Русские цари

Александр II, род. 17.4.1818 г., император с 19.2.1855 г., коронован 26.8.1856 г., умер 1.3.1881 г., похоронен в Петропавловской крепости. Отец — Николай 1 (25.6.1796—18.2.1855), мать — Александра Федоровна (Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская) (12.7. [по н. с.] 1798—19.10.1860). 1-й брак 16.4.1841 г. с Максимилианой Вильгельминой Августой Софией Марией Гессен-Дармштадтской (в России Марией Александровной) (8.8. [по н. с.] 1824 22.5.1880). Дети: Александра (18.8.1842—16.6.1849), Николай (8.9.1843 12.4.1865), Александр (III) (26.2.1845 — 20.10.1894, император в 1881–1894 гг.), Владимир (10.4.1847 — 4.2.1909), Алексей (2.1.1850-1.11.1908), Мария (5.10.1853-24.10.1920), Сергей (29.4.1857-4.2.1905), Павел (21.9.1860 30.1.1919). 2-й (морганатический) брак 19.7.1880 г. с Екатериной Михайловной Долгорукой (княгиней Юрьевской) (2.2.1849–1922); трое детей.

Царь Александр II начал, пожалуй, самое драматичное изменение системы, которое Россия пережила перед Октябрьской революцией. Эту фазу русской истории можно сравнить с Штайн-Харденбергскими реформами, освободившими Пруссию от оков королевского режима. Как один из величайших реформаторов в русской истории он, с некоторыми оговорками, может быть поставлен на одну ступень с Петром Великим. Притом, когда Александр 19.2.1855 г. взошел на престол, речь в России шла не только о частичной либерализации, но о коренном изменении системы. В центре реформ стояла отмена крепостного права, за что Александр был назван «царем-освободителем». Отмена крепостного права привела к полному разрыву с прошлым — с традиционной системой полиции, управления, судебной практики, с отношениями общественных групп друг к другу и к государству. Каковы бы ни были намерения царя и реформаторов, но последствиями их мероприятий стали долгосрочная индустриализация и коммерциализация страны, возникновение классов и новых общественных групп, уменьшение роли государства, ограничение привилегий и оспаривание принципа неограниченной монархии.

То, что реформы были начаты сверху, было не ошибкой монарха, а условием их осуществления. При общей отсталости империи это означало, что реформы должны разрабатываться для такого социального порядка или общества, какое в лучшем случае существовало в представлениях реформаторов. Поэтому реформы постоянно оказывались неполными и одновременно обусловливали необходимость дальнейших изменений. Недовольства, одной из форм выражения которого было революционное движение (воздействие его на самые широкие слои населения чаще всего очень преувеличивают), не могло не быть. То, что Россия в своем развитии постоянно догоняла Европу, по опыту 1789 и 1848 гг. убеждало всех в существовании опасностей, угрожавших реформирующейся системе. Поскольку Александр считал, что нужно обуздывать социальную динамику, возникающую в результате реформ, он всегда придерживался принципа неограниченной монархии, а также пытался сохранить определенные сословно-государственные элементы. Следствием этого была парадоксальная политика, которая соединяла уступки с твердостью или даже репрессиями и, тем самым, часто только усиливала общее недовольство. На субъективном уровне эта объективно неизбежная ситуация вызывала разочарования и временные депрессии, которые нельзя интерпретировать только как личный недостаток, хотя бы потому, что они захватывали не только монарха. Время «больших реформ», которое по политическим соображениям впоследствии было возвышено предреволюционной либеральной русской историографией до героической эпохи, было по крайней мере в такой же степени периодом глубокой неуверенности, растущей дезориентации и «социального страха».

Александр II рос в благоприятных условиях. Его воспитатель, полковник Карл Карлович Мердер, заботился о том, чтобы он был окружен своими ровесниками. С шестилетнего возраста воспитателем Александра стал поэт В. А. Жуковский, на кандидатуре которого против воли мужа настояла императрица, дочь Фридриха Вильгельма III Прусского. Выбор Жуковского был неожиданным в той атмосфере, которая царила при Николае I. Этот, по мнению современников, морально неуязвимый, свободный от предрассудков, но набожный и абсолютно преданный монарху человек освободил своих крепостных и поэтому остался практически без средств к существованию. Он был противником любой тирании и царского произвола. В качестве учителей по отдельным дисциплинам им были выбраны также независимые умы, такие, как историк Константин Иванович Арсеньев, лишенный профессорского звания за политическую неблагонадежность, и Михаил Михайлович Сперанский, проведший долгие годы в сибирской ссылке при Александре I. Жуковский учил, что общее благо является суммой индивидуальных благ, и что цель никогда не оправдывает средства. Его царственный ученик разделял такие взгляды. Неизвестно, ощущал ли он противоречие со своим окружением, так как до смерти Николая вел себя подчеркнуто лояльно. Как утверждали, Александру в ранней юности не хватало упорства и самоотверженности. Но его воспитатели ожидали от него очень многого, и историки наверняка не свободны от искушения спроецировать такую критику назад, надеясь уже в ранней юности обнаружить нерешительность, которая отличала его впоследствии. В молодые годы Александр всегда стремился к тому, чтобы помогать людям в беде. Совершая свою первую поездку с образовательной целью, он встретился с сосланными декабристами (см. главу «Николай I»), за которых ходатайствовал перед своим отцом. Александр умел твердо и последовательно добиваться своего. Например, вопреки решительному сопротивлению своих родителей, он выбрал себе в жены Марию — принцессу из Гессен-Дармштадгского дома. Жуковский постоянно подчеркивал важную роль науки и свободного обсуждения и необходимость для хорошего монарха прислушиваться к совету других людей. Это способствовало тому, чтобы Александр II, больше чем его преемники и многие из его предшественников, допускал иные мнения в своем окружении и умел передавать ответственность другим людям. Такой стиль правления соответствовал условиям второй половины 19 в. значительно больше, чем доморощенный, своенравный и авторитарный стиль его сына и внука. Александр II, без сомнения, был интеллигентным человеком, свободно говорил по-немецки, по-английски, по-французски и по-польски. Он интересовался литературой и историей, знал «Сцены из крестьянской жизни» Тургенева и вместе со своей женой смеялся над глупостями чиновников в «Ревизоре» и «Шинели» Гоголя.

Александр II вступил на престол во время Крымской войны, которая безжалостно показала, что николаевская система давно изжила себя. Только после потери Севастополя Александр согласился на подписание Парижского мира (11.4. [по н. с.] 1856 г.). Первые мероприятия сразу же дали понять, что начался новый режим. В нескольких маленьких кружках прогрессивной общественности и бюрократии распространилось настроение подъема. В манифесте по случаю коронации царь объявил ряд важных милостей. Он объявил общую амнистию политическим заключенным, которая распространялась и на декабристов, все еще находившихся в сибирской ссылке; отменил пользовавшуюся дурной славой систему рекрутского набора. Цензура была ослаблена, и уже в 1855 г. неофициальные печатные органы получили разрешение посылать репортеров в зону военных действий. По настоятельному указанию Александра теперь был опубликован ряд запрещенных литературных произведений, в том числе Гоголя. Стало также возможным обсуждение общественных и политических вопросов в газетах и журналах. Разумеется, последующими указаниями Александр дал понять, что он и впредь намерен предназначать для публичного обсуждения особенно то, что касалось освобождения крестьян. Но он считал вредным любое открытое обсуждение бюрократических нарушений, поскольку оно дискредитировало авторитет правительства. С другой стороны, в 1857 г. по категорическому приказу царя впервые был опубликован бюджет. Цензура долгое время оставалась в пассивном состоянии, что скорее шло на пользу общественным дискуссиям.

В день заключения Парижского мира Александр II в речи, произнесенной в Москве, настоятельно просил дворянство подумать о том, как можно облегчить положение крестьян, поскольку было бы лучше отменить крепостное право сверху, пока оно не будет ликвидировано снизу. Тем самым Александр создал прецеденты, от которых уже никто не мог отказаться. Правда, ни царь, ни кто-нибудь другой не имел представления о том, как осуществить освобождение крестьян. Император стремился к политике, которая была бы корректной по отношению как к крестьянам, так и к дворянам, что было равносильно квадратуре круга. Но Александр, который часто старался примирить такие противоречия, серьезно воспринимал свои реформаторские планы. Так, например, новый министр внутренних дел Ланской, сторонник освобождения крестьян, начал свой первый циркуляр словами: «Наш всемилостивейший государь повелел мне ненарушимо охранять права, венценосными его предками дарованные дворянству». Тем самым он обозначил границы всех реформаторских усилий: дворянство должно было оставаться решающим сословием в государстве. Это проявилось и в том, что Александр попросил дворянство выработать предложения и проекты освобождения крестьян, подразумевая при этом, что крестьяне должны терпеливо ждать императорской милости.

Помещики, однако, реагировали на призывы Александра красноречивым молчанием, так что он был вынужден составить секретный комитет под председательством графа Орлова, который он лично открыл 3.1.1857 г. Но и здесь царь натолкнулся на обструкцию. Редакционная комиссия, подчиненная секретному комитету и состоявшая из членов государственного совета под председательством генерала Я. И. Ростовцева, пользовавшегося особым доверием царя, сначала ничего не могла привести в движение. Чтобы сломить затянувшееся сопротивление, Александр сделал своего брата Константина, одобрявшего реформы, членом секретного комитета. Идея публичного освобождения крепостных нашла поддержку только среди некоторых просвещенных представителей интеллигенции, славянофилов и западников, идеологические разногласия которых отошли на задний план. К ним относились братья Аксаковы, правовед К. Д. Кавелин, публицисты и предводители дворянства, такие, как А. И. Кошелев, Юрий и Дмитрий Самарины, князь В. А. Черкасский и географ П. П. Семенов-Тян-Шанский. Небольшая группа чиновников, прежде всего в Министерстве иностранных дел Ланского, также выразила готовность к реформам. Здесь, несмотря на свою первоначально низкую должность начальника статистического отдела, решающую роль сыграл Николай Милютин, поддержанный своим сотрудником Я. А. Соловьевым. Обе группы иногда встречались в Императорском географическом обществе, основанном К. И. Арсеньевым, обучавшим царя истории, а иногда в салоне великой княгини Елены (принцессы из Вюрттембергского княжеского дома), в котором часто бывал и Константин Николаевич. Для этих реформаторов важными были и отношения с Ростовцевым, который все больше и больше входил в роль заботливого друга и наставника царя. Когда стало ясно, что желание царя нельзя проигнорировать, часть дворянства понадеялась на то, что можно будет добиться освобождения крестьян без земли, что было для помещиков меньшим злом. Но Александр лично вмешался в дело и в ноябре 1857 г. своим рескриптом указал, что крестьянам должны быть выделены для выкупа усадьбы и, кроме того, предоставлена в длительное пользование земля. На этой основе дворяне должны были обсудить освобождение крестьян в специально созданных комитетах и организовать его. Кроме того, Александр начал в новом году общественную кампанию, агитируя дворянство империи за свои представления об освобождении крестьян. Реакционных или недостаточно прогрессивных дворян он публично резко порицал. Одновременно он обещал дворянству, что оно сможет направить в Санкт-Петербург представителей, которые должны будут пояснить там результаты совещаний местных комитетов.

Не позднее лета 1858 г. царь и его друг Ростовцев независимо друг от друга пришли к убеждению, что крестьяне должны быть освобождены с землей, то есть не только с усадьбой. Ростовцев решающим образом изменил свое мнение во время длительной поездки с учебными целями в Германию: крестьян нужно освобождать только с землей, а помещиков прямо в начале освобождения лишить полицейской власти. Благодаря добровольному выкупу часть земли должна была окончательно перейти в руки крестьян. Одновременно он настаивал на сохранении общины, то есть коллективного владения с периодическим перераспределением земли между семьями крестьянской общины. Будущее должно было показать, будет ли иметь успех индивидуальное владение, во что Ростовцев, однако, не верил. Депутаты от дворянства дважды приглашались для индивидуальных консультации, но могли только отвечать на вопросы вновь созданной редакционной комиссии. Это был, как сформулировал один из участников событий, диалог между курицей и поваром. Реформаторы, а возможно и Александр, боялись того, что дворянство сорвет план освобождения с землей. В последней фазе обсуждений в течение всего 1860 г. Александр II крепко стоял на основных принципах освобождения с землей. Это касалось и времени после смерти Ростовцева, когда Александр к ужасу реформаторов назначил его преемником графа Панина, бывшего до тех пор решительным противником освобождения. Эта мера была типичной для Александра, который ждал, что Панин из лояльности к монарху будет точно выполнять данное ему поручение, даже если оно противоречит его собственным убеждениям. Александр уравновешивал это личное решение с другой стороны назначением своего брата Константина председателем главного комитета. Царственные братья провели разработанный редакционной комиссией проект через главный комитет практически без изменений. В Государственном совете в последнюю минуту в проект было внесено еще одно важное изменение: крестьянам была дана возможность получить только четверть от установленного для соответствующей губернии максимума земли, но бесплатно и в частное владение. Это положение резко критиковалось современниками и историографами, но критика была малообоснованной. Только небольшой процент крестьян выбрал этот вариант, то есть помещикам не удалось вытеснить крестьян с земли, а большинство тех, кто голосовал за «нищенский надел», тем не менее были в состоянии оставаться крестьянами.

Основные черты освобождения можно обобщить следующим образом: крестьяне сразу же получали личную свободу и освобождались от патримониальной власти помещика. Во время переходного периода соглашением, заключенным между крестьянами и землевладельцами при посредничестве мировых посредников, устанавливался размер усадебного и полевого надела в соответствии с высшей и низшей нормой для каждого региона. После этого можно было начать выкуп земли, причем государство сразу выплачивало дворянину 80 % стоимости (либо в форме немедленного погашения его долгов, либо в виде ценных бумаг с твердым процентом), а крестьянин — оставшиеся 20 %. Помещик мог начать процедуру выкупа против воли крестьянина, при этом он терял крестьянские 20 %. Но крестьянин не мог совершить выкуп против воли помещика. Это отвечало представлению Александра о добровольности выкупа, поскольку все другое в его глазах означало бы недопустимое отчуждение. Цена земли рассчитывалась путем капитализации оброка, то есть арендной платы. Однако в результате этого цена земли существенно завышалась, особенно в нечерноземных регионах на севере и в центре вокруг Москвы, где оброк выплачивался не столько из доходов от земли, сколько из доходов от «работы по совместительству» в промышленности, торговле и ремесле. В черноземном регионе и на юге крестьяне теряли много земли, в отдельных губерниях до 30 %, в то время как потери на севере и в Центральном Нечерноземье были в пределах разумного. Переплату за выкупаемую землю не следует драматизировать. Поскольку до освобождения крестьян не могло быть настоящего рынка земли (покупать землю совершенно без ограничений могла только небольшая группа дворян), то цены пятидесятых и шестидесятых годов не отражали реальную стоимость земли. До середины семидесятых годов цена на землю, как правило, явно опережала размер выкупных платежей, и продолжала возрастать.

То, что крестьяне в черноземных областях, прежде всего на юге и юго-востоке, теряли много земли по сравнению со временем до освобождения, было неизбежно, если правительство не хотело разорить дворян: только таким образом помещики могли найти необходимую рабочую силу, поскольку плата за аренду, которую были вынуждены вносить крестьяне из-за недостатка земли, могла быть заменена отработкой. Крестьяне воспринимали выкупные платежи как весьма несправедливые, поскольку они и без того рассматривали землю как свою собственность. Многие не спешили с выкупом. Это обострило одну из сторон реформ, которую было тяжело вынести, в том числе и крестьянам: выкупные платежи затягивались на десятилетия и, если бы не вышло по-иному, могли бы после нескольких отсрочек протянуться до пятидесятых годов 20 в.

Важнейшими характеристиками реформ были, во-первых, освобождение с землей, которое исключало возможность захвата крестьянских земель помещиками в последующие годы. В этом состояло ее положительное отличие от упразднения феодальной повинности в Пруссии или освобождения рабов в Соединенных Штатах. Во-вторых, эта реформа прямо-таки навязывала землю крестьянам: крестьяне не могли — за исключением нищенского надела — отказаться от своего земельного надела и впоследствии, после наделения землей, больше не могли ее продать. Продавать землю могла только община и, как правило, только другим крестьянам. Освобождение крестьян с землей имело важные долгосрочные последствия, поскольку оно, кроме прочего, лишь в незначительной степени ускорило индустриализацию, в отличие, например, от Пруссии. Освобождение не создало, как в Пруссии, большого резерва освобожденной от земли дешевой рабочей силы. Этому прежде всего препятствовал царь, который видел в безземельном пролетариате большую опасность для социальной и политической стабильности. Освобождение дало крестьянам возможность вступить в успешное соревнование с помещиками на предмет вытеснения с земли: в 1863 г. казенные, царские и помещичьи крестьяне получили примерно треть пахотной земли европейской части России. До 1916 г. они владели около 85 % и обрабатывали почти 90 % пашни. Россия оставалась крестьянской страной. Изменение этой тенденции вызвала не Октябрьская революция, а только сталинская жестокая принудительная коллективизация.

В ходе дискуссий об освобождении крестьян часть дворян — справа и слева — все громче требовала своего рода конституционализации страны. Консерваторы видели в ней компенсацию за освобождение крестьян и одновременно гарантию того, что аналогичное ущемление их интересов больше не повторится. Царь видел в «конституционных» проектах дворян попытку ввести в стране олигархическую форму правления и воспрепятствовать освобождению крестьян с землей. Наиболее прогрессивные из его советников, такие, как Николай Милютин, Ростовцев, Ланской и др., поддерживали такую позицию царя. Александр реагировал как истинный самодержец: он публично вынес порицание сторонникам конституции и в одном случае приказал удалить виновного из столицы. Когда в 1856 г. московское дворянство снова выступило с такими требованиями, царь открыто дал им отповедь: «Мне известно, что… Московское дворянское собрание обсуждает вещи, которые не входят в его непосредственную компетенцию… и касаются изменения принципов, лежащих в основе государственных институтов России. Изменения во время моего десятилетнего правления, которые были осуществлены с пользой… достаточно подтверждают мои постоянные усилия, по мере возможного в заданном мною порядке улучшать различные сферы государственного строительства… Право инициативы в отношении главных частей этого постепенного усовершенствования принадлежит исключительно мне, и неразрывно связано с самодержавной властью, доверенной мне Богом… Никто из вас не имеет права опережать меня в моей постоянной заботе о благе России и принимать предрешения о существующих принципах ее государственных учреждений. Ни одно сословие не имеет права говорить от имени другого. Никто не призван к тому, чтобы прежде меня выступать поверенным в бедах и нуждах государства». Одному из представителей дворянства Александр заявил: «Я даю тебе мое слово, что я был бы готов на этом троне сразу же подписать любую конституцию, если бы был убежден, что это будет полезно России. Но я знаю, что Россия завтра распадется на отдельные части, если я сегодня сделаю это». Министру внутренних дел Валуеву, который в начале польского кризиса представил ему проект, по которому выборные представители должны были участвовать в обсуждении законодательства, Александр в 1862 г. возразил, что на будущее он не против конституции, но такой проект в данный момент был бы преждевременным.

Две другие большие реформы шестидесятых годов: введение новой судебной системы и земского самоуправления, рассчитывали на подключение сил за пределами центра. Теперь царю не требовалось принудительно продвигать реформы. Напротив, его побуждали к более радикальным реформам, чем те, которые он первоначально задумал. Намечая судебную реформу, Александр еще в 1858 г. считал, что Россия еще не созрела для судебной системы с устным судопроизводством и адвокатами. Это было кстати и консервативному дворянству, которое ожидало от коренной реформы лучшей защиты своих интересов и своей собственности. Дмитрий Замятин, с 1858 г. заместитель министра, а с 1862 г. министр юстиции, разработал в недрах Министерства юстиции новые проекты, к обсуждению которых он в осторожной форме пригласил прессу. Сергей Зарудный изучил за границей другие судебные системы, кроме прочих ганноверскую, отменившую в сороковые годы письменное судопроизводство и перенявшую французскую модель. Зарудный перешел в юридический департамент Государственного совета и, будучи назначен царем председателем комиссии, по его настоятельному приказу начал встраивать в разрабатываемую русскую судебную систему правовые и процессуальные нормы, зарекомендовавшие себя в Европе. 29.9.1862 г. Александр одобрил представленные Зарудным основополагающие принципы реформы, а 20.11. 1864 г. были обнародованы новые уставы. Россия получила суды присяжных с устным судопроизводством, адвокатов и адвокатские палаты. Протоколы судебных заседаний не подлежали цензуре. Несменяемость судей теперь была окончательно гарантирована законом. Новая система не знала никаких сословных различий. Судебная реформа сразу же стала популярной, и в целом, возможно, была самой успешной из больших реформ. Развивалось профессиональное, неподкупное судейское сословие, реализовывавшее эту систему правосудия и одновременно принимавшее активное участие в постоянной дискуссии о реформе законодательства. В свою очередь адвокаты, имевшие тесные контакты с юридическим обществом Московского университета, не только принимали участие в этих дискуссиях, но и образовали один из центров, вокруг которых начали постепенно формироваться политическая общественность и «civil society» (гражданское общество).

Другой важной реформой было введение земского самоуправления. Здесь соединилось несколько мотивов, определивших результат. Старое провинциальное управление было безнадежно перегруженным и излишне централизованным. Государство было не в состоянии содержать его. Кроме того, дворянство заявляло о своих требованиях и в этой области. Провинциальные губернаторы в отношении к излишней централизации стали на сторону реформаторов и сторонников децентрализации. Они неоднократно решительно включались в процесс формирования волеизъявления даже вопреки царю, одобрившему проекты, которые либо путем восстановления института генерал-губернаторов, либо путем создания мелких самодержцев в лице уездных шефов полиции сохраняли централизацию и хотели усилить влияние центра. В первом случае царя заставило отказаться от таких проектов заявление об отставке Ланского, во втором — массированная критика со стороны губернаторов, мобилизовавших и местное дворянство. Сила позиции сторонников децентрализации состояла в том, что они отстаивали объективно необходимую функциональную дифференциацию государственной деятельности. Одновременное обсуждение реформы судебной системы сделало очевидным, что по крайней мере судебные функции должны быть отделены от административных и полицейских. По предложению Ланского, уже 24.10.1858 г. это признал и царь. Реформаторам в Министерстве внутренних дел — Ланскому, Я. Соловьеву и не в последнюю очередь сатирику Михаилу Салтыкову — удалось в ноябре 1859 г. устранить еще одно препятствие на пути к желанной децентрализации и выборному самоуправлению, отделив полицию от других ветвей власти и освободив ее от видов деятельности, несвойственных полиции в современном понимании. Реформаторы через обычные системы, которые в предыдущие десятилетия объединялись Императорским географическим обществом, а также во все большей степени через Свободное императорское экономическое общество сотрудничали с активистами из среды провинциального дворянства, которые добивались большего участия выборных элементов в местном управлении. Правда, они, особенно Ланской и Милютин, не были готовы к тому, чтобы предоставить создаваемые земства исключительно дворянству. В среде самого провинциального дворянства раздавалось все больше голосов в пользу участия всех групп. Интенсивная журналистская кампания также поддерживала это требование. Автором первого проекта устава местного самоуправления был Яков Соловьев, которому царь, по-видимому, бывший теперь сторонником выборного элемента, дал поручение, дать новым институтам «как можно больше единства, независимости и доверия». Министр внутренних дел Валуев представил этот проект, но сразу же подчеркнул, что нужно бы усилить роль дворянства. Александр поддержал это, как и петербургское дворянство, которое уже в 1858 г. вносило такое предложение, и постепенно ставший политическим фактором власти журналист Михаил Катков, друг Валуева, со своим «Русским вестником». Польское восстание угрожало трагически ухудшить виды на введение новых выборных органов местного самоуправления. Валуев теперь пытался вывести из компетенции земства все элементы, которые хотя бы отдаленно могли произвести впечатление локальных, но в значительной степени самостоятельных правительственных органов. Однако барону М. А. Корфу, шефу Второго отделения Собственной его императорского величества канцелярии, удалось на заседаниях Государственного совета опрокинуть ограниченные, зафиксированные только на чисто сословном представительстве и административном контроле представления Валуева: по уставу от 1.1.1864 г. земства получили право выбора на основании имущественного ценза, которое в значительной степени игнорировало сословные границы и обеспечивало на уездном и губернском уровнях участие крестьян и городских элементов. На земства также не распространялись вето губернатора и административные взыскания. В противоположность представлениям Валуева они получили полномочия в области воспитания и школьного образования, тюремного дела и здравоохранения.

Земская и судебная реформы создали положение, которое больше не позволяло системе отступить. Это означало фактическое ограничение формально сохранявшейся абсолютной монархии. Хотя все еще существовал простор для административного произвола, а позже были предприняты меры для ограничения радиуса деятельности земств и круга ее участников, земства все же стали важным элементом оживления провинциальной жизни и одновременно одной из важнейших опор антисамодержавной политической контркультуры. Они являлись, возможно, единственным общественным форумом, на котором образованные слои населения могли упражняться в политической деятельности. Однако реформа местного самоуправления имела большой недостаток, который был абсолютно преднамеренным. Она оставила на нижнем конце пирамиды сословно организованную структуру местного самоуправления в форме чисто крестьянских органов «мира» (общины) и «волости».

Важные реформы осуществлялись и в сфере воспитания, прежде всего при просвещенном министре Головнине (1861–1866). Государство проявляло большую заботу о деревенском школьном образовании и при поддержке царя активно осуществляло его освобождение от духовного влияния. В 1864 г. согласно новому уставу были открыты для представителей остальных сословий гимназии, которые до тех пор теоретически оставались заповедником для дворянства.

18.6.1863 г. университеты получили новый устав, гарантировавший им дотоле неслыханную степень независимости. Правда, права студентов на самоорганизацию остались крайне ограниченными. Теперь начался расцвет русских университетов, которому не смогли сильно помешать даже репрессии восьмидесятых годов. Государство открыло девушкам и женщинам возможности для участия в системе образования, которых они до того времени не имели. В шестидесятые годы большое количество женщин получило гимназическое образование, а иногда они получали неофициальное разрешение на посещение университетов и даже Медицинской академии при военном министерстве. С начала семидесятых годов, когда закончился этот эксперимент по женскому образованию, в Санкт-Петербурге и некоторых других городах но частной инициативе возникли Высшие женские курсы. На них, как травило, преподавали университетские профессора, но они не могли дать такую квалификацию, как университеты. Женщины также были допущены к преподаванию в гимназиях. С 1872 г. существовал Медицинский институт для женщин, выпускницы которого после 1878 г. получили право самостоятельно вести врачебную практику, как уже до этого выпускницы Медицинской академии при военном министерстве. Правда, пыл реформ шестидесятых годов был здесь существенно умерен, якобы в интересах социальной стабилизации. Тем не менее русские женщины около 1900 г. достигли в профессиях, связанных с умственным трудом, значительно большего прогресса, чем в Германии или в других европейских государствах.

Реформаторский импульс не закончился после польского восстания (1863 г.) и даже после первого покушения на царя (1866 г.). Но верно и то, что многие выдающиеся личности, принимавшие участие в реформах, перешли в лагерь реакции. Консервативно-националистический публицист Михаил Никифорович Катков и человек, ставший воплощением реакции, впоследствии обер-прокурор Священного синода Константин Победоносцев, — вот только самые известные из них. Но даже после назначения Д. А. Толстого министром народного просвещения реформаторские тенденции преобладали. Толстой увеличил количество школ всех уровней, число студентов продолжало расти. Постоянно росло число школьников, студентов и профессоров из всех слоев населения. Но ненависть к нему вызвала ставка на классическую систему образования с латынью и греческим, в чем его, вопреки большинству членов Государственного совета, поддержал и царь. Общественность подозревала, что Толстой с помощью этой системы хотел выращивать послушных подданных. Так как после своего назначения министром народного просвещения он продолжал оставаться обер-прокурором Священного синода, то можно было бы предположить, что церковь теперь получит давно желанную возможность влиять на школьное образование. Но при Толстом влияние духовенства даже уменьшилось, так как в 1869 г. председателями смешанного общественно-государственного органа, осуществлявшего надзор за народными школами, по настоятельному желанию царя вместо представителей духовенства стали губернские предводители дворянства. После введения Закона о народных школах (1874 г.), которому дал путевку в жизнь Толстой, количество церковных школ начало заметно уменьшаться.

6.4.1865 г. появились «Временные правила цензуры». Основная идея была прогрессивной: в результате почти полной ликвидации предварительной цензуры государство отказалось от представления о том, что его задачей является руководство общественностью и ее воспитание. Александр никогда ясно не представлял себе, какой простор он должен предоставить для общественных дискуссий. Один из его цензоров писал: «Он требует сокращений, но одновременно не хочет препятствовать мысли». Царь и бюрократия через прессу искали контакта с обществом, но одновременно были обеспокоены возможными последствиями, причем, как правило, бюрократия пыталась пользоваться цензурой даже более жестко, чем сам царь. Александр описывал свою позицию таким образом: «Существуют определенные стремления, которые не совпадают со взглядами правительства. Их следует сдерживать, но я ни в коем случае не желаю репрессивных мер. Я очень хочу, чтобы важные вопросы изучались и обсуждались просвещенным образом». Реформаторы не могли добиться полного успеха в новых условиях. Они не могли помешать тому, чтобы министру внутренних дел было предоставлено право административным путем после неоднократных предупреждений приостанавливать выпуск газеты или журнала на срок до шести месяцев. Одновременно требовалось его согласие на основание газеты или назначение главного редактора.

Вторая половина шестидесятых годов оказалась роковым временем для Александра. В 1865 г. от туберкулеза умер наследник престола Николай. Пришло время усталости и цинизма. Между Александром и императрицей нарастало отчуждение, которое вскоре уже нельзя было преодолеть. Ее серьезный характер и филантропическая деятельность не находили отклика в фривольном петербургском обществе и изолировали ее от последнего. Кроме того, императрица, принявшая православие, чрезвычайно серьезно воспринимала православную веру и вместе со своим духовником распространяла вокруг себя атмосферу мрачной набожности. Ее здоровье, ослабленное многочисленными беременностями и петербургским климатом, требовало длительного пребывания на зарубежных курортах. Вернувшись домой, она обычно неделями не выходила из своих покоев. В политическом отношении она вместе со своим сыном Александром, наследником престола, пыталась во всем поддерживать интересы православной церкви и славянского благотворительного комитета. Она все больше становилась на консервативные позиции. Жить в такой атмосфере Александру помогали увлечения другими женщинами, а двор дополнительно приписал ему несколько приключений. Неудивительно, что в подобных обстоятельствах царь нашел новую опору своей жизни в Екатерине Долгорукой. Он лично взял на себя опеку над Екатериной и ее пятью братьями и сестрами, что не было необычным для детей высшего дворянства. Весной 1865 г. царь, которому было 47 лет, признался в любви восемнадцатилетней Екатерине. Она сопротивлялась до лета 1866 г., и уступила постоянным домогательствам царя через несколько месяцев после покушения на него, совершенного Дмитрием Каракозовым. Когда стало ясно, что это не мимолетная любовная связь, то разразился скандал. Это повредило престижу Александра. Екатерина родила ему троих детей. После смерти императрицы весной 1880 г. Александр, вопреки советам своих близких друзей, женился на Екатерине и сделал ее княгиней Юрьевской. Скандал отдалил Александра от его первой семьи. На сторону своей матери стал в первую очередь наследник престола.

Еще две большие реформы были осуществлены в семидесятые годы — введение городского самоуправления в 1870 г. и всеобщая воинская повинность в 1874 г., закончившая военную реформу, длившуюся полтора десятилетия. Реформа городского самоуправления долго заставляла себя ждать. Центр сначала оказался не готов пойти навстречу требованиям городов. Первый проект Министерства внутренних дел предполагал предоставить выборным городским представителям только право совещательного голоса и прежде всего стремился укрепить роль дворянства. То, что несмотря на это соответствующий устав все же появился, явилось заслугой барона Корфа, бывшего теперь начальником Собственной его императорского величества канцелярии и уговорившего царя направить проект на изучение во Второе отделение канцелярии, где он провалился. После этого в январе 1870 г. Александр, как уже было при освобождении крестьян и земской реформе, создал специальную комиссию, стоявшую над министерствами и другими ведомствами. В комиссию входили брат царя, Константин, и другие испытанные реформаторы, возглавляемые князем Урусовым. Необыкновенно быстро разработанный проект, после совещаний с представителями общественности был утвержден Государственным советом. Хотя деятельность городской думы и ограничивалась местными вопросами и относительно плотно контролировалась из центра, возникло подлинное самоуправление. Недостатком оставалось то, что своего рода трехклассовое избирательное право существенно сужало круг избирателей.

Военные реформы, проводимые Дмитрием Алексеевичем Милютиным (братом Николая Милютина), назначенным в конце 1861 г. военным министром, были, возможно, самыми радикальными из больших реформ. Необходимость поддерживать боеспособность армии и одновременно жестко экономить, придавала реформам министра особую энергию. После отмены крепостной зависимости Милютин последовательно сокращал регулярную армию и формировал необходимый резерв. Он децентрализовал военную администрацию, создав 15 военных округов, которые взяли на себя также значительную часть штабной работы. Так удалось освободить тысячи мест в администрации. Доля военных расходов в общем бюджете существенно сократилась, хотя армия в то же время должна была перевооружаться на основе технических новшеств и формировать новые резервы. Милютин смог ввести всеобщую воинскую повинность только в 1874 г., после того как германо-французская война 1870–1871 гг. еще раз продемонстрировала эффективность такой системы. Закон больше не допускал никаких исключений, кроме сокращения срока службы в зависимости от уровня образования. Набор офицерского корпуса был демократизирован. Для простых солдат служба начиналась с обучения грамоте. Благодаря этому тысячи крестьян, которые возвращались в свои деревни, по крайней мере умея читать, могли принести в деревню немного образования.

Первой большой угрозой духу реформ стало польское восстание. Именно здесь оказалось, что император после нескольких вспышек гнева все еще стремился к уравновешиванию разных интересов, когда это уже представлялось невозможным. Александр начал мероприятия по либерализации и пошел на уступки, но одновременно обозначил границы своей готовности к ним. Однако поляки интерпретировали эту готовность к уступкам только как признак слабости. Их массовые выступления быстро привели к вооруженным столкновениям. Русская администрация в Варшаве не хотела еще больше обострять ситуацию и предоставила охрану общественного порядка Национальному комитету и польской милиции. Несмотря на петицию комитета, которая практически требовала независимости, царь, подавив раздражение, продолжал искать пути к примирению. В Польше он нашел поддержку у магната Александра Велепольского. Следуя его совету, царь 26 марта 1861 г. обнародовал программу реформ: выборы в органы сельского и городского самоуправления, польский государственный совет, полонизация воспитания и открытие польского университета в Варшаве. Но, когда Велепольский закрыл Земледельческое общество своего рода польское альтернативное правительство, возглавлявшееся князем Адамом Замойским, — и распустил Варшавский комитет и его милицию, то снова начались кровавые выступления. После поминальных служб в день смерти национального героя Польши Костюшко, во время которых русские отряды вошли в два костела и арестовали 1600 человек, епископат закрыл все церкви в столице. Начались массовые репрессии. Русские войска всю зиму стояли в польской столице, возобновили свою работу военные суды, строптивые католические священники были сосланы в глубь страны.

В Петербурге тем не менее главенствовала партия примирения. Царь назначил своего брата Константина, испытанного либерала, наместником, а молодого профессора Католической академии в Санкт-Петербурге, считавшегося умеренным, варшавским архиепископом. Последний снова открыл церкви. Александр одобрил полное разделение гражданской и военной администрации в Королевстве Польском и назначил Велепольского главой польской гражданской администрации. Курс реформ и репрессий был продолжен: два человека, совершивших покушения, один из которых хотел убить брата царя, были повешены, Замойский сослан, но в частях Польши, аннексированных по решению Венского конгресса, снова было отменено право войны и проведены выборы в органы самоуправления. Поляки заменили русских в гражданской администрации, где официальным языком теперь считался польский, раскрыл свои двери польский университет, евреи получили широкое равноправие (чего никогда не было в самой России), а новый закон освободил крестьян от службы в действующей армии. Но это не удовлетворило польских патриотов. Когда в январе 1862 г. Велепольский попытался нелегально привлечь молодых людей, чьи симпатии к польскому движению за независимость были известны, на русскую военную службу, то невольно подал тем самым сигнал к восстанию: большая часть молодых людей бежала в леса и присоединилась к давно готовившемуся вооруженному мятежу. Неравная борьба — 10 000 плохо вооруженных и неподготовленных поляков противостояли 80 000 русских солдат — длилась до весны 1864 г. Пришел конец и политике примирения. Николай Милютин при поддержке своих союзников: князя Черкасского и Я. Соловьева по категорическому указанию Александра начал проводить политику русификации и ослабления польского дворянства: 19.2.1864 г. польские крестьяне получили землю — гораздо больше, чем в самой России. Выкупные платежи были снижены. В отличие от русских крестьян, они сохранили за собой право на пользование пастбищами и лесами своих бывших хозяев. Прямая зависимость крестьян от помещиков сразу же прекратилась. Более 1700 польских имений были конфискованы и переданы в собственность русским в западных провинциях России. Польский университет в Варшаве уступил место русскому университету. В следующие годы польский язык, как язык обучения, постепенно исчезал из школ. По предложению Милютина, Александр закрыл почти половину монастырей. Милютин также уменьшил количество приходов, учреждения униатской церкви были запрещены. В Белоруссии М. Н. Муравьев аналогичными методами проводил энергичную политику русификации. Православная церковь, которая охотно допускала это, стала основной опорой политики русификации. Муравьев по мере возможности подчинял народные школы православному духовенству. Царь лично занимался этими мерами и энергично запрещал все попытки вмешательства извне. Позднее он разрешил осуществить некоторые репрессивные меры в отношении «русских» униатов. Так, в некоторых губерниях на западе империи на таких униатов, например, не распространялась судебная реформа. В 1875 г. царь удовлетворил просьбу тысяч униатов о «добровольном» возвращении в православие.

То, что обстановка в Польше могла бы развиваться и по-другому, показывает пример Финляндии. Русская администрация умело начала осуществлять здесь программу экономической модернизации. Правда, в ходе ее реализации (например, при ликвидации гильдий) довольно скоро возник вопрос, а не требуется ли для принятия таких решений созыв финского ландтага, который не собирался с 1809 г. После некоторого промедления царь в 1861 г. распорядился об избрании временного собрания для подготовки законов, затем 15.9.1863 г., когда польское восстание находилось в высшей точке, созвал ландтаг и пообещал, что в будущем ландтаг будет собираться регулярно. В последующие годы ландтаг принял решение о ряде мероприятий: он создал, кроме прочего, финскую валюту, сделал финский язык единственным официальным языком, отменил контроль церкви над школами, уменьшил влияние государства на церковь и в 1874 г. принял современный закон о воинской обязанности, который в числе прочего определял, что финны могут быть мобилизованы только в Финляндии. Это сделало возможным последовательное развитие финской автономии, даже несмотря на то, что царя время от времени раздражали требования финнов. По отношению к белорусам и украинцам такой терпимости не было: украинский и белорусский не считались самостоятельными языками. Публицистическая деятельность любого рода на этих языках не допускалась. На Средней Волге также была предпринята попытка проведения политики русификации. Однако здесь эта политика, которую реализовывал востоковед Ильминс-кий, была направлена на то, чтобы путем преподавания на родном языке приблизить народы этого региона к России. Правда, уровень преподавания здесь был ниже, чем в русских начальных школах. Крымские татары подвергались усиливавшемуся административному давлению, приведшему к массовым переселениям, к которым царь относился одобрительно. С другой стороны, общественные школы, а также университеты, были открыты для всех групп населения. Правительство при этом надеялось на культурную европеизацию нерусской элиты как на первый этап русификации.

Политика в отношении евреев была в некоторых отношениях характерна для эпохи Александра II. В этом вопросе он не был свободен от предрассудков своего отца, но уже манифестом по поводу восшествия на престол отменил особенно жестокие репрессивные меры. Он отказался от школьной политики Николая 1 с ее попытками «европеизировать» евреев и «приблизить их к Христу», так что в конце концов больше евреев смогли посещать общественные школы. В остальном Александр полагался на своих советников. Комиссия определила цель политики в отношении евреев как «ассимиляцию с коренным населением». В качестве вознаграждения за уже состоявшуюся ассимиляцию выпускники университетов и купцы первой гильдии получали право осесть в России — в остальных случаях евреи могли жить только на присоединенных польских территориях и в 15 западных губерниях. Единственная мера, которая предполагала нарушение этих рамок, гарантировала и евреям-ремесленникам право жить за чертой оседлости. Эта мера была характерна для политики того времени, колебавшейся между старым и новым: только ремесленники, принадлежавшие к гильдиям, получали право на жительство, но значительная часть гильдий прекращали свое существование, так что это положение оставалось для большинства евреев-ремесленников пустым звуком. Одновременно за еврейскими общинами ремесленников, переселившихся в глубь страны, сохранялось право отзывать их. Таким образом, даже оставался в силе элемент порядка, который был связан еще с крепостным правом. В конце шестидесятых годов обсуждался еще один шаг к равноправию евреев, а именно: включение евреев, живших вне городов, в волости, который, однако; не удался из-за того, что волости оставались сословными, чисто крестьянскими структурами. Неполная модернизация государственных или общественных институтов сдерживала прогресс в так называемом «еврейском вопросе».

При Александре офицеры, такие, как Черняев и Скобе лев, завоевали огромные пространства в Центральной Азии и Туркестане, прежде всего города Чимкент (1864 г.), Ташкент (1865 г.), Бухару и Самарканд (1868 г.). В 1873 г. признала верховенство России Хива. Эти офицеры часто действовали на свой страх и риск; Санкт-Петербург был не в состоянии контролировать их. Война для защиты русских владений велась и на Кавказе, а оттуда экспансия равным образом распространилась в направлении Центральной Азии. В 1869 г. здесь был устроен важный опорный пункт Красноводск. В 1879 г. было начато строительство Транскавказской железной дороги вдоль северной границы Персии. В 1858 и 1860 гг. Россия получила от Китая большие территории в излучине Амура. В 1860 г. был основан Владивосток. В 1875 г. русским стал Сахалин. Хотя Александр II считал панславизм угрозой для России и монархического принципа, но в 1877 г. он позволил этому течению втянуть себя в войну против Турции. Александр был не в состоянии воспрепятствовать неофициальной войне, которую вели на стороне сербов Славянский благотворительный комитет, московские промышленники и неуполномоченные офицеры, среди них верховный главнокомандующий, генерал Черняев. Когда сербским войскам и русским добровольцам грозило уничтожение турецкими войсками, он 24.4.1877 г. объявил войну Порте, хотя министр финансов Рейтерн настойчиво предупреждал его о катастрофических последствиях для такого шага экономики и финансов. После тяжелых потерь — причем царь очень беспокоился о раненых, что ввергало его в депрессию — удалось победоносно закончить войну, Александр продиктовал Порте условия Сан-Стефанского мира, которые он не в состоянии был реализовать из-за противодействия европейских держав. По просьбе Александра Бисмарк выступил в качестве посредника на Берлинском конгрессе, проходившем с 13 июня по 13 июля 1878 г. Выторгованный там мир принес русским горькое разочарование; он был тяжелым ударом как по престижу царя, так и по русской великодержавности. После Берлинского конгресса царь был глубоко разочарован прежде всего Бисмарком, которому нейтралитет России помог в создании единой Германии. Свою горечь, которую разделяли широкие общественные и дипломатические круги, Александр выразил в письме к своему дяде Вильгельму I, воспринятом немецкой стороной как оскорбление («письмо-пощечина»). Поэтому в союзе трех императоров 1873 г., на который Александр и без того пошел неохотно из-за вступления в него Австрии, своим поведением во время Крымской войны глубоко задевшей царя и русскую дипломатию, возникли крайне напряженные отношения. В дипломатических кругах и у царя росло ощущение того, что этот союз для России менее выгоден, чем для Пруссии. Тем не менее Россия, воспользовавшись германо-французской войной, денонсировала статью Парижского мирного договора, касавшуюся Черного моря, и добилась утверждения этого шага на Лондонской конференции по проливам 13 (по н. с.) марта 1871 г.

Удар по престижу правительства и царя, нанесенный после русско-турецкой войны, дал дополнительный импульс революционному движению. Его истоки восходят к более раннему периоду. Начало ему положили студенческие беспорядки в Казани и Киеве в 1858 г., быстро перекинувшиеся на другие университеты. В 1861 г. в Санкт-Петербурге появились нелегальные прокламации. В прокламации «К молодому поколению» говорилось о том, что монархия изжила себя, и единственными реальными силами в стране являются интеллигенция и крестьяне. Она пропагандировала крестьянский социализм, основанный на общине. Царь, сначала поспешно назначивший реакционного министра просвещения, не дал запугать себя призраком мнимых всемирных заговоров. Он разрядил ситуацию, отстранив от должностей реакционного министра просвещения и генерал-губернатора Санкт-Петербурга. Для нуждающихся студентов были установлены стипендии, частично из личных средств императора, а либерально настроенный Головнин начал разрабатывать новый либеральный устав университетов. Правда, Санкт-Петербургский университет был закрыт до появления указа 1863 г., а несколько зачинщиков были сосланы в провинцию. Другая крайне радикальная прокламация «Молодая Россия», которая призывала не только к революции, но и к уничтожению императорской семьи и других общественных институтов, еще больше накалила атмосферу, хотя ее автор, Заичневский, якобинской тенденцией своего сочинения подготовил раскол в русском революционном движении. Противоположное направление, делавшее упор на революционном развитии и отрицавшее революционную диктатуру, представлял в Санкт-Петербурге артиллерийский офицер Петр Лавров, который в своих лекциях в Военной академии соединял математику и революцию. Он настойчиво просил студентов сначала просветить народ, а уж потом призывать его к революции. Под впечатлением того факта, что в России не было революционной ситуации, в маленьком кружке, названном «Ад» и собравшемся вокруг неудавшегося студента Ишутина, начали обсуждать план убийства царя. К этой группе принадлежал также исключенный из университета Каракозов, который 16.4.1866 г. совершил первое покушение на царя, хотя товарищи из «Ада» пытались удержать его от этого. Царь снял с должности министра просвещения и опубликовал рескрипт, который при всей своей патриархальной строгости в сущности обещал продолжение курса реформ. Новый министр просвещения Д. А. Толстой запретил студентам создание практически любых организаций. Это снова привело к студенческим беспорядкам, подогревавшимся неумелыми действиями властей и ссылками, к которым приговаривали не в судебном, а только в административном порядке. Среди общего раздражения осталось незамеченным то, что Закон об университетах 1863 г. и, тем самым, их независимость остались по существу незатронутыми.

Годы после каракозовского покушения породили тип совершенно аморального революционера, который олицетворяли собой Сергей Нечаев и, в меньшей степени, Петр Ткачев. Пропагандировался переворот, конспиративно приведенный в движение верхушкой интеллигенции, который должен был увенчаться революционной диктатурой. Достижение этой цели оправдывало любое средство. Так, делались совершенно осознанные попытки заставить правительство ужесточить репрессии. В конце концов Нечаев даже пошел на убийство члена своей группы, не только потому, что тот возражал ему, но еще и потому, что совершенное вместе преступление должно было сцементировать маленькое «общество». Максимы своих политических действий Нечаев собрал в «Катехизисе революционера», который был настолько откровенно жестоким, что правительство решило само опубликовать его. Ужас перед нечаевщиной вызвал в революционных и оппозиционных кругах временный возврат к классическому русскому популизму. Теперь большую значимость приобрели представления Лаврова об эволюционных изменениях. Медленно развивалась также идея «хождения в народ» для воспитания и просвещения относительно его реального положения. Во время плохо спланированной акции «сумасшедшим летом» 1874 г. больше тысячи студентов потянулись в деревню. Акция потерпела неудачу. Крестьяне, как правило, выдавали студентов полиции. Если же крестьяне и слушали их, то не понимали. 700 человек были арестованы, а около 300 предстали перед судом. Первая реакция правительства на «хождение в народ» была сдержанной. Дела народников заслушивались в сенате, то есть в суде, от которого ожидали положительного решения. Но результат был иным. В первой серии процессов суд из 110 подсудимых оправдал 39. В знаменитом процессе 193 было вынесено 155 оправдательных приговоров, и сенат рекомендовал царю смягчить наказание приговоренным. К несчастью, на следующий день после оглашения приговоров Вера Засулич стреляла в градоначальника Санкт-Петербурга Ф. Ф. Трепова, который по ничтожному поводу приказал высечь политического заключенного. Вместо того, чтобы смягчить приговоры, министр внутренних дел с одобрения царя ужесточил их. Оправданные народники большей частью были сосланы в административном порядке. После покушения на Трепова, ввиду недооценки накаленной атмосферы в Санкт-Петербурге, дело Веры Засулич было передано в суд присяжных, которые оправдали подсудимую. После этого правительство создало для политических дел новый суд без присяжных. Вера Засулич и суд, оправдавший ее, по-своему раскрутили новую спираль террора и репрессий.

Однако в целом эти и последующие репрессивные меры ни в коем случае не приобрели такого размаха, как это часто представляют. В 1875 г. по официальным данным насчитывалось 260 административно сосланных, к 1879 г. их было больше 1000, не считая нескольких сотен в Сибири, то есть после больших процессов, давших юридическую оценку «хождению в народ», административной ссылке были подвергнуты около 1300 человек. Только после покушения на Трепова 24.1.1878 г. началась фаза ужесточенных репрессий. Участники демонстраций и собраний могли теперь быть наказаны административной ссылкой. Аресты могли совершаться при ограниченном участии прокуратуры, а в тяжелых случаях осужденных ссылали в Восточную Сибирь. Вновь созданные военные трибуналы выносили приговоры в случаях насильственного сопротивления государственной власти, причем без права на апелляцию. Были введены должности генерал-губернаторов в провинции, которые на основании права военного времени подчинили себе гражданские учреждения, в том числе школы и университеты. Они получили полномочия на вынесение наказания в виде ссылки в случае угрозы государственной безопасности, предание служащих, находившихся на гражданской государственной службе, военным судам, приостановление публикаций и многое другое. Все это было реакцией на широкую волну террора, жертвами которого стали многие начальники полиции и другие высокопоставленные чиновники и который вскоре обратился против самого царя. Под давлением событий закрутилась кадровая карусель: новый министр иностранных дел, Марков, хотя и защищал права земства, но оказался противником дальнейших реформ. Реакционный министр финансов Грейг вынужден был уйти. Кроме того, в высших бюрократических кругах обсуждались разные модели преодоления кризиса, которые в той или иной форме были нацелены на концентрацию полномочий и обеспечение в конце концов единства политики правительства. Либералы предлагали преобразовать комитет министров в подлинный совет министров. В 1879 г. Абаза, ставший впоследствии министром финансов, в личных беседах говорил о возможности возврата к валуевской «Конституции» шестидесятых годов. Военный министр Милютин требовал коренной реформы, которая предусматривала также включение выборных представителей земства в Государственный совет. В начале января 1880 г. царь сам заявил в разговоре со своим братом Константином, что подумывает о том, чтобы к 25-летию своего вступления на престол сделать еще один важный шаг во внутреннем переустройстве государства и гарантировать обществу более широкое участие в обсуждении важных вопросов. Такие намерения не нашли поддержки у советников Александра, возможно потому, что наследник престола выказал слишком решительное сопротивление.

Такова была ситуация, когда 5.2.1880 г. было разрушено бомбой целое крыло Зимнего дворца. Ответ гласил: единство действий правительства в виде своего рода реакционной диктатуры. Идея, вероятно, принадлежала Каткову, который через Победоносцева мог подсказать ее наследнику престола, а затем министрам и императору. Но назначение Лорис-Меликова, единственного генерал-губернатора, который наряду с массовыми репрессиями предпринял и попытки склонить на свою сторону общественность, говорило о другом. Предложение объединить все полицейские органы и институты, занимавшиеся борьбой с террористическим движением, в составе Верховной распорядительной комиссии под руководством Лорис-Меликова позволяло сдерживать акты произвола и, прежде всего, обуздать самовластных генерал-губернаторов. Новый начальник в своем первом обращении 15.2.1880 г. пообещал не только бороться с криминальными элементами, но и поддерживать законные интересы граждан. Этот курс получил название «диктатуры сердца». Лорис-Меликов ослабил систему полицейского террора, ограничил применение административной ссылки и смягчил цензуру в печати. Он создал в Министерстве внутренних дел департамент полиции и подчинил ему пользовавшееся дурной славой Третье отделение Собственной его императорского величества канцелярии, а также жандармерию. Благодаря этому можно было ликвидировать Верховную распорядительную комиссию, поскольку Лорис-Меликов, назначенный министром внутренних дел, обладал большинством полномочий. Новый министр внутренних дел пытался, кроме того, осуществить программу реформ. В первую очередь так называемые сенатские ревизии должны были прозондировать общественное мнение в проверяемых губерниях и выявить злоупотребления. Политика в области образования снова возвращалась к либеральным принципам шестидесятых годов. Студенты опять получили неограниченное право создавать собственные организации. Земства могли надеяться на то, что благодаря четкому разграничению полномочий в будущем смогут работать без постоянного вмешательства со стороны губернаторов. Одновременно министр внутренних дел хотел активизировать органы городского самоуправления. Он отменил ненавистный налог на соль и обещал отменить подушную подать. Он хотел гарантировать Государственному совету право принимать решения обо всех государственных расходах, в том числе чрезвычайных. Однако знаменитым Лорис-Меликова сделало его предложение созвать представителей общественности в смешанные комиссии по реформам для разработки проектов законов, которые затем обсуждались бы как обычно в Государственном совете. В Государственный совет он также хотел включить 10–15 представителей общественных институтов. Министр внутренних дел оставил открытым вопрос о том, должны ли эти представители быть выбраны или же назначены императором. Александр в принципе одобрил этот план, однако окончательное обсуждение, которое он назначил на 4 марта, не состоялось.

После выстрелов Веры Засулич революционное движение изменило направление своих ударов. Уже проект программы второй «Земли и воли», образовавшейся из нескольких групп в конце 1876 г., предусматривал террористические акты для дезорганизации государственного аппарата. Относительная безуспешность хождения «в народ» усилила тенденцию к террористическим актам ввиду безвыходной ситуации, когда капитализм, развитию которого хотели воспрепятствовать народники, уже пустил первые корни. Была основана «Народная воля», члены которой на встрече в Липецке в июне 1879 г. потребовали активизировать террористическую борьбу. Главной целью ее был провозглашен «удар по центру», то есть убийство царя. Это было единственным, что удерживало вместе различные течения народовольцев, но одновременно истощало имевшиеся в распоряжении материальные и людские резервы. После того как группе Андрея Желябова и Софьи Перовской 1.3.1881 г. удалось убить царя, «Народная воля» как центральная организация практически прекратила свое существование.

Царь вполне мог бы избежать гибели. Первая бомба 1.3.1881 г. возле Екатерининского канала не попала в цель. Вместо того, чтобы приказать кучеру как можно быстрее ехать дальше, Александр велел ему остановиться и вышел из кареты, чтобы позаботиться о раненых. В этот момент один из террористов бросил вторую бомбу, которой император был смертельно ранен. Царя успели довезти до Зимнего дворца, где он вскоре скончался.