Русские цари

Екатерина II, род. 2.5. [по н. с.] 1729 г. в Штеттине, имя, данное при рождении, — София Фредерика Августа Анхальт-Цербстская, с 28.6.1744 г. Екатерина Алексеевна, императрица с 28.6.1762 г., коронована 22.9.1762 г., умерла 6.11.1796 г. в Царском Селе, похоронена в Петропавловской крепости. Отец — князь Христиан Август Цербст-Дорнбургский (1690–16.3.1747), мать — Иоганна Елизавета ГолштейнТогторпская (1702–19.5.1760). Вступила в брак 21.8.1745 г. с Карлом Петером Ульрихом Голштейн-Готторпским (Петр III, 21.2. [по н. с.] 1728–5.7.1762, император с 1761 по 1762 г.) Сын Павел I (20.9.1754–11/12.3.1801, император с 1796 по 1801 г.).

28 июня 1762 г. супруга правящего императора Петра III при поддержке гвардии и без протеста со стороны высших институтов государства (например, сената) провозгласила себя императрицей Екатериной II. Ее судьба необычна, так как дочь мелкого обедневшего немецкого князька стала сначала женой предполагаемого наследника престола, затем императора и, наконец, самодержицей всея Руси. Ее долгое и выдающееся правление заложило основу судьбы России в 19 в.

Она родилась 2 мая [по н. с.] 1729 г. в Штеттине и получила при рождении имя София Фредерика Августа Анхальт-Цербстская. Ее родителями были комендант князь Христиан Август Цербст-Дорнбургский, генерал, состоявший на службе прусского короля, и Елизавета Голштейн-Готторпская. До 14 лет ее воспитывали принятыми тогда методами, в соответствии с ограниченными возможностями крошечного княжеского двора в Северной Германии. Благодаря своей воспитательнице, мадемуазель Кардель, она научилась свободно говорить по-французски и познакомилась с французским литературным и интеллектуальным наследием 17 в. Придворный пастор Перар и ее немецкий воспитатель Вагнер познакомили ее с проникнутым благочестием лютеранством и немецкими формами теории естественного права. Когда Софии было 13 лет, ее судьба неожиданно изменилась. Патрон ее отца, прусский король Фридрих II рекомендовал ее русской императрице Елизавете в качестве невесты для ее племянника, юного герцога Карла Петера Голштейн-Готторпского, которого императрица назначила своим наследником под именем великого князя Петра Федоровича. Последний был привезен в Санкт-Петербург, чтобы получить воспитание под надзором своей тетки. Предложение Фридриха отвечало тогдашней пропрусской политике России и собственным интересам короля, желавшего усилить поддержку России для борьбы с его главным врагом — Австрией. В сопровождении своей тщеславной и назойливой матери, которая надеялась играть важную роль на европейской политической сцене, юная принцесса София в феврале. 1744 г. приехала в Россию с твердым намерением стать настоящей русской императрицей, как она позже писала в своих мемуарах. Благодаря своим врожденным способностям и осознанному желанию понравиться, она очарована императрицу Елизавету и ее окружение. 28 июня 1744 г. она была обручена с великим князем и крещена Екатериной Алексеевной.

Последующие семнадцать лет, до смерти Елизаветы в 1761 г., Екатерина посвятила укреплению своих позиций при ненадежном и обманчивом санкт-петербургском дворе и выработке собственных представлений. И то, и другое ей с успехом удалось, хотя иногда она и подвергалась опасности. Она пережила колебания императорской благосклонности и обошла силки дворцовых интриг, хотя отношения с мужем, не разделявшим ее склонностей и интересов, быстро ухудшились. Она приняла близко к сердцу совет английского посла и использовала свое свободное время, которого было в избытке, для того, чтобы жадно и с большим успехом читать произведения французских философов и немецкие юридические и политические трактаты. 20 сентября 1754 г. Екатерина родила великого князя Павла, обеспечив тем самым наследование престола после поколения, к которому принадлежали ее муж и она сама. Дворцовая политика и иностранные интриги привели Екатерину в последние годы жизни Елизаветы на ведущую, но в то же время и незащищенную позицию, тем более что великий князь Петр был поглощен военными играми в своем дворце в Ораниенбауме и не мог обеспечить себе сторонников в гвардии и среди сановников. Пошел слух, что Елизавета может лишить великого князя Петра наследства в пользу Павла, назначив регентшей его мать. Однако Елизавета умерла, не приняв окончательного решения, и великий князь унаследовал престол под именем Петра III.

Деятельность и проблемы Петра во время его короткого правления детально рассмотрены в другой главе этой книги (см. главу «Петр III»), Его свержение 28 июня 1762 г. было результатом недовольства влиятельных кругов правящей верхушки, а также интриг и заговоров Екатерины и ее сторонников при дворе, в гвардии и среди осевших в стране иностранцев. Сам переворот, а также высказанная некоторыми придворными партиями поддержка возведения на престол великого князя Павла под регентством его матери дали повод для вопросов о легитимности Екатерины. И хотя ее правление с самого начала казалось довольно надежным, Екатерине пришлось быть очень осторожной, поскольку любое неправильное действие с ее стороны могло привести к возникновению сильной оппозиции и угрозе потерять престол. Помня об этой опасности, Екатерина II в тронной речи подчеркнула неспособность своего мужа к управлению, предательство им национальных интересов и пренебрежение религиозными традициями России; она также поспешила подтвердить привилегии дворянства, свое уважение к церкви, выход России из Семилетней войны и угрозу похода против Дании, а также про-прусскую внешнюю политику.

Необходимость укрепления легитимности и потребность в достоверной информации о настроении и положении населения побудили Екатерину в 1767 г. сделать необычный шаг — созвать собрание выборных представителей, Комиссию об уложении, которая должна была обсудить и подготовить проект Уложения. Это в некоторых отношениях напоминало Земские соборы 17 в. Однако духовенство было представлено только одним депутатом от Священного синода, равно как и другие центральные правительственные учреждения, чем ярко иллюстрируется тот факт, что со времен Петра Великого церковь рассматривалась только как одна из ветвей императорского правления. Всем свободным сословиям (естественно, за исключением духовенства) разрешалось участвовать в комиссии, в том числе и государственным крестьянам и некоренным жителям России. Таким образом, выборы послужили тому, чтобы способствовать своего рода идентификации отдельных сословий государства. Каждый депутат, выбранный в рамках громоздкой многоступенчатой процедуры, привез с собой наказ (или скорее «cahier tie doleances»), содержавший потребности или желания его избирателей. Екатерина разработала собственный проект наказа, в котором чувствовалось сильное влияние Монтескье, Бильфельда и Беккариа и который должен был служить инструкцией для комиссии. Он состоял из целого ряда общих принципов, выведенных из основных идей просвещения и камерализма, но существенно подкреплявших неприкосновенность самодержавия. Индивидуальные инструкции и дебаты (тексты которых сегодня большей частью опубликованы) дали информацию для разработки собственного законодательства Екатерины и для ознакомления историков с положением страны и настроениями в то время. На заседаниях комиссии, которую держал под строгим контролем ее председатель, генерал А. И. Бибиков, обсуждались представленные отдельными комитетами предложения, касавшиеся правового статуса, прав и привилегий каждого сословия. Так как дискуссии затянулись и возникали неудобные вопросы (крепостное право, монополистические привилегии отдельных сословий), требовавшие обстоятельного обсуждения, то Екатерина в 1768 г. под предлогом начала войны с Турцией отложила комиссию на неопределенный срок.

Чему научили императрицу «наказы» и дебаты в кодификационной комиссии? Первый урок, который могла извлечь Екатерина, состоял в том, что население ее государства следовало разделить на функциональные социальные сословия. Дворяне претендовали на исключительное право находиться на государственной службе и быть землевладельцами. Как землевладельцы, дворяне, кроме того, претендовали на привилегию (не обязательно исключительную) перерабатывать продукты своих имений и торговать ими, одновременно требуя исключительного права на использование крепостного труда. Однако прочный фронт этих требований пробивало отсутствие единства в вопросах определения дворянства и принадлежности к дворянскому сословию. Дворянство оказалось «домом, поделенным между собой*: русские дворяне, семьи которых поколениями находились на царской службе, желали такого доступа к дворянскому статусу, который ограничивался бы наследственным правом и лишь в порядке исключения присваивался бы по милости монарха. Они выступали против автоматического жалования дворянства за выслугу (в соответствии с предписаниями «Табели о рангах» Петра Великого), тем более что производство в чин могло быть осуществлено командующими и административными учреждениями. Представители выслуженного дворянства с периферии Центральной России (то есть украинцы, казаки) хотели сохранить свой новый дворянский статус, полученный в результате подъема по ступеням табели о рангах, и не закрывать доступ к нему другим людям такого же происхождения, надеявшимся присоединиться к привилегированной группе путём выслуги (если и не за заслуги).

Требование дворянства о монополии на землю, заселенную крепостными, оспаривалось купечеством, простыми горожанами и государственными крестьянами. Со своей стороны, горожане хотели ограничить осуществление торговой и производственной деятельности (на мануфактурах) членами своих сословий. Они предприняли атаку по двум направлениям: с одной стороны, против дворян, которые контролировали доступ к сырью, получаемому в их имениях, и поощряли не связанную с сельским хозяйством деятельность своих крепостных (поскольку она приносила им прибыль), а с другой — против крестьян, занимавшихся торговлей и имевших доступ к городским рынкам, не неся бремени, лежавшего на городских жителях, и не принадлежа к городскому населению. Горожане — особенно торговцы и производители товаров — атаковали дворянскую монополию на ресурсы, которые добывались в имениях под землей (минеральные руды) или на земле (леса), а также на доходы от труда крепостных при изготовлении товаров или в горной промышленности. Представители государственных крестьян также претендовали на монополию на свои статус и связанные с этим виды экономической деятельности. Государственные крестьяне, прежде всего, требовали права на свободную торговлю на территории всего государства. Эти противоречивые интересы и требования ясно показали императрице и ее советникам, что русское общество безнадежно разделено и, вследствие этого, опасность образования коалиций с целью борьбы за реформы и изменения очень мала. Если смотреть в целом, то автократии ничто не угрожало, так как каждый считал, что только самодержец в состоянии сохранить равновесие и гарантировать безопасность отдельных сословий общества.

Однако самые прямодушные представители всех сословий выдвинули два принципиальных требования: усовершенствование формы правления и судебных инстанций на местном уровне и, как следствие, участие местного общества (через представителей) в управлении на благо сословий. Такие требования, шедшие в направлении организации общества на базе корпорированных сословий, определенно уходили корнями в социальную организацию на основе обязательной государственной службы (по службе, по тяглу) в ее традиционных московских проявлениях, бытовавших до второй половины 18 в. С этим было связано представление о том, что безопасность отдельного человека и его собственности является делом функционеров, которые должны быть выбраны (или по крайней мере назначены) из числа членов каждого сословия. Это особенно касалось тех дворян, которые считали, что должны принимать непосредственное участие в управлении интересами их сословий. В связи с этим выдвигалось требование об организации большого числа доступных и более совершенных учебных заведений для элиты. В вопросе о статусе свободных и крепостных крестьян дебаты комиссии, как и ожидалось, показали наличие глубоких противоречий между недворянами и дворянами и даже определенное расхождение мнений в среде самого дворянства. Из этого императрица могла легко заключить, что жители ее государства очень разъединены, и что она не должна обращать на них особого внимания. Таким образом, интересы политической стабильности и дворянства, владевшего крепостными, имели большее значение, чем абстрактные требования социальной справедливости и человечности или общей экономической пользы. Екатерина II практически ничего не сделала для того, чтобы действительно ослабить крепостное право, хотя время от времени затрагивала эту тему.

Политику, которая была бы направлена на усиление экономического потенциала России, на словах одобряли представители всех сословий, хотя представление о функциональных монополиях противоречило сущности современных доктрин и доступу каждого отдельного человека к материальным благам. В любом случае Екатерина должна была стимулировать и поддерживать экономическое развитие: были разработаны практические методы межевания земли, которое было запланировано во время правления Елизаветы, и межевание началось в 1766 г., хотя закончилось только в 19 в. Политика фаворита Елизаветы И. И. Шувалова показала, что, за исключением сельского хозяйства, экономическое предпринимательство лучше всего было предоставить недворянским классам. Екатерина предоставила монополию дворянству на владение заселенными землями, но разрешила тем, кто хотел и мог, осуществлять любые другие виды экономической деятельности. Внутренняя торговля велась беспошлинно, сеть дорог и каналов была улучшена и, что еще важнее, всем классам были предоставлены больший простор для действий и большие свободы при заселении новоприобретенных земель, особенно на Украине и в Крыму. Чтобы содействовать «модернизации» и улучшению сельского хозяйства, Екатерина II организовала в 1765 г. Императорское свободное экономическое общество, которое вскоре стало клиринговой палатой и ведущей организацией, распространявшей технические ноу-хау и информацию об экономических условиях. В некоторых областях Россия стала ведущим производителем и поставщиком (например, железа и стали), хотя большой ущерб ей наносили транспортные трудности. Сеть жизнеспособных в экономическом отношении городов стала гуще. Утверждали даже (Е. Тарле, Г. Розман), что Россия во второй половине 18 в. была экономически развитой страной по тогдашнему европейскому стандарту, хотя снова утратила это преимущество в первые десятилетия следующего века.

Со времен Петра Великого русское государство постоянно урезало политическую роль церкви и ослабляло ее экономический статус. Бесхозяйственность церкви на ее землях и стремление государства контролировать доходы, которые приносили ей крепостные, вызвали к жизни планы секуляризации всей церковной земли или ее части. Елизавета активно планировала секуляризацию, Петр III прокламировал ее несвязно и сумбурно. Поспешная мера Петра вызвала хаос и беспорядок, а в некоторых случаях даже бунты среди крестьян, работавших на церковных землях. Чтобы внести в этот процесс немного права и порядка, Екатерина II утвердила в 1764 г. указ о секуляризации, но подготовила и вводила его в действие так, что предотвратила мятеж. Крепостные церкви стали государственными крепостными («экономическими крестьянами») и были вынуждены ежегодно платить оброк в размере одного рубля на душу (лицо мужского пола). Одним росчерком пера почти 800 000 душ стали государственными крестьянами, дававшими налоговые поступления и создававшими ядро заселенной земли для вознаграждения фаворитов и дворян. Екатерина резко критиковала тех, кто имел иное мнение, например митрополита Арсения Мацеевича, и, таким образом, с самого начала пресекла любое сопротивление и любую критику со стороны духовенства. Под влиянием западных идей и примеров (впрочем, и в порядке возобновления политики Петра III) она практиковала веротерпимость при условии, что это не нанесет вред интересам государства. Жесткое преследование Елизаветой староверов было прекращено; всем христианским конфессиям было позволено оказывать духовную поддержку своим верующим, а государство принимало и уважало религиозные обряды и институты нехристианского населения (мусульман, буддистов, иудеев). Екатерина зашла так далеко, что содействовала возникновению неправославных поселений на новоприобретенных территориях, включая еврейские поселения. В некоторых случаях такая политика веротерпимости давала повод для резкой критики и сильного сопротивления, если казалось, что она облегчала экономическую конкуренцию. Например, после разделов Польши по распоряжению Екатерины евреям было разрешено селиться только в гетто, что было ответом на возмущение верного традициям московского купечества, боявшегося конкуренции с их стороны.

Наконец, императрица приняла близко к сердцу выраженную депутатами кодификационной комиссии потребность в широких экономических реформах и создании правовых рамок для самостоятельности корпораций и организации элитных сословий империи. Прежде чем обратиться к этим мероприятиям, мы рассмотрим внешнеполитические и военные вопросы, поскольку они представляли собой очень важные аспекты и облегчали внутренние реформы.

При Екатерине II была осуществлена наибольшая экспансия государства со времен завоевания бассейна Волги и Сибири в 16–17 вв. В период ее правления были аннексированы большая часть Южной Украины и Крым. Во время раздела Польши большая часть ее отошла к России. Присоединение северного побережья Черного моря и морские победы в восточной части Средиземного моря во время второй войны с Турцией позволили России играть решающую роль в делах Балканских стран и Юго-Восточной Европы, хотя одновременно возросла опасность конфликта с Австрией. Таким образом, Екатерина была вынуждена играть активную роль в европейской дипломатии, что выразилось во вмешательстве в дела Швеции, перевороте в Польше (когда она одновременно добилась роли арбитра и гаранта конституции Священной Римской империи [Тешенский мир 1779 г.]) и, наконец, ее членстве (но не активном участии) в коалиции монархов против Французской революции. В период ее правления были также сделаны первые действенные шаги, приведшие в конце концов к проникновению России на Кавказ и последующему его присоединению.

Победы России в (первой) русско-турецкой войне 1768–1774 гг. привели к заключению Кючук-Кайнарджийского мирного договора, обеспечившего Российской империи все северное побережье Черного моря до устья Буга, по существу установившего русский протекторат над Крымом, который был преобразован в независимое от Османской империи ханство, и признавшего за Россией право надзора над христианским населением турецкого государства на Балканах и его защиты. Вторая победная война против Турции (1787–1791 гг.) подтвердила аннексию Россией Крыма (1783 г.), а экспедиции русского флота в Средиземном море (высадка на Пелопоннесе, морская победа в Чесменской бухте) укрепили престиж империи в Юго-Восточной Европе и подтвердили ее право защищать и поддерживать независимость христианских балканских народов.

Дипломатические маневры, сопровождавшие первую войну с Турцией, заставили Фридриха II предложить Австрии, России и Пруссии возмещение за счет Польско-Литовского государства. Под предлогом защиты некатолического (то есть лютеранского и православного) христианского населения Речи Посполитой и сохранения ее традиционной конституции, три монархии разделили государство в три этапа: 1772 г., 1793 г., 1795 г., причем последний положил конец существованию Польши как независимого государства. Доля России' составила всю восточную часть прежней Речи Посполитой, то есть литовские и белорусские провинции, и большую часть Великой Польши. Благодаря распространению суверенитета России на запад, под ее контроль попали все земли, населенные восточными славянами, а ее границы были защищены от вражеских нападений (в 18 в. они происходили довольно редко) и, что было еще важнее, от бегства крепостных из области императорской юрисдикции. С другой стороны, в результате разделов образовались границы с Пруссией и Австрией, потребовавшие больших военных затрат и большего участия в центрально-европейских делах. Еще более существенным было то, что аннексия польских земель принесла с собой большое количество новых национальных и религиозных меньшинств: католическую Польшу, которая не хотела примириться ни с потерей независимости, ни со своим второстепенным статусом, и евреев, опыта обращения с которыми русское правительство не имело, что стало впоследствии источником серьезных экономических и социальных проблем. Кроме того, новые провинции, отобранные у Польши, требовали полицейского надзора и военного присутствия, что истощало и без того ограниченные финансовые ресурсы. До середины 19 в. от польских провинций не получали экономических выгод, тогда как культурные были скорее скромными, зато политический ущерб был действительно очень велик.

Присоединение Южной Украины и Крыма сразу оказалось выгодным для империи. Оно открыло для сельскохозяйственной колонизации и использования большую часть Черноземья, а основание таких приморских центров, как Николаев и Одесса — последняя в будущем приобрела большое значение для торговли, — сделало возможным значительное увеличение поставок зерна в Западную Европу. Однако экономическое развитие Южной Украины не было лишено негативных черт, главной из которых было распространение крепостного права и укрепление плантационного хозяйства, которое, правда, оказалось полезным для богатых и имевших хорошие связи дворян, независимо от того, были ли они русскими, украинцами или принадлежали к другим национальностям. Они задешево получили большие земельные угодья, которые обрабатывались крепостными, переселенными из центральных провинций.

Энергичное привлечение иностранных колонистов, осуществлявшееся под покровительством первого «вице-короля» этого региона, князя Г. А. Потемкина-Таврического, привело на юг новые группы представителей национальных меньшинств (греков, армян и грузин, евреев, немцев), в то время как коренное население Крыма большей частью переселилось в Турцию, а те, кто остался, обнищали. Надежды на то, что привлеченные немецкие поселенцы (и другие переселенцы из Центральной и Западной Европы) поднимут уровень русской сельскохозяйственной технологии и производительности, не оправдались. Хотя после первоначального периода неуправляемости и нужды на Украине и вдоль Дона процветало много немецких сельскохозяйственных поселений, которые должны были стать образцом для русских крестьян, но их примеру не следовали, и они оставались изолированными островками благополучия посреди моря середняков и бедных крестьян, завидовавших чужакам.

Здесь следует сказать и о национальной политике Екатерины. В отличие от своих предшественников с их «благосклонным пренебрежением» (или жестокой эксплуатацией), она рассматривала положение дел с точки зрения идей просвещения, согласно которым человечество должно пройти через все основные «стадии социального развития». В соответствии с этим социально-экономическая организация, как сказал бы «домарксистский марксист», базировалась на способе производства и образе жизни: охотники и собиратели, кочующие скотоводы, оседлые фермеры и городские торговцы. Русские вступили в последнюю, высшую стадию, а другие национальности нужно было поднять до их уровня. По процесс следовало осуществлять постепенно, с как можно меньшим принуждением. Правительство должно было с помощью административных и законодательных распоряжений подвести каждую этническую группу ж тому, чтобы она приняла более высокий стандарт жизни. Стимулируя постоянное поселение иностранцев и расширение помощи для экономического преобразования России, правительство добивалось того, чтобы национальные элиты включались в русский истеблишмент, занимали должности в административных и правовых институтах, брали на себя ведущую роль и показывали пример поведения остальной части своего народа и, таким образом, интегрировались бы в более высокую старорусскую культуру и социальную организацию. Такая политика шла рука об руку со стимулированием сельского хозяйства (согласно физиократическим правилам) и развитием экономического потенциала всех частей империи.

Одновременно следует подчеркнуть, что Екатерина занималась не только русификацией в лингвистическом, религиозном или культурном плане. Русификация, по ее мнению, стала бы следствием социального и экономического преобразования и включения в административные и правовые институты империи. Не одобрялись ни принудительное обращение в православную веру, ни тем более навязывание языка или культурных норм. Эта политика довольно хорошо работала в разных национальных элитах и небольших, относительно простых этнических группах. Однако ее было не так легко реализовать в случае просвещенного и более сложного общества. Ясно, что такая политика перестала быть удовлетворительной, как только в кильватере дальнейшей европеизации и под влиянием событий 1789 г. и романтизма в Россию проник современный национализм. Но Екатерина II и ее сотрудники не могли предвидеть такого развития. В любом случае политику Екатерины, включая веротерпимость можно считать дальновидной, просвещенной и либеральной для того времени.

Расширение империи принесло с собой административную централизацию, а также социокультурную интеграцию и единообразие пограничных областей, которые раньше находились вне зоны действия центральных правительственных органов. Территориальная экспансия, административная централизация и стремление к социальному единообразию в разной мере проявлялись уже с 17 в. Они стали причиной многих больших крестьянских и казачьих восстаний, которые периодически происходили в отдаленных провинциях империи с момента воцарения династии Романовых. При Екатерине мы видим последнее и, возможно, самое продолжительное и опасное из восстаний, которые иногда распространялись на центральные регионы. Казачьи войска на Днепре и Дону были точкой притяжения для беглых крепостных, бродяг и староверов, бежавших от репрессивных мер Санкт-Петербурга. Их традиционные социополитические институты и автономия начали быстро исчезать с тех пор, как правительство, не нуждавшееся в их службе как прежде, попыталось поставить их под единообразный бюрократический контроль. Такова была, например, судьба донских казаков в момент воцарения Екатерины. Недовольство усиливалось трениями между руководством и широкими массами по поводу справедливого распределения экономических ресурсов и контроля над ними (например, отвод мест для рыболовства на Дону, Волге и в Каспийском море и его налогообложение). В конце концов в 1773 г. восстание снова разгорелось и охватило районы Нижнего Дона и Урала.

Восстание возглавил казак-старовер Емельян Пугачев, который выдавал себя за Петра III, чудесным образом спасшегося от рук убийц. Он обещал староверам полную свободу вероисповедания, крепостным статус и права государственных крестьян, казакам восстановление их самоуправления и традиционной организации. Однако в своей штаб-квартире он имитировал структуру правительства в Санкт-Петербурге, присваивая своим товарищам титулы и чины и назначая их на «придворные» и «правительственные» должности. Его воззвания и призывы привлекали крестьян, работавших на рудниках и фабриках Урала. Реакция местных жителей других национальностей (например, башкир) и постоянных рабочих металлургических заводов на Урале была намного более сдержанной и противоречивой. Они были готовы присоединиться к Пугачеву, чтобы получить контроль над своими территориями и предприятиями, но отказывались следовать за ним за границы своих земель и не поддерживали те его цели, которые касались потребностей и желаний других религиозных и социальных группировок. Поскольку Пугачев сначала встретил лишь незначительное сопротивление слабых и рассеянных на больших территориях вооруженных сил, он занял Оренбург, что позволило ему контролировать Южный Урал. После этого он временно занял Казань, откуда его восстание грозило перекинуться на Центральную Россию. Теперь его воззвания обещали частным крепостным свободу и призывали их к уничтожению хозяев и всего, что относилось к дворянскому образу жизни: имения и загородные дома грабили и сжигали, помещиков и их семьи убивали. Угроза со стороны Пугачева, находившегося на пути к Москве, вызвала панику в столицах.

После того как армия Екатерины перестала участвовать в турецкой войне, императрица послала войска на восток, и Пугачев был разбит. Поддержка Пугачева так же быстро таяла, как в начале лавинообразно нарастала. Он бежал к своим донским казакам, которые, однако, выдали его правительственным войскам. Его привезли в Москву, осудили вместе с его приверженцами и казнили 10 января 1775 г. Екатерина распустила уральских казаков и реорганизовала казачьи войска, начав с Войска Донского. Казаки были включены в состав русской армии; они потеряли право выбирать своих атаманов, которые с этого времени назначались командованием императорской армии. Большая масса казаков сохранила свою личную свободу и право на общинную собственность на земли; верхушка казаков получила возможность войти в систему чинов русского служилого дворянства с правом приобретения земли и крепостных на индивидуальной основе. Представители казачьего руководства постепенно поднимались по служебной лестнице, в то время как основная масса казаков превратилась в привилегированных и относительно зажиточных воинов-крестьян.

Восстание Пугачева вскрыло принципиальные недостатки русского провинциального управления: недостаточную занятость и слабый контроль. Екатерина осознала необходимость быстро и коренным образом реформировать местную администрацию и создать сословные организации, чтобы исключить возможность повторения массовых восстаний. Внимание императрицы в следующие десять лет было направлено на разработку важных законов, касавшихся провинциальной жизни и управления. В результате были приняты такие законы, в рамках которых протекала русская жизнь в провинции до конца крепостного права, а может и самой империи.

Законодательная деятельность Екатерины, прежде всегда, интерпретировалась двояко: во-первых, как «просвещенный» маскарад (или спектакль), чтобы сделать ее самодержавное правление более привлекательным для прогрессивного общественного мнения за границей; во-вторых, как система мер, способствовавших повышению ведущей роли дворянства (от поддержки которого она якобы зависела), особенно на местном уровне для контроля над крепостными. В последние десятилетия на Западе акценты в интерпретации сместились. Но сначала мы обобщим важнейшие законодательные акты или проекты.

«Учреждением для управления губернии» (1775 г.) страна была разделена на 40 губерний, каждая из которых насчитывала от 200 000 до 300 000 жителей. Во главе губернии стоял губернатор. Некоторые из этих губерний в центральных регионах (и некоторых пограничных районах) были объединены в генерал-губернаторства, возглавлявшиеся генерал-губернаторами. Губернии, в свою очередь, делились на уезды с населением в 20 000 — 30 000 человек, со своими уездными городами и уездными администрациями. Это, естественно, привело к значительному увеличению числа городов, хотя некоторые из них были чисто административными центрами, не игравшими роли в экономике. Произошел также ощутимый рост количества чиновников и расходов на управление. Назначенные императрицей (и отвечавшие перед ней) губернаторы были также подотчетны сенату. Они опирались на штат чиновников, каждый из которых занимался отдельной сферой управления (финансы, налоги, торговля и т. д.) и был подотчетен соответствующей коллегии в Санкт-Петербурге, в то время как весь орган власти в целом подчинялся сенату и получал от него указания. На уездном уровне существовала аналогичная, хотя и несколько упрощенная, организация, подчиненная губернатору и его ведомству. Кроме того, дворянство каждого уезда выбирало уездного исправника, выполнявшего общие полицейские функции, а также наделенного правовой и дисциплинарной властью в менее важных случаях.

Дворянство губернии каждые три года выбирало предводителя (кандидат должен был быть утвержден губернатором), который заботился об интересах своих избирателей, как, например, об опеке над вдовами и сиротами, доверенном управлении их собственностью и передаче (через губернатора) петиций суверену о нуждах дворянства в провинции. Столицы губерний и большие уездные города имели аналогичную организацию управления, но в упрощенной форме и подчиненную непосредственно губернатору. Городской голова и совет, выбранный из высших чинов городских зарегистрированных гильдий, консультировали назначенных чиновников и поддерживали их в муниципальных делах и контроле городского населения. Главной целью «Учреждения для управления губернии» была деконцентрация управления и более близкое знакомство местных чиновников с условиями жизни и потребностями тех, кем они управляли. Была создана эффективная и густая сеть сообщения между местными органами власти и центральными учреждениями, особенно сенатом, умелый и энергичный генеральный прокурор которого, князь А. Вяземский, был координатором, контролером и инициатором многих дел во время правления Екатерины.

Само это краткое резюме показывает, что успех политики деконцентрации сильно зависел от участия местной элиты в процессе управления и судопроизводства. В отличие от своих предшественников, особенно Петра Великого, Екатерина не хотела, чтобы такое участие было частью обязательной службы. Чтение книг позволило ей с самого начала понять, что принуждение не является лучшим путем к развитию инициативы или творческого сотрудничества. Первым шагом в направлении добровольного участия «общества» в управлении стали выбор депутатов в Комиссию об уложении и разработка инструкций для нее — все это оказало благотворное действие на развитие группового самосознания разных классов и сословий государства (за исключением частных крепостных и духовенства, как мы видели). Чтобы социальные группы, сословия или классы государства стали реальностью, а не оставались благим намерением, следовало придать им определенную постоянную организационную структуру и определить их права, обязанности, привилегии и условия. Это сделала Екатерина II, подписав две грамоты и подготовив проект третьей, которая, однако, не была ни опубликована, ни выполнена. Целью всех их было формальное образование важнейших сословий государства и придание им одинаковой внутренней организации и автономии.

Как и следовало ожидать, преимущественное положение заняло дворянство, и грамота ему была выдана в первую очередь, а именно 21 апреля 1785 г. В ней подробно излагались права, предоставленные дворянству. Короче говоря, жалованная грамота дворянству утвердила со здание корпоративных собраний, введенных для выборов уложенной комиссии и реорганизации местного самоуправления. Дворянство каждой губернии признавалось общественным объединением, контролирующим состав своих членов. Каждый дворянин, имевший поместье в губернии, мог стать членом корпорации, но для приема вновь прибывших и недавно пожалованных в дворянство требовалось согласие остальных членов губернского собрания. Поскольку более богатые дворяне имели владения в разных губерниях, то они были членами разных губернских дворянских собраний и должны были участвовать в делах каждого. Вместе с освобождением от обязательной службы (совершенным Петром III 18 февраля 1762 г.) и вновь созданными учреждениями местного самоуправления грамота имела два важных последствия: дала ведущему сословию государства ощущение группового тождества, а также корпоративный статус и независимость; и в то же время воодушевила дворянство на то, чтобы вернуться на землю, поселиться в поместьях (хотя бы временно) и принимать участие в местных делах. Регулярные выборы способствовали тому, чтобы дворяне собирались по причинам общественного характера и для посредничества при браках. Это укрепляло личные и семейные связи и способствовало формированию своего рода общественного интереса, солидарности и укреплению статуса. Жалованная грамота дворянству содействовала становлению дворянства как узаконенного корпоративного объединения с собственной организацией, наполненного сознанием собственного достоинства, ответственности и своих интересов.

Такое же значение имели положения грамоты, гарантировавшие защиту личности и имущества дворян: в уголовном судопроизводстве выносить приговоры дворянам могли только представители дворянского сословия; дворянин мог лишиться своего дворянского статуса только по суду с утверждения государя; дворяне освобождались от телесных наказаний, произвольного ареста, конфискации имущества (в случае лишения собственности по приговору суда их имущество чаще переходило к законным наследникам, чем к государству). Дворянин получал полное право распоряжаться своими угодьями и всеми надземными и подземными ресурсами. Однако происхождение дворянского статуса оставалось таким же двусмысленным, как и до тех пор: дворянином считался тот, кто отличился, личными качествами (предположительно приобретенными в результате воспитания) и успехами на государственной службе, своими или своих предков. К тем, кто получал дворянский титул на основании «Табели о рангах», подходили так же, но заносили в особую часть дворянской росписи. Однако для того, чтобы быть выбранным на важную должность, необходимо было иметь высокий служебный чин; происхождение и богатство позволяли только участвовать в выборах.

Жалованная грамота городам, подписанная в тот же день, что и грамота дворянству, определяла город как отдельную географическую единицу и организовывала его население как единую корпорацию, разделенную, однако, на шесть разрядов. Члены каждого разряда в разной степени обладали правом выбирать и быть избранными городским головой или в городскую думу. Городская администрация была поставлена под еще более жесткий контроль выборных чиновников, чем уездная и губернская администрация. На практике должности в городской администрации были скорее обязанностью для имущих членов городской корпорации, и они старались избежать этой утомительной службы. Развитие городской (недворянской) культурной жизни и городского общества сдерживалось тем, что самыми богатыми, образованными и культурными горожанами были именно те, кто не входил в городские корпорации — местные дворяне, чиновники, гарнизонные офицеры, иностранцы.

Тесно связан с жалованной грамотой городам Полицейский устав (собственно говоря, «Устав благочиния») от 8 апреля 1782 г. Это распоряжение должно было способствовать «цивилизованному поведению» и регулировать, в частности, юрисдикцию и практику городской полиции, причем полицию здесь следует понимать в духе «Policey» королевского строя во Франции, то есть как порядочное управление. Города были разделены на кварталы, жители которых выбирали персонал полиции, пожарной охраны и здравоохранения, которому давались подробные указания, определявшие его ответственность. Система имела также дидактическую функцию: «цивилизовать» городское население и вывести его на путь «модернизации». Здесь Екатерина осознанно обратилась к модели полицейских организаций Парижа и Берлина, хотя и в несколько упрощенной и авторитарной форме.

Третья грамота осталась в проекте; она касалась деревенского самоуправления государственных крестьян. Государственные крестьяне на деревенском и уездном уровне признавались «корпорацией», членами которой были главы всех дворов. Они должны были регулярно собираться и выбирать управляющего и подчиненных ему «должностных лиц» (сотников и десятников), которые отвечали за соблюдение закона и поддержание порядка, улаживали мелкие споры, наказывали за незначительные проступки, собирали налоги, планировали коммунальные работы (ремонт улиц, мостов и пр.) и содействовали государственным чиновникам в выполнении их обязанностей. Грамота большей частью ориентировалась на немецкие деревенские правила, а также на традиционную русскую общинную практику, а ее главной целью было отстранить государство от вмешательства в повседневную жизнь крестьян. Проект также показывает, что Екатерина рассматривала крестьянство (государственное) как корпоративное сословие, аналогичное мещанскому и дворянскому сословию, хотя и нуждающееся в более пристальном «патриархальном» контроле.

На основании имеющихся в распоряжении источников нельзя с определенностью сказать, рассматривала ли императрица грамоту как типовые правила для организации общин частных крестьян, в том случае, если они в один прекрасный день были бы освобождены от контроля и ответственности своих владельцев. Некоторые мысли, содержавшиеся в проекте, были взяты на вооружение во времена Александра I и Николая I и смогли снова принести пользу в 60-е годы 19 в. В любом случае, проект грамоты (частично примененный во вновь образованной Екатеринославской губернии в 1787 г.) подкрепляет утверждение о том, что Екатерина имела в виду постепенную отмену обязанностей крепостных, находившихся в частной собственности, однако, осознавая интересы дворянства, действовала осторожно и оставила свои намерения при первых признаках сопротивления.

В 18 в. население государства увеличилось примерно на 150 %. Новоприобретенные территории дали не более трети прироста (только присоединенные польские области были густо населены). Согласно первой «ревизии» 1719 г. в стране насчитывалось примерно 7,8 млн душ, подлежавших обложению налогом, тогда как по пятой переписи (1795 г.) уже 18,7 млн (в течение первой переписи возникали цифры 7,5 или 14 млн). Крестьянство составляло примерно 90 %, дворянство — 1,5 %, а городское население — 3–4 %; остальная доля приходилась на разные группы, в первую очередь на кочующие племена. Крестьяне несли основное бремя налогов; каждая «душа» (лицо мужского пола) платила подушную подать, которая оставалась стабильной на протяжении всего столетия; с учетом инфляции она даже уменьшилась. Поскольку подушная подать не приносила достаточных доходов, то ее пришлось дополнить целым рядом косвенных налогов (например, на соль, на водку и т. д.), которые также существенно обременяли крестьянство и во второй половине 18 в. давали более половины государственных доходов.

Несколько групп крестьян находились в кабальной зависимости: принадлежавшие государству (они были при вязаны к деревенским общинам, в определенной мере имели самоуправление, платили ежегодный налог (оброк) и могли быть привлечены к исполнению различных обязанностей для местной администрации), принадлежавшие императорской семье, принадлежавшие церкви (как уже говорилось, эти крестьяне в 1764 г. стали государственны ми) и, наконец, находившиеся в частной собственности. Последние были крепостными в прямом смысле слова. Количество свободных крестьян (также разных категорий) было небольшим, большинство из них были рассеяны по стране и жили прежде всего в окраинных губерниях. Первоначально прикрепленные только к земле, крепостные отдельных хозяев после введения Петром Великим подушной подати были освобождены от такого прикрепления и превращены в движимое имущество, которым владелец мог распоряжаться по своему желанию. Однако в подавляющем большинстве случаев владельцы (которые часто бывали в отъезде по служебным делам) не вмешивались в дела крепостных крестьян, живших в их деревнях и занимавшихся повседневной работой. Жизнь крепостных, прислуживавших в домах хозяев, зачастую была трагической и небезопасной. Поскольку они были полностью отданы на произвол своих господ, то испытывали на себе всю социальную и психологическую (моральную) тяжесть крепостничества. Такая судьба могла постигнуть любого крестьянина.

Большинство крестьян были вынуждены обрабатывать землю своих владельцев наряду со своей собственной по системе барщины, которая была тем тяжелее, чем большие площади пахотных земель приобретали хозяева; так что в конце 18 в. многим крестьянам для обработки собственной земли оставалось только воскресенье. В принципе хозяин должен был отдавать часть урожая на содержание своих крепостных и на их питание в случае массового голода, но на практике это создавало много возможностей для произвола и злоупотреблений. Хозяин также мог позволить своим крепостным на больший или меньший срок покидать имение, чтобы найти где-нибудь в другом месте доходное дело (отход); в качестве ответной услуги крепостной платил годовой оброк. Обычно это был один рубль, но к концу столетия сумма существенно увеличилась. Согласно новейшим исследованиям западных историков повсеместно было обычным сочетание обоих типов принуждения — барщины и оброка — в одном и том же имении. В любом случае, крестьяне, работавшие на барщине, находились под непосредственным контролем и надзором своих господ (или их управляющих) и эксплуатировались беспощаднее, чем те, которым было позволено работать так, как они считали нужным для уплаты оброка.

Эксплуатация труда крепостных не делала автоматически из дворянина-помещика состоятельного человека. В действительности служилый дворянин, владевший имением, как правило, был довольно беден. Хотя земли было в избытке, но никогда не хватало рабочей силы для того, чтобы сделать землю урожайной в суровых географических и климатических условиях на большей части Европейской России. Кроме того, мы не должны забывать, что сельскохозяйственная технология была очень примитивной. Поскольку рабочая сила была решающим фактором, что подтверждается налогообложением каждого работника, то неудивительно, что богатство помещика определялось количеством «душ», находившихся в его владении. Подсчитано, что дворянин для того, чтобы выполнять свои обязанности по службе, дать своим сыновьям определенное воспитание для подготовки к службе и вести, хотя и скромную, но подобающую дворянину жизнь, должен был иметь не менее 100 крепостных (мужского пола). Но такое количество душ имели лишь 18 % дворян (у 51 % было меньше 20 душ), только 1 % дворян, имевших более 1000 крепостных, можно было считать действительно состоятельными. Доход подавляющего большинства дворян от их поместий был чрезвычайно маленьким. Это объяснялось не столько недостаточной производительностью труда крестьян и суровыми климатическими условиями, сколько следующими причинами как правило, выслуженные земли находились в разных деревнях и довольно часто в разных уездах или даже губерниях во многих случаях дворянин владел только частью деревни (или крестьянской общины), порой лишь парой дворов, а остальные принадлежали другим дворянам. Такое, напоминавшее лоскутное одеяло, чередование полосок земли (чресполосица), обрабатываемых крепостными разных хозяев, снижало эффективность труда и давало урожаи, которых хватало только на прокорм тех, кто возделывал земли, а для хозяина оставалось всего ничего. Такая «система», требовавшая единодушного согласия и совместных действий всех собственников и их крестьян, практически не допускала усовершенствований и технических новшеств. Урожаи в сельском хозяйстве России были чрезвычайно низкими. В среднем они чуть больше чем вдвое или втрое превышали посев. Ввиду примитивной техники хранения и консервации зерна, неурожай, опасность которого постоянно существовала в суровом и непредсказуемом климате, угрожал массовым голодом. Жизнь на грани голодной смерти способствовала настороженному отношению крестьян к изменениям, которые могли повредить будущему урожаю. Главным правилом «моральной экономики» для русского крестьянина — особенно крепостного на барщине — было противиться переменам и оказывать досадное, но упорное и действенное сопротивление любому новшеству, даже если это было «усовершенствование», которое хотел ввести хозяин.

Следует также сказать, что крестьянин имел и другие источники дохода. Долгие зимние месяцы во многих частях России давали возможность заниматься ремеслами и надомным трудом. Крестьянский труд использовался в городах в форме извоза, строительных работ, ремесла и работ по дому. Дворяне, жившие в городах, часто позволяли умелым крепостным самостоятельно работать на частных заказчиков, что создавало для городских ремесленников несправедливую конкуренцию и было причиной слаборазвитости мануфактур и промышленности в городах. Поскольку как владелец, так и правительство вели учет только применительно к оброку и налогам при производстве зерна, то крестьянин мог свободно распоряжаться своими доходами от других видов деятельности. Это был совершенно нормальный способ зарабатывания денег для уплаты налогов или даже инвестиций, а также стимул для выращивания конопли и льна, которые большей частью экспортировались, или же для разведения скота для производства кож и жира, продававшихся как на внутреннем, так и на внешнем рынке. И, наконец, крестьяне занимались торговлей. Императорское законодательство от Елизаветы до Екатерины расширило возможности крестьян заниматься торговлей, а помещики поддерживали эту деятельность, чтобы извлечь выгоду для себя. Ежегодные поставки продуктов из имений своим хозяевам, жившим в столицах или в других городах, давали крестьянам возможность продавать товары на свой собственный счет (или на счет своих соседей). Снабжение больших городов и армейских подразделений было связано с закупкой и транспортировкой большого количества пшеницы (или других продуктов), что привело к созданию слоя «торговых крестьян», значительное богатство которых позволяло им получать от правительства на откуп налоги или торговлю вином. В конце 18 в. начал появляться класс крестьян-предпринимателей. Однако ввиду ненадежности статуса крепостного, из-за которой удачливый торговец или ремесленник мог потерять свое богатство по прихоти хозяина, процесс этот шел очень медленно. Тем не менее этот феномен помогает объяснить выживание крепостных крестьян и военную мощь государства на протяжении всего 18 в., несмотря на бремя и тяжесть крепостнической системы, которая для половины крестьян была идентична рабству.

Проводя децентрализацию губернского управления, Екатерина в то же время хотела придать центральному управлению всеобъемлющую функциональную организацию. Она пыталась, хотя и с переменным успехом, четко и полностью отделить судопроизводство от управления, введя судебную иерархию, начинавшуюся с совместного суда, своего рода третейского суда по взаимному согласию, над которым в качестве высшего апелляционного суда был поставлен департамент сената (хотя каждое дело могло быть решено по императорскому повелению). Структура коллегий была соответствующим образом усовершенствована, и они фактически превращались в единовластные министерства. В начале правления Екатерины влиятельный дипломат граф Н. И. Панин представил проект Императорского совета, который должен был состоять из высокопоставленных правительственных сановников и назначенных представителей губерний. Совет задумывался как чисто консультативный орган, обладавший полномочием представлять предложения на рассмотрение императрице и контролировать формальное единообразие законодательных актов и связь между ними. Но Екатерина (и враги Панина) рассматривали совет как первый шаг к ограничению авторитета самодержавия. Проект был отклонен, однако его основные идеи, касавшиеся улучшения информации и связи применительно к состоянию и потребностям страны, не были забыты. Собственноручные наброски проектов за последние 15 лет правления Екатерины указывают на то, что она, например, думала об исполнительной палате, состоявшей частью из выборных, частью из назначенных представителей свободных сословий из губерний. Хотя они должны были играть в первую очередь роль информаторов и консультантов, но их присутствие и формальное участие в создании законов должны были улучшить связь между центральными учреждениями и населением губерний.

Хотя проект исполнительной палаты не был реализован, он свидетельствует о том, что Екатерина намеревалась высвободить самостоятельные и независимые силы в дворянских и мещанских сословиях и способствовать развитию буржуазного общества из хозяйственной, образованной, и социальной элиты. В любом случае, она в течение всего своего правления сознательно и последовательно покровительствовала и содействовала таким формам социальной организации, которые строились на корпоративной идентичности, безопасности и независимости, и тем самым стимулировала формирование общества активных, творческих и образованных людей, которое можно назвать буржуазным обществом. В этом смысле она сознательно отказалась от старомосковской и петровской практики регламентации обязанностей и службы правительством, а отдала предпочтение добровольному участию и инициативе.

Екатерина II более отчетливо и осознанно, чем Петр I, ощущала связь между западноевропейским социально-политическим прогрессом и основной концепцией, лежавшей в основе идеологии и культуры европейской элиты. Ее собственное воспитание и последующее изучение политической, юридической, экономической и художественной просветительской литературы того времени, а также откровенно прагматичный образ мыслей дали Екатерине хорошее понимание связи теории с практикой. Поэтому неудивительно, что она активно участвовала в культурной жизни двора и Санкт-Петербурга, а также была покровительницей искусств. Имея личную склонность и обостренное чувство того, что мы сегодня называем «public relations», императрица поддерживала оживленные контакты с корифеями западноевропейского и центрально-европейского просвещения. Она не только жадно читала их труды, причем даже тех авторов, которых не признавала (например, Руссо), но и переписывалась со многими из них (Вольтером, Дидро, Даламбером, Мерсье Деларивьером, Гриммом), поощряла и приглашала их, хотя и не всегда с успехом, на службу. Она следила за тем, чтобы ее наиболее значительные законодательные акты (Большой наказ, жалованные грамоты) сразу же переводились на европейские языки и распространялись за границей. Она была также великой строительницей и коллекционером произведений искусств (Эрмитаж) и демонстрировала свои коллекции общественности. Екатерина была не в последнюю очередь страстной писательницей, которая писала нравоучительные эссе, пьесы и сатирические повести, издавала журналы и поддерживала научные исследования и сочинения.

Главной целью Екатерины II было содействие современному, просвещенному и эффективному воспитанию. В первые годы правления она воспользовалась советом и помощью И. И. Бецкого для реформирования образования выходцев из высших слоев. Бецкой переработал учебный план Кадетского корпуса, чтобы сделать его воспитательным (а не только учебным) заведением для представителей правящего класса. Он намеревался воспитывать всесторонне образованных господ, при этом знакомил их с лучшими произведениями литературы, стимулировал их собственные творческие усилия в культурной сфере и пытался развить у них понимание личного достоинства и ценностей, отказываясь от строгой дисциплины и телесных наказаний и доверяя их чувству чести и стыда при оценке их поведения. Не остались без внимания и дочери дворян, поскольку они были будущими матерями и первыми учительницами своих детей, тех детей, которые должны были впоследствии принимать активное участие в судьбе страны и государства. Екатерина и Бецкой основали для них Смольный институт благородных девиц, прототип всех женских учебных заведений в 19 в. Кроме того, Бецкой основал учреждения для воспитания сирот и брошенных детей, которые должны были служить для создания «третьего сословия» из ремесленников и специалистов (и их жен).

Во второй половине своего правления Екатерина попробовала создать систему школ для горожан неблагородного происхождения. В 1782 г. она по рекомендации императора Иосифа II и Иоганна Игнатия Фельбигера (реформатора австрийской образовательной системы) пригласила в Россию Теодора Янковича де Мириево, проведшего школьные реформы Марии Терезии у сербов в Банате, и поручила ему организовать сеть народных училищ. В дополнение к этому Екатерина основала Комиссию народных училищ под председательством своего прежнего фаворита П. В. Завадовского, которая под руководством де Мириево разрабатывала правила и уставы для училищ: в каждой губернской столице должно было быть такое училище и, кроме того, учебные заведения для девочек. План не был полностью выполнен, но опорная сеть училищ послужила позднее основой для более широких реформ Александра I и может считаться первым шагом к созданию системы общественных школ, охватывающих все государство.

Высших учебных заведений, полученных Екатериной в наследство от ее предшественников, не коснулись коренные изменения. В Академии наук она продолжала поддерживать постепенную русификацию персонала и научных сотрудников. Академия имела хорошую репутацию на Западе, и под ее эгидой предпринималось все большее количество экспедиций, открытия и отчеты которых распространялись через «Ведомости» академии. Единственный университет в России был основан в Москве в 1755 г. При Екатерине он не очень процветал, поскольку его выпускники не получали преимущества при продвижении по службе, а это не привлекало в университет студентов из высших слоев общества. Однако был сделан новый шаг к тому, чтобы сделать учебу в университете более полезной для государственной службы — создана кафедра русского права. Ее первым заведующим был С. Е. Десницкий, выпускник университета в Глазго, где он слушал лекции Адама Смита. Наряду с лекциями по русскому праву (на русском языке), Десницкий знакомил своих слушателей и с английским общим правом, с сочинениями Блэкстоуна и, вероятно, с шотландским просвещением. Таким образом, он подготовил почву для пробуждения живого интереса к теориям английского и французского естественного права и политической экономии во время правления Александра I. Наконец, Екатерина вдохновила княгиню Е. Р. Дашкову на создание Российской академии, которая подобно Французской академии должна была заботиться о чистоте русского языка и способствовать его лучшему употреблению и изучению. Академия выпустила «Словарь русского языка», разные издания которого служили стандартным справочным пособием еще во времена Пушкина.

Безопасность и благосостояние, уровень которых поднялся благодаря законодательству Екатерины, а также покровительство двора вызвали расцвет искусства и литературы. Во-первых, в российских столицах и быстро развивавшихся общественных и культурных центрах в провинции появился довольно широкий круг зрителей и читателей. Двору подражали богатые вельможи, жившие в Москве, и видные должностные лица в губернских столицах (например, Г. Р. Державин в Олонце, А. П. Мельгунов в Ярославле). В частных домах в столице и в губерниях организовывали театральные представления, художественные галереи по примеру Эрмитажа создавались в столичных и загородных дворцах богатых дворян. Иностранные художники (например, Фальконе, Кваренги, Камерон), приглашенные в Россию, помогали развивать «европеизированный» неоклассический стиль в русской живописи, архитектуре и декоративном искусстве.

Гвардейский офицер и чиновник низкого ранга Н. И. Новиков стал первым профессиональным русским журналистом и издателем. Он издавал несколько журналов. Новиков сначала работал в Санкт-Петербурге, а после взятия в аренду типографии Московского университета перенес свою основную деятельность в старую столицу. Он издавал сатирические журналы, художественную литературу, исторические произведения, биографические словари. Он также учредил стипендии для перевода западноевропейской классики и издания серий, ориентированных в первую очередь на молодых людей и женщин. В 1783 г. Екатерина отменила государственную монополию на печатные издания и, таким образом, дала возможность частным предпринимателям (прежде всего книготорговцам немецкого происхождения) создавать издательские дома на коммерческой основе для удовлетворения потребности в легком чтении постоянно растущего круга читателей из всех социальных слоев. В России во время правления Екатерины II произошла «печатная революция». За короткое время русские получили доступ ко всей европейской литературе в переводах и к оригинальным русским литературным произведениям, количество которых постоянно росло.

Законодательная деятельность и экономическое развитие при Екатерине II привели, как мы уже видели, к формированию «буржуазного» общества, интересы которого не зависели от потребностей государства. Это было общество, принадлежность к которому определялась получением образования западного типа. Идеи немецкого естественного права и просвещения, которые в отличие от «индивидуализма, кичащегося собственностью», и прав личности в англо-французском просвещении ставили на первый план социальную солидарность и обязанности, оказали значительное интеллектуальное влияние на русскую элиту. Немецкие идеи больше подходили к русским условиям, поскольку были прочно связаны с традицией слепого повиновения всем богоугодным авторитетам. Естественно, немецкое просвещение, как и его англо-французский родственник, поощряло независимость индивидуума, если речь шла о развитии его материальных, духовных или моральных сил для социального прогресса. Но оно поддерживало не эмпирическую и механическую разобщенную картину мира, а скорее такую, которая рассматривала вселенную как нераздельное целое, в котором земное существование человека находилось в единстве со вселенной и с божеством. Наконец, немецкое просвещение нашло свое выражение и в языке, который был совершенно понятен обществу, нуждавшемуся в новой национальной культурной общности. Оно провозглашало независимость и ценность национальных форм выражения — главным образом лингвистически — в противоположность чужеродному космополитическому стилю, выражавшему иностранные ценности. То, что подходило немцам, стремившимся к освобождению от французского и латинского засилья, тем более подходило русским, которые, следуя реформам Петра, стремились к национальной дискуссии, выразившей бы их новый политический и военный статус в Европе. Неудивительно, что период правления Екатерины II принес с собой взрыв исторической полемики, которую стимулировала императрица, принимавшая активное участие в ней (например, своим «Антидотом», написанным в ответ на отчет о путешествии аббата Шаппе д’Отерош).

Культурно-религиозный кризис 17 века (то есть, раскол, см. главу «Алексей Михайлович») заложил основы индивидуалистического и спиритуалистического представления о религиозной жизни, и в моду вошла оживленная дискуссия о религии. В то же время потребность России в западной технологии и техническом персонале дала возможность пиетистским учебным заведениям Августа Германа Франке в Галле поставить своих выпускников на ответственные и важные позиции. Пиетизм Франке признавал, что успеху личного духовного прогресса способствует улучшение материальных условий при применении современной технологии и новейших научных достижений. Практическое светское воспитание, которое с самого своего зарождения при Петре I рекомендовалось молодым представителям русской элиты для подготовки к службе (например, в Академии наук, в Кадетском корпусе, в Морской академии и т. д.), было проникнуто духом пиетизма: личное духовное развитие, социальная и моральная обязанность служить обществу, безразличие к церковно-институциональным рамкам, практическая работа и технические знания. В середине 18 в. все больше молодых русских направлялись на учебу в зарубежные университеты, преимущественно в немецкие протестантские (например, в Лейпциге), где они находились под сильным пиетистским влиянием.

Болезненные культурные преобразования во время правления Петра I и падение морального авторитета церкви создали духовный вакуум в жизни многих образованных представителей высшего класса, находившихся на государственной службе. Пиетизм был только одним из направлений, помогавших заполнить этот вакуум. Во второй половине 18 в. мы наблюдаем также тягу к мистической, квиетической традиции православия, что наглядно показала духовная карьера таких влиятельных личностей, как Тихон Задонский и Г. Сковорода, и что выразилось в популярности религиозной и духовной поэзии (Ломоносов, Державин et dii minores). Поэтому неудивительно, что буржуазное общество образованных людей, формировавшееся в период правления Екатерины II, испытывало влияние этики социальной солидарности и ответственности, духовно-религиозного индивидуализма и характеризовалось эмоционально окрашенным усвоением идей немецкого естественного права, камерализма и шотландского просвещения. Поскольку пиетистский спиритуализм оставлял большой простор для эмоций и чувств, то нас не должна удивлять эмоциональная окраска, которая придавалась западным идеям в России и кристаллизовалась в «просвещении сердца», открытом для влияния Руссо, сентиментализма и, наконец, романтизма в литературе и идеализма в философии.

С другой стороны, мы знакомы с перепиской Екатерины II с Вольтером и знаем о ее интересе к Даламберу, Дидро и физиократам. Придворные в Санкт-Петербурге хвастались своим «вольтерьянством», а некоторые общались с фернейским «философом» и его приверженцами.

Без сомнения, французское просвещение привлекало многих представителей высшего дворянства. Оно было совместимо со светским скептицизмом, антиинтеллектуальностью и неуважением к религии, которое проявлялось в открытой насмешке над русским духовенством. Французские идеи в 18 в. были привлекательны для литературы, которая только что освободилась от традиционных и религиозных тем и соответствующей лексики и искала подходящие формы для выражения новых интересов и волнующих впечатлений от жизни в расширившемся мире, от радостного осознания богатства природы и обещаний естественных наук (например, дидактико-философские оды Ломоносова).

«Просвещение сердца» нашло свое отражение в создании масонских лож религиозной, спиритистской, моралистической и филантропической ориентации. Некоторые ложи в Москве, возглавлявшиеся И. Г. Шварцем, М. М. Херасковым, И. Тургеневым, имели тесные связи с воспитательными учреждениями и испытывали влияние Сен-Мартена и немецкой оккультной традиции. Наиболее известной фигурой этого движения был Н. И. Новиков, который считал себя учителем России, так как был активным издателем, и привлекал широкую и разнородную публику. В соответствии со своими религиозными и масонскими обязанностями он активно поддерживал филантропические начинания: организацию школ для детей бедноты, общественных столовых для нуждающихся и сирот. По еще не вполне ясным причинам Екатерина II чувствовала, что Новиков и его масонский кружок представляют опасность для ее правления. Хотя митрополит московский Платон подтвердил благочестие и православное мышление Новикова, императрица приказала его арестовать и провести расследование; его библиотеку конфисковали, издательскую и благотворительную деятельность прекратили. После освобождения Новикова сослали в имение под Москвой, где он жил до своей смерти (1818 г.) фактически под домашним арестом.

Другие масонские лидеры также были сосланы в свои имения, а ложи закрыты.

Пиетистское немецкое просвещение, «просвещение сердца», масонская филантропия — все это помогало образованному обществу увидеть недостатки современной жизни. Сатира и нравоучительные разоблачения стали главными формами критики и поддержки реформ. Бесспорными мишенями были глупость, с которой слепо имитировался западный (особенно французский) образ жизни, коррупция и злоупотребление властью, порочность и извращенность в личном поведении, невежество и дурной вкус среднего дворянина. Комедии Сумарокова, сатирические пьесы Фонвизина и Екатерины II, обличительный памфлет М. М. Щербатова, сентиментальные истории молодого Карамзина, критические журналы Новикова разоблачали недостатки русского дворянского общества, кото рое под тонкой оболочкой западного образования оставалось неотесанным, грубым и невежественным.

Животрепещущей темой было крепостное право, которое все сильнее осуждалось в Западной Европе как рабство. Понятия ценности, достоинства и прав личности провозглашались все громче и достигали самых отдаленных уголков Европы. В таких обстоятельствах было все труднее игнорировать тот факт, что русское крепостное право было практически эквивалентно рабству и что оно наносило жесточайший удар духовной целостности и достоинству человеческих существ, с которыми обращались как с животными. Восстание Пугачева также пробудило интерес к духовным поискам. Многие считали, что крепостной крестьянин был далеко не животным, а скорее ребенком, о психическом и моральном развитии которого необходимо заботиться.

Пока критика и осуждение крепостничества и других общественно-политических пороков не выражались в моральных понятиях и указывали только на отдельные слабости, либеральная (для своего времени) цензура Екатерины не вмешивалась. Однако эта ситуация изменилась, когда критика приобрела более откровенную политическую окраску и нацелилась на систему. Французская революция усилила страхи императрицы и привела к ужесточению цензуры и строгим репрессивным мерам. Наиболее известен случай с «Путешествием из Петербурга в Москву» А. Радищева, опубликованным в 1790 г. с разрешения цензора. Радищев был студентом Лейпцигского университета и после своего возвращения, продвинувшись по службе, занял высокую должность в правительстве (управляющий Санкт-Петербургской таможней). Он был человеком возвышенного образа мыслей, глубоко религиозным, со склонностью к спиритуализму. Его дебютом в литературе стали перевод «Voyage aux deux Indes» Рейналя и биография товарища по Лейпцигскому университету. «Путешествие» не только осуждало зло крепостничества, вскрывая при этом моральный вред, наносимый им как господам, так и крепостным, но и показывало неизбежность жестокой революции в случае, если благосклонный монарх немедленно не предпримет шагов для ликвидации крепостнической системы. Екатерина решила на примере Радищева дать наглядный урок другим: его арестовали и приговорили к смерти (четвертованием). Наказание было заменено ссылкой на каторгу в Сибирь. Ссылка в условиях 18 в. была бы не очень жестоким наказанием. Павел I разрешил Радищеву вернуться в столицу и снова занять свой пост, но в 1802 г. тот кончил жизнь самоубийством.

Случай с Радищевым, закрытие масонских лож и ссылка их лидеров, а также строгая цензура в последние годы правления Екатерины знаменовали собой водораздел между самодержавным государством и достигшим совершеннолетия буржуазным образованным обществом. Цензура и полицейские репрессии, естественно, заглушили их голоса, но это привело к отчуждению более молодого поколения от государства Екатерины. Теперь был открыт путь конфликту между репрессивным самодержавием, стремившимся к сохранению своей монопольной власти, и образованной, высоконравственной элитой, требовавшей социальных и организационных реформ и свободы слова. Последние годы Екатерины стали временем рождения интеллигенции, этого подлинно русского общественного слоя образованных людей, которые осуждали господствующую социальную и политическую систему. Поскольку репрессивные меры не давали открыто отстаивать реформы, они обратились к заговорам и революционной агитации. Была подготовлена сцена для революционного движения за освобождение от самодержавия, господствовавшего в России в 19 в.

Последнее в значительной мере объясняет негативную оценку Екатерины II и времени ее правления в русской историографии. Либеральные историки 19 и 20 вв. считали, что она «предала» просвещение, которому сама присягнула, и «либеральные» взгляды. Они обвиняли Екатерину в лицемерии, поскольку она не предпринимала радикальных шагов для улучшения судьбы крестьян и ограничения самодержавной власти. Радикально настроенные дореволюционные и советские историки рассматривали период ее правления только как общественно-политический триумф дворянства и высшую точку эксплуатации и угнетения крепостных. Однако некоторые монархически настроенные историки в начале 19 в. прославляли Екатерину и ее правление, поскольку она подняла Россию до положения европейской великой державы и обеспечила безопасность государства благодаря военным успехам и территориальным завоеваниям. Современники, особенно критики ее внешней политики (конкретнее — поляки и их союзники), и популярные историки 19 и 20 веков делали упор на ее самодержавном правлении и ее якобы «развратном» образе жизни. Такая историография, стремящаяся к сенсации, сформировала и образ Екатерины II в театре, кино и литературе. Только в последние годы, особенно на Западе, началось серьезное и беспристрастное исследование источников, позволяющее восстановить справедливость в отношении императрицы и достижений ее правления. Кратко подытожить их можно следующим образом: Екатерина дала России институциональные рамки, которые были необходимы для проведения экономической, социальной и административной «модернизации» страны в 19 в. Она дала обществу идеи и стимулы, сделавшие возможным развитие современной русской культуры на основе равенства с Западом.