Время около четырех часов дня. Эдвард возвращается к себе домой после прогулки, которая закончилась крупной ссорой с Наталией, все еще будучи подавленным произошедшим и не зная, сможет ли он когда-нибудь пережить эту боль. Мужчина мог бы пережить что угодно, но только не подобное предательство. Он не ожидал, что когда-нибудь услышит такие слова от человека, ради которого когда-то был готов пойти на все, и которого искренне любил.
А когда Эдвард заходит в квартиру и закрывает ее, к нему подходит Виктория, которая до этого занималась чем-то на кухне.
– Привет, Эдвард, – мягко произносит Виктория. – Ты что-то очень быстро вернулся…
– Здравствуйте, миссис Ричардсон, – спокойно отвечает Эдвард и по-дружески обнимает Викторию. – Просто немного устал и решил вернуться домой пораньше.
– А чего так? Походил бы еще где-нибудь, пока погодка хорошая. Скоро наступит осень, будет холодно…
– Да, я знаю, но сейчас мне хочется немного отдохнуть… – Эдвард снимает с себя верхнюю куртку и вешает ее на небольшой крючок на стене рядом с дверью.
– Ох… Ну хорошо… Тогда ты, может быть, хочешь что-нибудь поесть? Я как раз кое-что готовлю и могу дать тебе тарелку.
– Было бы здорово… – слегка улыбается Эдвард. – Я люблю вашу еду.
– Хорошо, тогда подожди немного, а потом я позову тебя.
– Ладно… – Эдвард замолкает на пару секунд, стараясь избегать взглядов на Викторию и смотря куда угодно, но только не на женщину. – Тогда я пока пойду к себе в комнату… Если что, то я буду там…
Только Эдвард, слегка сгорбившись и склонив голову, хочет уйти к себе в комнату довольно неуверенной походкой, как Виктория кладет руку на его плечо.
– Эдвард, а с тобой все в порядке? – слегка хмурится Виктория. – Ты выглядишь очень уж грустным.
– Да, со мной все хорошо… – низким голосом лжет Эдвард, пока его глаза бегают из стороны в сторону.
– Почему-то я так не думаю… Ты даже не смотришь на меня, пока говоришь со мной. А это явный признак, что человеку есть что скрывать.
– Нет-нет, вам показалось, миссис Ричардсон, я смотрю на вас. – Эдвард медленно поднимает свой немного усталый взгляд на Викторию. – Просто мне хочется немного отдохнуть и, может быть, вздремнуть пару часиков.
– Может, мы все-таки поговорим о том, что с тобой происходит? Или просто признай, что у тебя не все в порядке! Я же не прошу тебя рассказать мне абсолютно все. Хотя бы просто перестань врать и говорить, что у тебя все хорошо.
– Но я…
– Знаешь что, милый мой, давай-ка мы с тобой пойдем в твою комнату и там спокойно поговорим. Нечего стоять в коридоре.
Эдвард ничего не отвечает, а лишь склоняет голову и, сильно сутулившись и мысленно простонав, отправляется в свою комнату. Виктория же отправляется за ним следом, твердо решив выяснить, что с ним происходит. И когда мужчина приходит к себе в комнату и без сил садится на кровать, женщина садится напротив него и с жалостью во взгляде смотрит на него.
– Ну так что, Эдвард? – спокойно интересуется Виктория. – Хочешь мне что-нибудь рассказать?
– А что вы хотите от меня услышать? – без эмоций интересуется Эдвард, нервно перебирая пальцы, на которые он смотрит.
– Желательно все. Но я была бы рада услышать хотя бы то, что случилось с тобой во время сегодняшней прогулки. Я прекрасно вижу, что что-то заставляет тебя страдать.
– Нет, миссис Ричардсон, у меня все нормально. – Эдвард на пару секунд сильно поджимает губы, отведя взгляд в сторону и крепко сцепив пальцы рук. – Вы можете не беспокоиться…
– Эдвард, ты можешь обмануть кого угодно, но меня тебе не удастся провести. Я вижу, что у тебя появились какие-то проблемы, и ты переживаешь из-за них. Что-то поразило тебя до глубины души. Может, ты и пытаешься широко улыбнуться, но глаза у тебя все равно грустные. Уже очень давно.
– Вообще-то, у меня всегда был немного грустный взгляд. Все говорили мне об этом…
– Не спорю. Но ведь люди очень часто говорят, что глаза – зеркало нашей души, посмотрев в которое ты сможешь узнать всю правду о том, что чувствует человек. И это заставляет меня думать, что ты всю жизнь был несчастен. Может быть, это как-то связано с твоими отношениями с отцом, который, как ты говоришь, не любил тебя. Но мне кажется, тебя беспокоит что-то еще.
– Да, я всегда переживал из-за того, что мой отец так относился ко мне и отказывался поговорить со мной, когда мне это было так необходимо. Но других причин для беспокойства у меня нет.
– Чего ты боишься? Что случится, если ты поделишься своими переживаниями и перестанешь скрывать их ото всех? Неужели ты думаешь, что лгать всем – это хорошо? Нет, дорогой, врать – плохо! Лгунам не будут верить, когда они что-то захотят сказать. Ты можешь довести все до того, что люди вообще перестанут тебе верить, даже когда будешь говорить правду.
– Вы же прекрасно знайте, что я – противник любой лжи и всегда презираю тех, кто лжет.
– Однако ты – один из них. Ты не можешь ненавидеть лжецов, когда сам им являешься.
– Миссис Ричардсон, прошу вас…
– Послушай, Эдвард… – мягко произносит Виктория и кладет руку на крепко сцепленные руки Эдварда. – Я понимаю, что ты имеешь право не посвящать меня в то, что ко мне не относится. Но мне очень хочется как-то помочь тебе. Как своему родному сыну, которого у меня никогда не было. Мне неприятно смотреть на то, как ты целыми днями из-за чего-то убиваешься и тратишь время не на то, что должен. В твоем возрасте надо развлекаться с друзьями и наслаждаться жизнью. А ты изредка все время сидишь дома или просто бесцельно шатаешься по городу в одиночку.
– Просто мне нравится гулять по городу в одиночестве. Особенно в безлюдных местах.
– Я понимаю, но надо и в компаниях бывать. Лично я ни разу не слышала, чтобы ты разговаривал со своими друзьями или приглашал их сюда. Как будто ты стесняешься.
– Не беспокойтесь, я провожу достаточно времени с друзьями. Я не обделен общением с хорошими людьми.
– А, по-моему, ты настолько сильно увлекся решением своих проблем, что напрочь забыл обо всех. В свободное от подработок время ты из-за чего-то страдаешь, сидя в комнате или гуляя где-то в одиночестве. И самое главное – отказываешься делиться своими проблемами.
– Я не отказываюсь… Просто…
– Тогда доверься мне и расскажи хотя бы что-то из того, что тебя беспокоит. Я внимательно тебя выслушаю и если смогу, то обязательно чем-то помогу. Или просто скажи: «Да, у меня есть проблемы, и я переживаю из-за них!». Я все пойму и буду точно знать, что тебе нужна поддержка.
– Э-э-э… Я… – Эдвард опускает голову вниз и переводит взгляд на свои пальцы, пока Виктория с грустью во взгляде смотрит на мужчину.
– Проблема в твоей девушке?
Эдвард ничего не отвечает, а лишь сильно поджимает губы, пытаясь подавить в себе желание снова пустить слезу от того разочарования, что ему пришлось сегодня испытывать.
– Значит, да… – Виктория слегка хмурится. – Насколько у все серьезно?
– Достаточно серьезно…
– Между вами произошла какая-то ссора?
– Да… На этой прогулке… – Эдвард понимает, что ему довольно тяжело дышать из-за нервозности, которую он чувствует, пока вспоминает свой разговор с Наталией.
– У тебя была запланирована встреча с ней?
– Нет, я не знал, что встречу ее там… Я просто шел по прямой и задумался, а тут вдруг она налетела меня.
– И я так понимаю, вы решили поговорить?
– Да… Я просто спросил, как она поживает… – Эдвард на пару секунд замолкает, пытаясь привести дыхание в норму. – У нас был довольно сухой разговор, и мы отвечали лишь односложными фразами…
– И что дальше?
– А потом… – Эдвард сгибается пополам, локтями оперевшись о колени и запустив руки в свои волосы. – Потом все стало как-то хуже… Слово за слово – и мы начали ругаться как кошка с собакой…
– Ты сказал ей что-то обидное? Что-то, о чем ты сейчас жалеешь?
– Я жалею, что не смог сдержать себя по отношению к ней. Слова и поведение Наталии взбесили меня так, что я разозлился так сильно, как никогда в жизни. Этот был тот редкий случай, когда я был бешеным.
– О, господи… – ужасается Виктория, прикрыв рот рукой.
– Знайте, в какой-то момент мне показалось, что я чем-то был похож на своего брата, – переведя взгляд на Викторию, неуверенно признается Эдвард. – Он тоже приходил в бешенство, когда постоянно ругался со своей девушкой.
– Только не говори, что ты тоже залупил ей пощечину! Да еще и на глазах людей!
– Мне с трудом удалось сдержаться. Хотя бы потому, что мы были в том месте, где были люди. Но вот она сама хотела ударить меня, хотя мне удалось избежать этого и немного остудить ее пыл.
– Но что ты ей сказал, раз она так вышла из себя?
– Все получилось как-то само… – Эдвард тяжело вздыхает, окидывая взглядом всю комнату, и на секунду прикрывает глаза. – Наталия пыталась убедить меня в том, что у нее все хорошо, хотя мне ужасно сильно не понравилось то, как она выглядела. Такое впечатление, что у нее как будто забрали всю радость.
На пару секунд Эдвард замолкает, еще сильнее поджав губы и крепче сцепив пальцы своих рук.
– С каждым новом словом все становилось хуже… – тихо говорит Эдвард. – И я сказал, что ее родителям не повезло, что у них родилась такая плохая дочь. Хотя я сказал много чего неприятного…
Эдвард не договаривает и на секунду отводит пустой взгляд в сторону, пока Виктория приходит в ужас от услышанного.
– Господи, Эдвард, зачем ты вообще упомянул ее родителей? – округляет глаза Виктория. – Нельзя в пылу гнева упоминать родителей и впутывать их в ссору, которая касается вас двоих.
– Да, но она сравнила меня с отцом! Мол я такой же ужасный, как и он. А потом она сказала, что и моей матери не повезло, что у нее родился такой плохой сын. Она намекнула на то, что я – маменькин сыночек, который прячется за ее спину в случае опасности.
– Нельзя упоминать родителей в пылу гнева, слышишь! От этого станет только хуже!
– А вы думайте, мне было приятно слышать то, что я без мамы и шагу ступить не могу и боюсь всего на свете? Если у меня и есть проблемы, то я встаю и иду их решать.
– Я все понимаю, дорогой, но упоминать родителей и особенно так или иначе оскорблять их было бы непростительно. Это то правило, которое я хорошо усвоила за годы, которые прожила в браке со своим мужем.
– Но я не оскорблял ее родителей! Мною не было произнесено ни одного плохого слова. Они же не виноваты в том, что у них выросла такая дочка, которая все время лжет и лишь притворяется милой и пушистой. На самом деле эта девушка – та еще змея…
– Господи, Эдвард… – Виктория качает головой и прикрывает рот рукой. – Почему ты так говоришь о ней? Она же твоя девушка! Как ты можешь говорить такие вещи о той, которую любишь.
– Сомневаюсь, что я люблю ее после того, как она со мной поступила. Клянусь, миссис Ричардсон, я никогда не прощу ее за то, что она все время пользовалась мной и встречалась со мной лишь из страха остаться одной. На нее ведь никто не смог клюнуть. Я оказался единственным идиотом, который повелся на ее красивое личико.
– Откуда у тебя вдруг появились такие мысли? Не надо говорить так о девушке, которая ни в чем не виновата!
– Не виновата? – округляет глаза Эдвард, уставив их на Викторию. – А вы считайте, что девушку красит то, что она смотрит в глаза и нагло лжет? Ваша любимая мисс Рочестер та еще обманщица! Она обманывает не только меня, но и всех тех, кого знает! И делает это осознанно! Чтобы казаться в их глазах бедной овечкой, которую надо пожалеть!
– Но в чем она тебе солгала?
– Во многом, миссис Ричардсон, во многом. Я много раз говорил вам, что терпеть не могу, когда люди смотрят мне в глаза и нагло врут. А эта девушка все это время использовала меня и только сегодня наконец-то призналась в том, что никогда не любила меня и встречалась со мной лишь из страха остаться без мужика, который терпел бы все ее капризы.
– Но ведь ты и сам очень многих обманываешь. Возможно, что даже и саму Наталию. Уж не знаю, правда ли то, что она лжет, но ты без всяких сомнений лишь делаешь вид, что у тебя все хорошо.
– Вы ничего не понимайте, – немного сухо бросает Эдвард. – Эта девушка и правда унизила меня и растоптала мои чувства в грязи. Еще никто не обращался со мной так подло, как она.
– Ну у тебя хоть хватило ума попросить ее все объяснить?
– А я и так все давно знаю. И плевать, что другие могут не поверить мне. Главное, что я прекрасно знаю, кто такая эта предательница и лгунья.
– Был бы ты намного мягче к ней, возможно, она бы что-то и объяснила. Но извини меня, сейчас ты ведешь себя безобразно. Настоящий бы мужчина никогда бы не стал так оскорблять девушку.
– Она заслуживает этого. Пусть знает, какая она на самом деле дрянь. Просто лживая и мерзкая дрянь, которая все время думает только о себе. Эта девчонка – самая настоящая эгоистка! Она из богатой семьи, в которой ее растили как принцессу. Жаль, что у столь прекрасных людей выросла такая жалкая девчонка, которая меняет мужиков как перчатки.
– Боже, Эдвард, какой бес в тебя вселился? – ужасается Виктория, качая головой и уставив свой потрясенный взгляд на Эдварда. – Как ты можешь обвинять эту милую девочку во всех грехах и называть ее едва ли не проституткой.
– А она и есть проститутка! – нагло, уверенно заявляет Эдвард. – Мерзкая, эгоистичная проститутка, которая притворяется милой и невинной с надеждой встретить своего принца! Я прекрасно знаю обо всех ее похождениях. То одному мужику на шею вешалась, то с другим кувыркалась… И она не прекратила это после того, как у нас начались отношения!
– Нет, я не верю в это! – Виктория все больше приходит в ужас от того, что слышит от столь милого и скромного парня, который сейчас сам на себя не похож и как будто находится в чужом теле.
– Я тоже не хотел это признавать, – хмуро говорит Эдвард. – Но я вынужден. И должен был сразу насторожиться, что у этой девчонки было куча мужиков, и она не была такая невинная, какой хотела притвориться. Она уже очень опытная в любовных делах. Очень! Буквально с пеленок ходила по мужикам!
– Откуда ты можешь это знать? Почему ты веришь тому, кто посмел сказать про нее такую наглую ложь?
– Вообще-то, она сама заявила мне об этом! – Эдвард презренно хмыкает, скрестив руки на груди. – Хоть один раз эта девица сказала мне правду и дала понять, что в ее постели побывало уже сотня или тысяча мужиков.
– Я не узнаю тебя, Эдвард! Ты совсем не похож на себя и превратился в какого-то демона! Что произошло с тем милым мальчиком, которого я знала? Почему я сейчас разговариваю с чудовищем, которое смеет так оскорблять и унижать слабую девушку?
– Во всем виновата только она одна. Если бы Наталия сразу рассказала мне всю правду, когда она предпочла молчать, врать и оскорблять меня, то я бы, возможно, смог ее понять. Впрочем, сейчас мне не нужна ее правда. Она может идти с ней к черту. Рочестер подтвердила, что я стал очередной ее игрушкой. Мне этого достаточно, чтобы сделать вывод о том, с какой стервой встречался в течение нескольких месяцев.
– Да уж… – задумчиво произносит Виктория, приложив руку ко лбу. – В кого же ты превратился… Не удивительно, что эта девочка отказывается что-то говорить. Ты настолько сильно запугал бедняжку, что она теперь шарахается от тебя и боится лишний раз раскрыть рот.
– Я? – громко удивляется Эдвард, тыкнув в себя пальцами. – То есть, вы считайте, что я напугал ее до смерти и заставил сказать, что она никогда не любила меня?
– Если она тебя так боится и не хочет никому ничего говорить, то у меня есть основания полагать, что ты поступил с ней просто омерзительно. Может, она правильно сделала, что покончила с вашими отношениями. Ты стал таким бешеным, что запросто можешь и зарезать кого-нибудь.
– Ха, то есть, вы думайте, это я виноват во всем, что произошло между мной и этой мерзавкой?
– Нет, Эдвард, я ни в чем тебя не обвиняю. Хотя мне очень не нравится то, как ты себя ведешь. Вот был бы сейчас мой муж жив, он бы был в шоке от того, что ты говоришь о слабой девушке. И уж точно научил бы тебя уважать их и не опускаться до оскорблений, даже если кто-то тебя сильно унизил.
Эдвард широко раскрывает рот, будучи возмущенным из-за того, что Виктория уверенно обвиняет его в том, что он виноват в конфликте с Наталией.
– Миссис Ричардсон, я не понимаю, вы кого сейчас защищайте: ее или меня? – повышает голос Эдвард. – Эту проститутку, которая никогда не выйдет замуж, или человека, которого эта кобра предала?
– Я никого не защищаю, потому что вы оба не правы. Она тоже виновата в том, что усугубила все и позволила себе сказать много неприятного в твой адрес. А ты запугал ее до смерти и заставил молчать. Она уже лишний раз и боится рот раскрыть, ибо не знает, что ты с ней сделаешь после того, как услышишь хоть одно слово из ее уст.
– О чем вы говорите? – Эдвард резко соскакивает с кровати и поворачивается к Виктории лицом, расставив руки в бока. – Да я никогда даже не думал о том, чтобы запугивать ее! Она сама решила молчать и врать абсолютно всем. Если Рочестер хочет однажды остаться одна и потерять всех тех, кто устанет от ее лживого «со мной все в порядке», то пускай.
– Тогда почему она тебя так боится, что не хочет говорить тебе правду? – слегка нахмурившись, скрещивает руки на груди Виктория. – Если ты так упорно отрицаешь свою причастность к запугиванию!
– Потому что она трусиха. Лживая трусиха! Не удивлюсь, если с кем-то из своих мужиков она спала за деньги и зарабатывала голыми грудью и задницей.
– А знаешь, Эдвард, я не удивлена, что она молчит. Ведь сейчас ты похож на разъяренного тигра, который может наброситься на кого угодно. Да я бы и сама испугалась с тобой находиться, когда ты готов взять револьвер и убить человека.
– Миссис Ричардсон, я поверить не могу, что вы такое говорите, – быстро качая головой и с ужасом во взгляде смотря на Викторию, приходит в шок Эдвард. – Думайте, мне приятно быть таким? Вовсе нет! Я стал таким из-за Наталии! Это она заставила меня разозлиться так, как я не злился еще никогда в своей жизни. Ей удалось пробудить во мне зверя.
– Нет, Эдвард, ты не стал таким. Ты и являешься таким. Или таким образом ты пытаешься скрыть свою настоящую личность. А значит, ты – не тот, за кого себя выдаешь. И я не удивлюсь, если ты свяжешься с какими-нибудь бандитами и начнешь грабить или убивать.
– Разве я выгляжу так, будто готов кого-то убить?
– Сейчас – да. Извини, Эдвард, но ты пугаешь меня, и я боюсь, что ты можешь сделать со мной. Если ты совершенно не жалеешь ту милую девочку и так оскорбляешь ее, то это очень многое говорит о тебе как о человеке.
– Черт возьми, зачем я вообще согласился все рассказать вам? – хлопнув рукой по лбу и держа другую у себя на боку, недоумевает Эдвард. – Ведь я знал, что обязательно услышу упреки и обвинения свой адрес! Был уверен, что вы точно захотите защитить эту драную кошку.
Эдвард начинает нервно ходить по всей комнате, вцепившись в свои волосы.
– Да, не ожидал я от вас такого… – с обидой говорит Эдвард и, несильно сжав переносицу, резко выдыхает. – Черт, я на мгновение подумал, что вы и правда мне поможете и что-то посоветуйте. А вместо этого вы прочитали мне целую лекцию о том, как мне надо себя вести.
– Твои поступки говорят сами за себя.
– Какие поступки? Разве я должен целовать Наталии ее прекрасные ножки за то, что она спит с чужими мужиками и держит меня как одну из своих кукол, что были у нее в детстве? Захотела – взяла и поиграла! А надоело – отбросила в сторону и увлеклась другими игрушками! Нет, миссис Ричардсон, у меня еще есть гордость, и я не собираюсь становиться ее марионеткой и верить ее лжи.
– У тебя нет права так злиться на нее в то время, как ты сам лжешь всем подряд. Твои близкие могут только догадываться о тех делишках, которыми ты занимаешься втайне ото всех. Но однажды придет день, когда тебе придется все выложить на блюдечко. Или найдется человек, который сам сдаст тебя и расскажет что-то, что никто о тебе не знает.
– Даже если у меня и есть какие-то дела, то вас или кого-либо они не касаются. И со своими проблемами с мисс Рочестер я сам разберусь.
– Каким же ты стал грубым и невоспитанным… – качает головой Виктория, с грустью во взгляде посмотрев на Эдварда с головы до ног. – Как мог такой хороший, добрый и скромный мальчик стать какой-то мразью, которая не стесняется в выражениях и не различает людей по полу. Который запросто может унизить и мужчину, и женщину?
– Мне обидно слышать такие слова от женщины, которую я считал своей второй матерью, – тихо выдохнув, спокойно говорит Эдвард. – Больно от того, что вы сомневайтесь в моей порядочности и не хотите понять меня и причины, по которым так обозлился на эту девицу.
– Того, что я только что услышала, достаточно для меня, чтобы сделать выводы и убедиться, что твоя девушка вовремя разорвала с тобой все связи. А иначе бы она стала жертвой человека, который милый и пушистый снаружи, но гнилой и гадкий подонок внутри. Для тебя нет ничего святого. И думаю, если бы твоя мама знала о том, что ты вытворяешь, она бы полностью согласилась со мной.
– О, быстро же вы поменяли свое мнение. То говорили, что ни в чем не обвиняйте меня, а теперь прямо заявляйте, что я – ужасный монстр, которого нельзя подпускать к людям. Вы уж определитесь, что думайте обо мне!
– Я уже определилась. И после того, что ты сказал, я не могу считать тебя порядочным и хорошим. Уж не знаю, правда ли ты такой, или же пытаешься агрессией прикрыть свою трусость. Может, твоя девушка была права, что ты жутко труслив и готов прятаться и мамину юбку. Только ты явно не готов это признавать. И поэтому решил стать такой тварью, чтобы скрыть свою настоящую сущность. Однако это не сделает тебя лучше и смелее в глазах других. Рано или поздно люди все равно узнают, что ты трусливый и омерзительный. Ты можешь так заиграться в крутого и смелого парня и так сильно привыкнешь к этому, что потом не заметишь, как и сам станешь таким же и забудешь, кем являешься на самом деле.
Эдвард широко раскрывает рот и начинает довольно часто дышать, не скрывая, что ему ужасно неприятно слышать подобное от человека, который был для него таким родным.
– Ну знайте… – произносит Эдвард. – Вы сказали слишком много… Я был готов закрыть глаза на то, что вы вините меня в доведении Наталии до того, что она отказывается раскрыть рот. Но то, что вы назвали меня маменькиным сынком, – это слишком для меня. Вы задели меня до глубины и сильно разочаровали, миссис Ричардсон. Настолько сильно, что я больше не хочу оставаться здесь ни на секунду. Я сегодня же соберу свои вещи и съеду отсюда.
– Хорошо, если хочешь – уходи, – пожимает плечами Виктория. – Я тебя не держу. Можешь собрать свои вещи прямо сейчас. Возможно, снова оставшись бездомным, жизнь заставит тебя пожалеть о своих поступках.
– Я уйду, не сомневайтесь. Прямо сейчас соберу свои вещи и покину вашу квартиру. А ключи оставлю в коридоре.
– В таком случае я выйду из комнаты, чтобы не мешать тебе собирать свои вещи. – Виктория на секунду отводит немного хмурый взгляд в сторону. – Но запомни, Эдвард, однажды тебе придется дорого заплатить за свои поступки. Бог все видит и сурово наказывает тех, кто делает гадости. Надеюсь, Он преподаст тебе такой урок, который заставит тебя понять, как подло ты себя ведешь. Только я уверена, что будет уже слишком поздно жалеть. Ибо ты потеряешь доверие всех, кто пока что любит тебя.
– Жизнь уже и так наказала меня. Так что мне нечего терять.
– Ну раз нечего, то ступай с Богом. Может, ты наконец перестанешь заниматься ерундой, найдешь себе постоянную работу и начнешь зарабатывать себе на жизнь. А не жить за чужой счет и делать вид, будто тебя это устраивает. Прощай, Эдвард, желаю тебе не испортить свою жизнь еще больше.
Виктория встает и медленно выходит из комнаты, закрыв за собой дверь. А Эдвард, проводивший женщину немного хмурым взглядом, остается наедине с самим собой и своими проблемами. Как только она уходит, мужчина медленно выдыхает с прикрытыми глазами и окидывает взглядом всю свою комнату, твердо решив, что он сейчас же собирает свои вещи и уходит. Уходит жить к своей матери Ребекки, которая давным-давно предложила ему переехать к ней.
***
Время примерно пять или шесть часов вечера. Терренс и Ракель решили прогуляться где-нибудь в городе. Из-за угроз, которые поступают в их адрес, они стараются сопровождать друг друга, куда бы они ни пошли. По крайней мере, мужчина против того, чтобы девушка куда-то ходила без него и настаивает, что ей лучше быть с ним, пока все не наладится. Молодые люди приехали в очень живописное место, где гуляет очень мало людей. Так как погода уже далеко не самая теплая, то в легкой футболке и любимых джинсах с кроссовками по улице уже не походишь, и люди вынуждены носить какие-то куртки.
Одетые в похожие джинсовые костюмы, Ракель и Терренс медленным шагом идут по широкой дорожке и время от времени встречают людей разных возрастов. Девушка держит мужчину под руку и прижимается к нему как можно ближе, а тот держит обе руки в карманах своей распахнутой джинсовой куртки. По пути им встречаются папарацци, которые успевают сделать несколько снимков знаменитых влюбленных. Впрочем, влюбленные не обращают внимания, просто идут своей дорогой и даже скромно улыбаются и машут рукой надоедливым людям с фотокамерами. Кроме того, они также сталкиваются с несколькими поклонницами, которые просят их расписаться на чем-нибудь и сделать пару фотографий. Ни Терренс, ни Ракель никому не отказывают в этой просьбе и с удовольствием фотографируются со всеми, где-то расписываются и отвечают на некоторые вопросы. Правда, на вопросы о будущем группе, за которое все так переживают, мужчине приходиться врать и не волновать поклонников новостью, что «Against The System» может распасться уже через неделю.
– Время идет слишком быстро, – с грустью во взгляд отмечает Ракель. – У вас осталась почти неделя, чтобы принять решение.
– Да, но мы до сих пор не знаем, какой давать ответ, – тихо отвечает Терренс. – Но мы все еще надеемся, что Питер передумает и все-таки вернется в нашу группу.
– Вряд ли… – Ракель засовывает большой палец в карман на своих джинсах. – Он же сам сказал, что покидает группу, так как ему все равно на нее.
– Он так думает, потому что его убивает депрессия. Если бы ему была оказана нужная помощь, то он бы не говорил таких вещей. Я уверен в этом.
– Возможно, ты прав. Но и насиловать его тоже нельзя. Он сам должен решить, что хочет выкарабкаться, и попросить помощи.
– Пока что для нас это главная проблема. Но мы с Даниэлем пробуем все возможные способы. Например, мы все еще ищем подругу Питера, с которой говорил Джордж. У нас есть предположение, что она могла бы знать намного больше нас.
– А что такого сложного в том, чтобы найти ее и поговорить? Уверена, она бы поняла вас, если бы вы все ей объяснили!
– Проблема в том, что мы не знаем ничего о ней. У нас нет ее телефона, адреса проживания и общих знакомых, кроме Питера. Даниэль видел ее пару раз и запомнил, что она – невысокая брюнетка. Но под такое описание попадает многие девушки, проживающие в Нью-Йорке.
– Неужели Даниэль не знает ее лично?
– Нет, они с Питером пару раз встречали ее на улице, но Даниэль не разговаривал с ней и лишь ждал, когда блондин поговорит с той девушкой.
– Хочешь сказать, что Питер не познакомил их?
– Полагаю, что нет. И это очень плохо, ведь эта девушка могла бы помочь нам. Мы думаем, пока что это единственный способ хоть что-то разузнать о том, что происходит с Питером. У нас больше нет никаких предложений…
– А что если его подруга тоже ничего не знает? Если он не рассказывает вообще ничего ни одному из вас, то с какой стати Питер будет делиться своими проблемами с какой-то девушкой?
– Возможно… Но как я уже сказал, мы пробуем все. Разумеется, если бы мы знали кого-то, кто хорошо знает Питера, то уже давно расспросили того человека. – Терренс замолкает на секунду. – Ведь мы с Даниэлем не хотим потерять его ни как друга, ни как барабанщика. И изо всех сил пытаемся сделать что-то, чтобы вернуть этого парня в группу. Или просто убедить его в том, что нам под силу ему помочь, если он расскажет, в чем дело.
– Почему бы вам с Даниэлем просто не поехать к нему домой? Ну или позвонить ему? Попробуйте спокойно поговорить с ним и не искать себе сложных путей, безуспешно пытаясь разыскать его подругу, о которой вы ничего не знайте!
– Позвонить ему не получится, ибо у него отключен телефон. Однажды я попробовал позвонить ему, но его мобильный был вне зоны доступа. А домой… – Терренс на пару секунд призадумывается, несильно пожав губы и грустным взглядом окинув все, что находится перед ним.
– Что? – слегка хмурится Ракель.
– Не знаю, я не могу объяснить… – качает головой Терренс. – Просто… Просто мы понимаем, что это может быть бесполезно…
– Поезжай к нему один, без Даниэля, чтобы Питер не чувствовал себя зажатым из-за его присутствия. Ты же с ним не ругался – так что Роуз может поговорить с тобой. Просто будь с ним мягким и терпеливым и не дави, и он сам во всем признается. Важно разговаривать с ним и давать понять, что он может рассчитывать на тебя.
– Ты же знаешь, что я пробовал поговорить с ним после встречи с Джорджем. Но он отказался идти на контакт и ничего не стал объяснять. Питер даже не проявлял никакой агрессии к Даниэлю и вел себя совершенно спокойно, говоря, что Перкинс был во всем прав, и он не имеет права отрицать то, что якобы является правдой.
– Вы оба только все усложняйте, оттягивая этот визит. Я не понимаю, почему вы не решились сделать это гораздо раньше. Уж ты бы мог поговорить с Питером у него дома и убедить его признаться во всем.
– Боюсь, это ни к чему не приведет… – хмуро отвечает Терренс. – Раз столько попыток не принесли ничего хорошего, то смысл пытаться сделать это дальше? Скажу честно, я постепенно начинаю мириться с тем, что Питер не вернется в группу, и нам с Даниэлем придется распустить ее.
– Но вы не можете бросить Питера! Если вы сделайте это, то точно потеряйте его в один роковой день. Я не удивлюсь, если он и вовсе наложит на себя руки.
– Я все понимаю. Но как быть, если друг наотрез отказывается что-либо говорить, каким бы мягким ты ни был, а у тебя нет никаких знакомых, которые могли бы разъяснить ситуацию и дать намек на причину его проблемы?
– Боже, почему ты в последнее время такой пессимистичный? – слегка хмурится Ракель. – Ты практически перестал быть уверенным в том, что делаешь! Раньше я такого за тобой не наблюдала. Ты всегда был слишком уверен в себе и своих силах. Что же с тобой произошло, красавчик?
– Ох, я и сам не понимаю, почему у меня появилось столько сомнений, – тихо вздыхает Терренс. – Хоть мы с Даниэлем и пообещали друг другу спасти группу и помочь Питеру, мне кажется, что в итоге каждый из нас все равно пойдет разной дорогой. Боюсь, что все наши усилия будут напрасными, и мы зря потратим время на попытки спасти то, что можем вот-вот потерять.
– Думаю, вы оба прекрасно понимайте, что шансов вернуть Питеру в группу очень мало, а с новым барабанщиком все может измениться, и вам, возможно, не удастся поладить с ним. Поэтому вы и не пытайтесь что-то предпринять, а просто ждете дня, когда вы объявите своему менеджеру, что группа распадается, и вы разрывайте контракт со студией.
– В твоих словах есть часть правды… Где-то в глубине души я и правда жду, когда пройдет эта неделя, чтобы попрощаться со студией и Джорджем и распустить группу.
– Но ведь ты всегда хотел петь! И гордился тем, сколько всего вам удалось достичь за короткий срок! Многие годами пытаются пробиться хоть куда-то, а ваша группа выступала на разогреве намного раньше, чем вам предложили подписать контракт.
– Однако я и так пытался пробиться в музыкальный бизнес годами. Вспомни, сколько раз я слышал отказы и был обманут после разговоров с довольно известными в этом деле людьми. Мне удалось добиться чего-то лишь благодаря упорству.
– Разве для тебя это ничего не значит? Это же была твоя мечта – стать музыкантом и петь свои собственные песни!
– Я и сейчас мечтаю об этом и хочу однажды выпустить свой альбом, – пожимает плечами Терренс. – Но ведь можно петь не только в группе, но в одиночку. Если группа распадется, то я буду пытаться начать сольную карьеру. Может, поговорив с людьми из студии, мне удастся убедить их подписать новый контракт со мной. Впрочем, я могу запросто писать музыку и без контракта со студией. У нас ведь полно независимых артистов, которые выпускают музыку на свои деньги.
– А если и с сольной карьерой ничего не сложится?
– Возможно, я снова начну принимать предложения о съемках в кино. Чтобы не уходить из шоу-бизнеса навсегда… Ну а если мне не удастся обрести хотя бы какую-то часть той славы, которая у меня была, даже на актерском поприще, то я стану обычным человеком и устроюсь на какую-нибудь работу.
– Ну… – Ракель призадумывается на пару секунд, слегка прикусив губу. – Тогда почему бы вам не рассказать своему менеджеру обо всем и попросить его расторгнуть ваш контракт?
– Э-э-э… Да… – Терренс замолкает на секунду и нервно сглатывает. – Да… Наверное, нам давно надо было это сделать. Думаю, завтра мы с Даниэлем обсудим этот вариант.
– Это значит, что ты отказываешься бороться за группу?
– Если мой друг не хочет того же, осознанно губит себя и отказывается от помощи, то нет смысла продолжать это бессмысленное шоу. Лучше покончить со всем этим и забыть о том, что мы тогда хотели сделать. Уверен, что пройдет пара лет – и люди и не вспомнят, что у меня была группа «Against The System». По сути мы не сделали ничего грандиозного, чтобы нас запомнили навеки. У нас даже нет своих собственных песен, которые были бы выпущены официально.
– Ах, Терренс, Терренс… – Ракель устало вздыхает и на мгновение опускает взгляд вниз. – Меня убивает твоя пессимистичность… Кажется, что еще немного, – и ты начнешь быть неуверенным не только в спасении группы, но и в самом себе.
– Ты же сама предложила нам расторгнуть контракт раньше срока. И я считаю, что это было бы верным решением. Не имеет смысла тратить время впустую и пытаться сделать то что вряд ли будет возможным.
– Я думала, ты будешь сопротивляться, – пожимает плечами Ракель. – Поэтому я так и сказала… Но сейчас ты ведешь себя так, будто так оно и должно быть.
Терренс устало вздыхает, безразличным взглядом окидывает окружающую его обстановку, приобнимает Ракель за плечи и мило целует ее в висок.
– Ах, Ракель, давай пока закроем эту тему… – предлагает Терренс. – Если честно, то мне не очень приятно об этом говорить… Да и моя группа сейчас стоит на втором месте.
– А что же стоит на первом?
– Ты и моя семья.
– Правда?
– Разве ты в этом сомневалась?
– Конечно, нет! – с легкой улыбкой качает головой Ракель. – Я ведь знаю, как сильно ты любишь свою семью.
– Очень люблю. – Терренс медленно останавливается и разворачивается к Ракель лицом, пока та делает то же самое. – Так же сильно, как и ту, которая стала любовью всей моей жизни. Которая скоро станет частью моей семьи.
– Боже, Терренс, не заставляй меня краснеть на глазах людей, – скромно улыбается Ракель, на секунду прикрыв лицо руками.
– Однако это правда, моя королева. – Терренс с легкой улыбкой нежно гладит Ракель по щеке. – И я не хочу это скрывать.
– Что, совсем-совсем не хочешь?
– Совсем! Правда, очень тяжело сдерживать себя, находясь там, где гуляют другие люди. – Терренс с загадочной улыбкой игриво шлепает Ракель по носу. – И не позволить себе чуточку пошалить…
– Так-так, МакКлайф, только не расходись, – скромно хихикает Ракель, немного отстранившись от Терренса. – Я понимаю, что ты еще не наигрался, но все-таки держи в себя в руках. Мы не дома.
– И что, нельзя даже чуть-чуть?
– Да, даже чуть-чуть!
– Ну Ракель… – с жалостью во взгляде скулит Терренс.
– Все, угомонись уже! – легонько пихнув Терренса в бок, восклицает Ракель. – Вот приедем домой – тогда и поговорим.
– Ну вот… – Терренс, слегка надув губы, скрещивает руки на груди.
– Эй, только не надо злиться, пожалуйста. – Ракель сжимает руку в кулак и ею слегка толкает Терренса в предплечье, невинными глазами смотря на него. – Ты же прекрасно знаешь, что мы с тобой договорились вести себя сдержанно на людях. А мы ведь хорошо воспитанные люди… Верно, любимый?
– Да… – Терренс едва заметно улыбается. – Конечно…
Смотря на то, как мило ему улыбается Ракель, сам Терренс не может сдержать свою улыбку. А немного погодя он опускает руки, нежно приобнимает девушку, закинув руку вокруг ее шеи, прижимает ее как можно ближе к себе и оставляет легкий чмок на ее щеке.
– Вы прощены, милая леди!
– Правда? – продолжая куда-то идти, широко улыбается Ракель. – О, благодарю вас за прощение, сэр! Вы очень добры ко мне!
– Вы просто слишком привлекательны, чтобы я не простил вас.
– Приятно это слышать… – Ракель замолкает на пару секунд, с нежной улыбкой смотря на Терренса. – От такого шикарного красавчика…
– Ну уж в чем я точно никогда не буду сомневаться, так это в своей красоте, – с гордо поднятой головой заявляет Терренс. – Природа наградила меня всем лучшим, что может быть у мужчины.
– Да уж, природа была очень щедрой к тебе.
– Не могу не согласиться… Ведь я даже заполучил девушку под стать: такую же неотразимую и привлекательную.
– Ох, милый…
Ракель мило целует Терренса в щеку и на пару секунд кладет голову ему на плечо, пока тот скромно улыбается и покрепче приобнимает свою любимую. Но затем он становится намного серьезнее и резко выдыхает.
– Ладно, шутки шутками, но вот проблемы это никак не решит, – задумчиво говорит Терренс. – И я говорю не только про проблемы группы, но и ситуацию с угрозами в тех письмах.
– Кстати, а когда ты выведешь Эдварда на чистую воду? Ты уже давно мог бы пригласить его к нам домой, и мы бы сделали то, о чем договорились.
– К сожалению, завтра я не смогу, так как уже договорился встретиться с Даниэлем, чтобы продолжить обсуждать судьбу группу и попытки помочь Питеру. А вот послезавтра мы вполне можем пригласить Эдварда к себе домой и вытрясти из него все его секреты.
– А это значит, я и Анна снова останемся одни? Что ж, думаю, мы можем встретиться и провести время вместе.
– Только если она приедет к тебе домой.
– Почему?
– Ты не забыла, что нам угрожает какой-то тип? Тебе лучше не выходить из дома в одиночестве.
– За эти два дня нам не прислали ни одной угрозы, да и к тебе никто больше на улице не подходил.
– Это еще ничего не значит, Ракель! Если нам долго не угрожали нам, мы не можем сказать, что этот тип отступил.
– И что нам теперь до конца своих дней сидеть в своем доме и бояться какого-то типа, которого мы не знаем, но который знает о нас все и мечтает сжить со света? К тому же, скоро у меня будет одна очень важная съемка, и я никак не могу ее пропустить.
– Это не проблема. Либо я буду отвозить и забирать тебя, либо это обязанность ляжет на личного водителя.
– И ты будешь разрываться между мной и своими делами?
– Если ситуация будет слишком серьезной, я забуду обо всех своих делах и буду охранять тебя, чтобы ни одна тварь не тронула тебя хоть пальцем. До тех пор, пока мы не вытрясем признание из Эдварда о том, что он скрывает, нам лучше соблюдать осторожность.
– Почему-то я начинаю все больше думать, что Эдвард вряд ли расколется просто так.
– Не беспокойся, солнце мое, я сделаю так, что этот сопляк заговорит уже через пять минут. Нам нужно посмотреть на его реакцию, когда мы вслух прочитаем те письма в его присутствии. Если Эдвард как-то с этим связан, то он начнет нервничать.
– Кстати, мы еще не предупреждали прислугу об этом.
– Надо сегодня же поговорить с ними и попросить помочь нам. Можно даже как-нибудь отблагодарить их.