Школа на краю пустыни

Глава 6

— Петров, дверь, — кивнул капрал третьему курсанту, и тот сделал, что ему велели.

Против меня было трое, и я никак не мог понять даже приблизительно, какого они уровня. Вроде бы энергетика не сильная, но с другой стороны, парни — не слабаки. Может быть, уровень десятый плюс-минус. Всё-таки третий курс.

— Понаехали тут франты хреновы, — капрал засучил рукава. — Из-под мамкиной юбки вылезли и мнят себя важными господами. Ну ничего, быстро вас научим, как вести себя положено.

Я приготовился. В гимназии нас учили сосредотачивать энергию в разных частях тела, но у меня это никогда не получалось. Слишком мало энергии, слишком медленные потоки. Но я всё равно постарался сконцентрировать силу в голове и прессе. Главное, чтобы не пробили — а там уже выкрутимся как-нибудь.

Капрал ввинчивает мне кулак в живот. Удар сильный, но я почти не чувствую его. Пробиваю апперкот — и капрал валится с ног, разражаясь матерной бранью.

— Ах ты, падла! Ещё и драться вздумал! — восклицает Удав.

Два курсанта бросаются на меня. Удав бьёт с ноги, я отклоняю корпус, он промахивается, мой кулак влетает ему точно в челюсть. Удав валится на парту. Перехватываю руку Петрова, и тот от резкого тычка в зубы пятится.

Поднимается капрал. Пригибаюсь от его кулака и бью в живот. Отклоняю голову, ловлю руку Удава и локтем пробиваю по диагонали, от чего Удав шлёпается на пол. Петрову бью ногой с разворота, тот падает на Удава.

Опять нападает капрал. Наношу быстрые короткие удары основание ладони в солнечное сплетение и кулаком снизу вверх в подбородок. Капрал бьёт — уклоняюсь, перехватываю руку, швыряю парня через себя. Он летит в ведро с грязной водой. Ведро опрокидывается, капрал оказывается в луже.

Петров хочет достать меня прямыми ударами. Отбиваю их блоками, он снова получает по лицу и чуть не падает.

Парни оказались крепче, чем я думал. Со мной они никак не могли справиться из-за моей молниеносной реакции, но удары держали и сдаваться не собирались.

Капрал поднимается. Замечаю его движение рукой и бью на опережение ногой в голову. Капрал летит на пол, треснувшись затылком о подоконник.

Курсант Петров делает выпад, промахивается. Одновременно я бью ему в лицо, хватаю за голову и прикладываю о стену. Удерживая противника, луплю его несколько раз коленом в живот, отталкиваю и ударом ноги с разворота отбрасываю к двери.

Хватаю Удава за запястье и затылок. Парень молотит меня свободной рукой, но я не чувствую боли. Пробиваю коленом в лицо и хуком укладываю на пол. Петров поднимается, но тут же валится снова, сбитый моим кулаком.

Внезапно у курсантов пропадает весь боевой пыл. Капрал лежит у батареи, держась за голову. Удав морщится, щупая живот.

— Кажется, вы устали, — заметил я. — Отдохните, потом продолжим, если осталось желание.

— Тебе конец, придурок, — процедил Удав. — Ты не жилец.

Он подошёл к капралу и помог тому подняться. Петров присоединился, и они вместе вывели пострадавшего из кабинета.

Я посмотрела на отбитую штукатурку на стене на месте удара головой, на лужу грязной воды. Вот уроды! Припёрлись сюда, начали пальцы гнуть, а убирать всё это мне?

Я взял тряпку, вытер лужу и выжал воду обратно в ведро. Взял все принадлежности, вышел в коридор. Встретил изумлённые взгляды двоих курсантов, которые мыли неподалёку пол. Можно представить, как это смотрелось со стороны. Заходят в кабинет три третьекурсника, стук, грохот, мат, потом выползают побитые, а следом за ним — первокурсник с ведром и шваброй целый и невредимый.

Но надо было поторапливаться. До построения оставалось десять минут.

Капитан осмотрел нас и отпустил. Курсанты стали торопливо расходиться, чтобы не попасть под горячую руку какого-нибудь унтера. Некоторым не повезло — их вызвали по фамилиям и куда-то повели. Другие принялись доделывать то, что не успели перед построением.

Я благополучно добрался до комнаты нашего отделения. Серёга и Никита, как обычно, отдыхали, Миха чистил наш туалет. Сегодня была не его очередь, но он никогда не отказывался, если благородные его о чём-то просили. Остальные два курсанта отсутствовали.

— Что там в классе-то случилось? — спросил Серёга. — Грохот стоял такой, будто слоны дискач устроили.

— Ничего особенного. Воспитательные мероприятия для трёх старшекурсников, — я уселся на кровать.

— В смысле? Это как?

— Методы у нас простые. А что, кто-то слышал?

— Я мимо проходил, слышал. Унтеры, наверное, нет. Они обычно либо на складе торчать, либо, когда капитана и поручика нет — в штабе. До тебя старшие докопались, что ли?

— Ага.

— И чем закончилось?

— Один о стену ушибся, другой — о стол, третий — о мою ногу. Чисто случайно. Они были очень неосторожны.

Серёга рассмеялся:

— Раньше в начале учебного года только первокурсники ходили с синяками, теперь будут третьекурсники.

— И что? Слышал, что капитан сказал? Синяки — это дело обычное.

— Ты, Кирюха, допрыгаешься, — пригрозил Никита. — Твои выходки унтеры долго терпеть не станут. Будь осторожнее.

— Да пошли они, — я растянулся на кровати и зевнул.

Словно в подтверждение слов Никиты, дверь распахнулась, и дверной проём заслонила могучая фигура старшего унтер-офицера Гаврюшина.

— Курсант Князев! — рявкнул он. — Чего развалился, как коровья лепёшка? Встать! За мной.

Похоже, до командования дошли всё-таки вести. Да я и не сомневался, что это случится. Вопрос времени. С нижнего этажа нажаловались, что их отлупил какой-то первокурсник. Наши унтеры решили разобраться. Интересно, бить будут? Если да, я тоже буду. И по хер, что они — унтер-офицеры. Пусть хоть генералы.

Гаврюшин завёл меня на склад. Тут стояли стол и шкафы со всякой мелочью. Непосредственно кладовая была в соседнем помещении, куда вела запертая дверь.

В комнате сидели человек шесть, один стоял у открытого окна, скрестив на груди руки. На столе — кружки, электрический чайник и пара консервных банок. На погонах у всех присутствующих по две или три полоски. Три полоски — старший унтер, две, соответственно — младший.

Все повернулись к нам. Гаврюшин устроился на стуле лицом ко мне, я остался стоять перед ними, испепеляемый суровыми, угрожающими взглядами. Особенно недовольным выглядел унтер с небольшим шрамом над левой бровью.

— Буяним, курсант Князев? — поинтересовался Репнин. — Ты мне с самого начала показался слишком борзым, а теперь самоуправством занялся?

— Нанесение побоев, — проговорил унтер со шрамом. — У одного из учащихся сотрясение мозга. Твоих рук дело?

— Погодите, — остановил их Гаврюшин. — Сам разберусь. Итак, курсант Князев, это ты избил троих учащихся и испортил стенку в классе?

— За дело избил, — проговорил я.

— За какое «дело»?

— Они проникли в расположении нашей роты и угрожали мне, когда я занимался уборкой.

Унтеры переглянулись. По всем критериям получалось, что виноват вовсе не я, а те трое. Но как можно было признать мою правоту?

— И почему тебе угрожали? Причина была?

— У них спроси. Почём мне знать?

— Твою мать, ты когда обращаться научишься? — не выдержал Репнин. — «Не могу знать, господин старший унтер-офицер». Вот так надо! Повторил.

— Не могу знать, господин старший унтер-офицер, — проговорил я с неохотой. Обращение не по уставу тоже могло стать поводом для наказания. Лучше не рисковать.

— Субординацию не соблюдает, занимается рукоприкладством. Придётся доложить вышестоящему начальству, — продолжал меня стращать Репнин. — Из нарядов не вылезет до конца года. Никаких ему увольнительных, никаких выходных. Князев, хочешь из нарядов не вылезать?

— Никак нет, не хочу, господин старший унтер-офицер, — ответил я. — Но если так, то пусть и те трое понесут наказания. Или им всё можно, раз они с третьего курса?

— А это уже не тебе решать, — зыркнул на меня Гаврюшин и обратился к остальным. — Ладно, господа, заткнитесь. Мне самому разобраться интересно. Давай, Князев, расскажи, как всё было.

— Вчера Удав встретился мне в коридоре на нашем этаже. Сказал, что у него вещи в стиралке, просил забрать. Я отказался. Сегодня он, капрал и ещё один курсант пришли в класс, где я убирался, и потребовали помыть полы в триста третьей комнате. Я отказался. Капрал меня ударил. Я ударил в ответ. Остальные вступились за капрала, мы подрались. Так вот, господин старший унтер-офицер, у меня вопрос: по какому праву курсанты из шестой роты приходят к нам на этаж и заставляют на себя работать? Я не в прислуги приехал наниматься, а иных истреблять.

Кто-то из унтеров хмыкнул, но большинство из них были абсолютно серьёзны.

— Какой у тебя уровень? — спросил Репнин.

— Двенадцатый у него, — ответил за меня Гаврюшин.

Репнин присвистнул:

— Ну ни хрена себе. А драться где научился?

— С десяти лет занимаюсь, — ответил я.

— Кто его вообще к нам запихнул? — проговорил один из младших унтер-офицеров. — Почему не в первую роту? Мест что ли нет?

Ему никто не ответил.

— Ну и что с тобой делать? — Гаврюшин продолжал сверлить меня неприятным, словно собирался побить.

— Может быть, оставить меня в покое? — предложил я. — Я ни к кому не лезу. Но третьекурсником прислуживать — это не ко мне.

Снова раздались короткие смешки.

— Ты имеешь что-то против традиций? — спросил Репнин. — Со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Знаешь об этом?

— Так точно, господин старший унтер-офицер, — ответил я. — Только дерьмовые у вас традиции.

— Что ты сказал, мелочь? — Репнин вскочил с мест.

— Да погоди ты, — остановил его Гаврюшин. — Это мой боец, я с ним и буду разбираться. В общем так, курсант Князев. Стену заштукатуришь и покрасишь. Но смотри у меня, будешь наглеть и приказы не выполнять — из нарядов до конца учёбы не вылезешь. Это тебе понятно?

— Так точно, господин старший унтер-офицер.

— Свободен.

— Есть, — я приложил пальцы к козырьку, развернулся и вышел.

В коридоре остановился.

— Ты чего? Даже взбучку ему не устроишь? — донёсся из-за двери возмущённый голос Репнина.

— Он моих курсантов избил, — добавил недовольно другой унтер.

— У человека двенадцатый уровень, — спокойно проговорил Гаврюшин. — А мы с ним будем в игрушки играться? Если случится реальный залёт — накажем, понятное дело. А ты, Женя, скажи своим, чтобы по нашему этажу меньше шастали. Капитан увидит, всем задницы надерёт…

Я не стал дальше подслушивать разговор. И так было понятно, что Гаврюшин по какой-то неясной причине на моей стороне. Неожиданно он оказался нормальным человеком.

Когда я вернулся в комнату, Миха мыл полы, Никита торчал в санузле возле раковины, Серёга сидел на кровати.

— Уже отпустили? — удивился он. — Что-то не вижу синяков.

— Какие синяки? — махнул я рукой. — Просто поговорили.

— Гаврюша не очень-то похож на того, кто просто поговорит.

— Не, нормальный тип, — я сел возле стола. — Сам посуди. Зачем ему вся эта ерунда? Он знает, что силы у меня до хрена, что третьекурсников раскидал, как детей. Если конфликт продолжится, проблем будет больше. Дойдёт до начальства, оно всем по башке настучит, в том числе, и Гаврюше. Оно ему надо?

— Ну… рассудил ты верно, конечно.

Из санузла вышел Никита с полотенцем на плече.

— Тебя что, даже от отлупили? — в его голосе чувствовалось разочарование.

— Не, унтеры, как увидели Кирюху, в штаны наложили, — пошутил Серёга.

— Ага, — скептически буркнул Никита. — Верю, как же…

— А какой у тебя уровень-то? — спросил у меня Никита.

— Двенадцатый, — я налил себе в железную кружку ещё не остывший кипяток. — Дайте чай кто-нибудь.

— Держи, — Серёга вытащил из своего шкафчика упаковку и кинул на стол. — Как тебя сюда занесло? Я думал, такие идут в школы категории «А».

— А чёрт его знает. Отец отправил, — я достал пакетик и положил в воду. — Он терпеть меня не мог. Я уже тебе рассказывал, как было дело. А вы, кстати, как тут оказались? Чистокровные — и в такой дыре.

— Тоже родители отправили, — вздохнул Сергей. — У меня, например, восьмой уровень. С таким ни в одно приличное заведение не попадёшь.

— Почему не в институт, например?

— Потому что нас утилизируют таким образом.

— В смысле?

— Не знал что ли? В городах мы не нужны. Наследство получают старшие дети, а младших пихают или в частные армии, или сюда. Император нас боится. Если у его подданных будет много сильных бойцов, того и гляди, у кого-нибудь появится желание бунт устроить или что-то типа того. А так — светоносные все при деле, и в городах никто не буянит. Красота!

В коридоре прозвенел звонок — сигнал к отбою. Миха выключил в комнате свет. Почти сразу прибежали ещё два курсанта и отправились чистить зубы.

— Почему опаздываем к отбою? — прикрикнул на них Никита. — А ну шевелитесь быстрее.

Серёга достал небольшой настольный светильник.

— Мне кажется, ерунду говоришь, — усомнился я в словах Серёги.

— Всё так и есть, — возразил он. — Я сам слышал разговоры. Нас просто утилизируют.

— Спать давайте, господа, — проворчал Никита. — Сколько уже можно языками молоть? Не устали что ли? Завтра вставать в семь.

С ним было трудно не согласиться. Я сходил почистил зубы и завалился спать. Остальные тоже забрались под одеяла.

Ещё один день закончился — всего лишь второй, а ощущалось, будто месяц прошёл. А впереди этих дней бессчётное множество — таких же одинаковых и унылых.

Я хоть и устал, но долго не мог заснуть. Перед глазами мелькали странные картины. Я видел диковинные постройки, усеянные светящимися искрами, видел череду ярко-синих существ, что брели вдаль за горизонт, видел красное солнце на чёрном небе и кристаллы, издающие слепящий свет. Картины становились всё ярче, они не давали мне покоя, будоражили мозг. Пытался отогнать — не получалось.

«Я здесь заперт, — вертелись мысли, — заперт в ничтожном существе, я хочу уйти». «Заткнись, — ответил я мысленно. — Раз уж в гостях, так веди себя прилично». «Слабое, ничтожное существо. Я заперт», — отвечали мысли. «Нет, это ты оказался слаб и подчинился моей воле. Вот, значит, сиди и молчи, — напомнил я неведомой сущности внутри меня, а потом подумал: — Сам с собой уже говорю. Дожили».

Чужие мысли продолжали вертеться в голове, но уже не так настойчиво, а вот картинки становились ярче.

Очнулся я от того, что в коридоре зазвенел звонок. Пора было вставать. Начинался новый день.

После построения мы отправились всей ротой в столовую. Тут старший унтер-офицер Гаврюшин подозвал меня к себе и отвёл в сторону.

— Значит, так, Князев, чтоб сегодня стену замазал и покрасил. Вечером на склад придёшь — младший унтер-офицер Толмачёв выдаст тебе шпатлёвку и краску. Знаешь, как делать?

— Никак нет, — ответил я.

— Ничего сложного в этом нет. Мажешь шпаклёвкой, ждёшь, пока засохнет, шкуришь и красишь. Запомнил порядок действий?

— Так точно.

— Второе. Ты вчера говорил, что рукопашным боем занимался?

— Занимался боксом. С десяти лет.

— Смотри, какое дело. Если есть желание, можешь продолжить тренировки. У нас есть зал в спорткомлексе на первом этаже. Как будет время, приходи, покажешь, что умеешь. Некоторые курсанты постоянно занимаются и даже соревнования устраивают. Участие добровольное.

— Если есть возможность, я бы хотел продолжить заниматься, — сказал я. — Не хочу терять форму.

— Вот это хороший настрой. Ну всё, ешь иди.

После завтрака на плацу была строевая подготовка. Вместе с тремя ротами парней-первокурсников занимались две роты девушек. Мы маршировали на одной части плаца, они — на другой. Непрестанно раздавались команды и ругань унтер-офицеров. То же самое было и в подразделении противоположного пола.

— Смотри сколько девчонок, — шепнул Серёга. — Ну что, парни пойдём познакомимся, когда перерыв будет?

— Можно попробовать, — ответил Никита.

— Ага, пойдёмте, — согласился я.

То, чем мы сейчас занимались, мне казалось самым бесполезным делом на свете. Куда как лучше было бы поваляться в кровати или посмотреть кино — и то больше смысла. Чтобы убивать иных, не нужно уметь маршировать. Но нет, мы отрабатывали строевой шаг. Дул порывистый ветер, а под конец ещё и дождь начал накрапывать. Настроение было паршивым.

Перед тем, как повести нас в общежитие для подготовки к физическим и энергетическим занятиям, унтеры объявили перекур. Серёга, словно коршун, высматривал добычу. Он сразу же заметил трёх курсанток, что отделились от основной группы, и о чём-то разговаривали возле учебного корпуса.

— Смотрите, парни, — сказал он. — Их трое, и нас трое. Нам сама судьба послала их.

— Ну так пойдёмте, — лениво проговорил Никита. — Чего ждать?

— Ага, выдвигаемся.

Мы направились к девушкам.

Одна была роста выше среднего, темноволосая, с отменной фигурой и красивым личиком. Мне она сразу приглянулась. Вторая — светленькая, немного полноватая, что, впрочем, ни капли не портило её внешность. Третья — мелкая, худая азиатка, её звонкий голосок раздавался на весь полигон. У всех волосы были заплетены в косички.

— Моя — высокая, тёмненькая, — сразу сказал я.

— Ладно, — согласился Никита. — Забирай, так и быть.

— Кто подкатывать будет? — спросил Серёга.

— Что, ссыте? — спросил я. — Так и быть, я заговорю первым.

И вдруг я заметил, что на погонах у девушек — полоски. Я не мог разглядеть их количество, но стало сразу понятно, что перед нами — не простые курсантки, а как минимум, капральши.

— У них полоски на погонах, — говорю.

— Твою ж мать, — тихо выругался Серёга. — Отступаем.

Девушки тем временем заметили нас и обернулись, ожидая, что мы будем делать.

— Поздно, — шепнул я. — В атаку, бойцы.