Серебряные фонтаны

Глава шестьдесят первая

Я спала половину суток, а может, и больше, и проснулась только, когда мне принесли утренний чай. Его принесла Клара.

— Его светлость спрашивал, как вы себя чувствуете, поэтому я сказала, что сама отнесу вам поднос, — улыбнулась она. — Цвет лица у вас стал лучше, моя леди.

— Я выспалась и чувствую себя лучше.

— Да, — кивнула она. — Его светлость сказал, что вы метались во сне, когда он заглянул к вам вчера вечером, — я сразу же повеселела, а Клара сочувственно улыбнулась. — Все имеет начало и конец.

Однако, когда я пришла в детскую, Лео уже ушел оттуда. За завтраком он мало разговаривал со мной, хотя и сказал, что рад видеть, что я чувствую себя гораздо лучше. Его собственное лицо было изможденным — он выглядел так, будто совсем не спал в эту ночь.

Только после того, как Лео осушил последнюю чашку кофе, я узнала, что у него на уме.

— Эми, у тебя еще сохранился дневник Жанетты? — внезапно спросил он. — Мне хотелось бы перечитать его, — видя, что я медлю с ответом, он продолжил. — Я знаю, что ты хочешь сказать, но, как я говорил тебе вчера, в конечном счете, все мы сталкиваемся лицом к лицу с прошлым. Мне тоже пора это сделать. В моем прошлом то, о чем я старался не вспоминать, началось с Жанетты.

— Но ты уже читал его, — попыталась я отговорить Лео.

— Значит, он, действительно, так плох, как мне это помнится, — сказал он, изучая мое лицо. — Не беспокойся, Эми, хуже не будет. Итак, ты можешь одолжить мне его?

— Ты, наверное, забыл французский, — предприняла я еще попытку. — Ведь когда ты возил меня во Францию, то ошибся с поездом...

Лео прервал мои отговорки:

— У меня никогда не было проблем с чтением по-французски, — он улыбнулся уголком рта. — Мой разговорный язык тоже улучшился за последний год, с тех пор, как я принял на себя командование подразделением, — его улыбка исчезла. — Эми, тебе бесполезно пытаться отговорить меня — у меня есть призраки похуже, чем дневник моей первой жены, но дай мне сначала разобраться с ним.

И я пошла за дневником.

Я не видела Лео целый день. Когда он наконец, пришел после вечернего чая ко мне в гостиную, его лицо было серым и осунувшимся. Он отдал мне дневник.

— Спасибо, — глядя, как я достаю из-за ворота блузки ключ и запираю тетрадку, он спросил: — Не прогуляешься ли ты со мной перед ужином?

— Да, конечно. Я только предупрежу детей.

Я думала, что Лео хочет погулять в розовом парке, но вместо этого он пересек парк и направился в лес. Я догадалась, куда он идет. Вечернее солнце золотом просвечивало сквозь изгородь шиповника и освещало прогалину. В укромном углу южной стены несколько роз «Блэйри» уже раскрыли розовые бутоны, но Лео прошел мимо них, по неровному полу разрушенного холла, во внутренний дворик, где стояла она.

Я не смела заговорить. Я смотрела, как глаза Лео изучали ее прекрасное лицо, и, увидев в них боль, отвернулась. Выражение лица Жанетты было таким спокойным, таким умиротворенным, словно даже сейчас она скрывала перед ним свой страх и отвращение. Несмотря на то, что испытывала их всегда.

— Это было безнадежно, правда? — тихо сказал он.

— Да, — я подошла к нему. — Ты правильно сделал, что отослал ее.

— Мне больше ничего не оставалось после того, как я совершил ужасное преступление, женившись на ней, — теперь голос Лео был полон печали.

— Это тетушки заставили ее выйти за тебя замуж. Ты не был виноват в этом.

— Нет, Эми, я был виноват, — покачал головой Лео. — Я понял это, перечитав сегодня ее дневник.

— Но...

Он прервал меня:

— Жанетта была слабой, беззащитной, у нее было только одно оружие — ее религия. Когда я прочитал ее дневник впервые, то увидел только дурные последствия ее верований — но религия давала ей и силу. Она должна была дать Жанетте силу отказать мне.

— Жанетта так и сделала, пока не узнала о ребенке... — я запнулась, но было уже поздно, и я была вынуждена договорить правду. — Тетушки уступили ей, но она упала в обморок, и тогда они выяснили, что она в тягости.

Мой голос затих при виде боли на лице Лео, но тот только сказал:

— Я догадывался, что так могло случиться.

— Но это они заставили ее, значит, ты был не виноват.

— Нет, был, Эми. Видишь ли, у католиков в случае смешанного брака есть жесткое условие, — чтобы дети смешанного союза были приведены в католическую веру, и католический священник выставляет его протестантскому партнеру еще до брака. С меня такого обещания не потребовали. Позже я понял, почему — здесь вмешались тетушки. Но в то время я почувствовал только облегчение, потому что не имел ни малейшего намерения позволять своим детям стать католиками — мне всегда казалось, что в этой вере слишком много суеверий. Но Жанетта не знала моего отношения к этому. Она считала, что такое обещание было дано, а я оставил ее в этом заблуждении, потому что боялся, что она откажется выйти за меня замуж, если узнает мои подлинные намерения. Значит, я тоже обманул ее, Эми, даже если она обманула меня. А поступив так, я отнял у нее единственное оружие, которое давало ей силу защищаться, — в голосе Лео звучала мука. — Я любил ее, женился на ней — и погубил ее.

— Нет, это без разницы, — поспешно замотала я головой. — Ей был нужен муж, как и мне... — я запнулась.

— Нет, не как тебе, Эми. Фрэнсис уже был женат к тому времени, когда ты узнала, что тебе нужен муж. Кроме того...

— Я была всего лишь служанкой, — тихо закончила я.

— Да — для него. Но отец ребенка Жанетты был свободен, и мог жениться на ней, они были ровней в социальном смысле. Его мать постепенно уступила бы, если бы Жанетта отказалась выйти за меня замуж. Тогда она могла бы выйти замуж за любимого мужчину.

Я все-таки попыталась утешить Лео:

— Но ее кузен не хотел жениться на ней — даже когда узнал, что у нее будет ребенок. Тереза написала ему, но он остался в стороне, как его просила мать.

— Боже мой! Как мужчина, может вести себя так гнусно? — покачал головой Лео. — Нет, Эми, он был бы вынужден жениться на Жанетте, чтобы избежать скандала. Не забудь, он ведь был ее кузеном.

— Но ей было бы очень неприятно выйти замуж подобным образом. Кроме того, он был неверующим. Она была бы с ним несчастной.

— Ты думаешь, она была счастлива со мной? — взглянул на меня Лео. Мне было нечего на это ответить. Глаза Лео вернулись к статуе, к Жанетте. — А позже я усилил ее страдания тем, что отказался воспитывать Фрэнсиса в ее вере.

— Это можно понять, после того, как ты узнал, почему она боится дьяволов. Все равно, — быстро сказала я, — в конце концов, он присоединился к ее церкви.

— Да. Но слишком поздно, чтобы дать ей покой, в котором отказал я.

Я взглянула на ее спокойное лицо:

— Но что если ее вера была истинной, и она узнала об этом и стала счастлива?

— А если ее вера была ложной? — тихо ответил Лео.

— Тогда после ее смерти это не имело значения, — признала я горькую правду.

— Значит, я никогда не узнаю, правильно я поступил или неправильно, — печально сказал Лео.

Слезы застлали мне глаза, я с трудом могла разглядеть ребенка на руках статуи. Она держала на руках ребенка, как и я. Своего маленького сына, спасенного в Истоне от позора.

— Лео, ты уже поступил правильно. Ты поступил правильно, когда отправил меня в Кью, а затем женился на мне, чтобы дать ребенку имя, вместо того, чтобы выгнать меня из своего дома, — я обернулась и взглянула ему в лицо. — Ты ведь женился на мне не потому, что разговаривал со мной в парке, правда? Ты сделал это из-за нее — ради нее. Потому что я была в таком же положении, как она, и даже хуже. У меня не было никого, кроме тебя, — глядя в лицо Лео, я поняла, что угадала правду.

Лео покачал головой:

— Но прошлое искупить невозможно, не так ли? — его глаза вернулись к статуе. — Это было слишком поздно для Жанетты.

— Но не было слишком поздно для меня. А она надеялась, что это не слишком поздно и для тебя, поэтому послала мне дневник — и сообщение.

— Ах да, ее последняя просьба. Которую, ты не выполнишь, потому что я тебе не позволю. Идем домой, Эми, — он повернулся и оставил статую в покое. Глотая слезы, я пошла за ним в лес сквозь внутренний дворик и разрушенный дом. Когда мы вышли из леса, Лео задержался на мгновение и повернулся ко мне.

— Ты очень бледна, ты еще не оправилась от вчерашнего, — он потянулся ко мне, наши руки встретились и пожали друг дружку, а затем пальцы Лео ослабили пожатие. — Нелегко смотреть в лицо прошлому, правда? Спасибо, Эми, за то, что ты помогла мне успокоить призраков первой женитьбы. Но ты не можешь помочь мне успокоить призраков второй женитьбы — я должен сделать это сам, но пока не справился с этим, — ничего не ответив, я пошла рядом с ним.

— Наверное, Жанетта хотела бы, чтобы теперь ты уничтожила ее дневник, — сказал он у двери библиотеки.

— Мне следовало сделать это раньше.

— Нет, я рад, что смог перечитать его. Я похоронил воспоминания о нем, но они оставались скрытыми в глубине души. Теперь, когда они вышли наружу, мне стало гораздо легче.

Я в точности знала, что он чувствует сейчас.

— Вчера со мной было то же самое. Нехорошо скрываться и притворяться перед собой — яд остается внутри и отравляет. Его нужно вскрыть как нарыв. Только после этого начнется исцеление.

Тело Лео напряглось. Когда он заговорил со мной, его голос был таким тихим, что я едва слышала его.

— Я снова повел себя эгоистично, я даже не подумал о тебе, — он с отчаянием взглянул на меня. — Дай, мне побольше времени, Эми, — не успела я ответить, как дверь библиотеки захлопнулась за ним.

Лео, не разговаривал со мной за ужином, едва обращая внимание на мои осторожные пробные замечания. Сразу же после ужина он ушел на прогулку с Неллой.

— Не жди меня, Эми, я вернусь поздно.

Однако, вскоре после одиннадцати вечера, когда я уже была в постели, его шаги проследовали мимо моей двери. Мне было одиноко сидеть в своей гостиной, но в постели я не смогла заснуть, поэтому сидела и читала. Я услышала, как Лео прошел в гардеробную, затем дверь в мою комнату открылась.

— Можно к тебе, Эми?

— Да, конечно, — я отложила книгу.

— Я решил зайти к тебе и поговорить, раз у тебя еще горит свет.

— Присаживайся.

— Спасибо, — Лео тщательно поставил свой стул так, чтобы с него можно было видеть мое лицо. Он заикался, я видела, что он сделал глубокий вдох перед тем, как заговорить. — Эми, в нас обоих еще осталось достаточно яда, тебе не кажется? Теперь тебя уже не мучает вина за то, что ты предала свою свинку, но ты упоминала и о другом предательстве?

— Я... я... — я испугалась, мне не хотелось признавать его правоту.

Однако Лео, не останавливался.

— Ты почти призналась мне в этом вчера, в Пеннингсе. Ты сказала: «Но я не была ребенком, когда пришла телеграмма». Ты ведь имела в виду еще одно предательство, верно? Когда пришла телеграмма, в которой говорилось о смерти Фрэнка.

У меня закружилась голова. Мое сердце забилось так часто, что мне стало трудно дышать, но Лео, не уступал:

— Эми, ты должна все рассказать мне. Скажи мне, что случилось, когда пришла телеграмма?

— Новости в газетах были такие дурные, а вы оба были там, — прошептала я. — Я все время читала газеты и представляла эти пушки. Я так переживала... — я не могла продолжать.

Но Лео был настойчив, слишком настойчив, чтобы я могла сопротивляться.

— Эми, скажи мне. Скажи мне правду.

— Я не хотела его смерти! — в отчаянии сказала я.

— Да — потому что ты любила его.

— Да, я любила его, — по моим щекам потекли слезы. — Но когда мистер Селби принес телеграмму, я подумала — а вдруг это ты, — я сглотнула и зачастила: — Я думала об этом раньше, представляла, как я гляжу на мистера Селби и не знаю — о ком из вас эта телеграмма. Этот кошмар постоянно мучил меня. И вот он наступил, и мистер Селби сказал: «Боюсь, что новости очень плохие», — мне нужно было быть готовой к этому, думать, что это мог быть любой из вас. Но когда это случилось, я подумала только одно — что это, наверное, ты, — лицо Лео застыло, словно высеченное из гранита, и я в отчаянии продолжила: — Я была так уверена, что там твое имя, что когда начала читать, и увидела имя Фрэнка... то почувствовала... — я запнулась, я не могла высказать постыдную правду. Я тихо заплакала.

— Скажи мне, Эми, что ты почувствовала? Я взглянула в косящие глаза Лео и сказала:

— Я почувствовала облегчение.

— Облегчение! — вскричал он.

Я поспешно начала оправдываться:

— Только на мгновение. Потом я огорчилась, очень огорчилась. Но, видишь ли, пока я не прочитала телеграмму... — мой голос вздрогнул от воспоминания, — я была уверена, что там твое имя. А потом мне стало так стыдно, потому что он любил меня, — я дрожала, но мне стало легче, потому, что я наконец взглянула правде в лицо.

Я почти успокоилась, когда заговорил Лео — однако его голос звучал странно и напряженно:

— Эми, все это время я думал по-другому.

— Как по-другому? — недоуменно спросила я.

— Во Франции, прочитав письмо Фрэнка и узнав, что он влюбился в тебя и собирался забрать тебя...

— Но, Лео, я никогда бы не оставила тебя.

— Эми, тебе не потребовалось бы оставлять меня, если бы имя на телеграмме было моим.

Калейдоскоп снова завертелся, все быстрее и быстрее.

— Я представлял твои мысли в момент, когда ты получаешь телеграмму, понимая, что один из нас убит, — продолжал Лео. — И я представлял, что ты в этот момент молишься, чтобы там оказалось мое имя.

Я протянула к нему руку:

— Ох, Лео, я никогда бы так не подумала, никогда. Даже если...

— Если что?

— Даже если мне хотелось бы уйти к нему. Но я не хотела этого, я хотела быть с тобой. Я хотела, чтобы ты вернулся ко мне. Вот почему я это почувствовала — пусть только на мгновение.

Я заплакала. Я почувствовала, что Лео обнял меня и посадил себе на колени, и ухватилась за него, плача и плача. Когда я подняла взгляд, на его щеках тоже были слезы. Я уставилась на него — на Лео, который все это время думал, что я желала ему смерти, но все-таки любил меня. А я тоже была слепой, — я поняла наконец, что недостаточно люблю Фрэнка, но погрузилась в чувство вины и стыда вместо того, чтобы признаться себе в этом. Калейдоскоп сложился в окончательный узор.

Я откинула голову и сказала:

— Я люблю тебя, Лео.

— Да, я знаю.

— Только по-другому. Я была всего лишь девчонкой, когда встретила Фрэнка, и он тоже был слишком молод. Но теперь я повзрослела и стала женщиной, теперь я люблю тебя, — я притянула к себе голову Лео и нежно поцеловала его в губы. А затем мы обнялись покрепче.