поводом для волнений плохое обращение с ними командиров, которые, например, заставляли стрельцов работать на себя. В феврале они уже жаловались на двоих полковников, но безрезультатно, а в апреле 1682 г. с большим успехом, но обещанному Федором строгому наказанию (во втором случае) помешала смерть царя. Поэтому новое правительство Натальи Нарышкиной сделало ошибку, выпустив из тюрьмы ненавистного стрельцам арестованного полковника Грибоедова.

Неудивительно, что в таких обстоятельствах и на фоне общего беспокойства по поводу смены монарха, прежде всего, стрелецкий полк временно отказался присягать Петру, хотя население присягнуло еще 27 апреля. Через два дня делегация от шестнадцати (из девятнадцати постоянно размещенных в Москве) стрелецких полков и одного пехотного полка (из двух) потребовала выплаты стрельцам жалованья, задержанного девятью полковниками, и оплаты их работы на этих офицеров. Наталья, желая предотвратить несчастье, согласилась на все: она приказала сначала арестовать виновных офицеров, а затем выдать их стрельцам, которые отобрали у каждого из них до 2000 рублей. Тех, кто не хотел платить, били кнутом. При этом страсти так накалились, что и другие слои населения, даже нижние чипы служилых людей и солдаты, присоединились к мятежу, который теперь был направлен против правительства. Когда 12 мая Матвеев, несмотря на предостережения, вернулся из ссылки, то застал опасную обстановку, ответственность за которую он сразу же возложил на Софью. На деле же Милославские теперь использовали мятеж для своего заговора в пользу Ивана.

На 15 мая, день гибели Дмитрия Ивановича (см. главу «Федор Иванович»), была назначена резня. На гибель были обречены 46 человек. Список был составлен заранее, и заговорщики должны были в этот день только распустить слух о том, что Иван убит Нарышкиными. Во время штурма Кремля стрельцами (за исключением одного полка) не помогло и то, что им показали живого Ивана. Им нужны были козлы отпущения, которые ответили бы за их ужасное положение. Они бушевали три дня и зарубили среди прочих А. С. Матвеева, Г. Г. Ромодановского, М. Ю. Долгорукого и Ю. А. Долгорукого, возглавлявшего до этого Стрелецкий приказ, Ф. П. Салтыкова, А. К и И. К. Нарышкиных, И. М. Языкова. Юный Петр, тоже видевший эту резню, пережил нервный шок, который сказывался на протяжении всей его жизни.

Только 18 мая стрелки без оружия вошли в Кремль. Софья не предвидела масштаба убийств и теперь старалась уменьшить его, добившись, чтобы некоторых бояр только сослали. Между тем вождем восстания и руководителем Стрелецкого приказа стал И. А. Хованский, известный военачальник. 23 мая он передал правительству требование, чтобы царствовали оба брата — Иван V и Петр I. Требование было одобрено через три дня фиктивным Земским собором вопреки возражениям патриарха, который допускал мысль только об одном царе, имея в виду Петра. Население присягнуло снова. И для этого компромисса формально требовалось «общее согласие групп населения Московского государства». Внешним проявлением этого беспрецедентного в московской истории возведения на трон двух братьев было изготовление двойного трона. Наряду с прецедентами, взятыми из всемирной истории, государственно-правовым обоснованием стала ссылка на практическое преимущество: один царь мог оставаться в Кремле, когда другой должен был отправляться на войну. Все-таки уже издавна наследнику престола присваивался титул «Великого государя», так что существовала определенная множественность понятия царствования. «Поскольку наше царское величество, так объясняли иностранцам, — означает в лице обоих Великих государей единое величество, воплощающее в себе трон, власть и царствование».

Софья пошла навстречу такому урегулированию, тем более что стрельцы потребовали, чтобы она стала регентшей. Это произошло только фактически, так как никаких документов об этом нет. Причина, вероятно, лежит в области государственного права, поскольку Иван был уже совершеннолетним, а за Петра впредь должна была бы в качестве регентши править его мать Наталья. Во всяком случае Софья сразу же подтвердила свои таланты тем, что приказала распределить среди стрельцов денежные подарки на общую сумму в 240 000 рублей. Последующие события могут стать показательным примером психологической войны, которую Софья вела против стрельцов. Теперь ее целью было отделаться от них, поскольку стрельцы дискредитировали себя кровавой бойней и были оторваны от остального населения. Это проявлялось, например, в том, что Софье удалось столкнуть лбами стрельцов и группу боярских холопов, требовавших освобождения от крепостной зависимости. Стрельцы в период террора, названного «хованщиной» по имени предводителя, разгромили Холопий приказ и уничтожили все крепостные записи. Однако большинству холопов это вовсе пе было кстати, так как они часто воспринимали зависимость как преимущество. Софья велела выпороть холопов, вручавших челобитную, именно стрельцам. Показательно, что ощутившие неуверенность стрельцы 6 июня, наконец, потребовали признания благородности целей своего восстания в письменной форме и установки на Красной площади «столпа». Действительно, был установлен такой обелиск, на котором народу объясняли, почему должно было умереть такое количество известных людей, а в жалованной грамоте цари перечисляли «злодеяния» убитых и запрещали населению называть стрельцов предателями, но одновременно призывали стрельцов к верной службе. Стрельцы потребовали заменить пользовавшееся дурной славой название своих отрядов выражением «надворная пехота».

Требования 6 июня содержали в себе своего рода политическую программу и тем самым сделали указанные события последним политическим восстанием такого неспокойного 17 в. Стрельцы требовали улучшения условий жизни, свободы от выборной службы (что усилило недоброжелательное отношение к ним населения, несшего большее бремя), устранения недостатков в административной деятельности и военном деле и снятия с должностей «плохих», то есть коррумпированных, чиновников. Кроме того, они требовали создания «кругов», органов самоуправления, несомненно, заимствованных у казаков. Круги должны были избирать уполномоченных, к которым должен был прислушиваться царь. Такой широкой программой, которая гарантировала бы стрельцам политическую власть, они пытались закрепить результаты восстания. Однако она не имела последствий, хотя правительство в тот же день согласилось на все требования. Теперь стрельцы могли найти поддержку только у староверов, для которых Хованский стал ведущей фигурой после сожжения Аввакума, которое по стечению обстоятельств произошло вечером накануне восстания. Поэтому Хованский добивался дебатов об истинной вере, что стало началом его конца. Он допустил ошибку, выступив против официальной церкви. Первоначально Хованский хотел провести дебаты до дня коронации обоих царей (25 июня), чтобы ее не устроили по новым обрядам. Но это требование не было удовлетворено, как и желание провести публичную дискуссию на Красной площади. Софья распорядилась провести дебаты в Грановитой палате, аргументируя это тем, что женщине неприлично обсуждать что-либо под открытым небом, и к тому же назначила их только на 5 июля. Когда это время пришло, Хованский потребовал от Софьи покинуть помещение, но она отказалась и стала — вместе со своей теткой Татьяной Михайловной первой женщиной в московской истории, председательствовавшей на публичном собрании. Обе женщины сидели на царских тронах, кроме них присутствовали и другие женщины, которые до тех пор никогда не появлялись на публике. Начинавшаяся революция в понимании политической роли женщины проявилась и в другом: Софья неожиданно и темпераментно вмешалась в дискуссию между патриархом, появившимся в сопровождении восьми митрополитов и множества других иерархов, и представителем стрельцов, проповедником-старовером Никитой Пустосвятом, аргументируя это тем, что Алексея Михайловича и Федора Алексеевича тоже нужно было считать еретиками, если таковым был реформатор-патриарх Никон. К этому она ловко присовокупила политический шантаж, заявив, что двор, который кормил два полка и был для многих стрельцов единственным источником пропитания, уедет из Москвы. Хованский потерпел поражение, стоившее ему еще и симпатий староверов. А православная церковь впоследствии отмечала годовщины дебатов, продолжая преследование староверов.

Уже 16 августа правительство смогло отклонить еще одно требование 4000 стрельцов о финансовой поддержке, а через четыре дня двор и высшее дворянство действительно отправились в летнюю резиденцию Коломенское, а затем в другие «потешные деревни». В этом не было ничего удивительного, но к новогодним праздникам, 1 сентября, цари должны были обязательно быть в Кремле, а этого не случилось. В результате за стрельца ми закрепилась дурная слава: они-де прогнали царей 2 сентября появилось анонимное письмо «одного стрельца и двух мещан», вероятно, состряпанное Милославским, содержавшее обвинение в том, что Хованский (который был к тому же потомком литовского великого князя Гедиминаса) хотел стать царем, женить своего сына Андрея на царской дочери, и оба планировали убийство царей, Софьи, Натальи, патриарха и многих других. Воз можно, Хованский действительно хотел взять власть свои руки, а после майской резни планы убийств также не были невероятными. Во всяком случае на основании этого широко обнародованного письма Софья смогла 17 сентября, в день своих именин, вместе с московским дворянством выдвинуть обвинение, в том числе и в государственной измене. Обвиняемых, отца и сына, выманили из Москвы другим подложным письмом и сразу же казнили без суда и следствия.

Софья, которая находилась в хорошо укрепленном Троице-Сергиевом монастыре, одновременно ловко высказывала доверие ошеломленным стрельцам. Правда, они еще раз занимали Кремль во главе со вторым сыном Хованского (Иваном), которому удалось избежать ареста, но уже 19 сентября попросили о прощении и обратились к патриарху за содействием. 8 октября регентша предъявила им ультиматум из восьми статей: они должны были отказаться от самоуправления и принятия самостоятельных решений и в конце месяца собственноручно срыть свой «столп». Когда 6 ноября правительство, наконец, вернулось в Москву, было восстановлено и название «стрельцы». Но теперь охрану Кремля взяли на себя дворянские полки, что в чисто организационном плане создало предпосылку для дворцовых переворотов 18 в. Большинство стрельцов были переведены на границу.

Софья блестяще справилась с обязанностями «государственного мужа» и спасла самодержавие. Последствия восстания, которое современники сравнивали со смутой в начале столетия, ей пришлось преодолевать еще до конца 1683 г. Но политическим фактором стрельцы отныне больше не были, их социальная деградация продолжалась. В 1685 г. от явки в суд освобождался каждый, кто был анонимно обвинен стрельцами. В 1689 г. стрельцы играли определенную роль в переходе власти к Петру (см. далее), но именно для него они были символом старой отсталой Москвы, с которой он покончил в 1698 г. (см. главу «Петр Великий»).

Теперь Софья могла править беспрепятственно. Оба царя нужны были только для праздников и приемов послов. После такого ужасного начала своего «царствования» Петр вместе с матерью и так предпочитал во второй половине 80-х годов жить за пределами Кремля. Софья вовсе не удаляла его от двора, что приписывали ей впоследствии. В начале 1684 г. Иван женился на Прасковье Салтыковой, которая родила ему пятерых дочерей. Одна из них в 18 в. стала императрицей (см. главу «Анна»), Иван, которого Петр всегда почитал как старшего брата и соправителя, умер 29 января 1696 г.

Конечно, семилетнее правление Софьи было слишком недолгим для больших дел, хотя в период еще более короткого царствования Федора было много реформ и реформаторских инициатив. Но Софья не была настолько свободна в своих решениях, она должна была в определенной степени считаться с Нарышкиными. В любом случае все возможности для того, чтобы стать реформатором имел ее основной соратник и, как считали некоторые историки, любовник, В. В. Голицын, который в последние годы правления Федора уже координировал реформы, а во время восстания был назначен главой Посольского приказа. Он продолжил внешнюю политику Ордина-Нащокина (см. главу «Алексей Михайлович») и разделял интерес Матвеева к Западу. О последнем свидетельствует его замечательная библиотека, состоявшая из 216 томов, и беседы, которые он вел с иностранцами на латыни. Неясно, были ли у него планы внутреннего развития государства. Если верить сообщениям польско-французского посланника де ла Невилля, то они касались таких радикальных проектов, как освобождение крестьян от власти помещиков и военной службы, возделывание пустынь, развитие образования, объявление религиозной терпимости и пр. Возможно, в действительности за этим крылось только лучшее использование дворянских и крестьянских ресурсов и план введения подушного налога на содержание армии.

Конкретно не проявилось ничего из этого, кроме понятного стремления гарантировать положение регентши путем проведения политики в интересах служилого дворянства, поскольку бояре в спорах между Милославскими и Нарышкиными чаще всего вели себя сдержанно. Дворянство, прежде всего, интересовали три проблемы, которые были последовательно решены правительством. Еще в 1682 г. на основе подготовительных работ, проведенных еще при Федоре Алексеевиче, наконец, приступили к долгожданному межеванию земли, в 1683 г. усилили поиск беглых крестьян, а в 1684 г. наследование выслуженных имений было приравнено к наследованию родовых имений. Благодаря последнему было достигнуто практически полное уравнивание обоих типов имений, к чему на протяжении десятилетий стремились владельцы выслуженных имений. Это отвечало самодержавной политике нивелирования, в том числе и дворянства, так что разные правительства шаг за шагом уступали этому стремлению. (Петр Великий закончил это уравнивание в 1714 г.) Поиск беглых крестьян централизованно регламентировался инструкцией для розыскных чиновников от 2 марта 1683 г., а в следующем году был распространен и на Западную Сибирь. С другой стороны, к беглецам, вступавшим в армию в южных пограничных округах, по-прежнему относились снисходительно, а в 1684 г. даже было объявлено всеобщее прекращение преследования. Межевание земли тянулось долго и продолжалось еще и при следующем монархе, поскольку не все дворяне встречали землемеров как желанных гостей, и возникало много споров.

В области экономики Софья и Голицын продолжали содействовать развитию мануфактур иностранных предпринимателей, так что второе и третье поколение семьи Марселис (см. главу «Алексей Михайлович») к этому времени имели семь железоделательных заводов. В эту семью в 1677 г. через брак вошел Генрих Бутенант, получивший в 1683 г. привилегию на плавку железной и мед ной руды на Крайнем Севере, в Олонецко-Онежском регионе. В текстильном деле ведущую роль играли голландцы С 1683 по 1689 г. братья Элиас и Матиас Табберт (Тарбет) руководили бархатной и суконной мануфактурой под Москвой; Арент Паульсен (Паулус, Павлов) в 1681 1682 гг. открыл на Московском суконном дворе шелковую мануфактуру, которая с 1685 г. перешла в собственность государства, но в 1689 г. была закрыта. В обоих случаях не было благоприятных условий для производства: персидские длинношерстные овцы не были акклиматизированы в России, а шелк, ввозившийся армянскими купцами из Персии, был попросту дешевле. Эти и другие иностранные предприниматели, хотя и получали от правительства значительные привилегии, такие, как монопольные права и освобождение от пошлин, никогда не могли бы стать собственниками своих мануфактур. Все больше и больше предприятий переходили в русские руки. Иногородняя торговля, напротив, развивалась с большим успехом, после того, как благодаря Московскому миру (см. далее) Украина получила большую безопасность, и в 1687 г. пал таможенный барьер. В этот период перестало действовать объявленное 21 января 1689 г. — через добрых три года после Потсдамского эдикта по инициативе бранденбургского посланника приглашение гугенотам обосноваться в России.

Это приглашение свидетельствует о типичной для Голицына терпимости в религиозных вопросах, которая имела положительные последствия для иностранных слобод в Москве и даже для иезуитов. Правда, она удивительно контрастировала с непреклонным преследованием староверов, которое снова разгорелось после казни Никиты Пустосвята вслед за упомянутой религиозной дискуссией. В конце 1684 г. ведомствам было дано распоряжение разыскивать староверов и, если они не отрекутся, сжигать. Проповедников и попавшихся повторно следовало немедленно казнить. Это объяснялось не только религиозным рвением Софьи и Голицына, но и основанным на опыте стрелецкого бунта страхом перед тем, что староверы могут присоединиться и к другим восстаниям. Однако сожжения не производили никакого впечатления на диссидентов, скорее даже провоцировали самоубийства, так как староверы и без того уже жили в ожидании конца света. Их предводителями были, как правило, бывшие монахи Соловецкого монастыря, бежавшие в леса после кровавого подавления их восстания в 1676 г. (см. главу «Алексей Михайлович»). Только в 1687–1688 гг. были преданы смерти в огне 2700 человек в Палеостровском монастыре, несколько тысяч в Березове (на Волоке) и еще 1500 человек в Палеострове после годичной осады монастыря.

В такой неспокойной обстановке произошло еще одно религиозное столкновение, правда, после религиозной дискуссии в Москве, на этот раз не со староверами Речь шла о борьбе между «латинским» и «греческим» направлениями, на фоне которой в искусстве и литературе того времени происходило плодотворное влияние украинской культуры на москвичей. Оба лагеря были основаны украинцами или выходцами из Западной России. Епифаний Славинецкий, развивавший греческо-ортодоксальное учение, и Симеон Полоцкий, чей западный образ мыслей допускал и «латинские отклонения». Их учениками в 80-е годы были монах Евфимий, сотрудник необразованного патриарха Иоакима, и, с другой стороны, Сильвестр Медведев. Последний, бывший дьяк Приказа тайных дел, как и его учитель, от которого он унаследовал костяк своей библиотеки, насчитывавшей под конец 539 томов, и руководство школой в Заиконоспасском монастыре, в которой было больше 23 учеников, писал стихи, но прежде всего теологические трактаты. В одном из них («Хлеб животный») и в религиозной беседе, состоявшейся в середине 1681 г., он должен был по официальному поручению опровергнуть приехавшего в Москву «кальвинистского» вольнодумца Яна Белободского. Медведев при этом придерживался давно уже принятого в Южной России римско-католического взгляда на правильный момент для приобщения святых тайн во время причастия. Во второй половине 80 х годов этот спор о причастии, как первый действительно спорный теологический вопрос, волновал православную церковь. Аналогичные мысли в свое время высказывал даже Славинецкий, но и тогда скандал не возник бы, если бы не был спровоцирован появлением двух братьев-греков Иоанникия и Софрония Лихудов.

Эти два авантюриста прибыли — как, впрочем, и Белободский — в Москву, чтобы преподавать в будущей академии, устав которой, разработанный еще Полоцким, Медведев представил Федору Алексеевичу незадолго до его смерти. После этого устав, в котором обнаруживались первые признаки влияния западного естественного права, по приказанию патриарха был переработан Евфимием таким образом, что латинское было заменено греческим, и учителя из Украины и Литвы остались не у дел. После дальнейших обсуждений латынь снова появилась в учебном плане, когда «Славяно-греко-латинская школа» (или «Эллино-славянская академия»), первая высшая школа в России, наконец, открылась в 1687 г. в помещениях Заиконоспасского монастыря. Благодаря объединению школ Богоявленского монастыря и типографии (где находился оплот «греков») — академия сначала насчитывала 28, в следующем году — 32, а в 1689 г. даже 182 ученика, изучавших — если были преподаватели наряду с языками (в том числе церковно-славянским) грамматику, поэтику, риторику, диалектику, физику и пр.

Лихуды, явившиеся с рекомендацией от иерусалимского патриарха, также помогли Евфимию в сочинении трактата против Медведева, а когда он после этого представил другую книгу («Книгу о Манне хлеба животного»), в 1688 г. сами написали направленное против него произведение. Медведев ответил еще одним трактатом «Известие истинное», но его все больше прижимали к стенке, поскольку Софья не хотела обрекать себя на упреки в том, что она допускает нападки на православие. Теологический спор стал достоянием общественности, и Софья опасалась нового раскола, тем более что многие староверы из-за неприязни к греческому влиянию симпатизировали «латинскому» направлению.

Кроме того, Софья не хотела, чтобы были перечеркнуты ее честолюбивые планы. С 1685 г. она участвовала в публичных церемониях. Таким правом, собственно говоря, обладали только цари. С середины 1686 г. она присвоила себе титул «самодержицы» и чеканила монеты со своим изображением, а несколько позже велела изобразить себя в царственной позе, и это был вообще первый реалистический женский портрет. Все это могло означать только то, что она добивалась коронации. Во всяком случае в середине 1687 г. она осведомилась у главы Стрелецкого приказа, преданного ей выходца из низов Ф. Л. Шакловитого, о возможности поддержки ее планов стрельцами. Очевидно, она не получила достаточных гарантий, поскольку стрельцы еще не отошли от шока 1682 г. Тем не менее, использование титула самодержицы (прежде лишь спорадическое, а теперь постоянное) связано с наибольшим триумфом ее регентства, а именно: подписанием Вечного мира в Москве 26 апреля (6 мая по н. с.) 1686 г.

Внешняя политика Голицына с самого начала была нацелена на ратификацию Андрусовского мирного договора (1667 г.), по которому Москва получала левобережную Украину (и правобережную часть Киева). Но это первоначально лишь фактическое разделение Украины не удовлетворяло Россию и не способствовало отношениям с Польско-Литовским государством и, как показала первая русско-турецкая война при Федоре, с Османской империей. Только сближение Речи Посполитой (и Швеции) с Габсбургской империей в начале 80-х годов, совместная победа Запада над турками под Веной (1683 г.) и, прежде всего, поражения польского короля Яна Собесского на юге Украины привели поляков к пониманию того, что нужно сотрудничать с русскими на украинско-османской границе. Для вступления России в антитурецкую коалицию — «Священную лигу» (Габсбург, Польша и Венеция), образовавшуюся в 1684 г., Польша пожертвовала своими претензиями на Украину в целом, хотя посредники при переговорах пытались получить согласие Москвы на вступление в лигу до урегулирования территориальных вопросов. Наряду со вступлением в лигу договор предусматривал и наступательный союз против османов и крымских татар. Это стало возможным благодаря признанию границ 1667 г., взаимному признанию титулов (оспориваемых со времени смуты), объявлению свободы вероисповедания для православных (насильственное обращение которых в католицизм было запрещено в Польше) и католиков (в Москве только на основе статус-кво), свободы торговли и взаимной правовой помощи, а также выплате русскими 146000 рублей «по дружбе». «Самодержица» Софья лично принимала участие в окончании переговоров, и сохранение имеющего символическое значение Киева, казалось, оправдывало ее амбиции. Ради мира с Польшей Ордин-Нащокин прежде должен был отказаться от Украины; теперь Россия имела и то, и другое. Таким урегулированием были разочарованы запорожские казаки, которые, как и их гетман Иван Самойлович, все еще надеялись на то, что Россия, возможно, овладеет и правобережной Украиной.

Естественно, султан попытался помешать польско-русским договоренностям. Он, наконец, ратифицировал Бахчисарайский мирный договор, заключенный в 1681 г. между Россией и вассалом Османской империи — государством крымских татар, позволил восстановить православную церковь в Истанбуле и проявил щедрость к посланцам церкви из Москвы, которые советовались со вселенским патриархом по вопросу, который больше всего интересовал церковь на Украине: подчинение Киевской епархии Московской патриархии. Это фактически произошло в 1685 г. и, таким образом, на год предшествовало заключению мира. Провозглашенный за несколько лет до этого русский протекторат над православными христианами под турецким игом получил более прочную основу, а мир еще долго сказывался на польском и восточном вопросе в 18 и 19 вв. С другой стороны, следствием мира с Полыней стало усиление отчужденности Софьи и патриарха Иоакима, который все больше опасался латинского влияния и поэтому тайно возлагал еще большие надежды на Петра. Уже в 1684 г. Голицын разрешил въезд в страну двум иезуитам, которые затем с 1685 г. фактически проводили в иностранной слободе римско-католические богослужения. Возможно, это было решающей ошибкой Софьи; при ее свержении патриарх не оказал ей никакой поддержки. В любом случае в свете этого становится еще более понятной борьба братьев Лихудов и Медведева.

После заключения мира союзники стали требовать нападения русских на Крым. Весной 1687 г. войска под командованием Голицына двинулись в путь, но летом, после длинного похода, степных пожаров, из-за недостатка пищи и воды поход пришлось досрочно прервать. Голицын не мог примириться с неудачей. Он утверждал, что напуганный хан отступил, и что гетман Самойлович (и без того нелюбимый казаками) якобы устроил поджог. Это было несправедливо, поскольку гетман, который уже давно ратовал за дружественную Москве политику, например, за переход Киевской епархии под юрисдикцию Москвы (проча своего родственника, епископа луцкого, в новые митрополиты), и даже предостерегал от опасностей крымской экспедиции. Теперь его сместили, сослали и заменили Иваном Мазепой. Софья, которая знала, что ее положение зависит в том числе и от успеха похода, приняла версию Голицына, а когда он, возвратившись осенью, сообщил, что погибли 40000 -50000 человек, то она публично осыпала его почестями.

Под давлением Польши, а также светских и церковных сановников Балканских стран в Москве в течение 1688 г. было принято решение о втором военном походе. Весной 1689 г., после напрасного ожидания перемирия союзников с турками, армия, опять под командованием Голицына, выступила в новый поход. На этот раз 112000 человек действительно участвовали в боях, но не справились с осадой Перекопа. Голицын, чьи способности как военачальника совершенно очевидно оставляли желать лучшего, снова вернулся в Москву. В его неудачах сыграли роль также климатические условия и отсутствие координации между союзниками, но следует положительно оценить то, что он связал руки татарам и помешал их объединению с турками. И на этот раз Голицын скрыл правду в своем отчете и, вероятно, даже умолчал о 20000 убитых и 15000 попавших в плен. Софья снова осыпала его похвалами и подарками, но катастрофу больше нельзя было утаивать.

И первый договор с Китаем не очень способствовал укреплению регентства, хотя свержение Софьи было уже решено до того, как содержание договора стало известно в Москве. После того как казачьи соединения в 1639 г. дошли до Тихоокеанского побережья, правительство с середины века начало создавать опорные пункты, что вскоре повлекло за собой вооруженные конфликты с Китаем в пограничном Приамурье. Несколько попыток России установить дипломатические отношения потерпели неудачу. Только после того, как в 1685 г. произошли бои за основанный в 1651 г. Албазин, в конце 1686 г. начали зондировать обстановку, и в 1689 г., наконец, начались переговоры при посредничестве иезуита Жербильона. В Нерчинском договоре от 27 августа 1689 г. Россия отказалась от Приамурья и за это, первым из европейских государств, получила прочные дипломатические и торговые связи с Китаем, что было тогда важнее территориальной экспансии. Россия снова продвинулась в этот район лишь в 19 в.

Ко времени заключения договора Петру уже исполнилось семнадцать лети он, по-видимому, давно хотел взять бразды правления в свои руки, тем более что его сводный брат Федор начал самостоятельно править в возрасте четырнадцати лет. Но Петр в это время обнаружил в себе склонность к мореплаванию и только с 1688 г. стал проявлять больший интерес к государственным делам. В июле 1689 г. произошли первые стычки между ним и Софьей, главным образом потому, что он отказывался участвовать в чрезмерных чествованиях Голицына и других участников второго крымского похода Взаимные подозрения в планировании убийств достигли высшей точки 7 августа, когда Петр, опасаясь нового стрелецкого бунта, бежал в Троице-Сергиев монастырь, что означало открытый разрыв с Софьей. Между ним и регентшей завязалось единоборство за расположение стрельцов, на которое пока могла рассчитывать Софья. Но когда патриарх Иоаким открыто стал на сторону Петра, Софья сама сделала попытку провести переговоры в Троице-Сергиевом монастыре. Однако ее туда не пустили, и через два дня Софья вернулась назад. Петр обвинил ее в заговоре и потребовал выдать Шакловитого. Наконец, он выиграл эту борьбу за власть благодаря тому, что на его сторону переходило все больше и больше стрельцов (а 4 сентября даже иностранная рота) и тому, что через два дня стрельцы, наконец, схватили Шакловитого, который был казнен 12 сентября после пытки на дыбе. Василий Голицын, благодаря заступничеству своего двоюродного брата Бориса, отделался лишением состояния и ссылкой. Медведеву сначала удалось бежать, но затем в январе 1690 г. он был приговорен патриаршим судом к ссылке, а в феврале казнен.

Софья уже 7 сентября 1689 г. была лишена царского титула, а через два дня заточена в Новодевичий монастырь. Петр обвинил ее в присвоении власти и намерении короноваться. В 1698 г. ее домашний арест был ужесточен: она была пострижена в монахини, приняв в иночестве имя Сусанна. Софья умерла 3 июля 1704 г. А Петр осенью 1689 г. начал свое знаменательное правление.