Седая целительница

Глава 23

Что-то тяжело лежало на моем животе, не настолько, что болезненно давило. Но ощущалось.

Сонно повернувшись на бок, я тут же тепло прижалась к печке, приложив щечку к теплой стенке.

Снежа, какая печка?

Ты не дома, и в нашей спальне камин, а не печь. Оттого так холодно по утрам. Резко распахнула глаза и напоролась на синие туманы напротив.

Горан.

А как он здесь? Сказал же, что на охоту ушел с другими волкадаками, кбесерками. На седмицу не меньше.

— Утро доброе.

Улыбнулся он краем губ, огладив пальцами свободной руки мои растрепанные волосы.

В его обьятиях вдруг так спокойно стало. Былое зло забылось. Я просто вспомнила, как он обещал старейшинам бошки оторвать, если меня обидит.

Приятное томление разлилось на душе. А еще вспомнила Млада. Муж печенегам продал и ее, и дитя, точнее детей. Ну не мразь же?

Внезапно захотелось ему все сказать. Про нашего сына. Пока очи напротив спокойны и даже радостно блестят. Но Горан опередил меня словом.

— Почему же не сказала? Молчала… Глупенькая. Я же чуть с ума не сошел, пока сюда бежал. Дитя. В тебе растет наш ребенок.

— Откуда тебе это ведомо?

Привстала я на локте, наградив его любопытным взглядом.

Мне было внове видеть его настолько… Потереным? Мягким? С тихим намеком на счастье в отблеске серых глаз. Да, наверное, так. У него даже голос дрожал от волнений.

— Твой батька сказал на охоте.

— Батька? Ты виделся с Бураном?

Кажется, матушка проболталась. Хотя, она же должна была его хоть как-то отговорить от войны. Вот, видимо, и нашла, куда надавить.

— Да, — кивнул он мне, робко глянул на мой живот, — Можно я к нему прикоснусь?

Пока мы говорили, он успел убрать ладонь, а сейчас просил позволения. Тепло заполнило мою душу. Как радуються. Словно дитё малое!

— Можно.

Смущенно качнула я головой и отвела взгляд. Хотя невольно прижалась к нему ближе, черпая желанное тепло.

Может, Урсан был прав и стоит позволить Горану искупить вину? Мы уже женаты, скоро малыш родиться? Какой смысл упираться?

Но не так быстро. Мои мучения будут медленно искупляться.

— Что ты натворил, Деян⁈ Что это?

Этот вопль заставил нас с Гораном испуганно перегленуться и бегом покинуть постель. Бежа на звук пронзительного визга, я слышала, как Горан сзади бубнит.

— Осторожнее, там лестница! Не беги, упадешь!.. Чуть медленне, Снежинка! Не туда, там крутой поворот!

Ворвавшись вихрем на кухню, я узрела странную картину. Довольный донельзя Деян по одну сторону стола с обожанием глядит на напротив, где воинственно размахивая скалкой, Стешка готова убить его одним взглядом. Чуть лохматая, с опушенной на одно плечо горловиной платья, где на белом округлом плечике виден ровный след от чужих клыков.

— Ты что, паршивец, натворил⁈ Отвечай, мерзавец! Попользовал меня, пока я спала⁈ Ух, гад такой, ну погоди у меня, я тебе устрою! На тебе твой род и закончиться! Хозяйство с корнем оторву!

И кинулась на него, размахивая скалкой. Терпеть удары волкодак не стал, аккуратно сжал в обьятиях девушку, с улыбкой глядя на нее, и бессовестно поцеловал в лобик.

— Ну что ты, краса моя еришистая, дергаешься так? Не сделал я ничего дурного, так покусал немного. И всё.

— Зачем покусал?

Непонимающе уставилась я на Горана, и тот слегка нахмурил брови, обняв меня за плечи.

— А это второй метод жениться на молодке. Первый — уронить семя в ее лоно, второй — пустить клыки в плечо. Рана заживет… Чуть позже, но аромат волкодака останется на девушке навсегда.

— Ах ты ж скотина! — вскрикнула Стешка, выгибаясь змеей, услышав слова Горана, — Жениться надумал? Небось снасильничать мечтаешь⁉

— Не трону я тебя, Стешка! — неожиданно посмурно зыркнул взглядом на нее, чуть подняв голос, Деян, — Что женой своей сделал — правда это. А на ложе ляжем, когда сама решишь. Честью воина клянусь.

Стеша застыла в его обьятиях, подозрительно переспросив:

— Обещаешь?

— Обещаю. — торжественно кивнул он ей. И она вроде успокоилась.

Правда, вначале потребовала:

— Отпусти тогда.

Неохотно волкодак разжал обьятия, и Стешка тут отбежала к противоположной стены. На их крики прибежали и другие обитатели дома. Первая показалась сонная Аглая, накинув платок на плечи поверх начушки.

— Вы что устроили с утра пораньше? Стешенька, милая, что с тобой?

— Ничего… — смущенно поправила волосы Стешка и по стеночки поближе к нам приблизилась, — Я это… оденусь и к детишкам на горячие источники пойду.

— Я провожу!

Тут же вызвался Деян, на что получил категоричное и громкое «Не надо!». Но, судя по хитрому взгляду волкодака, слушать Стешку он и не думал.

— Я смотрю, ты дождался?

По-доброму хлопнул его по плечу Горан, когда тот прошел мимо нас, и Деян благодарно кивнул. А потом глянул на меня и улыбнулся.

— Спасибо тебе, Снеж. За то, что в лесу ее тогда спасла. И за то, что… у белых ее упрятала. Я же поначалу бесновался, а потом, глядя на вас… — тут волкодак запнулся, потер бровь и неловко улыбнулся. — В общем, обмерковал я всё, и понял, что не хочу суженную свою пугать. На зверя цепи накинул, и беду избежал. Мне по нраву пришлось его искренность и упорство. Кажись, та ведьма была права. Деян — судьба Стешки. Но не забыла его попросить, прежде чем он ушел. — Ты только ее не обижай. Деян лишь улыбнулся и боком прошел мимо нас, видимо, дабы найти свою суженную. Горан ободряюще погладил меня по плечу. — Не бойся, не обидит. Никто вас больше не обидит. — Не волнуйся, милая. — Не волнуйся, милая.

— Ты слишком тонко оделась. Замерзнешь.

Уже, наверное, в десятый раз проговорил Горан, бурча, словно старик, у меня за спиной. Я и так, словно кочан капусты. Укутанная в свитера, дубленку, юбки, шаль, варюшки. Едва ли дышу. А он…

— Кхм…

А вот его воины откровенно ржали, точнее, прятали эти довольные, лукавые улыбочки. Непонятно, над кем они потешались. Надо мной или над своим кудахчущим, словно курица-наседка, господином.

— Вот и мой плащ держи.

— Горан, если я одену и твой плащ, то и вовсе ходить не смогу. Придется тебе меня тащить… А? Что ты делаешь?

— Надо было сразу тебя на руки взять. А не ходить вокруг да около.

Фыркнул спокойно черный волк и поудобнее устроил в своих руках, зашагал вперед. Что-либо говорить я не осмелилась. И так пылаю от смущения, как будто огнем обожглась.

Сердце бешено билось в груди, и пробираясь сквозь зимние сугробы, и вправду было легче на руках Гора, чем на своих двоих. А насчет лукавых смешков солдат, словно малое дитя, я повернулась к ним боком, уткнув замерзший нос в теплую шею волка.

Мы дружно шли к Младе. Я безумно за ней переживала. И за малышами тоже. Даже зная, что там остался Микитка, Марфа и Яринка, меня не успокоило. Стешка сильно вымоталась и вернулась со мной в селение. А после утреннего происшествия исчезла куда-то с Деяном.

Лезти я не стала, понимая, что волкодак действительно доказал свою стойкость и доброе намерение. Мог ведь затащить в свое логово и всё… А он только метку поставил и дал ей время привыкнуть.

Да и злость на Горана, если честно, как-то растворилась. Оставался лишь страх и опасения, что он дитя не примет. Но все сомнения иссякли сегодня утром.

Рад. Хоть и растеренный, как мишка по весне, открыв очи из спячки. Но, кажется, его острые черты лица смягчились.

— Доброго утречка, альфа.

Весело поприветствовал нас незнакомый волкодак.

— Госпожа. — радостно поприветствовал и меня, а я маленько удивилась. Раньше со мной, кроме Русалы и Аглаи, никто не говорил, Даньяр и то только по делу.

— Доброго. — шепнула я, пряча лицо в меху.

— Как у вас дела, Лукьяр? Как ночь прошла? Без происшествий?

Мужчина вмиг посерьезнел.

— Мы глаз не сомкнули, альфа, вместе с белыми сторожили. К ним весточка от ихнего альфы пришла, что печенеги по лесам рыскают. Бедняжку ищут. Но никого вокруг мы не заметили.

Горан помрачнел. Но ничего не сказал, лишь поджал губы, молча кивнув.

— Я уже целителя спрашивал насчет роженицы и детишек. — Замялся Лукьяр, видно было, что переживает он за них. Да и не он один. Весть быстро разошлась по селению. Я то и дело с утра ощущала на себе взгляды волкодавов, а кто посмелее, подходил и спрашивал про деток и человечку.

Сначала обидно было слышать это слово, я и сама себя человеком больше чуяла, как волком. Но волкодаки умудрялись говорить «человечка» с такой лаской в голосе, что и обижаться было не на что.

— А он сказал, что боги пока милостивы. Но нужна госпожа Снежинка. Вот и ждем.

Дернувшись тихонько в руках мужа, я добилась его внимания.

— Пусти на землю, мне Младу осмотреть надо и малюток тоже. Да и с Микитой переговорить.

На упоминание имени моего давнего друга, серые глаза Горана помрачнели. Казалось, даже лицо стало жестче и острее.

Он хотел, видимо, что-то сказать, растянул губы, но так и не произнес ни одного звука. Тяжко вздохнул, отпустив меня на снег, отчего тот забавно хрустнул под моими валенками. Красивые такие, белые, с вышитыми узорами по бокам. Таких у меня отродясь не было.

— Хорошо. Иди. — вроде как отпустил он меня, только рук с моей талии не убрал, поправил платок на макушке. — Аккуратно только, не перетруждайся.

Молча кивнув, я поспешила в сторону заброшенного домика. За одну ночь воины его отмыли, залатали, почистили дымоход и хорошенько натопили. Хозяйственные какие. Млада сейчас лежала там.

Зайдя в избу, я тут же прикрыла свежевыставленную дверь, да поспешила скинуть валенки. Пока сбросила шубку, вязанную кофту и меховой платок, вспотела не на шутку. Да и тепло было внутри, как в парилке. Увидев молодого волкодака возле печки, обратилась к нему с просьбой.

— Не топите больше. Жарко очень.

— Как скажете, госпожа. — кивнул он мне, поправляя чугунки с водой на печи.

Отодвинув ширму в сторону, я прошла во вторую часть избы, где на единственной кровати спала молодая, измученная женщина. Хотя какая из нее женщина? Молоденькая совсем, младше меня уж точно.

А рядом на табуретке, отпустив голову на ноги Млады, прикрытые одеялом, тихо сопела Русала. Казалось, за одну ночь она успела прилично исхудать, под глазами залегли темные тени, губы иссушились. Коса растрепанная. Но это не мешало Миките рассматривать ее. Устроившись у окна возле головы роженицы, он внаглую любовался чернявой, слегка прикусив нижнюю губу.

— Ты рано. Я думал, твой лохматый едва ли к обеду отпустит тебя сюда.

Отвечать не стала, сама не знаю, что у нас с Гораном происходит. То он мой кровный враг, которого видеть не хочется. То он один единственный во всем мире знает, что мне нужно, и готов защищать меня любой ценой.

— Что с Младой? Как рана? Заживает?

— Спит она. Ближе к обеду разбудить надобно, бульоном напоить, да детишек к груди пристроить. А в остальном нормально, кровотечения не было. Сон спокойный. Горячки тоже нет. Она хоть и маленькой оказалась, да удаленькой. Выдержала роды.

— А младенцы как?

Я подошла ближе и провела руками поверх тела молодой матери, от макушки до пяток. Микита прав, рана в утробе заживает. Молоком груди наполнены, с кормёжкой не должно возникнуть неурядец.

Пускай тогда отдохнет.

— Я в середине ночи их проверял. Все спокойные. Держутся. Ярина и Марфа измучились. Волкодаки еще меняли друг друга в источниках, придерживая детей, а вот девкам повезло меньше. Марфа так и вовсе двух энергией поила. Едва ли держится на ногах.

Молча кивнув, я глянула на спящую Русалу. Стыдно стало, все измучились за ночь. Детей выходили, а я устроилась у Горана под боком и дрыхла, как лосиха. Не привычная я к такому. Если беда какая, так я первая помогать, а тут… Разомлела. Расслабилась у теплого бока.

— Я сейчас их осмотрю и пойду Марфу заменю, да Яринку. Печать опала, магии во мне полно и…

— Не куда ты не пойдешь, — тихо, но твердо проговорил Микита, недовольно сощурив глаза, а потом и вовсе шагнул ко мне, встав напротив. — Марфу подменю я и отпущусь с младенцами в источник, Яринку — Стеша. Она с вами должна была прийти. А вот ты здесь останешься за старшей. Младе нужна помощь, микстуры приготовить надобно.

— Но…

— Никаких возражений, — сказал, как отрезал, Микита. — Не в том ты положении, чтобы день, а то и ночь в воде сидеть с ребенком на руках и кормить его магией. Тебе и о собственном плоде думать надобно.

Он прав. Но мне безумно хочется помочь. Странно сидеть в стороне и брать на себя самую малую обязанность. Очень странно. И стыдно.

Узрев, как я пристыженно опускаю глаза, молодец хмыкнул, приобняв меня за плечи.

— Давай начистоту, сестрица, мое слово против твоего здесь даже не ставится. Волкодаки не будут прислушиваться к человеку, другое дело — их госпожа. Оставайся за главную, а с остальным разберусь я.

— Как ты оказался у белых волкадавов?

Задала я давно интересующий меня вопрос.

Микита улыбнулся краем губ. Какая-то грусть одолела его глаза, будто изворачивало нутро.

Он отпустил веки, попытался отойти, но уже я не отпустила. Давая понять, что хочу узнать ответ.

— Матушка померла.

— Боги, — удивленно ахнула я, — Как же так? Она же еще в цвете лет была. Ты же у нее первенец.

Микита сжал кулаки и отвел взгляд.

— Шайка разбойников на них напала. Ты же знаешь, наше село у самого края. Все мужики на войне, одни бабы. Она девчонок в погреб успела спрятать. А сама… — он тяжело сглотнул комок горечи, — Все унесли, а ее снасильничали и убили. А девки внизу все слышали.

— Она обрела покой, брат. Мара о ней позаботится. — ободряюще шепнула я целителю, на что Микита лишь раз-два-словом покачал головой.

— Сестренки мои две семицы голодали, пока я домой вернулся. Две семицы, Снежа! Никто им кусок сухаря не дал! Гнилую репу! Моим сестрам! Я же их тварей с того света вертал, лечил! Детишек от хвори исцелял! А они… Не мог я там дальше оставаться, не мог в эти бесстыжие глаза глядеть.

Отвернувшись к окну, Микита спрятал руки в карманы штанов и замолчал, я тоже держала язык за зубами. Пока вдруг целитель снова не заговорил.

— Тетка Любава к себе позвала, сказала, у белых руки из эного места растут, когда дела до целительского дела доходят. Твой батька оказался не против. Поговорил с альфой, а тот даже обрадовался, когда узнал, что я трех сестер имею. У волкодаков ведь девок не хватает. Вот и осел у них.

— И не обижают?

Микитка лишь весело хмыкнул.

— Ты чего, подруга? Кто в здравии ума будет обижать названого сына жены Бурана Лютого? Да и потом, на войне я был или лясы точил дома? Я маг-целитель, герой войны, ты так и намекни своей чернявой золовке.

Скосив глаза на спящую Русалу, я повернулась недобрым взглядом на Микиту и ткнула пальцем ему в грудь.

— Не смей мне ее обижать⁈ Шкуру спущу и не моргну!

— Ну что ты, милая? — возмущенно округлил глаза парень, пряча на их дне смешинки. — Я собираюсь ее только любить, ласкать и лелеять.

Пригрозив ему кулачком, я тяжело вздохнула. Жаль мне было Русалу, Горан сам не заметил, как задушил ее своей заботой. Даньяр еще молод и вспыльчив, сказал не подумав, а у нее сердце в осколках. А остальные волкодаки, они просто любят языком почесать. Вот она от всех и прячется.

— Ладно, милая. Берись за укрепляющие микстуры. Скоро надобно будет детишек прокормить, да Младу разбудить. Эти волкодаки ничего не смыслят в травенстве.

Что-что, а здесь я была с ним согласна.

— Ты куда?

Горан выскользнул беззвучно из тени огромной скалы, что заслоняла вход в пещеру, где было полно горячих источников.

— Да вот, малютку к матери несу, — аккуратно показала подбородком на спящий комок в моих руках, укутанный в чистые простыни, — Покормить ее надо.

— Девочка, значит. — молча кивнул волкодак, как-то растерянно глянув на сверток в руках. — А остальные два?

— Тоже девочки. — кивнула я, и он потер висок.

— Я имел в виду, тоже живы?

— Да. — качнула я головой, укачивая притихшую крошку на руках.

— Янина сказала, что вы с тем целителем совершили чудо. Вытащить из матери троих детей на таком раннем сроке. Еще и живых. Боги, видать, и вправду поцеловали тебя в лоб (старинная присказка — боги тебя благословили, одарили чем-то).

Улыбка сама поползла по губам, он говорил со мной. Но то и дело с любопытством заглядывал в мой сверток. Как малое дитя. Будто раньше детей не видал!

Не долго думая, я неожиданно для себя вытянула руки и проговорила:

— Хочешь взять ее на руки?

— Я? — впервые серые глаза Горана были размером с луковец. — Я не знаю… Просто… Ну…

— Вот так. Аккуратно… Придержи головку. Еще немного сюда. Не сжимай сильно.

Он не успел и моргнуть, как я уже уложила крошку в его огромных ладонях. И вот альфа черного могучего рода застыл статуей, совершенно не дыша. Смотря на свои руки так, будто там золотой слиток не иначе.

— Горан, пошли. Тихонько подтолкнула его спину. На что он тихо шепнул, не сводя взгляда со своей ноши:

— Не могу. Вдруг я ее уроню.

Тихий смех покинул мои губы. Было так забавно наблюдать на то, как съежился грозный оборотень, держа в руках маленькое пищащее существо.

Неожиданно Горан резко повернул голову в мою сторону. Так глянул, будто чудо узрел. Я аж застыла всем телом.

— Ты смеешься.

Шепнул он губами, жадно рассматривая меня, словно собирался с меня портреты малевать.

— Впервые смеешься рядом со мной.

Добавил больше для себя, чем для меня, и, видимо, заметив боль в моих глазах, отвел взгляд обратно на малютку в своих руках.

— Целитель белых говорил, мол, волчья кровь в них есть. А оборачиваться смогут в зверя?

Он зашагал вперед мелкими шагами. Я следом засеменила, встряхивая нехорошие воспоминания из нашего общего прошлого. Незачем будить лихо, хватит, настрадалась.

— Не знаю. — пожала плечами, будто он меня видел. — Наверное, они нет, а вот их дети, если за волкодака замуж выскочат. То, быстрее всего, да. Кровь ведь густая.

— Конечно, их замуж волкодаки возьмут. — спокойно, но с твердостью в голосе уронил Горан. — Дочери нашей крови они, а за людишек замуж выдавать их я не собираюсь.

Легкая тревога одалило мое сердце, оттого я и мягко заметила:

— Люди не так уж и плохие.

— Ты, видимо, забыла, что они сделали с твоими подругами, собирались сделать с тобой. И двадцать весен назад собирались сгубить твою мать!

Жестко резанул по больному альфа, не прекращая шаг, я поджала губы. Горечь затопило рот, на языке вертелось злое: «Я помню, как и то, что сделал со мной ты!». Но комок желчи пришлось проглотить. Как бы сильно я ни злилась, и ни было бы обидно, нельзя было поджигать уже погасшие угольки. Своими яростными обвинениями я обожгу не только его, но и себя.

Оттого промолчала. Но, кажется, не только я подумала об этом, Горан внезапно замер на месте, я увидела, как напряглась спина под теплым кафтаном, и замедлила шаг следом.

— Я знаю, о чем ты подумала, Снежка. О чем вспомнила. Былого не воротить, как бы сильно мне этого не хотелось. Но одно ты должна понять наверняка: у волкадавов не принято продавать жен, детей в качестве откупных за карточные долги. Не принято и вовсе продавать своих побратимов. Дети — это дар богов, святое. Женщины — это в первую очередь мать, которая привела тебя в этот мир, это жена, которая заботится о тебе и продливает твой род. Это дочь, которая созрела из твоего семени. И за них мы в ответе. У людей по-другому.

Я понимала, о чем он толкует. Волкадаки становились в очередь, чтобы подержать малышек в источниках. Они притащили перину, одеяла, одежду для бедной незнакомки Млады. И даже за ночь отремонтировали дом! Ради чужой девчонки из человечьего рода. Это говорит о многом. И все же.

— Но и среди них есть хорошие.

— Есть, — неожиданно согласился Горан, возобновляя шаг. — Но до обиды мало.

Крыть было нечем, и, молча кивнув, я двинулась вслед за ним.

Уже у крыльца я юркнула впереди и отодвинула для него дверь. Млада, к слову, уже проснулась, и, судя по свежему виду, Русала помогла ей умыться, расчесала темную косу и поменяла ночную рубашку на более тольще и добротную.

Узрев огромного Горана в дверном проеме, она обеспокоенно поджала коленки к груди и сжалась, с надеждой глядя на сверток в его руках.

Но Горан, если и растерялся, виду не подал, уверенно подошел к ней и протянул малышку.

— Держи, мать, свою малышку.

— Спасибо, господин… Спасибо…

Млада тут же прижала крошку к своей груди. Отпустила горловину, и крошка, отыскав сосок, спокойно принялась за еду.

На бледных щеках альфы расцвел робкий румянец, кашлянув, он тут же отвел взгляд и, пронеся мимо меня ветром в сторону двери, бросил попутно:

— Если что будет нужно, говори.

Дверь хлопнула позади, а я подошла к девчонкам. Русала с интересом наблюдала за новорожденной, с умилением прижав руки ко рту.

— Какая она крошечная, Снежка. Как выживет-то? Хилая совсем!

Млада напряглась всем телом от услышанного и с испугом глянула на меня. Через чур уверенно я кивнула.

— Подержим еще пару семиц в теплой воде у волкадавов на руке, чтобы к родной крови привыкли, да дух зверя окреп. А девочки им помогут дышать магией воздуха. Да и Микита тоже.

— Он разве воздушник?

Как бы невзначай поинтересовалась Русала, отводя взгляд.

— Он целитель, маг жизни. Очень сильный, кстати. Своей силой он им легкие латает. Если Марфа и Стеша отправляет туда воздух, то он заставляет легкие сами работать.

— Очень добрый пан. — устало прислонилась к подушке Млада. — Благодарю богов от души, что на его пути я попалась. А он с вами мне помог. Да благословят вас боги.