Серебряные фонтаны

Глава пятьдесят девятая

Я пыталась заснуть, но безуспешно. Я лежала, глядя в темноту и прислушиваясь к малейшим звукам, как вдруг дверь гардеробной открылась, очень осторожно. Увидев очертания стоящего там Лео, я прошептала:

— Я не сплю.

Он нерешительно сделал шаг ко мне.

— Я подумал — может быть, ты уже спишь.

— Нет, не сплю.

Приподнявшись, я потянулась к настольной лампе у кровати и включила ее. Лео был полностью одет.

— Тогда... ты не возражаешь, если я войду и поговорю с тобой еще немного? — спросил он, заикаясь.

— Конечно, нет. Заходи и садись.

— Спасибо, — Лео поставил стул рядом с моей кроватью, затем указал на лампу: — Ты не против, если, мы ее выключим? По-моему, гораздо легче разговаривать в темноте. — Я тут же выключила лампу. Ненадолго наступило молчание, затем Лео заговорил: — Я, хочу рассказать тебе побольше, о том парижском визите.

— Нет-нет, я не хочу...

— Я должен рассказать тебе об этом, Эми, — Лео был настойчив, и я была вынуждена слушать. Он долго не начинал — ему трудно было подобрать слова. — После... прошлого лета... я очень сердился на тебя. Затем, когда я встретил Джорджа, хотя тот не догадался, что я... — Лео оборвал фразу и начал снова. — Я обратил внимание, что Джордж не воздерживается от потворства своим желаниям, когда бывает в отъезде, хотя у него есть постоянная связь. И я подумал — почему бы мне не сделать то же самое? Она предала меня, так почему бы и мне не предать ее? Соус для гусака подойдет и для гусыни.

Он глубоко, удрученно вздохнул.

— Когда дошло до дела, я не знал, окажусь ли способным... сделать это... но она была хорошенькой и очень профессиональной. Ее манеры, одежда, нижнее белье — все было очень возбуждающим, и я возбудился, очень даже возбудился, — мое сердце камнем пошло ко дну. — Она заставила меня почувствовать себя... нормальным мужчиной. Когда приблизился момент сношения, я хотел ее, зверски хотел ее... — Лео прервался.

— Все нормально, я понимаю, — только и смогла прошептать я.

— Нет, ты не понимаешь, ты не мужчина. Ты не можешь чувствовать похоть, неприкрашенную и примитивную, какую в тот момент чувствовал я.

— Я знаю, что многие мужчины ведут себя с женщинами так.

— Да, — голос Лео стал едва слышным. — Но со мной этого прежде не случалось. Но все-таки я не смог, — я превратилась в слух, а Лео продолжал: — Нет, не смог. Я был вполне дееспособен. Фактически, — недоуменно сказал он, — я был готов войти в нее. Но... мой разум, мои чувства не позволили мне этого. Я встал с кровати, оделся и вышел.

Я задрожала, и Лео заметил это в тусклом свете окна.

— Разве возможность моей неверности, так много значит для тебя? — удивленно спросил он.

— Да.

— Но если бы ты даже сошлась с Фрэнсисом, он никогда не был бы физически верен тебе.

Я знала, что Лео прав.

— Да, мне было бы больно, очень больно, но для него это все равно была бы только физическая разрядка, тогда как для тебя...

— Уверяю тебя, Эми, для меня это тоже было бы только физической разрядкой, — в голосе Лео прозвучало веселье, — и в тот момент я страшно хотел этой разрядки. Я на все лады обзывал себя дураком, когда, выйдя оттуда, брел по улицам Парижа. Несколько раз я поворачивал назад, чтобы вернуться. В конце концов, я хорошо заплатил ей. Но я представлял, что она, наверное, уже обслуживает следующего клиента, и отвращение заставляло меня поворачивать в обратную сторону. Вот почему, сказал я себе, я не смог заставить себя сделать это — из чистейшего отвращения. Хоть ты и сделала то, что сделала, почему я должен опускаться до твоего уровня? Но в глубине души я, наверное, знал подлинную причину, только не хотел признаваться себе в этом. Даже сейчас мне не хочется признавать ее.

Искорки надежды, вспыхнувшие в моем сердце, согрели меня.

— Все бесполезно, Эми, — слова Лео мгновенно задули искорки, и я задрожала от холода, но он продолжил: — Я больше не могу сопротивляться, я это понял сегодня вечером. Мне наконец, пора взглянуть правде в лицо — какой бы ты ни была, что бы ты ни сделала — я люблю тебя.

Я замерла так, что едва слышала тихий голос Лео:

— Ты грешница — или просто любила слишком сильно? Ты помнишь, когда я впервые спросил тебя об этом, Эми?

— Да, помню.

— Я подумал тогда, что только девушка, которая любила слишком сильно, сможет уделить часть любви и мне.

— Но, Лео...

— Все в порядке, Эми, я понимаю. Все это неважно, я все равно люблю тебя. Я долго боролся с этим, но все бесполезно — я не могу разлюбить тебя. Сегодня вечером, я наконец понял это. Ты вернулась и поцеловала меня — и в это мгновение все стало просто, благословенно просто. Я люблю тебя, я не могу разлюбить тебя. От любви не бывает лекарства.

Я потянулась к Лео, он взял мою руку и крепко сжал в своей. Но теперь его голос зазвучал печально:

— Да, я люблю тебя, но как это непросто, Эми, совсем непросто.

Какая гражданская война между моей любовью и ненавистью.

— Но если ты любишь, то не можешь ненавидеть меня! — запротестовала я.

— Извини, Эми, но я могу, — сказал он, по-прежнему крепко сжимая мою руку. — Я не хочу этого, я хочу все простить и забыть — но у меня плохо получается и то, и другое. Я пошел к той женщине в Париже, чтобы освободиться от тебя, а когда понял, что все еще люблю тебя, то не захотел признавать этого, а предпочел отбросить это знание подальше как постыдный секрет. Я позволил Джорджу Бартону заняться организацией задуманного и сердился на себя, когда дело не вышло. Я называл себя дураком, потому что любовь, — это слабость, а я не хочу быть слабым, особенно после того, что случилось со мной прежде. В молодости я любил, Эми — и эта любовь чуть не погубила меня. Не хочу тебе рассказывать, что я пережил за годы после того, как Жанетта уехала. Я думал и надеялся, что никогда не полюблю снова... но затем полюбил, и...

Лео прервался, но я не рискнула заговорить. Немного спустя, он продолжил:

— И я вернулся, решив, что больше не буду любить тебя, что между нами больше ничего не будет. Однако ты оказалась слишком соблазнительной, — его голос упал. — Мне следовало бы сопротивляться этому, но, ты была слишком прелестна. Сегодня вечером — и в субботу. Твое лицо в холле Белинга — я хотел накричать на тебя, послать тебя смыть эту мерзкую краску, но ты улыбнулась мне словно ребенок, протягивающий подарок. Ты выглядела счастливым, предвкушающим радость ребенком, и я просто не смог этого сделать. Но за ужином... — в голосе Лео послышался гнев. — Этот, молодой негодяй! А ты — ты не сводила с него глаз, положила руку ему на локоть! И все остальные, все мужчины в комнате... — его дыхание участилось. — Глядя на тебя там, я в полной мере осознал свою глупость. Я уродлив, а ты прекрасна, и к тому же почти на тридцать лет моложе меня. Я еще не видел тебя в подобной компании и в тот миг понял всю абсурдность своей любви к тебе. А твое поведение — может быть, ты всегда ведешь себя с мужчинами так, когда я не вижу тебя? — его рука еще сильнее сжала мою, едва не ломая пальцы.

— Нет, нет! Я вела себя так, потому что ты был там и смотрел на меня! Мне так сказали бабушка Витерс и Мод — что я должна заставить тебя ревновать.

— Ну, ты преуспела в своих намерениях. Я вел себя словно олень-самец во время гона.

— Мне хотелось, чтобы ты замечал меня.

— Неужели тебе хотелось еще и того, чтобы я взял тебя против твоей воли?

Я вздрогнула от этих слов, но тепло его руки, сжимающей мою, придало мне смелости.

— Но ты же знаешь, что не делал этого, — возразила я. — Я была согласна, я сама обняла тебя.

— Действительно, обняла, — удивился Лео. — Ты знала, что я собираюсь делать, и все-таки протянула ко мне руки. Знаешь, если бы не это, я не решился бы взять тебя. Когда я бросил тебя на кровать, ты выглядела такой перепуганной, что я уже почти решил оставить тебя, но тут... — его голос сорвался, но снова набрал силу. — Ты протянула ко мне руки, а я взял тебя как шлюху, — в голосе Лео прозвучало горькое презрение к себе.

— Нет, не так! — воскликнула я. — Это было не так, потому что... — мой голос сорвался, — потому что ты любишь меня.

— Но я не доверяю тебе, — тихо сказал Лео.

— Я же сказала, что никогда не изменяла тебе. Я сказала тебе правду.

— Я знаю, мой рассудок верит тебе, но сердце говорит, что меня предали. Да, я люблю тебя, но хотел бы не любить, — я не отвечала. — Иногда, — продолжил он, — мне даже хотелось бы вернуться во Францию. Вдали отсюда мне не нужно думать, потому что нет причины ни для мыслей, ни для чувств, потому что нет будущего. От них нельзя избавиться, если есть надежда на будущее. Единственный способ справиться с этим — жить текущим днем, часом, минутой — и не думать. Теперь, когда война кончилась и я снова здесь, рядом с тобой, я не могу перестать думать и чувствовать. Я знаю, что глупо испытывать подобные чувства, но ничего не могу поделать с этим. Каждый раз, глядя на тебя, я разрываюсь между любовью и ненавистью.

Он осторожно разжал пальцы, и я убрала свою руку.

— Эми, ты сказала, что хочешь, чтобы я обходился с тобой как муж — не знаю, смогу ли я. Я не могу руководствоваться похотью, но и любовью тоже. — Я не могла произнести ни слова. Лео ласково сказал: — Прости, Эми, но так уж я устроен.

— Я люблю тебя, — прошептала я наконец.

— Знаю, Эми, знаю, — в голосе Лео слышалась глубокая усталость. — Ты усердно старалась. Ты возобновила свою супружескую клятву, ты даже поехала во Францию, спасать умирающего Зверя. Ты ошиблась, ты все время ошибалась насчет этого. Я не добрый Зверь, влюбленный в Красавицу, заставивший ответить ее взаимностью — а когда это случилось, освободившийся от наложенного на него заклятия.

— Это моя вина, — признала я. — Потому что здесь был другой прекрасный принц, и он уходил на войну...

— Не осуждай себя, — покачал головой Лео, вставая. — Урон был причинен задолго до того, как ты родилась. Теперь я это понял. Другая женщина наложила на меня заклятие. Нет, не заклятие — будем называть вещи своими именами. Проклятие. Жизнь — не волшебная сказка, Эми, смертной женщине не под силу снять это проклятие, даже тебе. Здесь не может быть счастливого конца, — с этими словами он оставил меня.

Я потерпела поражение. Жанетта наложила на Лео проклятие. Она сделала это неумышленно, а позже, когда поняла подлинную суть этого проклятия, послала Терезу просить, чтобы я сняла его — но я потерпела поражение.

Утром я обнаружила, что во второй раз потерпела поражение. На моей ночной рубашке оказалась кровь — пришли месячные. Даже его семя не прижилось во мне.

Лео рано пришел в детскую, пока я еще была там. Мы немного побыли вместе с детьми, затем он уложил Джеки в кроватку и встал. Я сама собиралась уходить, но теперь медлила, выжидая, предложит он мне пойти с ним на завтрак или предпочтет держаться от меня подальше. Оглянувшись, Лео спросил:

— Ты идешь вниз, Эми? Пора завтракать, — только тогда я вскочила с места.

— Ты неважно себя чувствуешь? — спросил он за дверью. — Ты очень бледна.

Я взглянула на него и сказала:

— Утром у меня пришли месячные... в полную силу, значит, я точно не... точно не... — на его лице появилось облегчение. — Разве ты не хочешь еще одного ребенка? — прошептала я.

Лео коротко ответил:

— Нет, — взглянув на меня, он добавил: — В воскресенье ты сказала мне, что тоже его не хочешь.

— Да. Только я подумала... подумала... что если у меня... у нас... — я запнулась и замолчала.

— Дети должны появляться ради себя самих, — мягко сказал Лео. — Их нельзя ждать ради перемирия между теми, кто зачал их, — я сознавала, что он прав, но все-таки надеялась.

Он ни слова не сказал за завтраком, а когда я вышла вслед за ним из утренней комнаты, сразу же прошел через холл в библиотеку и плотно закрыл за собой дверь. Я поднялась в свою гостиную и попыталась сосредоточиться на шитье, но закрытая дверь не выходила у меня из головы.

«Дайте ему любовь, которой не могла дать я». Я представила, как Жанетта с бледным, искаженным лицом лежит на постели и говорит свое последнее отчаянное послание. Мне. Но я потерпела поражение, и теперь осталась только дверь библиотеки, закрытая передо мной.

Закрытая, как всегда, потому что библиотека была комнатой Лео, куда я заходила только с его разрешения или по приглашению. Затем я вздрогнула и выпрямилась, потому, что то же самое было и с Жанеттой. Лео приглашал ее посидеть там, когда она поселилась в Истоне. Однако она постоянно искала повод для отказа, а Лео, не прекращал приглашать ее. Он знал, что сама она никогда не войдет туда — и все-таки обнаружил ее дневник на своем письменном столе. Тереза, видимо, не знала, что Жанетта по своей воле никогда не заходит в библиотеку, а если и знала, то не придала этому значения. Ей нужно было оставить дневник там, где Лео точно прочитал бы его — подумав, что дневник намеренно оставили ему для чтения.

Мое сердце застучало, как молот, — какой же глупой я была все время! Я считала, что Лео прочитал дневник, открыв его своевольно, как письмо Фрэнка — но письмо он прочитал, потому что не доверял мне. С дневником Жанетты было совсем другое дело. Даже то, что дневник, обычно запиравшийся на замок, на этот раз был отперт, наводило на мысль, что он был оставлен специально для прочтения. И оставлен не Терезой, а Жанеттой, его женой.

Кусочки цветного стекла в калейдоскопе прошлого сложились в новый, жуткий узор. Для Лео было ужасным узнать об отвращении Жанетты, но думать, что она захотела, чтобы он прочитал это! Ох, Лео, мой Лео! Я скорчилась на стуле, содрогаясь от боли, которую должен был почувствовать он. Таким образом, Жанетта обошлась с ним еще хуже, она наложила на него проклятие, о котором он говорил прошлой ночью. Проклятие, слишком тяжкое, чтобы его могла снять я, проклятие, которое мог бы снять только один человек — она сама. Даже если бы Лео позволил мне дать ему ту любовь, которой не могла дать она, этого было бы еще мало. Ему нужно было узнать, что Жанетта не оставляла ему дневник для чтения. Но, сверх всего, ему нужно было узнать о ее просьбе. Тереза вернулась во Францию, поэтому рассказать ему все могла только я.

Я спустилась вниз и постучалась в эту закрытую дверь. Лео выглядел очень недовольным, увидев меня.

— Лео, можно кое-что сказать тебе? Это важно.

Он нехотя указал мне на кресло. Я собралась с духом и заговорила:

— В феврале, когда ты еще был в армии, у меня была посетительница из Франции — мадам Бальсан.

Лео замер, и по его лицу я увидела, что он уже знает об этом. Какой же я была дурой, — конечно, кто-нибудь упомянул ему об этом, ведь Тереза жила здесь раньше, многие, наверное, узнали ее. Я на мгновение замолчала, ожидая, что он признает это.

— Тиме сказал мне, что она была здесь, — медленно выговорил Лео. — Я подумал, что она привезла тебе прощальный подарок от Фрэнсиса.

Я была даже хуже, чем дура. Конечно, именно это Лео и должен был подумать, а последние недели усугубили его подозрения.

— Нет, — покачала я головой. — То, что она привезла мне, было не от него, а от его матери — французской графини.

Теперь Лео сидел совсем неподвижно, я даже не слышала его дыхания. Я не знала, как начать, но Лео помог мне:

— Могу я... узнать... что это такое?

— Это ее дневник.

— Ее дневник! — он передернулся, как испуганный конь.

— Лео, это Тереза положила тебе дневник на стол, — быстро сказала я. — Жанетта даже не догадывалась об этом, она только перед смертью узнала, что ты прочитал его.

— Что?! — пораженно воскликнул Лео. — Но я думал… я был уверен...

— Нет! — прервала его я. — Она пыталась выполнять свой долг, но Тереза видела, в каком она состоянии, и знала, что ты не понимаешь этого, потому что Жанетта притворялась перед тобой. И Тереза подумала, что если ты поймешь чувства Жанетты, то не потребуешь от нее выполнения обязанностей супруги, — я остановилась, чтобы перевести дыхание. — Лео, я понимаю, что Тереза поступила жестоко, очень жестоко, но Жанетта была ей как дочь. Если бы на месте Жанетты была моя Флора или моя Роза, я, наверное, поступила бы также. А Тереза даже не читала этот дневник, она не знала, что там, и не могла представить, как... — я запнулась, увидев пораженное лицо Лео.

— Лео, Жанетта приказала Терезе, чтобы та дала почитать этот дневник, твоей новой жене, — выговорила я.

— Ты его читала?

— Да, так захотела Жанетта. Лео схватился руками за голову.

— Чтобы моя новая жена тоже возненавидела меня, — с горечью сказал он.

— Лео, Жанетта вовсе не ненавидела тебя. Он затравленно взглянул на меня.

— Не лги. Ты же читала дневник.

— Она ненавидела твое тело — не тебя, — я взглянула ему в глаза.

— Можно ли отделить меня от моего тела? Если бы я только мог, но я не могу, — голос Лео все еще был полон горечи. — Значит, теперь ты знаешь, как я снова и снова навязывался женщине, которую корчило от моего малейшего прикосновения.

— Но ты же этого не знал — откуда тебе было знать? Монахини выучили ее притворяться.

— Эти святые обманщицы!

Теперь горечь в его голосе мешалась со злобой.

— Так вот почему ты не позволил Фрэнку принадлежать к ее церкви! — внезапно догадалась я.

— Разве? Или потому, что я хотел унизить ее — как утверждал Фрэнк? Теперь я и сам толком этого не знаю — может быть, он был и прав, — в голосе Лео звучало такое отчаяние, что я потянулась к нему рукой, но он по-прежнему не отводил взгляда от моих глаз. — Прочитав этот дневник, я почувствовал то же, что чувствую сейчас к тебе — любовь и ненависть, — моя рука опустилась. — История повторяется, Эми. Никто из нас не в силах избавиться от прошлого, не так ли?

— Да. Но можно взглянуть на него иначе, — тихо ответила я.

— Это невозможно, — встряхнул он головой. — Что ты сделала, то сделала, что чувствовала, то чувствовала...

— Я имею в виду не свое, а твое, и ее прошлое. Неужели для тебя нет разницы теперь, когда ты узнал, что она не оставляла тебе свой дневник для чтения?

— Как... это можно? — пробормотал Лео. — Когда она даже не... даже не позволила мне побывать на ее похоронах?

— Она тут ни при чем, это все из-за Фрэнка. На самом деле она хотела послать за тобой, пока не узнала, что ты прочитал дневник.

— Послать за мной?

Это прозвучало так, словно Лео, с трудом верил услышанному.

— Да, когда она поняла, что умирает, то хотела послать за тобой и попросить у тебя прощения.

— За свою... неверность? — заикаясь, спросил он.

— Нет, она никогда не позволяла себе неверности, даже больше, чем я, — я увидела, как перед ним складывается новый узор.

— Так за что же она хотела просить у меня прощения?

— За то, что обманула тебя, выходя за тебя замуж.

— Но... я же простил ей это.

— Она все еще чувствовала свою вину, — я знала, что я права, но здесь было и большее. — И еще она хотела просить прощения за то, что не могла любить тебя так, как жена должна любить мужа. — Лео, не спускал глаз с моего лица. Я тихо добавила: — Смею сказать, что еще она хотела поблагодарить тебя за то, что ты дал ее сыну имя, — но тут она узнала, что ты читал ее дневник, поэтому сказала Терезе, что нет мужчины, который простит такое, и не послала за тобой.

— Если только... если только собиралась.

— Но она, попыталась сделать другое, — быстро сказала я. — Вместо этого она передала послание мне, твоей второй жене.

— Могу я узнать, в чем заключается это послание? — медленно спросил Лео.

— Да. Я скажу тебе ее точные слова, — и я сказала слова, которые Тереза передала мне. — «Мадам, новая жена Леонида, пожалуйста, умоляю вас, дайте ему любовь, которой не могла дать я».

Глаза Лео закрылись, его затрясло от облегчения. Когда, он наконец успокоился, то взглянул на меня и печально сказал:

— Но и ты не можешь дать мне эту любовь.

— Лео, я могу дать ее тебе — но ты не хочешь ее взять. Я встала и ушла, оставив его наедине с воспоминаниями.