Рейли и Пепита прибыли в Париж 3 сентября. Здесь их встретил Эрнст Бойс. Затем на некоторое время Рейли с Пепитой расстались — она уехала в Бельгию навестить свою мать. Он же встречался в Париже с Александром Гучковым, Бойсом и, вероятно, с кем-то из «Треста».
Уже в Москве Рейли рассказывал, что ездил еще и в Лондон, где встречался с Черчиллем. На вопрос о поддержке «Треста» он ответил, что не обещает ее — по крайней мере до тех пор, пока «московская организация» не предъявит «конкретные свидетельства» своей дееспособности. Но осторожность Черчилля не повлияла на планы Рейли. Судя по всему, он уже тогда принял решение. Когда из Бельгии вернулась Пепита, она нашла мужа в боевом и решительном настроении. Рейли сказал, что убежден в подлинности и потенциале «Треста». Он так рвался в бой, что даже радикально настроенные эмигранты советовали ему вести себя осторожнее.
В Париже Рейли, Пепиту и Бойса пригласил на ужин генерал Кутепов. Отношения между Рейли и Кутеповым были сложными: бывший агент британской разведки считал, что «Трест» вообще должен отказаться от контактов с «правыми монархистами», поскольку они, по его мнению, могут стать препятствием для получения иностранной помощи.
Но даже Кутепов за ужином предупредил Рейли — ни в коем случае не следует поддаваться на уговоры «трестовцев» перейти советскую границу. «Пусть они приедут к вам, — сказал генерал, — с московским Центром можно договориться, чтобы они приехали в Гельсингфорс на свидание с вами».
Трудно сказать, чем руководствовался Кутепов, предупреждая Рейли. Действительно ли он думал в этот момент о его безопасности или опасался, что в России окажется сильный конкурент его эмиссарам? Но парадоксальным образом повторялась недавняя ситуация с Савинковым, и теперь уже сам Рейли мог в полной мере ощутить, какие мучения и раздумья овладевали его бывшим другом перед отъездом в СССР. Фактически на кон ставилась его жизнь.
Рейли принял совет Кутепова к сведению, но его в итоге не послушался. Почему? Неужели он настолько уверовал в свою счастливую звезду? Или трезвый анализ ситуации отступил перед желанием во что бы то ни стало отомстить большевикам, а заодно и добиться каких-то личных бонусов от всей этой истории? Непонятно. Одно можно сказать — Кутепова он не послушался зря.
Из Парижа они выехали вместе с Пепитой. Доехали поездом до Кёльна. Здесь их пути расходились. Рейли отправлялся через Берлин в Финляндию, а Пепита ехала в Гамбург, где должна была дожидаться его возвращения. Последний раз они видели друг друга на перроне. Перед самым отходом поезда в Берлин Пепиту вдруг охватили дурные предчувствия и ее начали душить слезы. Поезд тронулся, и Рейли махал ей рукой, пока совсем не исчез из виду.
В Хельсинки Рейли прибыл 22 сентября. Он писал Пелите, что поездка прошла ужасно: ужасной была погода, на «посудине», на которой он плыл в Финляндию, у него ужасно болел живот и ужасно раскалывалась голова.
В первые же дни своего пребывания в Финляндии Рейли сначала встретился с Николаем Бунаковым, а потом с Марией Захарченко и Георгием Радкевичем («Шульцами»). Последние, особенно она, произвели на него очень сильное впечатление.
«Шульцы (они поддерживают связь между К[утеповым] и внутрироссийским миром) удивительная пара, — писал он Пепите. — Он совсем почти мальчик, очень славный и, видно, очень храбрый. Она же настоящий командир. Это тип американской школьной наставницы, довольно распространенный в России. Серая и невзрачная, но волевая и упорная женщина. Говорить с ней было очень интересно (вернее, слушать, потому что она сама все время говорит). Сведений у нее масса. Понятно, повторять в письме то, что я узнал, не могу, но если четверть того, что она говорит, основано на фактах, а не на воображении, то действительно Россия находится накануне важных и решительных событий. Во всяком случае, я не уеду отсюда, пока всего не выясню».
Встреча с представителями «Треста», на которую должны были прибыть руководители организации из СССР, планировалась в Выборге. Тогда этот город принадлежал к Финляндии и находился недалеко от советско-финской границы.
Во вторник, 22 сентября, Рейли сообщили, что переговоры состоятся 24—25-го. Он тут же написал Пепите: «Завтра утром еду в Выборг и пробуду там четверг и пятницу. Вернусь сюда в субботу утром и в субботу же сяду на пароход. Из Штецина телеграфирую: поеду ли прямо в Гамбург или заеду в Берлин. Во всяком случае, в понедельник, 28-го, я обниму тебя, родная…» Вскоре от него пришла еще телеграмма: «Должен провести здесь конец недели. Выеду пароходом в среду. Буду в Гамбурге в пятницу. Телеграфируй мне в Выборг, отель “Андреа”[92]».
Из этих сообщений видно, что в Советский Союз Рейли изначально не собирался. Но это пока. «Все шло по драматическому закону нарастания действий, — рассказывал Артузов в своей лекции курсантам ОГПУ. — Для пущей впечатлительности, а главное — чтобы заставить Рейли отправиться в далекое путешествие, были командированы наши люди, разумеется, от имени “Треста”. Они стали своего рода снарядом для начала атаки, убеждая Рейли, что он должен все посмотреть своими глазами, лично оценить состояние организации. Само появление Рейли как английского представителя вызовет еще большую активность “Треста”. Ему гарантирована полная безопасность в переходе границы».
Операция по заманиванию Рейли в СССР подходила к своему апогею. В двадцатых числах сентября через границу с помощью «окна» переходили Захарченко и Радкевич. «Последний раз через мое “окно” она прошла за два-три дня до перехода к нам С. Дж. Рейли, — вспоминал Тойво Вяха. — Не просто прошла — еще раз проверила. За день или за два до этого в Финляндию проследовал Радкевич. Тоже проверял, конечно. “Окно” выдержало эти проверки».
По словам Вяха, в этом переходе Захарченко лишь жаловалась, что в реке много воды и она слишком холодная. Она разделась, и ее одежду перенес на другой берег сам Вяха. А вот саквояжа она ему не доверила и сама держала его в руке.
В этот же день Вяха срочно вызвали к начальнику Ленинградского ОГПУ Станиславу Мессингу. Тот предупредил его, что «сегодня же» надо будет переправить «Графа». Он вернется через сутки, а затем границу перейдет еще один господин. «Для нас этот господин в сотни раз важнее Савинкова!» — подчеркнул Мессинг. Его надо будет благополучно довести до станции и посадить в поезд. Там его «примут» двое чекистов, с которыми тут же познакомили Вяха.
В ночь на 24 сентября финскую границу через «окно» перешел Якушев, он же «Граф». И уже в тот же день состоялась его встреча с британским разведчиком.
В архиве ФСБ сохранился отчет Якушева об этой встрече. Еще раз можно убедиться — псевдоруководитель псевдоконтрреволюционной подпольной организации обладал неплохим пером. Отчет написан не на сухом информационном языке, а как литературный или журналистский очерк.
«Рейли был одет в светлое серое пальто и безукоризненный серый в мелкую клеточку костюм, — писал Якушев. — Впечатление неприятное. Что-то жесткое и колючее было во взгляде его выпуклых черных глаз, резко выпяченная нижняя губа. Очень элегантен. В тоне разговора — высокомерие, надменность. Сел в кресло, поправил складку брюк, выставил носки и желтые новенькие туфли».
Встреча проходила в довольно представительном составе. Кроме Рейли и Якушева на ней также присутствовали Мария Захарченко и Георгий Радкевич, Николай Бунаков и капитан Розенстрем[93].
В самом начале разговора Рейли заявил, что долго и тщательно обдумывал предложение «Треста», но считает, что пока он не готов к поездке в Советскую Россию. Прежде всего он хотел бы ознакомиться с подпольной организацией, которую представляет Якушев, а месяца через два-три вновь вернуться к этому вопросу.
Но такой ответ Якушева категорически не устраивал. Он неплохо изучил своего собеседника — данные, собранные на него чекистами, оказались в этом случае весьма полезными. Якушев предполагал, что смелый, самолюбивый и весьма тщеславный Рейли никак не может допустить, чтобы его заподозрили в трусости. Поэтому он решил деликатно взять англичанина «на слабо».
«Когда Рейли заявил, что он в данное время не может ехать, я как можно спокойнее сказал, что если встает вопрос о сроке, то берусь организовать поездку в Москву таким образом, чтобы в субботу утром [26 сентября. — Е. М.] быть в Ленинграде, вечером оттуда выехать в Москву, проведя день в Ленинграде до вечернего поезда, а в воскресенье утром быть в Москве, — писал Якушев. — Целого дня достаточно для знакомства с Политическим советом “Треста”. Затем вечером выехать в Ленинград, понедельник провести в Ленинграде, а ночью через “окно” направиться в Хельсинки. Это будет вторник, в среду [30 сентября. — Е. М.] есть пароход, направляющийся в Штеттин».
Якушева с энтузиазмом поддержали Захарченко и Радкевич. Они только что перешли границу через «окно» и всячески убеждали Рейли в безопасности подобного «путешествия». Захарченко заявила, что визит Рейли будет важен и в качестве символического жеста — ведь подпольщики в СССР с нетерпением ждут поддержки от «внешних сил». Да и к тому же «Тресту» нужна встряска, ведь многие члены организации привыкли к удобному и как бы подпольному «ничегонеделанию». Рейли задал несколько вопросов об «окне» на границе. Все хором принялись убеждать разведчика о его надежности. Свою небольшую, но важную лепту в уговоры Рейли внес и Николай Бунаков (не зря же чекисты переправляли в Финляндию его брата для встречи с ним!).
В конце концов Якушев вытащил из кармана заверенное гербовыми печатями командировочное предписание. Оно якобы было выдано советскому военному специалисту и позволяло ему ездить в отдельном купе с подчиненными, так как он имел при себе секретные документы и военное имущество. Это был сильный ход. «Рейли сосредоточенно думал минуту, потом сказал — “Вы меня убедили, решено, я еду с вами”, — отмечал в своем отчете Якушев. — …Рейли сразу оживился. Мы заговорили о деталях путешествия… Рейли соглашался со всем, что я ему говорил, и заметил, что Кутепов также рассказывал ему обо всем и совершенно в том же духе, как и я».
Якушев еще заметил, что Рейли следовало бы переодеться — его слишком элегантный и несоветский вид сразу же привлечет к себе внимание по другую сторону границы. Он посоветовал ему взять пальто Радкевича, купить кепку, галоши и небольшой дорожный чемоданчик.
Рейли написал еще одно письмо Пепите, она получит его, когда он уже «исчезнет» по ту сторону границы.
Итак, Рейли все-таки решился.
Его присутствие в СССР нужно было многим. Он оказался в таком же положении, как самолет, который попадает в перекрестье лучей сразу нескольких зенитных прожекторов.
Чекисты хотели «выманить» его и захватить. Настоящие монархисты вроде Захарченко надеялись, что приезд Рейли активизирует работу «Треста», «погрязшего» в «накоплении сил», политических интригах и переговорах с эмигрантами. Эмигрантам он был нужен как дополнительный и авторитетный источник информации об организации Якушева. К тому же его работа в СССР поднимала бы акции тех, кто считал, что «Трест» — это не фикция, а настоящий боевой союз русских монархистов в подполье.
И, наконец, еще один вопрос: какое все-таки отношение к этой миссии Рейли имели СИС или британское правительство? Скорее всего, официально никакого. Но это не значит, что в Лондоне о ней не знали. Вероятно, он действительно встречался в Лондоне с Черчиллем перед совещанием с представителями «Треста» в Финляндии; он упоминал о том, что обсуждается вариант его поездки в Москву[94]. Не исключено, что об этом же докладывал в Лондон и Эрнст Бойс. Несмотря на то, что Секретная служба, как говорилось в телеграмме контр-адмирала Синклера в Нью-Йорк от 24 июля 1923 года, «более не имеет никаких дел» с Рейли, вряд ли бы она отказалась от лишней информации из России.
Для англичан поездка Рейли была бы полезной. В СССР, несмотря на утверждения чекистов в пропагандистских материалах, они имели не так уж и много ценных источников информации. В случае успеха Рейли мог привезти с собой данные, как говорится, «из первых рук». И при этом официальный Лондон не нес за него никакой ответственности, поскольку он направлялся в Советскую Россию как фрилансер от разведки.
Есть, впрочем, и другая версия. Североирландский историк Кит Джеффри в книге «МИ-6: История Секретной службы» утверждал, что Бойс как раз не проинформировал Лондон о том, что Рейли вдруг решил перейти советскую границу, и что он в этом смысле несет ответственность за то, что потом случилось с бывшим агентом СТ1. По словам Джеффри, Бойса потом вызывал к себе «на ковер» глава Секретной службы.
Но почему Рейли все же решил ехать сам?
Откровенно говоря — каким бы Рейли ни был авантюристом (так, по крайней мере, принято считать), он сделал весьма странный шаг. По крайней мере, для профессионального разведчика и такого опытного человека, как он.
Наверняка и сам Рейли что-то подозревал. Ведь не случайно настойчивые просьбы руководителей «Треста» посетить их в Москве настораживали его, и он сначала не хотел отправляться в Советский Союз, а предполагал прежде всего получше ознакомиться с их организацией. Но его очень быстро переубедили. Все-таки почему? И почему он так быстро забыл печальный опыт Савинкова?
Остается только догадываться, какие сложные и противоречивые чувства мучили его в момент принятия решения. Борьба с большевизмом действительно была одной из главных целей его жизни, и ради нее Рейли был готов рисковать. Вероятно, он хотел во что бы то ни стало отомстить большевикам за провал и моральный крах Савинкова, в которого он вложил столько сил и средств.
Возможно, он хотел доказать самому себе, что он еще кое-что может и что агента СТ1 еще рано списывать «в утиль». Не последнюю роль, видимо, сыграли и такие особенности характера Рейли, как азарт, тщеславие, желание оказываться в центре исторических событий и увидеть все собственными глазами. Все это тоже толкало его вперед, в страну, где ему еще в 1918 году был вынесен смертный приговор.
Были у него, может быть, и более «земные» причины для того, чтобы все-таки перейти советскую границу.
Очевидно, что пребывание в «самом логове большевизма» и успешное возвращение оттуда резко подняли бы его авторитет в глазах британских политических деятелей и бизнесменов. Это могло бы улучшить его дела в бизнесе и, соответственно, заработки. А возможно, его бы опять пригласили в штат СИС.
В общем, причин рисковать у него было немало. И Рейли, несмотря на все заверения Якушева и других, прекрасно понимал, что он рискует. Но, поразмыслив, он, вероятно, пришел к выводу, что ему в Советском Союзе в любом случае ничего не грозит. Если «Трест» на самом деле мощная подпольная организация, значит, он через три дня вернется в Финляндию. А если это ловушка ОГПУ, то… все равно вернется. Потому что его арест привел бы к неминуемому провалу всей игры чекистов и разоблачению «Треста». И если он надеялся на это, то просчитался больше всего.
И главное — он не знал, что на особенностях его характера весьма искусно сыграли чекисты, которые и подвели его к искусно расставленной западне[95].
Вечером 25 сентября Рейли, Захарченко, Радкевич и капитан Розенстрем отправились на границу (Якушев вернулся в СССР через «окно» на сутки раньше). Финская разведка обеспечивала «окно» на границе со своей стороны. У Рейли скрипели новые, купленные им только что сапоги. Чтобы избавиться от этого, он намочил их в луже. Между 22 и 23 часами они оказались на берегу реки Раяйоки — Сестры.
На советском берегу их уже ждали.
Чтобы избежать нежелательных случайностей, Тойво Вяха «рассовал» всех пограничников своей заставы по флангам и в засады. Он исходил из следующих соображений — что бы ни случилось, засада в любом случае не снимется, и никто операции помешать не сможет. На самой заставе остался только один дежурный и еще «вечно сонный» помощник Вяха. Ему было дано особое указание — никуда не отлучаться и сидеть у телефона.
Таким образом, участок границы, на котором должен был перейти в Советский Союз «важный господин», оставался полностью открытым. Кто он, этот «господин», Вяха тогда не знал. Но все необходимые меры к его встрече он принял. Теперь нужно было только ждать.