Седая целительница

Глава 14

— Если Горан узнает, он мне голову оторвет, как перепелке!

— Твоему Горану самому надо голову оторвать, и хозяйство заодно!

— Что ты сказала, рыжуха⁈ Он твой альфа! — рявкнула Русала сбоку.

— Он чудовище и мерзавец! Который снасильничал бедную деву!

— Горан не насиловал! Он консумировал брак со своей суженой!

— Да ты что⁈ Вы здесь всех девок так замуж выдаете⁈ Оттого, видно, их так мало осталось! Повесились от радости, бедняжки!

— Умолкните вы обе!

Рявкнула всегда тихая и спокойная Яринка, что придерживала меня за левый бок. Справа недовольно насупилась Стеша, зыркая на волчицу впереди, что вела нас сквозь заросли в избу какой-то Янины. Старой хранительницы рода.

Я с трудом держалась на ногах. Болел живот, промеж ног адски горело, укус на бедре еще не прошел. Магия вытекала из меня, словно кровь. Быстро и стремительно, опустошая мое тело.

Благо девочки держали, да на себе тащили.

А вот Русала умолкнуть не могла, все бурчала впереди нас.

— Янинка, старая карга, тоже хороша! Если Горан прознает, то…

— Помалкивать будешь — не узнает.

Молвил старческий голос сбоку. Испуганно ойкнув, девочки дернулись, чуть не уронив меня. Около старого колодца застыла сгорбленной фигурой старая женщина. Укутанная в меховые шкуры разного зверья, она пристально рассматривала меня своими желтыми, как золото, глазами.

Да мрачнела все сильней, сильней.

— Хорошо он тебя потрепал, девонька. Молодой и упрямый кобель! — в сердцах бросила она и подошла ближе, рука со сморщенной, свисающей кожей потянулась к моей щеке. Да ласково погладила, почти как свою дочь.

— Русала сказала, ты мать хочешь увидеть. Не сбежишь?

— Не сбегу. — выдохнула я тяжело, ощущая, как холодный пот стекает градом по виску.

Старушка по-прежнему недовольно поджала губы, недоверчиво глядя на меня.

— Белые потребовали у Горана встречи. Не сегодня-завтра объявят войну. Из-за тебя.

— Не из-за меня. — процедила я сквозь зубы, награждая старуху острым взглядом. — А из-за того, что он сотворил со мной на потеху вашего племени.

Русала сбоку отвела пристыжено глаза, девчата мои тоже напряглись, а старушка медленно опустила голову на бок.

— Не столь ты мягка, как кажешься, Снежинка, дочь Бурана из клана белых волков. — скрипучим голосом подметила старуха. — Только войны будет точно не избежать, когда мать твоя тебя увидит искалеченной и измученной.

— Войны и так не избежать. — прохрипела я от натуги говорить. Больно мне было и плохо. Так, что аж руки затряслись, снова волчьей ягоды глотнуть. Да прекратить свои мучения. — Но мне радостно от мысли, что столько жизней скосит Морана. Отпусти к матери. Дай с ней увидеться. И, возможно, она сможет убедить отца не откопать топор войны.

Старушка шагнула вперед, став со мной нос к носу.

— Ни одна мать не бросит свое дитя в лапах чудовища. Утопать в мучениях.

— Не тяни время, старая! — крикнула я шепотом. — Мне с ней говорить. Мне… а не тебе. Моя матушка мудрая, она общее благо не променяет на бесполезную ненависть и месть, в плату сотни жизней.

— Ну гляди мне.

На последок уронила старушка и кивнула Русалке.

— В баню ее тащите, там чернявая ее ждет.

— Милая моя! Солнышко мое! Прости меня, дурную! Прости, богами молю! Не уберегла я тебя! Не защитила!

Матушка обливалась слезами, а я не могла надышаться ее запахом. Правду говорят, от материнского прикосновения и тепла боль угасает. Вот и мне полегчало. Сильнее к ней жмусь, теплоту черпаю. Кто знает, когда свидимся. Бережно запоминала этот сладкий аромат ягоды и свободного весеннего ветра, и еще кое-что… совсем незаметно. Нежно.

Запах материнского молока.

— Будет тебе столько плакать, матушка. Перестань печалиться. Молю, хватит слез. Дай увидеть твою улыбку напоследок.

— Нет, милая! Нет! — родительница обхватила меня за плечи. — Не пущу я тебя никуда, со мной пойдешь. Буран за тебя убивать будет, выродка этого чернявого на кусочки разорвет, да дикому зверью на поедание бросит.

— Нет, матушка. — печально выдохнула я, пальцами стирая ее слезинки с лица. — Не надо за меня убивать. Беду на себя накличите. А вам о другом надобно думать, не о смерти, а о жизни.

Ладоши сами потянулись к робким росткам энергии в мамином животе.

Глянув на обескураженную матушку, я улыбнулась краем губ.

— Тяжелая ты, маменька. Мужу сыновей родишь. Двоих и сразу. Как Маричка и говорила, такое только у волкодавов бывает.

Пришибленно застыв с вытянутым лицом от услышанного, матушка робко накрыла свои ладоши поверх моих.

— И я скоро понесу, — призналась я в сокровенном. — Мальчика. Наследника черных. Приходил он ко мне во сне, мама, такой здоровенький. Кучерявый, и с глазеньками голубыми, как васельки.

Мама снова подавилась плачем.

— Как же так, солнышко мое? От насильника понести? За что на твою головку такие наказание, милая? За что?

— Тише-тише, — я сморгнула слезинки с ресниц. — Дите ни в чем не виновато. Ни мое, ни твои. Ни чужие, мама. Нельзя допустить войны.

— Пойдем со мной, Снеж. — меня крепко схватили за руку, целуя в макушку. Как в детстве. — Буран тебя защитит, он нас всех защитит. И мальчика твоего не обидит. Внука. Поднимем вместе. Он…

Покачала головой от отчаяния. Не стала говорить, что сынишка еще не прикрепился в моей утробе. И о словах странного парня по ту сторону яви тоже не стала.

— Матушка, я бы сказала, что сердце мое пылает от боли и ненависти. Но не могу сказать. Вырвал сердечко мое черный волкодав с корнем из груди. Не надо подливать масла в огнище. Не надо… Меня уже не спасти. Сломал он меня, мама, сломал.

— Не говори так, отрада души моей.

Матушка обхватила меня за плечи, заставив глянуть в ее зеркальные от слез глаза.

— Буран обрадуется внуку, вот увидишь! Поднимем мальчонка, я любить его буду. И с войной все уладим, милая, брат твоего отца пригрозит этому паршивцу. И он тебя ради мира отпустит.

— Не отпустит, мама, — вспомнилась его клятва на алтаре, тогда он призвал луну свидетельницей. — Жена я ему теперь.

Спрятала взгляд, дабы сморгнуть слезы.

— Да и дите мое отцовский клан не примет. Изгоем станет. Ненавидеть его будут. Следом моего позора нарекут. Можно смешать белый с черным, но не черный с белым.

— А черные-то примут⁈ — яростно вскрикнула она, и я сжала пальцы до хруста, пожав плечами.

— Не ведомо мне это, матушка. Не ведома.

— Сгубят они тебя, милая. Чую сердцем, сгубят. И так измучили голубушку мою, словно смертница передо мной сидит.

А я ею и была, родная моя. Но вслух говорю другое.

— Береги себя и детей в утробе. Молю тебя богами. А об остальном не волнуйся. Если… не вмоготу будет, сбегу. Обещаю. Найду как и убегу. А пока…

Прижалась лбом к ее лбу.

— Пока надо сохранить мир, любыми силами. Я устала от войны, матушка. Я знаю, что такое смерть, боль и реки крови. Этого стоит предотвратить.

— Как же мне тебя здесь оставить, кровинушка моя?

Всхлипнула мама.

С ответом я не нашлась, разве что…

— Просьба у меня к тебе будет, маменька.

— Говори, заря моя. Всё для тебя сделаю!

Решительно глянула она на меня, и я покосилась на узкое окошко в предбаннике.

— Возьми моих девок с собой. У твоего бока, знаю, в безопасности они будут. Волкодавы их обманом сюда притащили, трофеями назвали. Сказали, в жены возьмут, но нет мне веры в их словах после того, что пришлось проить на собственной шкуре. Забери их, матушка, за дочерей своих считай. Сироты они обе.

Мама глянула поверх моего плеча в окно и поджала губы.

— Будь по-твоему, душа моя. Только… В лодке еще одно свободное место. Только одну взять смогу.

Вот оно как.

Дверь скрипнула, мы обе вздрогнули, глянув на входящего, и облегченно вздохнули при виде Яринки.

Девчушка поджала губы и по-взрослому глянула на меня.

— Прощаться вам надобно, эта карга говорит, что скоро волкодавы заметят пропажу. — я благодарно ей кивнула, но девчушка не спешила уходить. — Я… Слышала, о чем вы беседовали. Заберите Стешку с собой, тетенька Любава. А я останусь тут со Снежкой. И лечением помогу.

— Ярин… Пробовала я возразить, но впервые эта тихая, словно мышонок, девонька мне возразила.

— Нет времени, чтобы всю мою историю рассказать. Только не дурная ты, Снеж, и так понимаешь, зачем волкодавы нас притащили сюда. А этот светловолосый Деян уже облизывается на Стешку. Погубит он ее, как тебя Горан. Только сестрица наша не так сильна, как ты, не оклемается.

И развернулась к моей матушке.

— Заберите ее, а не меня. Я девчина нескладная, и ростом не вымахала, и лицом не вышла. Одни кости да кожа, на меня не позариться. Марфа с недугом борется, второй день лихорадит. А Матришу и Наталку мы потеряли в лесу, когда от волкодавов сбежать пытались.

Переглянулись с матушкой, и та молча кивнула, крепко прижав меня к груди напоследок. Одарив лоб материнским прощальным поцелуем.

— Почему сюда ее приволокли⁈ Кто позволил? Всем бошки поотрываю! Русала! Куда глядела, девка непутевая⁈ Прямо у границы с белыми!

— Утихни свой гнев, альфа! Да не ори, девке и без тебя тошно.

Голос старой Янины мало того, что от страха не дрожал. Так еще и высказывал открыто пренебрежение.

— Опять ты, Янинка! — рявкнул Горан, не щадя легких. — Смерти захотела, старая⁈ Не живеться спокойно на свете!

— Если бы я была робкой да краткой, и ты бы уродился поспокойней, племяничек. — вздохнула с сожалением старуха. — А так, вот теперь пожинай плоды своего блудоства. Не смог хотелки в узде держать, вот и полюбуйся…

— Замолчи! И где Снежинка? Зачем ты сюда ее приволокла⁈ Смотри, надумаешь что-то ей худое сделать, не посмотрю, что внучатая бабка ты мне!

— Тфью на тебя, окоянный! — от души плюнула женщина. — Куда же мне после тебя к бедняжке со злым умыслом лезтьти? Пускай хоть оклемается чуток, а уж потом.

— Янина!!!

— Да будет тебе, Горан, злиться. Вода здесь ключевая, прямо из горного родника, целебная она. Искупали в ней твою жену, и бедняжка наконец уснула. Хоть немного боль ослабла.

Старушка безбожно врала, с трудом меня укачала на сон Яринка, лишившись сознания от того, сколько магии потеряла. Но сон оказался хрупким, как весенний лед, одного звука голоса Горана стало достаточно, чтобы я испуганно вздрогнула и пробудилась.

Яринка и Русала спали рядом, усевшись на лавке, да прислонившись плечом к плечу. Эта ночь выдалась для них тяжелой, и устали они изрядно. Оттого и спали, как младенцы. Пока за окном стыдливо изо макушек деревьев выглядывала первая заря.

Кое-как привстав, я, шатаясь, подошла к оконцу. Увидела я все-таки этот рассвет.

Ладонь бережно накрыла мой живот поверх начнушки. Пока еще плод не созрел, а его магию уже чую. Душу сына. Так ярко и сильно.

Если семя Горана не попадет во мне до новой луны, душа младенца уйдет в небытье. И ребенка не будет. Вроде надо радоваться, дождаться нужного срока. Или нужного отвара выпить.

Да только перед глазами стоит тот самый кудрявый мальчик, безубо мне улыбаясь.

Как же подло вы со мной поступили, предки! Хотите сделать то ли мученицей, то ли душегубкой⁈

Как я могу убить дитя, которого видала своими очами? Тянулась защитить, слышала невинное агуканье крошечного существа. И его предсмертные крики в языках пламени! А смогу ли я вновь лечь под Горана? Терпеть боль и унижение? Похоронить себя заживо? Лишить себя искренней любви и нежности? Любимого мужчины рядом? Женского счастья?

— Еще кровит?

В твердом голосе едва ли можно было различить заботу. Да и не было ее там. Старушка не сумела удержаться от колкости.

— А что, не хватило тебе ее крови?

— Аррррррр!!! — от рычания лютого зверя девки испуганно подпрыгнули, стекла в окошке затряслись. Уже звериным голосом молвил Горан: — Даньяр, возьми лучших воинов и глаз не своди со своей госпожи. Отныне ты за нее в ответе. Вацлав, за мной.

Немного погодя, когда, видимо, Горан ушел, молодой юношеский голос молвил:

— Договоришься ты, бабка. Как пить дать.

— Ой, не учи меня жизни, сопляк. — как ни в чем не бывало отмахнулась волчица. — А лучше гляди на брата и его ошибок не повторяй!

У Горана есть брат?

Резкий укол внизу живота сбил у меня дыхание и заставил согнуться надвое.

— Снежа!!!

Русала и Яринка подорвались с лавки и тут же подбежали ко мне. Обхватив за плечи и не дав упасть.

Кое-как дотащив меня до лавки, девчонки уложили на теплую древесину. И Яринка принялась водить руками по моему телу. Да я не дала.

Схватила за узкое запястье и мотнула головой.

— Пустая ты почти. Надо сил набраться, да для Марфы приберечь. Сама сказала — худо там. Что у нее?

Яринка поджала губы и недовольно глянула на меня. Крайне не согласная с моим решением, но спорить не стала. Особенно когда острый слух Русалы черпал каждое наге словечко.

— Не знаю я еще. — пожала плечиками младшая из нас. — Тут твой опытный взгляд нужен, да знания. Сначала думали, что простыла она! Отварами поили. Ей хуже становилось, да только молчала она, клуша такая! Да и не до хвори было! Воевода нас пас, ирод проклятый! Чтоб ему на том свете кости переломали! А тут совсем слегла. Посерела, не пьет, не ест. Стешка говорила, что чует хвори в легких.

Ее злила собственная беспомощность. Ведь из всего лекарского шатра я и Матриша были самыми образованными и опытными. Марфа с трудом читала, а Яринка только на фронте и научилась. Они были молодыми и с даром исцелять. Плохо обученными, без опыта и не раскрыв свои силы и на треть.

Что касаемо меня.

Магией я редко пользовалась. Печать мешала. Только травы, инструменты да знания.

Видимо, пришло время кое-что вызволить из тайного ларца, раз, несмотря на все потуги моей наставницы, моя звериная часть вышла наружу.

Я была слаба. Больна. И никаких путных дум в голове не могло родиться. В придачу оказалась пленницей не пойми где, с больной подружкой на руках.

Не было у меня права отлеживаться и плакать. По утраченной невинности, из-за жестокости и несправедливости. Не было.

— Нож с широким и тонким лезвием достань, и самогона побольше.

Яринка заинтересованно на меня глянула и, обернувшись на Русалу, присевшую на лавку, вопросительно изогнула светлые брови.

— Не смотри так на меня, глазастая! — высокомерно задрала нос к потолку волчица. — Я ее уже раз до ветра дотащила, и она волчьей ягодой наглоталась! Теперь вам нож подавай⁈

— Меня Яриной нарекли, чернявая! — фыркнула раздраженно мелкая, уперев ручки в худые бока.

— А меня Русалой!

Между девками прошла молния ярости, ведущая к ссоре. Сейчас возьмут друг друга за космы.

Благо дверь скрипнула, и знакомая старушка зашаркала ногами по деревянному полу.

— Что у вас тут творится? Вы чего удумали, девки?

Русала заметно захрабилась, почувствовав поддержку с появлением старушки.

Хитрая шкурка, эта молодка с чернявыми бровями. Сразу нас сдала.

— Нож им подавай! Чего на этот раз удумала только!

Старуха выжидающе на меня глянула, уперев руки в бока. Слабость кружила голову, разрывала плоть и проходилась крупной солью по открытым ранам.

— Мне нужен нож, самогон и открытый огонь. Яринка все сделает.

Янина поджала губы, но ничего не сказала. А кивнула рядом сидящей Русале.

Было видно, что девка недовольна указом. Но открыто противостоять не стала. Сгримасничала недовольную моську и покинула баню.

Янина продолжила меня смирять прожигающим взглядом.

— Смотри мне, девка. Не себе ведь зло сделаешь, а двум кланам. Сгинешь — сразу война начнется. Помни это.

Устало прикрыла глаза и не удостоила старую каргу и слова. Нет им дела до моих мучений, за свои шкуры волнуются.

Под нашим молчанием Янина тоже покинула баню, мы остались с Яринкой вдвоем.

— Что ты надумала делать, Снеж? С ножом да огнем?

Младшая тут же опустилась на краешек лавочки, поближе ко мне. То и дело поглядывая на деревянную, прогнившую дверь и хмуря свой лоб.

— Ты мне обожешь оставшуюся часть печати и выпустишь мою магию на свободу.

— Я⁈ — искренне изумилась целительница и глянула на меня со страхом. — Нет, я не… буду! Снеж, это очень плохо… Нельзя такое делать! Это… сжигать заживо и…

— Ты сделаешь это! — припечатала я, сурово глядя ей в лицо. — Или мне их попросить? Не было бы на спине, сама бы сделала, а так. Помощь мне твоя нужна, подруженька. Не справиться мне одной. Стешку мы укрыли, Матришу и Наталку потеряли, только Марфа и ты у меня осталось. Надо хворь прогнать. А у меня сил нет самой на ноги встать. Так что сжигай.