Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Весной 1917 года в жизни Рейли происходят резкие изменения. Вскоре после вступления Америки в войну он исчезает из отеля «Сент-Реджис» и из Нью-Йорка вообще. Перед этим он кладет большую сумму денег на счет своей жены Надежды.

Где же он находился весной, летом и осенью 1917 года? Робин Брюс Локкарт и последняя жена Рейли Пепита Бобадилья утверждали, что он выполнял специальные задания в тылу немецких войск и даже несколько раз пробирался на территорию Германии, перелетая линию фронта на аэроплане. «Его заслуги высоко оценили, а его подвиги в Германии стали легендой», — писала Пепита. Какие это были подвиги она, правда, не уточнила. Американский историк Ричард Спенс считает, что летом — осенью 1917 года Рейли приезжал в Россию в группе летчиков-канадцев Королевского летного корпуса (почему именно канадцев — об этом немного ниже). О том, что Рейли был в 1917 году в Москве, вспоминал и журналист Алексей Ксюнин. В очерке «Джентльмен — Сидней Рейли», опубликованном в сентябре 1931 года в русской эмигрантской газете «Руль» в Берлине, он отмечал: «Свиделись снова в совершенно неожиданной обстановке — в дни Московского Совещания[19].

Кабинет “Эрмитажа”. Борис Савинков, Аладьин[20]… Борис Суворин и Рейли.

Последний пришел вместе с Савинковым и держался все время около него… Разговаривали о Корнилове[21] и о его выступлении на Совещании, — о Викторе Чернове[22], который поднялся на эстраду Большого театра в калошах и с зонтиком, о Керенском, который во время речей обрывал представителей армии и не дал слова генералу Алексееву[23]. В театре меня вызвали на галерку, где скромный Михаил Васильевич Алексеев, взволнованный до слез, уговаривал Корнилова и Каледина немедленно покидать Москву и возвращаться на фронт. Все три генерала чувствовали себя оскорбленными, подавленными и не видели никакого исхода. Тут же был Савинков, что-то горячо доказывал Корнилову, потом отошел и мрачный забился в угол. Создавалось впечатление, что он оторвался от Керенского и не пристал к Корнилову.

Говорили Рейли и Аладьин. Оба ругали Керенского. Обоих возмутила разница в поведении председателя Совещания в отношении главнокомандующего, и атаманов, и тех большевиков, которые занимали ложи бенуара и чувствовали себя уже хозяевами положения.

— Предательство, — кричал Аладьин, — неужели вы не видите, что всюду предательство, что на фронте предают и что Керенский этого не видит!..

Рейли в подтверждение слов Аладьина стал рассказывать историю путешествия Ленина в Россию, выкладывал факты, ссылался на данные английского посольства и говорил, что надо идти на разрыв с Керенским…

Савинков, от которого ждали каких-то значительных слов, копировал Керенского и Чернова и рассказывал про ставку, а когда Рейли поставил вопрос ребром — “с кем он идет и пойдет”, — Савинков так же мрачно ответил:

“Мы привыкли работать в подполье и очевидно ослепли от слишком яркого солнца… Будем ждать, когда история снова нас загонит в подполье”».

Нельзя не признать — все это написано весьма ярко и живо, и вроде бы нет сомнений, что Алексей Ксюнин видел всю эту сцену своими собственными глазами.

О том, что Рейли был в России в 1917 году, говорится и еще в одной книге. Ее, конечно, нельзя рассматривать как исторический источник, но упомянуть, пожалуй, следовало бы. В 1956 году в Москве вышел роман-эпопея «Большевики». Три солидных синих тома с золотыми буквами названия на обложках. Автор романа — писатель с громким именем Илья Кремлев. На самом деле, это псевдоним Ильи Шехтмана (1897–1971). Раньше он писал утопические, фантастические и сатирические произведения, но теперь вот обратился к крупным и серьезным историческим формам. В «Большевиках» действуют множество героев, как вымышленных, так и исторических — от Ленина до генерала Корнилова и от Николая II до… Сиднея Рейли. Да, пожалуй, впервые в советской литературе именно Кремлев вывел образ британского разведчика. Правда, в совершенно фантастическом виде.

Рапорт Григория Федулеева о казни и захоронении Сиднея Рейли

Рейли появляется в романе в виде «угрюмого человека лет сорока, с небритым лицом, высоким покатым лбом и беспокойными глазами… На очень бледном, почти белом лице выделялись полные, чрезмерно красивые губы…». По сюжету, уже в апреле 1917 года под видом оборванного солдата-фронтовика Орловского Рейли пробирается на конференцию большевиков в Петрограде с пистолетом в кармане. Он слушает только что прибывшего из эмиграции Ленина и размышляет, что «достаточно подстеречь этого человека с пронизывающими глазами где-нибудь в коридоре, в подъезде, за углом в переулке и разрядить в него обойму, — и миру больше ничего не будет угрожать». Затем он оказывается в виде алжирского коммерсанта Массино на совещании контрреволюционной организации, уже «выбритый до синевы, надушенный и одетый в легкий спортивный костюм». В октябрьские дни 1917 года, снова в образе солдата, «делегата от Пулеметного полка», оказывается в Смольном, где разыскивает Ленина, с целью покушения на него.

Не исключено, что автор «Большевиков» отталкивался именно от мемуарного очерка того же Ксюнина, а дальше пустил в ход свое писательское воображение. А вот насколько был правдив в своих воспоминаниях Ксюнин — остается загадкой. Сам Рейли никогда не упоминал, что приезжал в 1917 году в Россию. Уже на Лубянке, описывая свою жизнь, о 1917 годе он оставил всего лишь несколько слов: «Поступив добровольцем в британскую армию, был назначен в авиационный корпус… где и прослужил до 1 января 1918 года, а с января 1918 года перешел на службу в секретную политическую службу…»

Может быть, Рейли не хотел, чтобы большевики знали, что он находился в России непосредственно перед Октябрьской революцией? А может, Алексей Ксюнин перепутал даты или просто нафантазировал?

Но другой версии, весну, лето, осень и зиму 1917 года Рейли провел за несколько тысяч километров от России — в канадском городе Торонто, где проходил обучение в военной авиашколе. Он действительно поступил в армию добровольцем и был направлен на учебу в Канаду.

Обучение в школе военных пилотов при Королевском летном корпусе проходило с июля по декабрь 1917 года. Известно также, что 19 октября Рейли присвоили звание второго лейтенанта (оно соответствует чину подпоручика русской дореволюционной и званию младшего лейтенанта в российской армии).

То, что Рейли оказался в авиашколе, в общем-то, не удивительно, учитывая его увлечение воздухоплаванием. Другое дело, почему он вообще решил идти в армию? Миллионер (если верить рассказам о нем), авантюрист, который вел весьма благополучную жизнь с деловыми обедами в ресторанах и моделями-любовницами, и вдруг решил пойти на фронт? Для этого у него должны были быть весьма веские причины.

Робин Брюс Локкарт был уверен, что Рейли принял это решение, «повинуясь внезапному душевному импульсу». Он писал, что поступить ему в авиашколу помог резидент британской разведки в США Уильям Уайсман. Другой сотрудник британской разведки в Америке майор Норман Твейтс в своих мемуарах, вышедших в 1932 году, уверял, что в авиашколу Рейли рекомендовал именно он. По его словам, тот попросил помочь ему, поскольку хотел внести свой вклад в войну. Твейтс утверждал, что он же потом рекомендовал его и на работу в разведку, так как Рейли очень хорошо знал Россию и Германию, а такие люди тогда были очень нужны СИС. Забавно, однако, что и Уайсман, и Твейтс вскоре после отъезда Рейли из США будут весьма негативно отзываться о нем, называя его «беспринципным человеком», повторяя слухи о том, что он был японским шпионом, отмечая, что он ведет бизнес с помощью мошеннических приемов и т. д.

Эндрю Кук раскритиковал версию о том, что Рейли решил пойти в армию по «душевным порывам». По его мнению, «Рейли был тем человеком, который никогда в жизни не руководствовался патриотическими или идейными соображениями. Единственным двигателем его поступком была алчность и корысть». Но это не совсем так, и дальнейшая судьба Рейли — тому подтверждение. Отнюдь не идеализируя его, нельзя отрицать очевидного — авантюрист и далеко не образец морали и нравственности мог руководствоваться и идейными соображениями. Во многом именно они и привели его к гибели. Почему же они не могли привести его и на военную службу?

Возможны, конечно, и другие варианты. Может быть, он узнал о расследовании, которое затеяли против него американские спецслужбы. Может быть, его подтолкнули к этому какие-то личные причины.

Можно также предположить, что такой вариант подсказал ему все тот же Уильям Мелвилл. Возможно, это был самый надежный путь на должность штатного сотрудника Секретной службы. Этот статус, с одной стороны, позволил бы более эффективно использовать Рейли в интересах Британии, с другой — обезопасил бы его от различного рода слухов и домыслов, которыми Рейли был постоянно окружен. Была и еще одна причина, по которой «мистер “М”» мог хотеть перевести своего «подопечного» на «легальное положение» в разведывательной службе — Мелвилл к тому времени уже тяжело болел и жить ему оставалось всего несколько месяцев.

Историк Аллан Джадд со ссылкой на дневник шефа британской разведки Менсфилда Камминга отмечает, что Рейли был рекомендован ему сотрудником СИС в Петрограде майором Джоном Скейлом, а тот услышал о способном лейтенанте-авиаторе, свободно говорившем на нескольких языках, от офицера авиашколы в Торонто.

Слежка в Лондоне

Если в версиях о том, где находился Рейли летом — осенью 1917 года, существуют большие разночтения, то нет никаких сомнений, что в конце декабря он вместе с несколькими летчиками прибыл в Англию. Вскоре его однокашники по школе военных пилотов отправились на фронт, а он остался в Лондоне. 13 января 1918 года он написал письмо в Военное министерство. Рейли сообщал, что при рассмотрении его кандидатуры на должность сотрудника Секретной службы можно опереться на мнение нескольких человек — директора компании «Виккерс»[24] Оуэнса-Тарстона, русского генерала Эдуарда Гермониуса и майора Страбелла, который принимал его в Королевский летный корпус.

К письму Рейли приложил и рекомендацию Оуэнса-Тарстона. Она сохранилась в британском Национальном архиве. «Я имею удовольствие заявить, что я знаю мистера Сиднея Дж. Рейли на протяжении тринадцати лет, и за это время у меня было много возможностей убедиться в его необыкновенных способностях к языкам, — говорилось в ней. — Насколько я знаю, в Петрограде мистер Рейли вел многочисленные дела с русским правительством, а его знания о России всегда казались мне очень обширными и точными. Многие высокопоставленные русские официальные лица также свидетельствовали мне о его хорошей работе и глубоком знании дел в России… За тринадцать лет, в течение которых я знаком с мистером Рейли, я не знал и не слышал ни о чем таком, что бы порочило его».

К этому времени о Рейли уже знали в СИС. Важное значение для Секретной службы имело как раз то, то он свободно говорил по-русски, хорошо знал Россию и сам вызвался работать именно в этой стране. После Октябрьской революции 1917 года в России и прихода к власти большевиков британские власти пребывали в сильном замешательстве. Они никак не могли определиться — как им вести себя с новой властью? Робин Брюс Локкарт писал, что, например, ни один из действующих сотрудников МИД Великобритании не знал русского языка, а Джордж Натаниел Керзон 1-й маркиз Керзон Кедлстонский, занявший в 1919 году пост министра иностранных дел, «никогда не слышавший о Марксе, принялся наводить справки, какая разница в терминах “марксист” и “большевик”».

Британский политический истеблишмент, разумеется, не испытывал никаких симпатий к социально-политическим взглядам большевиков. Те платили англичанам той же монетой. В декабре 1917 года британский посол в Петрограде Джордж Бьюкенен возмущался, что они делают из англичан предмет «грубых нападок», осыпают насмешками и подстрекают к восстанию против империи ее подданных в Индии и на Востоке и даже обвиняют в «союзе с контрреволюционерами». «Я хочу, — заявлял Бьюкенен, — чтобы русский народ знал, что ни я сам, ни кто бы то ни было из находящихся в моем распоряжении агентов не имеем ни малейшего желания вмешиваться во внутренние дела России». Но, как говорится, дипломаты на то и имеют языки, чтобы говорить не то, что думают на самом деле.

Гораздо больше Лондон беспокоила другая проблема — планы Ленина заключить перемирие с Германией. Ради того, чтобы это не произошло, они были готовы на многое, в том числе и на военную помощь большевикам, и не исключено, что и на их официальное признание. В общем, Лондону была нужна объективная информация с места события, причем желательно, чтобы ее собирали и анализировали те, кто хорошо знал Россию, русских и понимал загадочную «русскую душу». Сидней Рейли вполне подходил для этой задачи.

…Если шеф разведки Камминг и получил какие-то серьезные рекомендации относительно Рейли, то это не значит, что он поверил им просто так, на слово. Нет, в первые месяцы 1917 года он собирал сведения о нем, поступавшие от различных подразделений разведки и контрразведки. Агенты МИ-5 даже вели за Рейли слежку в Лондоне. На всякий случай.

Весной 2014 года британский Национальный архив сделал настоящий подарок для исследователей. Он оцифровал и выложил в открытый электронный доступ более 150 ранее секретных дел контрразведки МИ-5 о различных лицах, в той или иной степени имевших отношение к шпионажу в время Первой мировой войны. Была среди них и довольно объемистая коллекция документов о Сиднее Рейли[25].

Из этих документов следует, что 30 января 1918 года МИ-6 направила запрос коллегам из контрразведки МИ-5. Очень короткий: «Нет ли у вас возражений против того, чтобы означенный ниже [человек] работал в разведывательной службе?» Далее следовали данные о Рейли. 2 февраля последовал ответ контрразведчиков: «Мы не имеем никаких зафиксированных данных, свидетельствующих против упомянутого выше [лица]». 12 февраля они добавили: «Полиция также не располагает никакими предосудительными сведениями о нем».

Однако из Нью-Йорка, куда тоже был послан запрос, пришла телеграмма с весьма нелицеприятной характеристикой Рейли. Упоминалось, в частности, о слухах о том, что он шпионил в пользу японцев. «Мы считаем, — говорилось в телеграмме, — что этот человек не заслуживает никакого доверия и не подходит для предложенной работы». Самое интересное, что автором характеристики был тот самый майор Норман Твейтс, который потом вспоминал, что именно он рекомендовал Рейли в авиашколу в Торонто и на службу в разведку.

В феврале и первой половине марта Камминг, похоже, взвешивал все «за» и «против» принятия Рейли на штатную работу в разведку. Тем временем контрразведка заинтересовалась кандидатом всерьез. Неудивительно: человек собирается работать в Секретной службе, а информация о нем поступает, мягко говоря, странная и противоречивая. То ли он не тот, за кого себя выдает, то скрывает свое прошлое. На всякий случай его решили взять под негласное наблюдение.

Донесение агента наружного наблюдения британской контрразведки, следившего за Рейли в марте 1918 года

Теперь уже английские филеры незаметно «топали» за Рейли по пятам и, как когда-то русские «топтуны», ежедневно направляли отчеты своему начальству. Они сохранились в «досье Рейли» в британском Национальном архиве. Надо сказать, что эти доклады производят несколько комическое впечатление. Английские агенты работали менее эффективно, чем их русские коллеги. Они то и дело теряли Рейли из виду, несмотря на то, что начинали следить за ним сразу же после того, как он выходил из дома (он жил по адресу Райдер-стрит, 22). Агенты, например, жаловались в «контору», что Рейли обычно передвигался по городу на такси, а им удавалось не всякий раз «поймать» следующую машину, чтобы ехать за ним.

Первое из их донесений от 6 марта 1918 года было вообще очень коротким: «Сегодня я вел наблюдение на Райдер-стрит, 22, с часу дня, и в 6.25 вечера вышеупомянутый [Рейли] вернулся на такси, номер Н6533. Он не появлялся до 8 вечера, когда наблюдение было прекращено». 7 марта в донесении сотрудника «наружки» сообщалось: «…Я вел наблюдение на Райдер-стрит, 22, начиная с 9 утра. Вышеупомянутый [Рейли] вышел в 13.25, сел в такси на улице Сент-Джеймс и уехал в направлении к Пэлл-Мэлл[26]. Пока я следил за этим такси, А. Л. В. [другой сотрудник «наружки». — Е. М.] подошел к другому такси, которое стояло на обочине.

Водитель сообщил А. Л. В., что его машина была двухцилиндровая, а та, на которой уехал Рейли, была четырехцилиндровая, поэтому догонять его не имело смысла. Мы продолжили наблюдение на Райдер-стрит, 22; Рейли вернулся в 3.40 дня и не появлялся до 8.15 вечера, когда наблюдение было прекращено».

Эта ситуация повторялась каждый раз — если Рейли несколько часов по вечерам не выходил из дома, слежка за ним попросту прекращалась. Вариант, что он может отправиться куда-нибудь по каким-то таинственным делам поздно вечером или ночью, филеры почему-то не рассматривали. Или приказа следить за Рейли ночью не получали?

«Вместе с А. Л. В., — докладывал сотрудник «наружки» 8 марта, — я вел наблюдение на Райдер-стрит, 22, с 9 утра. Вышеупомянутый [Рейли] вышел из дома в 1.50 и пошел по улице Сент-Джеймс к Пикадилли. Перед Белингтон-хаус Рейли сел в такси с номером Ь. Б. 4653 и послышалось, что он сказал водителю ехать к отелю “Савой”. Так как свободных такси не было, мы поехали туда на автобусе.

Прибыв в отель “Савой”, мы не смогли найти Рейли ни в одном из общественных мест, поэтому мы вернулись на Райдер-стрит, 22. Вышеупомянутый [Рейли] вернулся в 4.35 и, так как он не вышел снова до 8.15 вечера, наблюдение было прекращено».

Девятого марта «наружники» сообщили кое-какие подробности о жизни Рейли в Лондоне: он живет на Райдер-стрит с 10 января, занимает большую квартиру, состоящую из «многих комнат», за которую платит 8.80 фунтов в неделю. Отзываются о нем хорошо, по счетам он платит аккуратно и регулярно, писем получает немного, и его за это время посещали лишь двое друзей — офицеров британской армии. Возможно, это были летчики, которые приехали вместе с ним из Канады.

Как правило, докладывали агенты, Рейли уходит из дома около полудня, возвращается примерно к пяти вечера, когда англичане садятся за традиционный чай — файф-о-клок, потом уходит в город поужинать. Ужинает обычно в отелях «Савой» (там сообщили, что он свободно говорит по-французски) или «Беркли». Около 12 ночи он уже дома и вскоре ложится спать.

…По большому счету, слежка за Рейли ничего существенного не дала, и никакой важной информации контрразведка о нем не узнала. Главное же — наблюдение никак не повлияло на его устройство в разведку. 15 марта Рейли попросили явиться на собеседование к «Си» — Каммингу — последнюю формальную процедуру перед зачислением кандидата в штат Секретной службы.

Шеф принял решение. Время не ждало. Рейли должен был как можно скорее отправиться в Россию, где события развивались с калейдоскопической скоростью.

Роберт Брюс Локкарт и другие

В рождественскую ночь 1917 года в британском посольстве в Петрограде состоялся праздничный вечер. На нем присутствовали более ста его служащих и членов военных миссий. Посол Джордж Бьюкенен вспоминал: «Мы начали с концерта и разного рода дивертисментов, организованных полковником Торинхиллом, а закончили обедом. Несмотря на крайнюю скудность припасов, мой повар изготовил нам самое пышное угощение».

Как потом оказалось, это было последнее торжество в истории посольства Великобритании в Северной столице России. «Дух расставания» англичан с городом на Неве уже витал в воздухе.

…Мирные переговоры, которые советское правительство начало с немцами в Брест-Литовске, то срывались, то возобновлялись снова. 23 февраля 1918 года в Петрограде были получены очередные — самые тяжелые — немецкие условия мира — Россия должна была признать независимость Украины, вывести войска с Украины и из Финляндии, немедленно демобилизовать армию, отвести свой флот в Черном и Балтийском морях и в Северном Ледовитом океане в российские порты и разоружить его. России предстояло выплатить шесть миллиардов марок репараций и еще убытки, понесенные Германией в ходе русской революции, — 500 миллионов золотых рублей. Кроме того, советское правительство должно было прекратить революционную пропаганду в Германии, на территории ее союзников и новых государств, образованных на российских территориях.

В «советском лагере» вокруг вопроса о заключении мира шла ожесточенная борьба. Но Ленину удалось убедить своих товарищей и 3 марта советская делегация подписала в Белом дворце Брестской крепости мирный договор. Формально Россия потеряла территорию площадью 780 тысяч км² с населением 56 миллионов человек.

…Германская угроза Петрограду заставила иностранных дипломатов подумать о своей безопасности. Они решили эвакуироваться в более безопасное место. Обсуждались несколько вариантов. Во-первых, в Москву. Но для пропуска дипломатов в Златоглавую большевики требовали от них вручения верительных грамот, что фактически означало признание Советов. К тому же и само советское правительство переехало в Москву 11 марта 1918 года, официально объявив ее столицей. Переезд туда и дипломатического корпуса при отказе официально признать новый режим выглядел бы странно и двусмысленно. Второй вариант состоял в отъезде из России вообще — через Финляндию. Но это был далеко не самый безопасный путь. Он проходил бы слишком близко от территорий, оккупированных немцами. И, наконец, третий вариант — эвакуация вглубь России. Подальше от немцев и революционной неразберихи.

Дуайен дипломатического корпуса, американский посол Дэвид Фрэнсис выступал за третий вариант. Он заявил, что он едет в Вологду. Когда же посла спросили, что он предпримет, если и в Вологде все же будет небезопасно, он заявил, что поедет в Вятку, а если понадобится, то в Пермь, в Иркутск, в Читу, наконец, во Владивосток, где будет защищен американским флотом. Его поддержали большинство дипломатов. 28 февраля в город прибыли сотрудники американского, английского, французского, сербского, бельгийского, сиамского, итальянского посольств, бразильского консульства, английского вице-консульства, японской, китайской и шведско-датской миссий.

«Вологодское сидение» иностранного дипломатического корпуса продолжалось до 24 июля. Тогда дипломаты отправились в Архангельск, где вскоре высадились американские, британские и французские войска.

Пока дипломаты обустраивались в Вологде, главными поставщиками информации из России стали совсем другие люди. Они имели странный полуофициальный статус или вообще работали «на грани легальности».

Кроме сбора информации, перед ними стояли и другие задачи. Они должны были, во-первых, попытаться убедить советских руководителей прервать сотрудничество с немцами, во-вторых, вступить в контакт с теми, кто готовил свержение советской власти.

Поскольку Великобритания не признало правительство Ульянова (Ленина), а посол Бьюкенен покинул Россию «по состоянию здоровья», полуофициальным английским представителем и главой такой же полуофициальной миссии в Москве предложили стать Роберту Гамильтону Брюсу Локкарту (отцу одного из первых биографов Рейли Робина Брюса Локкарта). Он прибыл в Россию в январе 1918 года.

К этому времени Локкарт, которому уже перевалило за 30, успел пожить жизнью, полной приключений и интриг. Он хотел поступить на гражданскую службу в Индии, но дядя уговорил его отправиться работать управляющим на каучуковые плантации на Малайский архипелаг — он говорил, что там племянника ждет возможность быстро разбогатеть.

Локкарт уехал в Малайю, путешествовал там по ночным джунглям и учился преодолевать страх. «Это было хорошей подготовкой для большевистской России», — вспоминал он. В свободное время Локкарт играл в футбол, читал и, как он писал в мемуарах, поэтому-то и избежал увлечения «восточной троицей — опиумом, пьянством и женщинами». Впрочем, не совсем избежал — Локкарт завел роман с племянницей султана, и это стало одной из его причин отъезда из Малайи. Второй была болезнь — желтая лихорадка.

Вернувшись в Англию, Локкарт поступил на консульскую службу в МИД. Вскоре он получил назначение на должность британского вице-консула в Москву, куда прибыл в январе 1912 года. В России ему понравилось. Он изучал русский язык, писал корреспонденции в британские газеты, завел широкий круг знакомых — от известных писателей до купцов. Он посещал торжественные приемы и ходил в рестораны и, описывая русские обеды, замечал, что количество и названия всех подававшихся на них блюд запомнить было невозможно, а с обедами «вряд ли справился бы сам Гаргантюа». Но русские справлялись легко.

Локкарт оказался тонким и проницательным наблюдателем. Его замечания о русских нравах и обычаях похожи на афоризмы:

«Я попал в мир, где единственным богом был Маммон. Но бог рубля был легкомысленнее, щедрее и добродушнее бога долларов».

«По какому-то странному закону природы в России первенствующее положение повсюду занимают чужеземцы».

«И в Петербурге, и в Москве места, в которых происходят кутежи, расположены далеко за городом не потому, что русские хотят прикрыть свое поведение флером, а просто для того, чтобы иметь возможность проветрить на обратном пути свою голову и внутренности».

Локкарт играл в футбол за один из первых русских клубов — команду «морозовцев» из Орехово-Зуева. Она была создана при текстильной мануфактуре, которая принадлежала семье знаменитых фабрикантов Морозовых.

В 1915 году Локкарт занял пост генерального консула Великобритании в Москве. Он стал свидетелем краха царского режима и Февральской революции. Но в сентябре 1917 года его отозвали в Англию якобы в отпуск по болезни, а на самом деле из-за «неподобающего для английского дипломата» поведения — он завел очередной роман с некоей «русской еврейкой», и о нем стало известно в Лондоне. Однако после прихода к власти большевиков он снова понадобился.

Сам Локкарт считал, что «было бы безумием не войти в сношения с людьми, державшими в своих руках судьбы России». Отправившись в Россию, он, по его словам, «получил весьма неясные инструкции» и «не был облечён никакими полномочиями». «Моя задача, — писал Локкарт, — заключалась в том, чтобы завязать сношения…»

В Смольном его приняли Ленин и нарком по иностранным делам Лев Троцкий. Говорили о мире с Германией. Ленин отвечал на вопросы Локкарта с полной откровенностью. Условия мира возмутительны, но приходится на них идти. Как долго продержится мир? Этого он не может сказать. Если немцы вмешаются и захотят поставить буржуазное правительство, большевики будут бороться, даже если им придется отступить за Волгу или за Урал. Но они будут бороться своими средствами. Они не хотят быть орудием в руках союзников.

«Наш путь — не Ваш путь, — сказал Ленин. — Но мы можем временно работать рука об руку с капитализмом… До тех пор, пока будет сохраняться германская опасность, я согласен принять на себя риск сотрудничества с союзниками. Если бы немцы на нас напали, я даже принял бы помощь союзников. Но я думаю, что Ваше правительство не разделит нашу точку зрения на этот вопрос: Ваше правительство реакционно и станет на сторону русских реакционеров».

Ленин, по мнению Локкарта, среди большевиков был «полубогом», и даже такой великий организатор и человек огромного мужества, как Троцкий, «производил впечатление блохи перед слоном». Но, считал англичанин, с Троцким вполне можно работать в «антинемецком направлении». После одной из встреч с ним Локкарт записал в дневнике: «Его озлобление против Германии показалось мне вполне честным и искренним… Он оскорблен в своем достоинстве. Он полон воинственного возмущения против немцев за унижение, которому они подвергли его в Бресте. Он производит впечатление человека, который охотно умер бы, сражаясь за Россию, при том условии, однако, чтобы при его смерти присутствовала достаточно большая аудитория». К несчастью, добавлял Локкарт, он был полон озлобления и по адресу англичан. «Мы не сумели в свое время подойти должным образом к Троцкому», — сокрушался он позже.

Тогда же, в Петрограде, Локкарт познакомился с Марией Закревской-Бенкендорф, которая вскоре станет его очередной любовницей и сыграет заметную роль в его «похождениях» в России. Мария (или Мура) вращалась в русско-английских кругах в Петрограде, хорошо знала помощника Локкарта Хикса и военно-морского атташе британского посольства Фрэнсиса Кроми. По случаю его дня рождения Мура устроила небольшой праздник. «Мы истребили большое количество блинов с икрой и водкой. Я сочинил куплеты на всех присутствующих, а Кроми произнес одну из своих самых юмористических речей. Мы пили за здоровье хозяйки и смеялись от всей души», — рассказывал об этом вечере Локкарт.

Шестнадцатого марта 1918 года Локкарт в одном вагоне с Троцким переехал в новую столицу Советской России — Москву. Кстати, он был одним из первых, кто поздравил Троцкого с новым назначением — на должность наркома по военным и морским делам.

Кроме Локкарта, который выполнял хотя и «полу», но все же частично «официальные» обязанности, англичане направляли в Советскую Россию и людей, которые должны были работать там «на грани легальности», а то и полностью нелегально. Этих разведчиков привлекли к сотрудничеству с Секретной службой во время войны, как людей, хорошо знающих Россию и, волей различных обстоятельств, связанных с ней. Все они сыграют заметные роли в событиях 1918 года и в жизни главного героя этой книги. Вот, так сказать, краткие «объективки» на некоторых из них.

Стивен Эллей.

Родился в 1876 году. На разведработе в России с 1914 года. Возглавлял британскую резидентуру в Петрограде. Майор.

Эллей родился в Подмосковье. Его отец — инженер-путеец — тогда работал в России. Эллей учился в русской гимназии, потом изучал английскую литературу в Лондоне и инженерное дело в университете Глазго.

В 1910 году он вернулся в Россию, где работал на строительстве нефтепровода. В Секретой службе начал служить во время Первой мировой войны и вскоре получил назначение в Петроград. Существует версия, что Стивен Эллей вместе с другими британскими разведчиками Освальдом Райнером, Гудбертом Торнхиллом и Джоном Скейлом имел отношение к убийству Григория Распутина с 17 на 18 декабря 1916 года (по старому стилю).

Работал в России до марта 1918 года.

Эрнст Бойс.

Лейтенант-коммандер, а потом и коммандер[27] Эрнст Бойс тоже не был кадровым разведчиком. До войны, как и Эллей, он провел некоторое время в России, работая в качестве горного инженера. В Секретную службу Бойс попал уже после начала войны. Шеф СИС Камминг описывал его как «седовласого лейтенанта, имеющего значительный опыт в области военного саботажа».

Бойс прибыл в Россию в марте 1918 года. Сменил на посту британского резидента майора Стивена Эллея.

Должен был руководить несколькими разведчиками, задача которых состояла не только в сборе разведывательной информации о большевиках и положении дел в стране вообще, но и в организации диверсий и борьбы против немцев и немецкой агентуры в России.

Джордж Хилл.

Родился в 1892 году в Казани. Имя этого британского разведчика, тоже работавшего в России, будет еще не раз упоминаться на страницах этой книги. В отличие от своих коллег, капитан Джордж Хилл оказался весьма «писучим» человеком и уже начиная с 1926 года стал издавать мемуары о своей жизни у русских. В Англии их даже сначала запретила цензура. Слишком много деталей шпионской действительности он показал в своей книге. Тем не менее его воспоминания выдержали несколько изданий и переиздаются до сих пор.

Хилл в детстве долго жил в России. Его отец, крупный английский торговец и промышленник, вообще родился в Петербурге в семье «русских англичан», владел кирпичным заводом на реке Ижораидо 1917 года проживал в Петрограде. Хилла воспитывала русская няня, которая научила его русскому языку — им он владел свободно. Он окончил колледж в Англии, стал, как и отец, коммерсантом. После начала войны попал на фронт, участвовал в боях и разведывательных операциях против немцев. Хилла, например, нелегально забрасывали в оккупированную германскими войсками Бельгию.

Затем, уже в качестве секретного агента британской политической разведки, его направили в Грецию, на Салоникский фронт. Там он учился пилотированию самолета и сотрудничал с русской контрразведкой.

Летом 1917 года Хилла командировали в Россию как специалиста по боевым самолетам. Там его и застала Октябрьская революция. Хилл сумел установить хорошие отношения с большевистскими руководителями России — он не раз подчеркивал это (если не врет, конечно) в своих мемуарах. «Ленин и Троцкий, — писал он, — вот великие люди России… Ленин захватывал меня, когда говорил… Я слышал его выступление на одном из съездов. Он был великолепен. Он много бывал за границей, и многому там научился».

Главная задача Хилла (агента ИК1) состояла в том, чтобы во что бы то ни стало убедить новое русское правительство в необходимости продолжения войны с Германией. Если ради этого возникала необходимость сотрудничества с большевиками - Хилл охотно шел и на это. Он утверждал, что помогал Троцкому организовать военную разведку и авиацию Красной армии, и, при их молчаливом согласии, вел диверсионную работу против немцев на оккупированной ими Украине и против германской агентуры в Москве. Одновременно агент ИК1 собирал разведывательную информацию о том, что происходило в Советской России, и передавал ее в Лондон. Создавал он и свою собственную сеть агентов.

Фрэнсис Кроми.

Родился в 1882 году. Военный моряк, один из первых британских подводников, добровольно поступивших на службу в подводный флот. Во время Первой мировой войны командовал подводной лодкой, которая в сентябре 1915 года совершила прорыв в Балтийское море. Она действовала на Балтике против немцев в составе флотилии британских субмарин. Кроми был награжден русскими орденами Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом, орденом Святой Анны 3-й степени с мечами.

Седьмого ноября 1915 года лодка Кроми потопила германский легкий крейсер «Ундине». За это он был удостоен русским орденом Святого Георгия 4-й степени и британским орденом «За выдающиеся заслуги». Русская императорская семья пригласила его к обеду. Он был назначен командиром флотилии подводных лодок.

В мае 1917 года коммандер Кроми назначается исполняющим обязанности военно-морского атташе британского посольства в Петрограде.

После октября 1917-го, по условиям перемирия между Советской республикой и Германией, британские подлодки на Балтике должны быть переданы немцам. Но Кроми отказался делать это. Под его командованием лодки перешли в Гельсингфорс, а когда немцы высадились в Финляндии, он приказал взорвать и затопить их.

В 1918 году Кроми оставался в Петрограде и занимался уже не столько дипломатической, сколько разведывательной работой. Он установил связь с несколькими контрреволюционными организациями, куда, в частности, входили и русские морские офицеры.

Среди офицеров британской разведки, направленных в Россию, вскоре оказался и Сидней Джордж Рейли.

«Вывезет 500 фунтов банкнотами и бриллианты»

Рейли прибыл в штаб-квартиру СИС 15 марта 1918 года для собеседования с шефом службы Менсфилдом Смитом-Каммингом. Это был обязательный ритуал — Камминг беседовал практически со всеми разведчиками перед отправкой на задание.

Рейли не оставил описания своего «похода» к Каммингу, но вот другие разведчики, на счастье историкам, это сделали. Штаб-квартира СИС тогда находилась в центре Лондона по адресу Уайтхолл-Коурт, 2 (сейчас это часть пятизвездочного отеля «Ройял Хорсгардс»), и занимала верхний этаж здания. Сам «Си» сидел в маленьком кабинете, который располагался в башенке, возвышающейся над домом. Майор Стивен Эллей вспоминал: «Чтобы попасть в офис Камминга, посетителю приходилось подниматься по лестнице и ждать, пока секретарь нажмет тайную кнопку, и Камминг приведет в действие систему подъемников и педалей, сдвигающую в сторону часть кирпичной стены и открывающую еще один лестничный пролет». Попасть в кабинет, по словам Эллея, можно было только через люк в полу — как на корабле или в подводной лодке.

Другой знаменитый британский разведчик Пол Дьюкс (о нем еще пойдет речь) о люке не упоминал, зато рассказывал, как его поразил вид самого кабинета. В темном помещении стояло два стола. На одном, заваленном бумагами, располагалось полдюжины телефонов. Другой был заставлен моделями аэропланов, подводных лодок и различных механизмов. Здесь же стояли пробирки, какие-то склянки, перегонный аппарат, лежали чертежи и карты. Затем Дьюкс заметил и самого хозяина этого странного кабинета, сидевшего за столом. «Этот необычный человек не был слишком высокого роста, но отличался крепким телосложением, — вспоминал он. — У него были седые волосы и круглое лицо. Очертания губ говорили о решительном характере, а сквозь золотой монокль меня буквально пронзил острый взгляд. Плащ, который висел на спинке стула, свидетельствовал о том, что хозяин кабинета — морской офицер».

Скорее всего, в такой же обстановке и такой же атмосфере оказался и Сидней Рейли. Но, как уже говорилось, никаких подробностей их разговора до нас, к сожалению, не дошло. Известен только его результат: «Си» согласился послать Рейли в Россию с особой миссией. 15 марта 1918 года — как раз после собеседования с Рейли — Камминг в первый раз упомянул его в своем дневнике. «Майор Скейл представил мистера Рейли, который хочет ехать в Россию работать на нас, — писал «Си». — Очень умен — очень подозрителен, — был везде и делал все. Вывезет 500 фунтов банкнотами и бриллианты, пользующиеся сейчас большим спросом, на сумму 750 фунтов. Должен признаться, что дело очень рискованное, так как ему предстоит встретиться с нашими людьми в Вологде, Киеве, Москве и т. д.». Интересно, что через неделю, как опять-таки отметил Камминг в дневнике, он со своим помощником купил в ювелирном магазине бриллианты, которые должен был взять с собой в Россию Сидней Рейли.

А контрразведка тем временем все еще продолжала следить за Рейли и изучать его биографию, обнаруживая в ней все новые и новые белые пятна. В «досье Рейли» в британском Национальном архиве есть, например, переписка между МИ-5 и командованием Ирландского военного округа в Дублине. 22 марта МИ-5 направила запрос в Дублин: «О Сиднее Рейли. Мы были бы признательны, если бы Вы сообщили нам, действительно ли упомянутый человек родился в Клонмеле 24 марта 1874 года, а также предоставили бы любую информацию о его родителях. Не могли бы Вы дать ответ как можно скорее, так как дело является очень срочным». Еще бы не срочным — до отъезда Рейли в Россию оставались считаные дни, а у МИ-5 появлялось все больше сомнений: можно ли доверять секретное задание этому человеку?

Повторный запрос в Дублин МИ-5 отправила 30 марта, вежливо попросив ирландцев поторопиться с ответом, и на следующий день ответ наконец-то пришел: «На Ваши запросы… сообщаем, что, согласно полученным сведениям из полиции, документов о рождении упомянутого человека в Клонмеле не обнаружено». 3 апреля МИ-5 передала результаты своего запроса коллегам из разведки, пообещав вскоре сообщить дополнительные детали. Тем временем в Ирландии нашли человека, который мог отдаленно напоминать Сиднея Рейли. В депеше от 5 апреля, направленной в МИ-5 под грифом «Секретно!», говорилось, что в Клонмеле жил некий брандмейстер по имени Уильям Рейли. У него было пятеро сыновей. Один из них — Бернард — родился 12 марта 1874 года. О его дальнейшей судьбе, как и о судьбе его братьев ничего не известно. По некоторым данным, они все поступили на военную службу. 7 апреля эти сведения тоже были переданы в ведомство Камминга.

Но Рейли к этому времени уже приступил к выполнению секретного задания британской разведки в России. Решение о направлении Рейли на задание Камминг принял несмотря на солидное количество «компромата», которое к тому времени он уже получил на своего нового агента и который все еще продолжал поступать. Вряд ли он не понимал, что Рейли не совсем тот человек, за которого он себя выдает, и по своему происхождению он уж точно не ирландец. Можно предположить, что он уже и сам знал об этом. Например, от того же Уильяма Мелвилла, который и неформально порекомендовал ему Рейли как весьма способного агента.

Второй вариант — Камминг просто решил рискнуть. О нем ведь не зря говорили, что он любил брать на службу различных авантюристов. И «Си», судя по всему, остался доволен своим выбором. Несмотря на подозрительное отношение к Рейли со стороны контрразведчиков, в ближайшие годы он оставался на «секретной службе Его Величества» и работал весьма интенсивно.

«В марте месяце 1918 года, служа на секретной службе, я был командирован в Россию как член Великобританской комиссии для ознакомления в качестве эксперта с тогдашним положением (в то время я был в чине лейтенанта)», — вспоминал Рейли.

Осталось, впрочем, не совсем понятным — почему он предложил свою кандидатуру для поездки в Россию. Ведь именно от Рейли исходила эта инициатива. Чем он руководствовался? Мы не знаем точно, как именно отнесся Рейли к приходу к власти большевиков. Однако более поздняя его позиция отличалась крайним радикализмом — борьба с большевизмом в любых условиях и любыми способами стала одной из главных целей его жизни. Вряд ли в 1917 году она была принципиально иной.

Но мог ли он поехать в Россию по идейным соображениям, чтобы бороться с большевиками, которых он потом называл более опасным врагом для человечества, чем Германия? Или его мотивы лежали в другой области? Может быть, он рассчитывал, выполнив сложное задание, быстро продвинуться по службе и сделать карьеру в качестве профессионального разведчика? Или были еще какие-то причины, о которых нам неизвестно? Существует, например, гипотеза о том, что в Петербурге (точнее, уже в Петрограде) Рейли оставил какие-то ценности или большую сумму денег, которые стремился любым способом вывезти за границу. Однако никаких следов этих «сокровищ» или «денег из России» в дальнейшей его биографии не заметно.

…Перед отъездом в Россию Рейли обратился к советскому представителю в Лондоне Максиму Литвинову с просьбой принять его. Статус Литвинова в Англии был «призрачным». Представитель Советской России как бы существовал, а как бы и нет. С января 1918 года он считался уполномоченным (с июня того же года — полномочным представителем) Наркомата иностранных дел Советской России в Англии. Британское правительство его полномочий не признавало, но неофициальные контакты с ним поддерживало. Для этого был даже выделен специальный чиновник Форин Оффис.

Когда в январе 1918 года в качестве такого же неофициального представителя в Россию собирался Роберт Брюс Локкарт, он перед отъездом встречался с Литвиновым в одном из лондонских ресторанов. Сам Литвинов вспоминал: «Каковы были мои отношения с английским правительством и английской общественностью? В этом отношении резко различаются два периода: до и после заключения Брестского мира. До заключения Брестского мира отношение ко мне официальной и неофициальной Англии было, учитывая время и обстоятельство, сравнительно благожелательно».

Литвинов жил в Лондоне по адресу Виктория-стрит, 82. Рейли дважды пытался с ним увидеться, но что-то никак не срасталось. 22 марта он отправил Литвинову телеграмму: «Сожалею, что не получил от Вас ответа на мою вторую телеграмму. Не могли бы Вы телеграфировать мне, когда и где я могу увидеться с Вами завтра утром, в субботу. Я также буду ждать завтра Вашего телефонного звонка по номеру Риджент 11–32 с восьми до десяти тридцати утра».

Британская полиция, следившая за Литвиновым, перехватила эту телеграмму и направила ее копию в контрразведку МИ-5 с просьбой уточнить, о чем и о ком, собственно, может идти речь. 17 апреля, когда агент СТ1 уже был в России, там действительно уточнили (этот ответ сохранился в «досье Рейли» в британском Национальном архиве): «Меня проинформировали, — писал составитель ответа, некий майор из МИ-5, — что это тот самый Рейли, который работает в МИ1с [так тогда называлась будущая разведслужба МИ-6. — Е. А.]».

Рейли все же встретился с Литвиновым 23 марта. Он получил от него разрешение на въезд и пребывание в Советской России. Знал бы тогда Литвинов, кому он его выдает и чем вскоре будет заниматься Рейли в стране большевиков… Но, как бы там ни было, 25 марта 1918 года Рейли отплыл в Россию. Именно там ему предстояло приобрести ореол «суперагента», «короля шпионов» и «аса шпионажа».

В Лондоне отныне ждали донесений от агента СТ1 — таким теперь был его оперативный псевдоним.