Самая темная нота

20.КАДЕНС

— Нет, абсолютно нет.

Мы с Датчем стоим в коридоре по одну сторону спортзала, а Финн и Зейн — по другую.

Я думала, что Датч тащит меня с собой, чтобы устроить последний спор.

Предполагать, что Датч не будет придумывать способы сделать мою жизнь несчастной, было моей первой ошибкой.

Позволить ему притащить меня сюда, пока Бриз смотрит, было моей второй ошибкой.

— Я не выйду на сцену. — Шиплю я на него.

— Ты сказала, что будешь моей помощницей. Двадцать четыре на семь. Таков уговор.

Его брови опускаются над янтарными глазами. Сегодня он выглядит очень нетерпеливым. Странно. Датч всегда в настроении. Но сейчас все по-другому. Оно кажется... непостоянным.

— Ты играешь на сцене. Кричащие фанаты. Бюстгальтеры, которые в тебя бросают. Это твоя фишка. — Огрызаюсь я.

— Бюстгальтеры? — Буря в его глазах немного смягчается. — Кейди, это школьные танцы. Если я подберу здесь хоть один лифчик, это уже половина уголовного преступления.

— Мне все равно. Я не собираюсь выходить на сцену.

Датч засунул руки в карманы.

— Ты нужна нам в нашем сете.

— Потому что треугольник так важен для общего звучания? — Мой голос звенит сарказмом. — Я в этом сильно сомневаюсь.

Я перевожу взгляд с Датча на выходы. Интересно, сколько грубой силы мне понадобится, чтобы оттолкнуть его и рвануть к шоссе.

Я скорее рискну схватиться с бандитами на улице, чем заберусь на вершину этой грубо сколоченной платформы с уже отваливающимися украшениями. Единственное, о чем я могла бы даже подумать, — это о своих рыжих волосах, макияже и сценическом псевдониме.

— Я слышал, твоя сестра учится в этой школе.

Датч подходит ближе.

— Откуда ты знаешь?

— Джинкс прислала фотографию. — Он ухмыляется. — Виола Купер. Большие карие глаза. Милая улыбка. Хочет стать звездой грима.

Мои плечи напрягаются.

— Даже не думай разговаривать с моей сестрой.

— Тогда тащи свою задницу наверх. — Он вздергивает подбородок к сцене.

У меня в животе все пенится от нервов, и я покрываюсь холодным потом.

— Я не могу.

— Нет, можешь.

— Почему ты так со мной поступаешь? — Стону я.

Хотя я знаю. Это потому, что он меня ненавидит.

— Тебе нужно преодолеть страх перед сценой.

— Датч, я правда не могу.

Он наклоняется, встречаясь с моим взглядом.

— Не думай о толпе. Представь, что здесь только ты и я, а? Побей этот треугольник так же, как ты хочешь пробить молотком мою голову. — Он делает паузу и, кажется, обдумывает это. — Но бей в такт.

— Я отказываюсь.

— Не вариант, Брамс. — Он качает головой.

Снаружи MC объявляет группу. Первокурсники аплодируют.

— Время пришло.

Взяв меня за руку, Датч тащит меня к сцене.

— Ты можешь просто бросить это? — Я вцепляюсь в его рубашку и держусь за нее изо всех сил. Никогда не думала, что буду умолять Датча о чем-то, но вот я здесь. Практически на коленях.

— С каких пор ты отступаешь перед вызовом, Брамс?

Я фокусирую взгляд на его упрямом взгляде.

— Это другое дело. Я не выступала на сцене в качестве самого себя с двенадцати лет.

На этот раз рука, которой он обхватывает меня, терпелива. Медленно, словно успокаивая мой учащенный пульс, Датч потирает круги на моем запястье.

— Не смотри на них, Брамс. — Он ведет меня к двери. — Смотри на меня. Продолжай смотреть на меня. — Он оглядывается. — Потому что если ты убежишь, я найду тебя, и тебе не понравится, что я с тобой сделаю.

Мои глаза сужаются от отвращения, но я не могу на него огрызнуться, потому что мы уже выходим на сцену.

Инструменты расставлены. Гитары. Барабанная установка. Разноцветные огни. Большие воздушные шары удерживаются сетчатым навесом. А потом — глаза.

Передо мной проплывает море лиц, красиво одетых и окутанных тенью. Я не вижу Виолу, но, честно говоря, я не вижу ничего, кроме своей собственной дымки страха.

Кажется, меня сейчас вырвет.

Датч отпускает мою руку, и я делаю шаг, чтобы убежать со сцены, когда на моем пути возникает Финн. У него через плечо перекинута бас-гитара. Его глаза пристально смотрят на меня.

Я бросаю на него отчаянный взгляд. — Финн, пожалуйста.

Он качает головой и указывает подбородком на треугольник.

Зейн сидит за внушительного вида барабанами. Его вороные волосы падают ему на лицо, и он трясет головой, чтобы убрать их с глаз. Ухмыляясь, он направляет барабанную палочку в мою сторону.

Я поникла от страха и растерянности. Почему они так со мной поступают? Они хотят увидеть, как я задохнусь? Это их последний план, чтобы окончательно вытолкнуть меня из Redwood Prep?

— Садись сюда. — Финн указывает на стул, стоящий в самом конце сцены.

Я мчусь туда, сердце колотится от облегчения, а мой верный треугольник прижат к груди.

Когда я устраиваюсь поудобнее, Датч кивает мне. Я и не подозревала, что он ждал, пока я сяду. От этого небольшого намека на заботу у меня в груди что-то сдвигается.

Я киваю в ответ и наблюдаю, как он берет гитару с подставки и с легкой грацией заносит ее над головой. Он выглядит таким непринужденным. Ублюдок.

Все мое тело пылает, и я изо всех сил стараюсь не задохнуться. В последний раз, когда я выступала перед толпой, мне было двенадцать, я плакала и боялась.

Я крепче сжимаю свой треугольник. Это совсем другое. Ты не за роялем.

Самоубеждение помогает. Я начинаю понемногу успокаиваться. Датч здесь. Финн и Зейн тоже. И хотя они ужасно со мной обошлись, по крайней мере, я не одна. Я пристроилась сзади, целая и невредимая, играю на инструменте, который не имеет никакого веса в представлении.

Просто дыши, Каденс. Просто дыши.

Датч стоит лицом к толпе. Он обхватывает микрофон длинными тонкими пальцами. Его голос разносится по залу, когда он представляет группу, и я вижу, как несколько девушек падают в обморок. Бедняжки уже попали под его чары, что неудивительно. Датч высок и прекрасен в свете прожекторов.

Смотреть на него лучше, чем теряться в своих мыслях. Я замечаю его самоуверенную ухмылку, когда он отсоединяет микрофон. Он расхаживает по сцене, пока Зейн начинает играть на запоминающемся барабане. Его голова покачивается, и он распускает еще одну уверенную ухмылку. Это его мир, и он им владеет.

Зейн прекращает играть.

Затем он поднимает палочки и начинает отсчет.

Раз, два, три.

Я нахожусь так близко к барабанам, что когда Зейн стучит по тарелкам, я чуть не вырываюсь из собственной кожи. Финн вступает с фанковым риффом на басу, а Датч повторяет его на электрогитаре ритм за ритмом, его лицо напряжено в концентрации.

Я задыхаюсь от удивления, когда слышу игру Датча. Он использует музыку как оружие, разрушая все, что, как мне казалось, я знала о нем, и собирая все заново.

Рев становится громче, море первокурсников ухмыляется и подпрыгивает от восторга.

Я нахожусь сзади, поэтому мне виден только профиль Датча, но он достаточно мощный, чтобы удержать мое внимание. Острые скулы. Сильная челюсть. Пухлые губы. Он вгрызается в гитарную партию так же, как я вливаю душу в фортепиано, словно это его последняя ночь и ничто не имеет значения, кроме этого момента.

На сцене тысяча градусов, но мои руки покрываются мурашками.

Губы Датча приоткрываются, его волосы развеваются, когда он не отрывается от гитары. Он заворожил нас всех, ожидая.

А потом...

Он прикладывает рот к микрофону, и нота дрожит в воздухе.

Крики, доносящиеся из толпы, едва не разрывают мои барабанные перепонки.

Датч раскачивается из стороны в сторону, полностью отдаваясь песне. Я никогда не видела его с другой стороны, и это чертовски привлекательно.

Мне нравится его хрипловатый тон и реальность, которую он привносит в свое выступление. Он сырой и уязвимый, даже если темп бодрый.

Его признание, сделанное на днях, не выходит у меня из головы. Я не знаю, для чего я играю. Трудно представить, что он так сильно переживает, когда у него так хорошо получается.

Короли начинают свою первую песню, и дети разражаются аплодисментами.

В одно мгновение я вспоминаю, почему музыка так универсальна. Неважно, что у Датча на банковском счету гораздо больше денег, чем любой из этих студентов может себе представить. Неважно, что он ездит на шикарной машине, живет в особняке или имеет знаменитую музыкальную легенду в качестве отца. Прямо сейчас, в этот момент, он говорит на языке, который понимают все.

Я покачиваю головой в такт ритму, вникая в каждую строчку, каждый куплет и каждый аккорд. Не потому, что они идеальны, а потому, что певец не дает мне выбора, кроме как ожить.

В конце концов, я перехожу от покачивания головой к танцам на своем месте. Иногда я даже забываю, где должен играть треугольник.

Под конец выступления группа делает музыкальную паузу. Датч играет сложное соло на своей гитаре. Финн отбивает ритм на басу, а Зейн отрывается на барабанах, вызывая самую бурную реакцию старшеклассников.

Я вижу, что Датч жестикулирует мне.

У меня чуть глаза не вылезли.

Я продолжаю качать головой. Нет.

Он вздергивает подбородок, как бы говоря, что ты следующая.

Я снова качаю головой.

Он снова кивает.

Мы еще минуту изображаем боббл-хэд, пока Зейн не ударяет палочками по тарелкам и, пока золотые диски звенят, не указывает на меня.

Я тяжело сглатываю. Толпа втягивается в фокус, и страх грызет меня заживо.

— Ты встала, Каденс! — Предупреждает Зейн, заканчивая свое соло.

Сердце замирает в горле, я с трудом поднимаюсь на ноги, поднимаю треугольник и ударяю по нему палкой. Кольцо взвивается в воздух, и Датч тут же обволакивает ноту мелодией, чтобы она казалась чем-то новым.

Первокурсники сходят с ума, крутят головами и танцуют.

Я подпрыгиваю от восторга.

Я не... потеряла сознание.

У меня получилось!

Я нахожу глазами Датча и широко улыбаюсь ему. Он опускает подбородок в знак одобрения. Пот стекает по его лицу, волосы в беспорядке, но я никогда не видела его более пленительным.

Он отворачивается и снова поет припев. Гитара визжит под его пальцами. Мы готовимся к концу.

К моему удивлению, Датч поворачивается и жестом приглашает меня подойти к нему.

Я машу пальцем.

Он вскидывает голову в жесте «давай».

Я иду вперед, колени дрожат.

Янтарные глаза сверкают на меня, и хотя Датч ничего не говорит, я чувствую, как он спрашивает, готова ли ты к этому?

Я мотаю головой туда-сюда в отчаянном «нет». Не то чтобы его это волновало. Датч перебирает струны гитары, а Зейн бьет по барабанам. Пришло время для большого финиша.

Я вовремя нажимаю на треугольник.

Один раз.

Дважды.

Я подражаю Датчу и мотаю волосами вперед-назад.

Последний удар моего треугольника встречается аплодисментами и криками. Датч играет последний аккорд в прогрессии, прежде чем дать ноте прозвенеть.

Все кончено. По всему моему телу пробегает гул. Я не могу поверить, что только что сделала это. Я вышла на сцену и сыграла этот треугольник как я сама.

Я.

Каденс.

Без париков. Без грима. Никакого сценического имени.

Я всегда была честна со своей музыкой, но впервые за долгие годы я стала честной с тем, кто я есть, когда играю ее.

Сегодня вечером, благодаря Датчу, я сломала эту форму.

Не раздумывая, я сокращаю расстояние между нами и обнимаю его за шею как раз в тот момент, когда сетка лопается и над нами проносятся воздушные шары.