Глава девятнадцатая

В последний день июля в истонское село пришли еще три телеграммы. Двое мужчин были убиты, а третий ранен. Этот день мы очень тихо просидели в детской. Вечером пришла Клара и сказала, что мистер Тимс сообщил ей, что у нас все еще преимущество на войне. Мы захватили Девильский лес — Дьявольский лес, как назвали его в газетах.

— Это хорошие новости, Клара, — сказала я, удивляясь в глубине души, как может один лес стоить жизни хотя бы двоих людей.

Три дня спустя Клара встретила меня в холле, когда я пошла гулять в парк. Ее лицо, было совершенно белым, не считая родинки на щеке.

— Джим... — только и сказала она.

— Клара, нет...

— Ранен, говорится в телеграмме. Не убит, а ранен. Я взяла ее руку в свои:

— Сбегай и покажи ее, его матери. Может быть, она знает больше.

Но Клара не ушла.

— Джим сейчас в безопасности, в госпитале, — попыталась я успокоить ее. — О нем будут хорошо заботиться.

— Мужчина из Тилтона, — руки Клары дрожали, — сын Гринов, которые торгуют тканями на Хай-стрит, был ранен две недели назад. Его мать поехала к нему во Францию, но, когда она приехала туда, он уже умер. Он умер за ночь до того, как она приехала. Множество солдат умирает, даже в госпитале. Моя кузина Джейн живет около Саттон Вени, она говорила, что там их хоронят каждый день. Там есть холм, его взрывают, чтобы похоронить их, и она слышит эти взрывы.

— Лорд Квинхэм тоже ранен, — тихо сказала я, — но только в ногу. Он сидел в кресле, когда я приходила к нему. Не нужно бояться, Клара. Выстреливает только одна маленькая пулька, и все. Выстрел для человека — не то, что выстрел для зайца или кролика, человек больше их.

Но, конечно, я не переставала думать о Джиме. Другие мужчины были для меня только именами, я не знала их в лицо. Другое дело — Джим, я помнила его загорелое смеющееся лицо, когда он встретил меня на станции в мой первый приезд в Истон.

На следующий день после вечернего чая, когда я собиралась отдать Томми после кормления, ко мне вошла Клара, даже не постучавшись.

— Пришла сестра Джима. Она говорит, что его матери пришло сообщение.

— Ох, Клара! Из Франции?

— Нет. Бет говорит, что он в Лондоне.

— Это лучше, чем Франция, Клара. Значит, он чувствует себя достаточно хорошо для перевозки.

— Бет спрашивает, не смогу ли я поехать туда вместе с матерью Джима? Она до сих пор никогда не выезжала из Тилтона. Только на один день, моя леди.

— Конечно, — с Томми на руках я дошла до письменного стола. — Клара, возьми денег, на случай, если ты задержишься там, на пару дней.

— Но...

— Его светлость говорил, что ты можешь взять их. А теперь поезжай и оставайся там сколько нужно.

Лео приехал после чая, он казался еще более сгорбленным, чем обычно, и выглядел очень усталым, но я должна была рассказать ему о Джиме и других телеграммах.

— Вся молодежь Истона, — сказал Лео, закрыв на мгновение глаза. — Они ушли исполнять свой долг, служить королю и отечеству, а теперь... Хелмсли как-то рассказывал мне, что мужчины из Истона были на Агинкуре, — горько и зло добавил он. — Здесь жили предки моей матери — они были лордами Истона. Лорд Истона тоже был на Агинкуре и вел своих людей в битву — он возглавлял их. Ну а я, что делаю я? Я околачиваюсь дома, когда другие мужчины гибнут! День за днем они умирают, а все, что могу сделать я — вынести их тела на похороны.

Я не знала, что на это сказать.

— Но Джим еще не умер, — прошептала я.

Лео взглянул на меня так, словно забыл, что я здесь. Затем он повернулся и пошел вниз по лестнице. Я побежала за ним, но на полпути услышала крик Томми и остановилась около портрета второго, из одетых в красное генералов. Лео вышел из дома с Неллой.

Он не пришел на ужин. Вернувшись гораздо позже, он остановился в дверях моей гостиной.

— Извини меня, Эми. Мне не следовало огорчать тебя. Я не успела ответить, потому что перед ним появился мистер Тимс.

— Мой лорд, миссис Картер оставила вам ужин. Если пожелаете, можете спуститься вниз.

— Но я не одет, — Лео указал на свой твидовый костюм.

— Тебе незачем одеваться, если ты поешь в утренней комнате, а кофе ты можешь попить здесь, — сказала я. Он все еще не решался, но я настояла: — Лео, ты должен есть. Иди вниз.

Лео медленно вышел. Как я и опасалась, он выглядел очень утомленным. Я взглянула на подаренную им картину и вздохнула. Если бы мы жили обычной жизнью в коттедже, он сейчас сидел бы на кухне, а я приготовила бы ему что-нибудь сама — не то чтобы миссис Картер не умела готовить вкусно, она умела, но это должна была делать жена. Кроме того, ему было бы лучше ужинать на кухне, с детьми, возящимися у его ног. Затем я подумала, что Флора, наверное, уже заснула наверху в детской, но Розу пора было укладывать.

Она спала, когда Лео вернулся, но я нагнулась и вытащила ее из кроватки.

— Проснись, моя Роза. Здесь папа, ты нужна ему. — Я принесла ее ему на колени. — Посмотри, разве она не красавица? — я потрепала ее за щечку. — Роза, улыбнись папе. — И, Боже благослови ее, она улыбнулась. Затем она протянула чудесные растопыренные ручки к лицу Лео, пытаясь ухватиться за его рот. — Понянчи ее немного, ей это понравится, — сказала я ему.

Лео долго держал ее, пока она не заснула у него на руках. Затем он тоже заснул. Он, наверное, очень устал, потому что не проснулся даже тогда, когда Мэри принесла Томми на кормление, и все еще спал, когда я тихонько вынесла Томми обратно.

— Тебе лучше пойти в постель, Лео, — решилась я наконец, разбудить его.

Он открыл глаза, взглянул на меня спросонья — и покраснел.

— Прошу прощения за мои ужасные манеры... — тут у него на руках проснулась Роза и прервала его. Ей нужно было сменить пеленки — я нащупала мокрое пятно на жилете Лео, когда взяла ее в руки.

— Сними этот жилет, Лео, я высушу его.

Лео повернулся ко мне спиной, чтобы снять пиджак. Когда он спускал с плеч подтяжки, его затылок был совершенно красным. Лео поспешно надел пиджак и вышел, не оглянувшись.

Клара вернулась два дня спустя. Я была в детской, поэтому она поднялась прямо наверх, не снимая шляпки.

— Джим держится, но его мама осталась с ним.

— Ох, Клара, это хорошие новости!

Клара стояла поникшая и смотрела на меня.

— Ему отняли ногу. Джим потерял ногу, а ведь он так хорошо играл в крикет. Теперь ему больше не бегать между воротцами, — всхлипывая, она опустилась на стул.

Элен послала Дору на прогулку с Флорой, и мы остались в детской с Кларой.

— Это ужасно, ужасно, — трясло Клару, — в каком состоянии некоторые из этих бедных парней. Я не могла даже представить такого! У того, который лежал рядом с Джимом, забинтована вся голова, одни глаза видны. И он все время что-то ими искал, словно очень старался увидеть что-то, но не мог, — содрогнулась она. — А тот, на койке с другой стороны, все время говорил, но нельзя было понять ни слова — только стоны и бормотание. Сказали, что это из-за яда в их крови. А запах! Вся палата пропахла тухлым мясом. Это так ужасно.

Клара попыталась глотнуть чая, но ее руки тряслись так, что она не смогла поднести чашку к губам.

— Мать Джима, она такая мужественная. Я бы не вынесла этого, если бы там не было ее. Когда Джима привезли с операции, он выглядел так, что я не могла даже смотреть на его лицо, но я взглянула туда, где была его нога — а там ничего, только забинтованный обрубок. Не было даже подстилки на случай, если начнется кровотечение — я присматривала за этим, мало ли что. Не знаю, как это выносят сиделки. Мама Джима сказала: «Мы должны держаться мужественно, Клара, ради Джима». И она держалась. Два дня спустя Джиму стало лучше, и миссис Арнольд сказала, что мне пора возвращаться, потому что меня ждет работа.

— Ты могла бы остаться еще, Клара, — сказала я.

— Нет, не могла, — покачала она головой. — Я больше ни дня не выдержала бы там. У меня слишком мало мужества. Поэтому, я уехала и подвела Джима. Моя мама всегда говорила мне, что я слишком брезглива — и теперь я подвела Джима.

Элен положила руку на плечи кузины.

— Нет, Клара. Ты сказала нам, что останешься там, пока ему не станет лучше. Ты не должна была задерживаться дольше, и ты это знала.

Большую часть дня Клара просидела в детской. Я взяла Флору с собой к Розе, а Мэри и миссис Доусон присматривали за ними, пока я поднималась в детскую проведать Клару.

Клара успокоилась к вечеру, но все еще беспомощно восклицала:

— Джим, он никогда больше не сможет работать снова.

— Помнишь, Клара, — говорила ей Элен, — его светлость в начале войны обещал, что никто не потеряет работу, что места останутся за всеми, кто пошел на войну?

— Но Джим был грумом.

— Значит, он займется чем-нибудь другим.

— Но...

— Клара, — заглянула ей в глаза Элен, — разве я не отдала бы правую руку за то, чтобы вернулся наш Бен, с ногой или без ноги?

Лицо Клары изменилось. Я положила руку ей на плечо, потрясенная простыми словами Элен.

— Да, Элен, верно, — ответила Клара со слезами в голосе и обернулась ко мне. — Моя леди, если вы позволите, я навещу Джима в следующую субботу? Конечно, свои дела я наверстаю.

— Поезжай, когда захочешь, Клара.

Я понимала, что Элен права, но понимала и чувства Клары. Я тоже была брезгливой, на ее месте я чувствовала бы себя точно так же. Как такое выдерживают эти сиделки? Затем я подумала, что такое приходится выдерживать не только сиделкам, но и другому персоналу. Лео, наверное, видел те же самые взгляды, слышал те же самые крики, чувствовал тот же самый запах — ничего удивительного, что он бывал расстроенным. Если бы я могла сделать для него хоть что-то! Догадавшись, я решила почистить его ботинки — Джесси не умел обращаться с ними как надо.

Но на следующее утро я не захотела брать Розу в обувную каморку — там было слишком сыро и грязно, — а перетащила ботинки в комнату для чистки одежды. Я поставила на стойку бельевую корзину для Розы и попросила у мистера Тимса несколько старых газет, чтобы покрыть стол. Затем я засучила рукава и взялась за работу. Роза спокойно спала, и я вычистила все ботинки Лео, а напоследок и его кожаные вечерние туфли. Я встала и полюбовалась своей работой, радуясь, что у Лео большие ноги. Почистив кучу такой обуви, можно было сказать себе, что я поработала на славу.

Складывая газеты в стопку, я увидела списки. Сначала я не поняла, что это такое, подумав, что это списки людей, поступивших в армию в этом месяце. Как их много, подумала я, так мы скоро разобьем Германию. Но вдруг я догадалась — это были списки не рекрутов, а пострадавших в бою, и не за месяц, а за один день. Пятое августа 1916 года — 5472 человека, раненых и убитых. Здесь была целая страница мелко напечатанных имен, расположенных по чинам, имя за именем. Среди офицеров было много мертвых — 41 из 292, и еще 49 пропавших без вести.

Я поспешно схватила другую газету, на день раньше — может быть, пятое было особым днем, днем сражения. Но в предыдущий день погибло 114 офицеров, правда, было всего лишь 2610 раненых и убитых. Вдруг до меня дошло, как я подумала — всего лишь. Всего лишь! Так вот какой ценой мы взяли лес! Я, думавшая, что он не стоил и двух жизней, здесь, перед этими листами, наконец поняла это. Не только в Истон, а в каждый город, каждый поселок, каждую деревню шла телеграмма за телеграммой. Улица за улицей, коттедж за коттеджем, крохотные домики, огромные поместья наподобие Истона — и в каждом рыдали женщины, оплакивая своих мужчин. Это было так много, что не укладывалось в мою голову — но и того, что уложилось в нее, было больше, чем я могла вынести. Выронив из рук газетные оттиски, я подбежала к корзинке, выхватила оттуда Розу и со слезами отчаяния прижала к себе.

Я ничего не сказала Кларе — она и так была слишком расстроена из-за Джима и двоих своих братьев, которые тоже были на войне. Но когда я после обеда гуляла по парку, эти имена все еще стояли перед моими глазами, и над каждым из них где-то плакала женщина.


Лео вернулся на следующий день после обеда. Я была с Флорой на прогулке, оставив Розу с Элен. На обратном пути мы прошли мимо конюшни, и нашли растянувшуюся на солнце кошку Таби, ее живот многообещающе раздулся. Флора погладила ее мягкую шерстку, Таби лениво замурлыкала. Мистер Тайсон вышел из упряжной комнаты и наклонился к Флоре.

— Скоро вы будете играть с котятами, леди Флора.

Эта кошка приносит их регулярно как часы, — он медленно разогнулся, словно у него болели суставы. — Этим утром Мэри приносила Томми, показать нам с супругой. Бедная птичка, одна тень от нее осталась. Она никогда не оправится от этого, — покачал он головой.

— Такое горе, мистер Тайсон.

— Да. Рассудок отказывается верить этому. Том был таким проворным парнем, ни минуты не сидел на месте — трудно представить, что его больше нет. Однако наконец-то Мэри стало хоть немного полегче, и малыш растет, все благодаря вам, моя леди, — мистер Тайсон приподнял шапку и вернулся в упряжную. Он стал выглядеть на свои годы, сильно сдав за последние несколько месяцев.

Вдруг Нелла, бдительно сидевшая рядом с Флорой, гладившей кошку, насторожила уши и тявкнула. Я не слышала мотора машины, но Нелла никогда не ошибалась.

— Папа? — вскочила Флора. Я крепко взяла ее за руку.

— Идем, встретим машину, Флора, — теперь мы обе слышали звук мотора.

Подкатив, машина вздрогнула и остановилась. Лео устало вылез оттуда, но его лицо осветилось, когда он увидел стоящую рядом со мной Флору. Я отпустила руку моей вырывающейся дочки, и она во всю прыть побежала к нему по выложенной булыжником дороге вслед за Неллой. Поприветствовав их обеих, Лео медленно подошел ко мне.

— Добрый день, Эми! Есть новости, о молодом Арнольде?

— Он держится, но... — я взглянула на Флору, вцепившуюся ему в руку.

— Флора, я забыл шляпу, — торопливо сказал он. — Пожалуйста, посмотри, нет ли ее в машине.

— Но? — повторил Лео, когда она убежала.

— У него отняли ногу. Лео зажмурился.

— Она там, она там! — закричала подбежавшая Флора.

— Хорошо, Флора. Давай сходим и возьмем ее.

— Ты останешься на ужин?

— Если смогу. Сейчас мы ждем очередную партию раненых. Кроме того, сегодня мне нужно повидаться с Селби.

После ужина, я пригласила Лео на кофе в свою гостиную.

— Клара сообщила мне, что миссис Арнольд все еще в городе, — сказал Лео, когда мы уселись пить кофе.

— Да. Клара тоже поедет к Джиму в конце недели. Она так расстраивается из-за его ноги, — вздохнула я.

— Это... высокая ампутация, тяжелейшее увечье, — Лео разглядывал кофейную чашку.

— Клара говорит, что ему никогда уже не быть грумом.

— Не быть. Но Джим — сообразительный парнишка. Он научится еще чему-нибудь.

— Элен сказала, что ты обещал сохранить место за каждым, кто вернется.

Лео взглянул на меня, его глаза помрачнели.

— Сейчас дела идут так, что мне, может быть, не понадобится держать многие из этих обещаний.

В его словах звучала горечь. Я вспомнила этот лес, списки имен в газете, и не могла удержаться от вопроса:

— Но мы же побеждаем, правда?

Лео выпрямился перед ответом, насколько был способен.

— Мы должны, Эми, должны, — повторил он. — Да, для Арнольда, можно кое-что сделать, например, устроить на сидячую работу. Но ему это не понравится. Этот парень не любит сидеть под крышей. Знаешь, он любил кататься на воротах, когда был мальчишкой. Я всегда кричал на него за это, а он соскакивал и убегал, словно олень. Такой бег увидишь только у мальчишек и юношей — но теперь...

Я думала, Лео больше ничего не скажет, но он продолжил:

— Знаешь, в палате, за которую я отвечаю, сейчас лежит пятеро юношей, потерявших ногу, и еще один, который потерял обе. И это еще не самое худшее увечье... — он вновь запнулся, а затем тихо добавил: — Кажется, я целыми днями не вижу ничего, кроме изуродованных и искалеченных молодых людей.

Приподняв Розу, я развязала и сняла с нее пинетки. Она пиналась, радуясь новой игре, а я целовала ее розовые пальчики. Затем я принесла ее к Лео и посадила ему на колени.

— Сейчас я глядела на ножки Розы, погляди и ты, — сказала я ему, склонясь над ней. — Какие они красивые! Смотри, какие крохотные ноготочки, словно жемчужинки. А ножки, какие они пухленькие и гладенькие! Потрогай их, — я взяла его руку и повела его палец по ступне Розы, пока пальчики на ней не зашевелились от удовольствия. Затем я поставила ее ножку на его ладонь. — Вот, я никогда не видела ничего красивее.

Лео взглянул на нее, такую мягкую и розовую по сравнению с мозолистой кожей его руки. Его сильные пальцы бережно сжали и отпустили нежную ступню дочери. Он медленно развернул свои сгорбленные плечи, чтобы взглянуть мне в лицо.

— Да, она красива, Эми. Спасибо. Я немного поговорила с Лео, пока он пил кофе, но приглушала голос, видя, что Лео устал. Вскоре он задремал. Я сидела с Розой на коленях и наблюдала за ним. Сначала он спал крепко, затем начал шевелиться — из-за горба ему было неудобно спать в кресле. Я уложила Розу в кроватку, взяла одну из своих подушек и тихонько подошла к нему. Лео не шевелился, и я осторожно подложила подушку ему под плечо, чтобы ему было удобнее. Он завозился на мгновение и откинулся назад, но ему все еще было неудобно, поэтому я присела на ручку кресла, и засунула подушку поглубже. Сделав это, я почувствовала, что Лео проснулся. Он лежал не двигаясь, с закрытыми глазами, но я догадалась об этом по его дыханию.

Наклонившись вперед, я другой рукой обхватила Лео за шею и притянула его голову к себе, пока она не легла ко мне на грудь. Я удерживала ее там, мой подбородок, касался его волос. Они были мягкими, мягче, чем женские волосы, мягкие, как темные кудряшки моей дочери. Я чуть повернула голову и прижалась к ним щекой.

Лео, не шевелился, я тоже не шевелилась. Он притворялся спящим, а я притворялась, будто не знаю, что он проснулся. Мы долго сидели так — пока Роза не позвала меня. Тело Лео напряглось на мгновение, а я быстро обняла его и прижала к себе, перед тем, как отпустить и на цыпочках уйти к Розе.

Когда он зевнул и притворился, что просыпается, я сказала Розе:

— Гадкая Роза, ты разбудила папу, а он так устал.

— Долго я спал, Эми? — спросил Лео.

— Около часа, наверное.

— Я приношу извинения, это невозможно дурной тон — заснуть в комнате леди.

— Но я не леди, — сказала я ему. — Я — твоя жена.

Лео прищурился, а затем засмеялся. Я не могла понять, что же тут смешного, но была рада, что он развеселился, и засмеялась тоже. Роза тоже засмеялась вместе с нами — она не упускала ничего, моя Роза.

Загрузка...