Школа на краю пустыни

Глава 14

— Совсем охренел, шуруп?! — унтер-офицерша вылупилась на меня своими большими и, надо сказать, довольно красивыми карими глазами. — Тебя кто так разговаривать научил? На вопрос отвечай!

— Не злись. Лучше познакомься с кем-нибудь — может, добрее станешь, — парировал я.

Меня подмывало сказать погрубее, но сдержался. А то ещё драться полезет. Не то, чтобы я сомневался в своих силах… Да и вообще, я всё-таки в аристократической семье рос, и женщин оскорблять воспитание не позволяло.

— Только тебе это уже не поможет, — проговорила со злобой в голосе унтер-офицерша. — Ещё раз увижу, будешь сортиры драить до конца учёбы, будешь по плацу раком ползать, будешь на кухне помои выносить. Пшёл прочь, пока я не разозлилась.

Расположившиеся поблизости курсантки с интересом наблюдали за нами. Я встретился взглядом с Соней. Та сидела вместе с Юлей и Леной и улыбалась, глядя на разыгранное мной представление.

— Сударыня, полегче, — пора уже было заканчивать, но требовался финальный аккорд. — Ко мне ещё так не подкатывали. Я ведь совсем не это имел ввиду. Может быть, начнём наше знакомство с более дружескоей ноты?

Унтер-офицерша побледнела. Казалось, она вот-вот взорвётся, но пока держала себя в руках, чтобы не потерять лицо перед подчинёнными.

— Я к тебе не подкатываю, салажонок безмозглый, — процедила она, сдерживаясь из последних сил. — Сейчас ты у меня подавишься своими шуточками. Думаешь, самый умный? Думаешь, я не сотру с твой физиономии эту идиотскую ухмылку и не устрою тебе ад в этом заведении? Считай, ты меня разозлил.

— Да ты не расстраивайся так. Злиться вредно. А симпатичной девушке и вовсе это не идёт.

— Пошёл прочь! — закричала унтер-офицерша.

— Так и быть, уступлю даме, — проговорил я, решив закончить уже представление. — Но на будущее советую быть дипломатичнее. Криком проблему не уладить.

Кулаки девушки сжались. Ещё немного — и будет драка. Я развернулся и зашагал обратно. С Соней встретиться не получилось, зато унтер-офицершу позлил — хоть какое-то развлечение в этом унылом дне.

— А вы на что уставились? — послышался за спиной её раздражённый окрик. — В наряды мало ходите? Я вам устрою сладкую жизнь. Взвод — встать! Хорошо штаны просиживать!

Когда я вернулся, подразделение уже собиралось в путь. Я успел как раз вовремя. Встал в строй, и мы зашагали дальше.

— Ну как на свидание сходил? — спросил Серёга.

— Да так… подкатил к унтер-офицерше, которая нас в тот раз поймала.

— Да ну! И?

— Мило побеседовали.

— Ты гонишь! Она тебя даже не побила?

— Всего лишь обещала, что до конца учёбы я буду помои выносить, сортиры драить и прочее в таком духе. Но в целом, милая девушка. Мне кажется, ей не хватает внимания. Тогда она сразу подобреет.

— Ну ты просто камикадзе, — рассмеялся Серёга. — Не, ты серьёзно это сделал?

— На самом деле, я просто попросил не совать нос в мои дела.

— У тебя длинный язык, Кирюх, — серьёзно заметил Никита, который шёл рядом. — Совсем сдурел, с унтерами шутить?

— Они меня раздражают, — ответил я.

— Всех раздражают, но если из-за тебя весь наш класс накажут…

— Это вряд ли.

Вернулись в расположение поздно. Многие курсанты были измотаны пятидесятикилометровым марш-броском, некоторые отстали, и мы в сумерках ждали их возле ворот спецшкуолы.

В нашем отделении вымотались все, кроме обоих бояричей и меня. У нас было достаточно энергии, чтобы выдержать такие нагрузки, остальным же пришлось туго. Под конец мы даже несли оружие и снаряжение уставших курсантов. Но три автомата и два ранца меня даже вспотеть не заставили. С четырнадцатым уровнем я мог хоть воз тащить.

Осмотрев роту на вечернем построении, старшина ушёл в собственную квартиру, и я уже хотел отправляться спать, но тут меня окликнул Гаврюшин:

— Князев, а ну-ка за мной.

Я проследовал за ним в унтер-офицерский кабинет. Здесь были несколько рабочих столов, на них лежали стопки документов, а в углу стояли большие картонные коробки.

— На тебя, Князев, жалоба поступила, — сказал Гаврюшин, усаживаясь за один из столов. — На твой длинный язык. Опять субординацию нарушаешь. Да?

Я лишь пожал плечами.

— Что молчишь? Я тебе вопрос задал.

— Не могу знать, — ответил я.

— А вот я почему-то могу. Короче, будешь наказан, — произнёс Гаврюшин без особого напора и энтузиазма.

— Есть, — ответил я. — Унтерша нажаловалась?

— Для тебя — госпожа старший унтер-офицер. Понял? Уясни, Князев, тут тебе не там, тут твои выходки терпеть никто не станет. Хамить старшему по званию — это серьёзный залёт.

— И вовсе я не хамил. Был предельно вежлив и обходителен.

— Кончай препираться. Я тебе обещал, что будешь наказан, если начнёшь выкобениваться? Обещал. Так вот, завтра наряд в не очереди. Пойдёшь у меня вторым дневальным.

— Есть вторым дневальным, — ответил я безразлично.

Я уже знал, что быть дневальным — не самое весёлое занятие. Надо целый день торчать возле входа — на страже, как это тут называлось. Да и ночью толком не поспишь. Но это всё равно было несоизмеримо с тем, что наобещала мне унтер-офицерша.

— Завтра в семь развод караула. Свободен.

— Есть.

— И я тебя предупредил. Старшему унтер-офицеру Хворостовой на глаза что больше не попадался… — проговорил Гаврюшин и буркнул под нос. — Та ещё сучка.

— Понял, — сказал я, усмехнувшись про себя. Видимо, она и Гаврюше успела чем-то насолить.

На следующее утро дежурных подняли рано. В воскресенье все вставали в восемь, нас погнали на развод в семь. Гаврюшин был дежурным по роте, я и парень из соседней комнаты оказались дневальными. Стояли на страже по очереди, в перерывах нужно было сортировать амуницию на ротном складе. Я торчал возле оружейной и наблюдал, как ребята уходят в долгожданное увольнение. Почти все свалили, кроме дежурных и наказанных.

Днём казарма опустела, а вечером курсанты стали возвращаться.

А едва прозвучал отбой, как почти все унтер-офицеры двинулись на выход. Только Гаврюшин остался. Он весь день торчал то в комнате дежурного, то на складе.

— Это куда они? — спросил я его.

— А это не твоё дело, Князев. Запомни, если унтер-офицер куда-то идёт, значит, у него есть важное дело.

— По бабам что ли?

— Я что, не понятно выразился? Тебе какое дело?

— Я бы тоже сходил.

— Вот когда витязем станешь, тогда будет другой разговор. А пока делай, что должен. Если с какой-то стати припрётся начальство, кричи. А я — спать.

Гаврюшин вернулся в комнату дежурного, а я остался один в пустом коридоре. Вокруг царил полумрак. Весь этаж освещали несколько тусклых лампочек. Поначалу я немного злился на унтера. «Что это жалкое существо позволяет себе? — вопрошал в моей голове иной. — Он должен быть наказан за свою заносчивость. Мы поглотим его». Но я отогнал эти мысли, и на душе стало спокойнее.

От нечего делать принялся вспоминать детали из прошлой жизни и представлять, как вернусь домой и набью брату морду. Случится ли однажды такое? Вряд ли. Но даже думать об этом было приятно.

Надо было простоять всего четыре часа, а потом меня сменят, и я смогу пойти спать. Но время это, словно мне назло, тянулось невероятно долго. Очень медленно двигалась минутная стрелка на настенных часах.

Вдруг в конце коридора появилась тёмная человеческая фигура. Я подумал, что какой-то курсант вылез из комнаты, хотя и не мог понять, зачем? Фигура двигалась медленно, покачиваясь, словно зомби. Это было очень странно, и я уже решил подойти к нему, спросить, не случилось ли чего.

Внезапно человек рванул с места и помчался прямо на меня.

Я разглядел лицо — странное, жуткое, с уродливыми гипертрофированными чертами. Одежда — белые брюки и рубашку. Очевидно, это была аномалия. Она опять появилась рядом со мной.

Сирена не воет, что очень хорошо. Значит, будет время прикончить существо и забрать энергию.

Мысли проносятся в голове за те считанные секунды, пока существо бежит ко мне. И вот оно совсем рядом. Бью ногой, аномалия падает на пол. Поднимается и разевает огромный рот, полный мелких, острых зубов. Хуком сворачиваю ей челюсть и пробиваю кулаком в живот. Хватаю за руку и бросаю через себя. Мои пальцы стискивают шею монстра. Тот брыкается и пучит глаза, его правая рука внезапно удлиняется и пытается меня ударить. Я ловлю её и крепко-крепко сжимаю, аж до хруста. Аномалия не очень сильна, она никак не может высвободиться и постепенно затихает.

Из комнаты дежурного выскакивает помятый Гаврюшин:

— Князев, что тут, на хрен, происходит?

— Отойди! — я продолжаю душить существо. — Сам справлюсь.

За окнами возопил запоздалый вой сирены, энергоразведка всё-таки проснулась. Гаврюшин бросился в комнату, и вскоре на нашем этаже тоже раздалось противное завывание, а следом — и во всём здании.

Существо перестало дёргаться, но я не опустил его. Надо было поглотить энергию, прежде чем прибегут караульные.

Захлопали двери, из комнат выскочили курсанты, застёгивая на ходу кители. Гаврюшин выбежал с модуляционной винтовкой в руке.

— Отойди! — велел он мне.

Я не торопился выполнять приказ. Вбирал последние крохи энергии, чтобы не оставить ничего.

— Князев, ты меня слышишь? — повторил Гаврюшин. — Отойди, на хрен!

— Есть, — закончив дело, я отпустил шею существа и поднялся. — Готово.

Энергии оказалось всего двадцать девять единиц. До пятнадцатого уровня осталось уже менее сотни. Я ещё раз окинул взглядом дохлое существо. Уродливое лицо, вытаращенные глаза, искривлённый рот со свёрнутой челюстью, невысокий рост, светлые волосы… Не знаю, почему, но у меня возникла ассоциация с младшим братом.

Марина говорила, что мы все оставляем энергетические следы, которые при определённых условиях могут «ожить», превратившись в странных, а порой, жутких существ. Прошлая аномалия была похожа на князя Скуратова, эта чем-то отдалённо напоминала его младшего сына.

— Ты что, аномалию завалил? — Гаврюшин стоял рядом и тоже осматривал труп, который уже начал превращаться в пепел.

— Как видишь, да, — я поправил помявшуюся форму.

— Тогда стой рядом, пока караульные не пришли. Ты знаешь, что это за срань такая?

— Знаю, — кивнул я.

— Не смотри, что она дохлая. Может снова подняться. Если что — сразу души и зови меня.

Я кивнул, хоть и знал, что аномалия больше не поднимется. Энергии-то нет.

Первыми прибежали наши унтер-офицеры, ушедшие гулять после отбоя. Сразу же за ними явились ротный, его заместитель и старшина. Подоспели четыре караульных с модуляционными винтовками и поглотителями — приборами, которые защитники обычно носят на левом предплечье и которые позволяют забирать энергию у иных и аномалий.

Капитан велел всем разойтись по комнатам. Остались только офицеры, караульные, Гаврюшин и я.

— Старший унтер-офицер Гаврюшин, доложи обстановку, — велел капитан.

— Господин капитан, — взводный вытянулся по струнке, — в расположении роты появилась аномалия. Курсант Князев нёс дежурство, он обнаружил и устранил её.

— Курсант Князев, значит? — капитан недоверчиво покосился на меня. — Молодец! Не растерялся. Хвалю. Странно только, что эта пакость прямо у нас на этаже появилась. Она опасна?

— Уже нет, ваше высокоблагородие, — сказал один из караульных с погонами прапорщика. — Энергии нет.

— Как нет?

— Не могу знать, ваше высокоблагородие. Сейчас мы эту тварь вынесем. Пусть на улице разлагается.

— Да-да, делайте. Гаврюшин, это ты энергию поглотил?

— Никак нет, ваше высокоблагородие, — удивлённо ответил унтер. — Я не поглощал энергию. У меня и поглотителя при себе нет.

— Хм, — капитан нахмурился и пошевелил усами. — Ну нет, так нет. Какие-нибудь ещё происшествия были?

— Никак нет, ваше высокоблагородие. Всё спокойно.

Офицеры потоптались ещё немного на этаже, капитан позвонил директору и отчитался о происшествии, а затем все ушли. Испаряющуюся аномалию эвакуировали караульные. В расположении роты снова воцарилась тишина, словно ничего и не произошло. А через полчаса меня сменил второй дневальный, и я отправился спать.

Когда после завтрака я вернулся в общагу, дневальный сообщил, что меня вызывает майор Болховская. Зачем конкретно, не сказал, но это и так было понятно.

Алиса Николаевна ждала меня в своём кабинете, в пристройке ко втором учебному корпусу, в которой располагалась боевая группа. Нашёл быстро. На двери висела зелёная табличка с инициалами, фамилией и должностью.

Я постучался и, получив разрешение, вошёл. Кабинет оказался не слишком большим, но уютным. В углу рос в горшке раскидистый фикус, на стене висела картина с бушующим морем.

За письменным столом с короткой брифинг-приставкой сидела сама Болховская. Рыжие волосы, как обычно, были собраны в пучок на затылке. Она указала на свободный стул:

— Доброе утро, курсант. Присаживайся.

Майор отодвинула клавиатуру и, сцепив руки в замок на столе, уставилась на меня, своими яркими зелёными глазами.

— Здравствуйте, ваше высокоблагородие. Как поживаете? Давно не виделись, — поздоровался я, усаживаясь напротив.

Лёгкая улыбка тронула губы Алисы Николаевны, но тут же исчезла, и лицо её снова сделалось серьёзным.

— Я позвала тебя, чтобы узнать из первых уст о том, что случилось этой ночью. Расскажи по порядку.

— Я стоял на страже. Шёл третий час ночи. Аномалия появилась в конце коридора и побежала ко мне. Я несколькими ударами повалил её на пол и задушил. В это время завыла сирена, пришли караульные и офицеры.

— Это я уже слышала. Расскажи мне, что произошло между тем моментом, как ты придушил аномалию, и до прихода караульных.

— Дежурный по роте дал сигнал тревоги, все построились… — проговорил я, прекрасно догадываясь, что госпожа майор хочет от меня услышать.

— Говори правду, курсант, — произнесла она непривычно холодным тоном. — Когда прибыли караульные, у аномалии не оказалось ни капли энергии. Но так не бывает. У любой аномалии есть энергия. Существо нельзя убить, не забрав энергию.

— Я пока плохо знаю про эти штуки…

— Хватит врать. Ты всё прекрасно знаешь. Уже второй раз рядом с тобой появляются аномалии, второй раз они погибают от твоей руки и оказываются опустошены раньше, чем пребывают караульные. Этому должно быть объяснение.

Болховская о чём-то догадывалась. Интересно, она знает про гибриды? Скорее всего, да. А если так, она должна понимать, что всё с ними связанное — военная тайна. К чему тогда этот дурацкий допрос? Если же нет — это плохо. Мне надо как-то выкрутиться. По сути, Болховская подставляла меня, требуя рассказать то, что говорить запрещено.

— Так точно, ваше высокоблагородие, объяснение должно быть, — проговорил я. — Но вы знаете больше меня и быстрее его найдёте.

— Да ты не волнуйся, Кирилл, — тон Болховской внезапно стал мягче. — Ты не на допросе. Просто я отвечаю за безопасность школы, и мне очень хочется разобраться в ситуации. Мне пригодится любая информация. Помоги мне, и я в долгу не останусь.

И тут я догадался, как лучше всего поступить:

— Алиса Николаевна, единственный, кто может вам объяснить суть происходящего — это директор спецшколы. Если он посчитает нужным это сделать — сделает. Я же не имею права об этом говорить.

Между бровей Болховской появилась серьёзные морщинки:

— Что ж… тогда вопросов к тебе больше нет, — проговорила она.

— Я могу идти?

— Ты как, освоился уже в спецшколе?

Алиса Николаевна внезапно перешла на вопросы личного характера.

— Начинаю привыкать. Но дома было лучше… в некоторой степени, — ответил я.

— Понимаю. Так всегда кажется поначалу. Но скоро спецшкола станет твоим новым домом. Теперь ты — защитник, а не городской обыватель. Так что выше нос, — Болховская улыбнулась. — Чем быстрее смиришься с переменами, тем лучше.

— Думаете, можно до конца привыкнуть к этому месту? Мне кажется, даже вы не привыкли полностью.

— Почему же ты так считаешь?

— Просто вспомнил наш первый разговор.

— Ах, вон в чём дело… Ну как бы то ни было, мы — защитники, и нам не пристало роптать на судьбу. Если уж вспомнил наш разговор, то должен помнить и другие мои слова: быть защитником — великая честь. Слишком много от нас зависит в этом мире.

— Да, это я тоже прекрасно помню.

— Вот и славно. Ну? Тебе на завтрак пора. Голодным останешься. А курсанту негоже голодным ходить. Поэтому давай, беги.

— Рад был повидаться, — я поднялся со стула и не удержался от комплимента. — Хоть какая-то отрада в этом мрачном месте.

— Иди давай, — проговорила Болховская, еле сдерживая улыбку.

И я отправился завтракать. Интересно, чего это она со мной так сюсюкалась? В доверие втирается? Поняла, что я — не обычный курсант? Всё-таки хорошо быть особенным.

На завтрак я чуть не опоздал. Когда пришёл, все уже допивали чай. Быстро запихнул в себя кашу и бутерброды и побежал в общагу.

Пока мы шли в учебный корпус, перекинулся парой слов с моими друзьями. Серёга и Никита вчера тоже без дела не сидели. Им поручили разгребать хлам в боксах для техники, а потом отправили с машиной в Москву в пункт приёма металлолома. В некоторой степени я даже позавидовал им. Выбраться за пределы спецшколы — уже праздник.

Во вторник после ужина снова выдалось время для тренировки. До построения оставалось более часа, и я, переодевшись, побежал в боксёрский зал.

Как всегда, здесь царило оживление. Кто-то работал на ринге в спарринге, кто-то тренировался на мешках. Едва я вошёл, как сразу заметил трёх девушек, что били груши в дальнем конце. Среди них была Соня, и я первым делом отправился поздороваться.

— Привет, — махнула мне рукой Соня. — Пришёл заниматься?

— Ага. Хочешь, потренируемся вместе? Я подержу лапы.

— Хорошая идея. Давай.

На полке со снарядами лежали две толстые стальные пластины, которые использовались в качестве лап для тренировки высокоуровневых светоносных. Я взяли пластины, и мы с Соней отправились в уединённое местечко рядом с дальним рингом.

— Ты в субботу жутко разозлил нашу наставницу, — вспомнила Соня.

— Это я умею, — усмехнулся я.

— Она такая злая была, а мы все смеялись. Она трём девчонкам даже наряды вне очереди влепила.

— Что ж вы так, никакой солидарности, — я нацепил пластины на руки и поднял их на высоту головы. — Бей.

Соня сделал несколько движений руками для концентрации энергии, встала в стойку и принялась лупить кулаками по пластинам, отрабатывая комбинации ударов.

— Неплохо, — прокомментировал я. — Но удар в голову должен быть более хлёстким. Ты сейчас не стены ломаешь. Попробуй расслабить руки и бей, как будто хлыстом. Резко и точно. И корпус сильнее вворачивай. Движение должно идти от ноги.

— Да-да, знаю. Мне тренер то же самое говорил раньше, — Соня попробовал следовать моим советом, но у неё пока плохо получалось.

— Давно занимаешься?

— В старших классах начала. Упросила родителей отдать в боксёрскую секцию.

— А они не хотели?

— Нет, они… — Соня продолжала работать кулаками, лупя изо всех сил по стальным пластинкам, — они считали, что это — не женское дело.

— А сюда зачем сослали? Тоже упросила?

— Можно и так сказать. Я хотела пойти в защитники, как мой дядя. Батюшка был против, он хотел отправить меня в институт, но я наотрез отказалась… Поставь пластины боком.

Я выполнил просьбу, и Соня принялась отрабатывать хуки левой и правой рукой. А мой взгляд сам собой косился на бугорки под её майкой, которые подрагивали в такт движениям. Завораживающее зрелище…

— Серьёзно? — удивился я. — Ты сама хотела попасть в эту дыру? Твой батя не нашёл места получше?

— Так получилось… — Соня нанесла сильный размашистый хук правой. — Я не думала, что сюда пошлют. Но мне всё равно. Здесь тоже можно многому научиться.

— Я никогда не хотел здесь оказаться, и не думал, что остаток жизни придётся торчать в пустыне.

— А я считаю, что защищать периметр важно, — серьёзно произнесла Соня, ударив ещё пару раз.

— Согласен, важное дело…

Она пробила ногой боковой удар, а затем — с разворота.

— Знаешь, что мне здесь не нравится? — Соня остановилась, чтобы отдохнуть. — Никто не признаёт титулов. Даже если ты князь, а твой унтер-офицер — простолюдин, он может спокойно «тыкать» тебе, а ты должен называть его «господин унтер-офицер». Это неправильно. Так не должно быть. Титул превыше всего.

— Конечно, ваше сиятельство, — язвительно проговорил я. — Может, перед вами преклониться? Мы ж, холопы, даже вашего взгляда недостойны.

Соня нахмурилась:

— Хватит паясничать. Я говорю абсолютно серьёзно. И да, ты можешь обращаться ко мне на «ты», как и раньше.

— Польщён такой милостью, ваше сиятельство, — я продолжал язвить, меня раздражали эти аристократические закидоны. — Чем я заслужил благоволение столь высокой особы?

— Если ты не прекратишь, я уйду, — резко проговорила Соня, не оценив мой юмор. Кажется, её это сильно задевало.

— Ладно, не принимай так близко к сердцу, — сказал я. — Просто шучу. Извини, если что.

Соня поджала губы и проговорила:

— Ладно. Давай теперь поменяемся. Я буду держать пластины, а ты — бить.

— Хорошо.

— О, какие люди! — к нам бодрым шагом шёл Якут. — Как поживаешь, Кирюха? Давно не заглядывал. Добрый вечер, сударыня, — поздоровался он с Соней.

— Бурный выходные выдались, — сказал я. — Вначале марш-бросок, потом — дежурство. Не до тренировок было.

— Ага, знаю-знаю. Первый курс, — насмешливо проговорил Якут. — Ну ничего. Крепче будете. Знаешь, Кирюх, а у меня к тебе дело. Пошли побеседуем.