Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Снова оказавшись в положении «вольного стрелка», Рейли решил вернуться к занятиям бизнесом. А что ему еще оставалось? Деньги были нужны как на поддержание привычного уровня жизни, так и на помощь другу Савинкову, который оставался теперь его единственным союзником, с которым Рейли на самом деле связывал надежды на изменение положения в России.

Собственно, коммерцию он надолго никогда и не бросал. Например, пытался начать свое собственное дело в 1921 году, еще формально находясь на службе в разведке. Его компаньоном тогда стал отставной британский бригадный генерал, бывший глава британской военной миссии в Париже и хороший знакомый Черчилля Эдуард Луис Спирс. Выйдя в отставку в 1920 году, Спирс вскоре, как он писал Черчиллю, «получил выгодное предложение от влиятельной финансовой группы, заинтересованной в установлении связей с Польшей, Украиной и Румынией для того, чтобы обеспечить в этих странах привилегированное положение Великобритании».

Но Спирс не имел опыта в коммерческих делах. Поэтому и пригласил в компаньоны Рейли — тот хорошо знал ситуацию в Восточной Европе, имел массу полезных знакомств и вообще был ушлым человеком. Позже Спирс, ставший депутатом парламента и крупным предпринимателем, признавал, что именно «Рейли дал мне возможность стать настоящим бизнесменом, и без его своевременной поддержки я бы никогда не обладал тем, что имею сейчас».

Сначала они учредили в Праге табачную компанию. Пытались сделать себя монополистами в продаже табака в Чехословакии, Польше, возможно, даже в Германии. «Возможно, что на будущей неделе заключу несколько крупных табачных дел, — сообщал Рейли Савинкову. — …Имею надежды на крупные заказы, хотя и для этого потребуется немало времени».

Но главным проектом в 1921 году была попытка наладить продажу весьма редкого радиоактивного элемента — радия. Именно за его открытие Мария Кюри в 1911 году получила Нобелевскую премию по химии. Добыча радия — процесс очень сложный и трудоемкий.

Когда выяснилась возможность использования радия в медицине, в мире развернулась настоящая «радиевая лихорадка». В Париже, Вене, Варшаве и Петрограде открылись Институты радия. Начали выходить специальные журналы, посвященные этому элементу. Цена на радий начала стремительно расти и вскоре значительно превысила стоимость алмазов (в середине 1910-х годов — почти 180 тысяч долларов за грамм). При тогдашней цене золота (35 долларов за унцию) один грамм радия стоил столько же, сколько 160 килограммов золота. Одним из главных поставщиков этого элемента на рынок была как раз Чехословакия, на территории которой имелись залежи урановых руд, из которых его и добывали.

Во время «радиевого бума» этот элемент считался очень полезным. Его добавляли в состав продуктов и в косметику — в хлеб, шоколад, зубную пасту, пудры и кремы для лица, в средства для повышения тонуса и потенции. Его использовали для покрытия циферблатов часов и елочных игрушек, благодаря чему они светились в темноте. Использовались даже «радиевые удобрения», якобы повышающие урожайность, а художники рисовали открытки со сценами из жизни в XXI веке, на которых люди расслаблялись у каминов, которые тоже топились радием.

Полезной объявлялась и минеральная вода из «радиоактивных источников». Почувствовав «дух времени», многие производители воды объявляли ее «радиоактивной». В советских газетах 20-х годов можно было увидеть рекламные объявления: «Следите за здоровьем. Пейте натуральную углекислую щелочную радиоактивную воду “Боржоми”».

Но в основном, как уже говорилось, радий применяли в медицине. Излучением радия лечили, например, злокачественные опухоли. А различные шарлатаны предлагали «чудодейственный радий» от всех недугов — начиная с психических заболеваний и кончая бессонницей. О том, что радий — чрезвычайно радиотоксичный элемент, который может вызывать тяжелейшие заболевания, стало известно позже. В 1932 году много шума наделала смерть известного американского промышленника, плейбоя и гольфиста Эбена Макберни Байерса. Для улучшения самочувствия и поднятия тонуса он пять лет принимал патентованное средство «Радиатор» (вода с высокой концентрацией радия), выпил 1400 бутылок этого «лекарства» и умер от рака челюсти, к которому привела якобы полезная «радиоактивность».

Но в 20-е «радиевый бум» был еще в самом разгаре. Так что понятно, почему Спирс и Рейли решили заняться радием — по тем временам эта затея казалась весьма выгодной. Тем более что у Спирса были хорошие знакомства в правительственных кругах Чехословакии.

В июле 1921 года, во время своей деловой поездки в Прагу, Рейли вновь встретился со своим старым знакомым Робертом Брюсом Локкартом, который занимал пост торгового секретаря британской миссии в Чехословакии. Для Спирса и Рейли он оказался весьма ценным человеком. Они пригласили его на обед. После обеда и обсуждения их деловых проблем Рейли предложил Спирсу «продолжить вечер» и показать ему русские увеселительные заведения. Для них пели и танцевали цыгане, которым Рейли щедро платил. Вообще, вспоминал Спирс, Рейли очень любил русских и цыганских певцов.

Однако отношения между партнерами не очень-то складывались. Если верить Спирсу, то Рейли оказался человеком необязательным, «сомнительным», не очень-то выбирающим методы ведения бизнеса. Но Спирс хорошо знал, что Рейли никогда не бросал занятий политикой. Ему-то как раз очень не нравилось, что он все время смешивал ее с бизнесом и не прекращал помогать Савинкову. Из-за этого он пропускал даже деловые встречи, и Спирса это крайне раздражало.

«Подвергает нас риску, общаясь с темными личностями и смешивая коммерцию с политикой, — отмечал Спирс в дневнике, — Рейли, как я опасаюсь, скомпрометировал себя в Праге связями с Савинковым, который здесь сейчас не в фаворе. Особенную опасность представляют бывшие компаньоны Рейли — он не слишком-то разборчив в связях».

Дальше — больше. Спирс начал подозревать Рейли не только в разгильдяйстве и необязательности, но и в нечестности. Вроде бы, по его утверждениям, он присваивал себе деньги компании. Трудно сказать, насколько были справедливы эти обвинения, между ними произошло несколько ссор, потом они мирились, но Спирс все больше и больше не доверял Рейли.

Письмо Сиднея Рейли Борису Савинкову.

13 июля 1922 г.

Сотрудничество Спирса и Рейли продолжалось до августа 1922 года. Было еще несколько ссор, и 2 августа за обедом Спирс вежливо сказал Рейли, что более не нуждается в его услугах. Для последнего это был еще один тяжелый удар. Прежде всего финансовый. 29 августа Рейли писал Савинкову: «Резюме моего теперешнего положения такое: наличный капитал 40 фунтов, неотложных долгов 2000 фунтов, в глубине сознания мучительный долг около 4000 фунтов, который должен быть уплачен до конца года… Это пассив. Теперь активы следующие: нефтяное дело в Румынии, которое будет закончено до 15 сентября (самое позднее) и вероятно даст не менее 2000 фунтов.

С этими деньгами я сумею уплатить часть моих долгов, помочь Вам и самому некоторое время продержаться. Затем одно дело в Италии, которое не может быть закончено раньше конца октября, но вероятно даст 4000 фунтов. Затем несколько более мелких и менее надежных дел, как-то табачные заказы в Праге, а также мое большое табачное дело в Польше, которое совершенно заморозилось ввиду общего европейского положения. К активам же я причисляю мою страховку в 150 000 франков, для получения которой нужно, понятно, умереть (часто подумываю об этом), и процесс в Америке, который подвигается успешно, но очень медленно, и во всяком случае не может дать никаких результатов раньше будущего года.

Вот Вам мое материальное положение — как на ладони. Прелестное? Правда? Теперь прибавьте к этому: здоровье далеко не удовлетворительное; настроение ужасное — потому что сто раз в день себя спрашиваю: какого дьявола продолжать эту муку, если наше дело погибнет, а с ним мой единственный raison d'être[73]».

Собственно, все бизнес-проекты, в которых участвовал Рейли, мягко говоря, не имели успеха. Одна за другой проваливались его попытки торговать табаком, радием, нефтью, медицинскими и косметическими препаратами. Если верить самому Рейли, ему просто феноменально не везло — то он сталкивался с кознями недругов, то ему мешали агенты большевиков, то недобросовестные партнеры, которым он слишком доверял.

«Дорогой мой, — сообщал он Савинкову 31 января 1923 года. — Присылаю 2000 франков, больше не могу, т. к. табачник меня совершенно надул, не дал даже половину того, что обещал. Положение мое ужасное, надежды устроить дело очень мало. Если паче чаяния утрою, так только на самых мизерных условиях, которые дадут возможность только-только перебиться… Дня через два все должно окончательно выясниться, пусть уже лучше все лопнет, лишь бы кончилась эта бесконечная канитель».

Возможно, некоторые из тех причин, о которых говорил Рейли, действительно имели место, но, скорее всего, все было гораздо банальнее — просто талантливый и смелый разведчик оказался плохим бизнесменом. Случается и такое. 5 февраля 1923 года он жаловался: «Мое положение с поиском денег хуже. Если ничего не выйдет на этой неделе, то крышка. Тогда мне только один выход: собрать несколько сот фунтов и шпарить в Нью-Йорк, т. к. только там я могу найти деньги…» Там, впрочем, он тоже их не нашел.

В феврале того же года Рейли был вынужден сменить место жительства. Ему пришлось покинуть Олбани и переехать на гораздо более скромную улицу Адельфи-Террас. Престижный и богатый лондонский район, личный камердинер и пышные вечеринки для друзей остались в прошлом. «Дорогой мой, — сообщал Рейли Савинкову 26 февраля. — Простите, что не писал. Был очень занят… переездом на новую квартиру. Новоселье у меня очень невеселое, т. к. безденежье достигло последних размеров и откуда взять деньги, чтобы еще продержаться — не знаю».

Денег нет, но вы держитесь

Для Рейли 1922 год был неудачным. Коммерческие проекты провались. Судебный процесс против компании «Болдуин» в Америке шел очень медленно, и быстрыми деньгами, на которые надеялся Рейли, там пока что и не пахло.

Не лучше обстояли дела и в его политических планах. Идея по «мирному удушению Советов» в западных объятиях не имела успеха, поскольку англичане так и не довели до советских представителей условия, разработанные Рейли. Такая же судьба постигла и его проект создания «международного консорциума по восстановлению русской экономики». Даже его отдельные элементы, которые вошли в «меморандум», предъявленный советской делегации в Генуе, Москва отказалась принять.

Менять свое руководство большевики явно не собирались. Рейли оставалось надеяться только на внутрипартийную борьбу, которая начала разгораться в связи с болезнью Ленина. Приходилось вдохновляться слухами из Советской России, да и то весьма ненадежными. «Ясно, что кредитов сволочи не получат, — писал Рейли 13 июля. — Их песня спета и никакие [неразборчиво] относительно сказочных (!) урожаев им не помогут. Характерна одна фраза в письме, которое я сегодня получил из Питера от человека, который верит в возможность “эволюции” — “Все ждут термидора”. Мой корреспондент подтверждает полный уход Ленина. Экономический крах не поддается описанию…»

Но все чаще и чаще на него накатывали приступы злости и отчаяния. Рейли ненавидел большевиков и буквально горел от желания бороться с ними. Но как? Для этой борьбы нужны соратники и деньги. Из соратников — один Савинков, но у него с деньгами еще хуже, чем у самого Рейли. А время-то идет… «Что мы будем делать, если у меня ничего не выйдет? Неужели мы можем погибнуть? Неужели сволочам и в этом удача?» — в отчаянии задавался вопросами Рейли. «Ничто мимо нас не проходит, чаша нам дана глубокая, и сил нам дано, чтобы испить ее. Неужели нам никогда не видеть сладостного успеха и побед? Я не могу этому верить, мы должны победить. Только бы настоящее ужасное время пережить», — философствовал он в другой раз.

Помимо своих коммерческих и судебных дел Рейли старался заниматься и проблемами Бориса Савинкова. Прежде всего сбором денег для его Народного союза защиты Родины и Свободы и для ее органа газеты «За свободу». К 1923 году Савинков уже тяжелым грузом висел на Рейли, хотя, если судить по их переписке, он воспринимал свою помощь ему чуть ли не как священный долг. И очень переживал, когда не мог послать Савинкову денег.

Некоторые биографы Рейли считают, что он всего лишь очень талантливо играл роль «бедного отставного шпиона» и преувеличивал свои финансовые проблемы. Точнее, просто врал Савинкову. Возможно, не без этого. Но, скорее, не врал, а привирал. Некоторые театральные нотки в его жалобах и причитаниях на самом деле присутствуют. «Больше всего страшно за Вас и Ваших, но не имею ни малейшей возможности помочь Вам сейчас, — например, писал он. — Это меня больше всего приводит в отчаяние. Чувствую всю бесполезность моих слов и даже стыжусь их».

Но Рейли действительно находился в нелегком финансовом положении и действительно при этом регулярно помогал Савинкову и посылал ему различные (хотя порой и не слишком крупные) суммы. В октябре 1922 года он отправился из Лондона в Прагу. По пути остановился на несколько дней в Париже. С собой Рейли захватил оставшиеся в его когда-то роскошной наполеоновской коллекции автографы и гравюры. В Париже он продал их за 10 тысяч франков. Большая часть этой суммы пошла на нужды Савинкова и его Союза.

Он, впрочем, не только сам помогал Союзу деньгами, но и предлагал различные комбинации, которые могли бы принести Савинкову доход. Например, «пробивал» в английской и французской печати публикацию рассказов писателя-террориста, его мемуаров и статей о России. Или даже предлагал такой сомнительный в моральном отношении ход: познакомиться с богатой русской вдовой в Париже. Он даже подходящую кандидатуру подыскал — некая мадам Вальская, проживавшая в Америке.

«Она вышла замуж за величайшего американского богача и получила от него свадебный подарок пять миллионов долларов наличными, — рассказывал Рейли Савинкову 5 сентября 1922 года. — Один мой приятель, бывший ее друг, состоит с нею в переписке. Он — русский. Он получил вчера от нее письмо, в котором она высказывает свое глубокое разочарование (sic!) и много говорит о своей страдающей русской душе.

Она будет в Париже… после 12-го сентября. Она очень умная женщина, способная на энтузиазм, и я уверен, что, если бы Вы с нею познакомились, Вы бы могли увлечь ее на значительную помощь… У меня ведь на такие вещи правильная интуиция. Если привлечь такую женщину, то можно достигнуть громадных результатов и здесь, и в Америке… Помните, я Вам говорил, что нашему делу недостает подходящей, влиятельной женщины… Прошу Вас не отнестись к этой идее с пренебрежением…»

Через несколько дней Рейли снова вернулся к этой щекотливой теме: «Если будете писать ей… имейте в виду, что с тех пор, как у нее вообще появились деньги, а это уже лет шесть, за нею охотятся все русские, и что она натурально склонна относиться с недоверием ко всем, а к русским в частности. Поэтому, если я писал бы, я бы сказал: “Надеюсь, вы мне окажете честь не смешивать меня ect, ect.”».

Но даже в этом деле его постигла неудача. Приятель Рейли, который и рассказывал ему о вдове-миллионерше, вдруг передумал и отказался рекомендовать ей его. Он сам хотел использовать мадам Вальскую в каких-то собственных интересах. «Впрочем, — писал Рейли Савинкову, — я считаю ее единственно возможной из могущих осуществиться фантазий и нужно, чтобы Вы приложили все старания, чтобы ее повидать. Она могла бы выручить сразу. Другого я никого не вижу». Но все равно ничего не получилось.

Конечно, Рейли пытался свести Савинкова не только с богатыми вдовами. Главным предметом его интереса в этом смысле были видные политики и бизнесмены. Для этого он прилагал множество усилий и использовал все свои старые связи. 7 мая 1922 года он писал Савинкову из Праги: «Можете себе представить, что я здесь мобилизовал всех и вся. Громадные услуги мне оказал Крамарж[74]. Вы знаете, почему? Из-за Вас, потому что я ему сказал, на что пойдет часть денег, которые я заработаю. Великолепный старик». 31 января 1923 года Рейли сообщал уже из Лондона: «Только что встретил Черчилля… Спросил его, не может ли он помочь, указав подходящих людей со средствами. Он, по-видимому, был искренне озабочен и просил меня ему написать, т. к. он завтра утром уезжает. Прошу Вас немедленно дать мне схему для письма, кроме того, думаю, что было бы хорошо, если бы Вы приложили собственное письмо…»

Снова он упоминал о Черчилле 5 февраля: «Сейчас отправил Черчиллю] Ваше письмо с приложением длинного письма от себя, объясняющее все положение, согласно Вашим указаниям. Будем надеяться, что он что-то сделает и скоро ответит». В этом письме Рейли описывал трудное положение, в котором находился Савинков, и весьма дипломатически просил Черчилля достать для него денег: «Если Вы найдете в настоящее время возможность хотя бы немного поддержать его с помощью Вашего влияния и Ваших связей, я уверен, что это поможет ему выбраться из той критической ситуации, в которой он оказался, — писал он. — Позвольте мне вкратце описать ситуацию. На протяжении всего 1922 года Савинков и его организации практически не получали никакой финансовой помощи. Я говорю “практически”, так как польское правительство продолжало выделять ежемесячно несколько миллионов польских марок на издание газеты Савинкова, которая выходит в Варшаве, а правительство Чехословакии — ежемесячную субсидию в 10 тысяч крон (55 фунтов стерлингов), но примерно 80 процентов денежных перечислений в 1922 году приходилось на меня лично, и это составило несколько сотен тысяч франков.

Мои личные финансовые дела… находятся сейчас в весьма прискорбном состоянии, и у меня фактически нет возможности финансово помогать Савинкову в каких-либо приемлемых масштабах. Поэтому Савинков и его организация находятся на краю гибели… Самому Савинкову необходимо содержать свою семью из 11 человек (женщины и дети), а кроме того, и членов своей организации. Все эти люди сегодня находятся на краю голода.

Вы прекрасно знаете, что Савинков — это человек неукротимой смелости. Несмотря на невиданные трудности, в условиях которых ему пришлось работать в 1922 году, он не просил пожертвований.

Его газета “Свобода”, выходящая в Варшаве, несомненно, лучшая газета среди русской эмигрантской прессы и она продолжает выходить. Это единственная газета, которая подвергается нападкам советской печати… Постоянно поддерживаются контакты с “зелеными” организациями в России…

Таким образом, позвольте мне еще раз обратить Ваше внимание на те способы и средства, благодаря которым Савинков может быть “освобожден” от той ужасной ситуации и может получить возможность продолжать свою работу. Возможно, среди Ваших друзей нашлись бы влиятельные люди, которые могли бы быть весьма заинтересованы в работе Савинкова в случае увеличения ему финансовой помощи…

Я позволил себе написать Вам такое длинное письмо, поскольку знаю Вашу заинтересованность в Савинкове и его работе, и я уверен, что Вы простите меня за то, что я отнял у Вас столько времени.

Мне нет необходимости заверять Вас в том, что любые предложения тех, кто обратится ко мне по этому вопросу, будут рассматриваться мной в условиях строгой конфиденциальности, и я буду относиться ко всему тому, что связано с данной темой, с предельной осторожностью».

Впрочем, Черчилль решил пока воздержаться от помощи Савинкову.

Еще одной надеждой для них был Муссолини. Правда, бывший британский агент выходов на него не имел, в данном случае переговоры вел лично Савинков, но Рейли внимательно следил за ними и готовил различные материалы для Савинкова, когда тот ездил на переговоры в Рим. «Вот если бы Вам к нему найти дорогу! Неужели нет путей? Его симпатии, наверное, на нашей стороне», — писал Рейли.

В его письмах Муссолини проходил под кодовым именем «Р», то есть «римлянин». В 1922 году, после прихода фашистов к власти, Рейли был полон надежд и считал, что появление Муссолини — «громадный удар для «сволочей» и что «в возможность дел с ними здесь никто не верит». Но здесь Рейли сильно просчитался.

Муссолини, по выражению Савинкова, начал «крутить хвостом». И чем дальше, тем больше. Вопреки их ожиданиям, он был не против более или менее нормальных, прежде всего, торговых отношений с Советской Россией. И не очень стремился связываться с какими-то сомнительными предприятиями, которые предлагал Савинков, да еще за собственные деньги. В общем, получение помощи от Муссолини тоже откладывалось на неопределенное время.

Вся эта неопределенность выводила Савинкова из себя. Рейли тоже, но, несмотря на нелегкую ситуацию, в которой она сам оказался, он все же находил в себе силы успокаивать товарища. «Я глубоко уверен, что в скором времени я вынырну и вместе со мной вся наша организация, — уверял он Савинкова в ноябре 1922 года. — Я знаю, что мое выражение “держаться” приводит Вас в неистовство, и я извиняюсь, но, тем не менее, я сейчас никакого другого исхода не вижу. Пока нет денег, никакие планы невозможны».

То есть «денег нет, но вы держитесь». Можно сказать, что это крылатое в наше время выражение возникло уже тогда — в устах отставного британского шпиона.

Кэрилл и Пепита

Рейли томился из-за своей вынужденной политической пассивности. Он рвался что-то делать, но понимал, что ничего из этого сейчас не выйдет. Ведь «пока нет денег, никакие планы невозможны». Деньги все никак не находились. Что же, ждать? Но просто ждать он не хотел. А хотел делать хоть что-нибудь, хоть как-нибудь, в меру сил и обстоятельств бороться против ненавистных ему большевиков. У него просто чесались руки.

К пятилетию Октября Рейли решил немного испортить настроение Советам и организовать в британских газетах серию статей о положении в Советской России. Их основным автором должен был, разумеется, стать Савинков. Заодно он мог бы подзаработать. При его материальном положении это было бы совсем не лишним. «К 5-му юбилею сволочей — это будет 25 октября/7 ноября — следовало бы Вам заготовить статью об итогах на всех поприщах. Статистические факты и выводы. Я эту статью поместил бы в Times или в Morning Post», — писал Рейли Савинкову. Впрочем, из этой затеи ничего не вышло. Английские газеты не проявили к ней большого интереса.

Затем он задумал более масштабный проект: выпустить книгу об итогах пятилетнего правления большевиков во всех областях жизни. Осенью 1922 года Рейли побывал в Праге и поделился своей идеей с мужем сестры Савинкова и руководителем пражского отделения Народного союза защиты Родины и Свободы Александром Мягковым. Тому она понравилась, и он начал искать авторов.

Они активно переписывались с Рейли, обсуждали уже написанные главы, спорили, но потом процесс вдруг начал пробуксовывать. Причина оказалась самой что ни на есть банальной — деньги. Рейли, как инициатор и главный инвестор проекта, сначала присылал их, а потом вдруг пропал и на панические письма и телеграммы Мягкова не отвечал. Наконец тот не выдержал: «Сегодня 26 апреля, а я не имею от вас ни звука.

Я никогда еще в деловых отношениях не был некорректным даже в коммерческих, где за формой не всегда гонятся. Здесь же, где я связал себя с целым рядом профессоров и общественных деятелей, с которыми мне придется встречаться в России, я не могу допустить некорректности. Лучше мне прямо признаться, что случилось несчастье и издатель оказался в невозможности довести дело до конца, чем я молчу, увертываюсь, мямлю, а когда принесут статью, то должен сказать: благодарю, статью принимаю, а денежки — подождите. Это для меня абсолютно неприемлемо».

Мягков уже прямо заявил: если у Рейли нет возможности найти деньги на издание книги, то пусть так прямо и скажет. И вернет ему весь уже подготовленный материал. Вряд ли, конечно, Рейли проваливал это дело сознательно. Но денег у него действительно не было, и он, как мог, тянул до самого последнего момента. Протянув еще около двух месяцев, Рейли в конце концов все-таки сдался. 30 июня он отправил Мягкову обратно все подготовленные статьи, причем некоторые из них уже переведенные на английский язык. «Если найдется издатель, то Бог ему в помощь, — писал он. — Я глубоко жалею, что взял на себя задачу, которую, в виду изменившихся финансовых обстоятельств, не был в силах исполнить. Простите меня за то, что я Вам причинил в этом деле столько забот и неприятностей. Последние 6 месяцев мое положение чрезвычайно трудное. Присылаю при сем 5 фунтов, которые хоть отчасти помогут Вам покрыть Ваши расходы. Прошу Вас сообщить мне, сколько я Вам еще должен выслать».

Увы, и этот проект постигла участь его табачных, нефтяных, медицинских и прочих дел, которые приносили ему одни лишь проблемы. Да, в бизнесе Рейли действительно феноменально не везло.

Но зато в итоге повезло в любви.

Нельзя, конечно, сказать, что после расставания с Надеждой Залесской Рейли испытывал недостаток в романах. Их было достаточно — и коротких, и более длинных. Но, пожалуй, наибольший след в его жизни в это время оставили отношения с Кэрилл Хауслендер, в будущем известной религиозной писательницей, художницей, теологом и философом-мистиком.

Кэрилл была необычным человеком. Она родилась в сентябре 1901 года и потом рассказывала, что уже в детстве и в молодые годы ее несколько раз посещали странные мистические видения. Однажды июльским вечером 1918 года, когда она шла по улице в овощную лавку за картошкой, вдруг увидела в небе что-то вроде огромной русской иконы. По ее словам, как будто распятый Христос парил над миром и смотрел сверху на Землю. Через несколько дней Кэрилл прочитала в газетах о расстреле в России царя Николая II. Увидев фотографию русского царя, она была потрясена — лицо Христа на небе как две капли воды было похоже на лицо расстрелянного императора.

Кэрилл окончила художественную школу в Лондоне и занималась росписью по дереву. Она писала иконы и очень интересовалась русским православием. Однажды (судя по всему, в 1921 году) один знакомый показал Рейли несколько икон, написанных никому не известной молодой художницей. Ему они очень понравились, и он захотел встретиться с ней. Так началось их знакомство, которое вскоре переросло в роман. Рейли был старше 20-летней Кэрилл на 28 лет. Но эта разница в возрасте не смущала ни его, ни ее.

Как и многие другие женщины, она была покорена его мужской харизмой. Рейли рассказывал Кэрилл множество увлекательных историй о своих приключениях и похождениях, в том числе и в России. И, разумеется, «распускал перед ней хвост» и время от времени привирал. В 1950 году Хауслендер писала в одном из своих писем: «Человек, который был моим близким другом и который… одно время был шпионом… стал другом Распутина и, как ни странно, испытывал по отношению к нему противоречивые чувства — частично неприязнь и частично симпатию. Он прожил с ним целый год, ездил вместе с ним по всей России, и Распутин в порыве откровенности однажды рассказал ему историю своей духовной жизни, сказав, что однажды он по собственной воле продал свою душу дьяволу и с тех пор получил возможность исцелять людей».

Все это, конечно, полный вымысел. С Распутиным Рейли никогда не ездил «по России». Что он еще рассказал ей из этой же серии — до нашего времени, к сожалению, не дошло. А жаль, эти байки было бы интересно послушать. Но вообще, стоит ли строго его судить за то, что он таким образом приукрашивал свою биографию перед своей подругой? Кто из мужчин не занимался этим!

Другое дело, что Рейли, как и во время остальных своих романов, умолчал о прежних браках и о том, что он, вообще говоря, многоженец. Она так и не узнала (по крайней мере, тогда) ни о Маргарет, ни о Надежде.

Несмотря на ее метания между религией и страстью к Рейли, они все-таки были вместе более двух лет. Но роман закончился так же резко, как и начался. Рейли попросту бросил ее — ради лондонской актрисы с совсем неанглийским именем, которая, похоже, и стала его последней и самой большой любовью. Случилось это в 1923 году.

Кэрилл Хауслендер умерла в 1954 году. Она так никогда и не вышла замуж.

Ну а кто же была та самая лондонская актриса с неанглийским именем?

Автор этой книги как-то случайно наткнулся в одной из букинистических лавок на лондонском «блошином» рынке Портобелло на старую театральную программку Королевского театра Друри-Лейн от 7 октября 1920 года. В ней говорилось, что каждый день в 8 часов вечера в театре начинается представление мюзикла в четырех частях «Сад Аллаха». Это был довольно популярный спектакль, музыку для которого написал в том числе известный британский композитор и главный дирижер Шотландского оркестра Лэндон Роланд.

Среди действующих лиц и актеров значится и мисс Пепита Бобадилья, исполнявшая роль Сюзанны. Именно она и стала последней женой и последней любовью Сиднея Рейли.

К моменту встречи с Рейли Пепита была, что называется, богатой вдовой. Что же касается ее биографии, то она не менее запутанная, чем биография главного героя этой книги. Во многом — благодаря ей самой.

В своих интервью Пепита говорила, что родилась то в Эквадоре, то в Чили, то в Аргентине. «Она по отцу эквадо-рианка, а по матери ирландка», — писал Рейли Савинкову 7 июня 1923 года, вскоре после своей женитьбы.

На самом деле, ее звали Нелли Луиза Бертон. Родилась она в январе 1891 года в Гамбурге, в семье англичанки и немца. Мать Нелли хотела получить в Гамбурге работу прислуги, но уже весной 1892 года вернулась обратно в Англию с двумя маленькими детьми — сыном Францем и дочкой Нелли. Вскоре у нее родилась еще одна дочь — Элис.

В своих мемуарах Пепита ничего не пишет о своем детстве, юности и о том, как она стала актрисой. Но, по некоторым данным, на сцене она появилась впервые в возрасте 19 лет, в 1910 году. Она выступала в различных кафе и кабаре, благодаря чему на нее и обратили внимание агенты из знаменитого парижского «Мулен Руж».

Кабаре «Мулен Руж» на площади Пигаль, открытое в 1889 году, в конце XIX века, да еще и в начале XX века, считалось одним из самых злачных и не очень приличных мест Европы. Оно быстро приобрело репутацию места, где, как выразилась одна консервативная газета, «мужчины могут посмотреть на молодых парижанок, чьи уникальные и изумительные движения были такими же гибкими, как и их нравственность».

Танцевали в кабаре «французский канкан», выбрасывая ноги выше головы. Танцовщицы имели своих поклонников среди постоянных посетителей. В истории до нас дошли имена звезд «Мулен Руж» того времени: Луиза Вебер (она же Ля-Гулю, то есть «Обжора»), Жанна Авриль (Бодон; она же «Динамит) или чернокожая Жозефина Бейкер («Черная жемчужина»).

Нелли Луиза Бертон заметного следа в истории кабаре не оставила, хотя несколько лет участвовала в его программах, и для его сцены взяла себе псевдоним Жозефина Бобадилья. Почему именно такой, до конца непонятно. «Peter Вам сердечно кланяется, — объяснял Рейли Савинкову. — Ее имя Josephina (Pepita). Ее с детства называют Peter, что по-английски произносится так же как Pita». Хорошо, допустим, но почему «Бобадилья»? Наверное, просто потому, что красиво звучит.

В 1915 году «Мулен Руж» сгорел и закрылся аж на шесть лет. Пепита вернулась в Англию, где довольно быстро нашла себе работу. Ее пригласили в кабаре Чарлза Кокрейна, известного театрального импресарио и организатора цирковых представлений, и начали давать роли в кордебалете.

Сохранились фотографии Пепиты того времени. По современным меркам, танцовщицу в ней угадать сложно. На снимках крупная, даже полноватая женщина. Очевидцы описывали ее как привлекательную блондинку, но на фотографиях она больше похожа на шатенку, а на некоторых из них вообще выглядит скорее брюнеткой.

Ей было уже 29 лет, солидный возраст для танцовщицы. Нужно было как-то устраивать свою дальнейшую жизнь. Пепите повезло. В октябре 1920 года она вышла замуж за 60-летнего драматурга Чарлза Хэддона Чэмберса. Спектакли по пьесам Чэмберса ставили не только в Лондоне, но и в Нью-Йорке, на Бродвее, снимали по ним фильмы. Так что ко времени своей женитьбы на Пепите он был уже весьма состоятельным человеком. Это, вероятно, был тот самый случай, о котором говорят «седина в бороду, бес в ребро». Решение о женитьбе на Пепите было им принято так быстро и неожиданно, что сорокалетняя невеста Чэмберса чуть не упала в обморок, увидев в разделе светской хроники одной из лондонских газет объявление о расторжении Чэмберсом их помолвки с ним.

Теперь Пепита жила в одном из самых респектабельных районов Лондона — Мейфер. Впрочем, их брак оказался недолгим: в марте 1921 года Чэмберс скоропостижно скончался от сердечного приступа. Завещания он не оставил, но по решению суда Пепита получила в качестве наследства очень солидную по тем временам сумму. После уплаты всех налогов она составила 8240 фунтов стерлингов. Она стала, как говорилось в одном старинном водевиле, «богатой молодой привлекательной вдовушкой».

В 1931 году Пепита выпустила книгу воспоминаний о Сиднее Рейли. Как уже говорилось, ее мемуары не раз подвергались критике за слишком сильный налет художественности и, так сказать, слишком «авторский взгляд» на события, связанные с жизнью британского разведчика.

Биограф Рейли Робин Брюс Локкарт, к примеру, отмечал: «Еще мой отец, сэр Роберт Брюс Локкарт, чье имя неразрывно связывали с именем Рейли в известном “заговоре Локкарта”, целью которого было убийство Ленина, комментируя книгу Пепиты, писал: “Жизнь Рейли содержит несравненно больше потрясающих эпизодов, намного больше, чем в этой книге”. Сама же Пепита, по словам Локкарта-младшего, говорила, что ей “хотелось бы написать новую версию, без всякой мелодрамы… Тогда она стала бы действительно ‘моей’ книгой”». Впрочем, она ее так и не написала.

Судя по ее рассказу, знакомство с Рейли состоялось так. В декабре 1922 года она вместе с матерью и сестрой жила в берлинском отеле «Аддон». Как-то вечером вместе с своими знакомыми — англичанином и немцем, которые развлекали ее, рассказывая различные занимательные истории, — Пепита пила в отеле чай. Неожиданно англичанин сказал, что в этом же отеле живет некий «мистер С.», «самый таинственный человек в Европе».

«Большевики отдали бы за него — живого или за мертвого — целую губернию, — говорил англичанин. — Трижды они приговаривали его к смерти. Один Господь знает, сколько раз он находился в их когтях. И знаете, я могу почти поклясться: либо он только что из России, либо снова собирается туда.

— Зачем же он отправляется туда, этот мистер С.? — спросила я.

— Зов души, — ответил делегат со смехом. — Этот человек живет опасностью».

Пепита была заинтригована. Вскоре она увидела «мистера С.» за завтраком. Он смотрел на нее, видимо, тоже был заинтригован. Еще через некоторое время их познакомил тот самый англичанин, который развлекал ее за чаем. «Рейли всегда говорил, что это была любовь с первого взгляда, и я не думаю, чтобы он заблуждался, — писала Пепита. — К концу недели мы были тайно помолвлены. Я тщательно скрывала этот факт от моей матери и сестры в течение того короткого периода времени, пока мы были вместе».

Возможно, что эта встреча в Берлине на самом деле была, но, по другим данным, они с Рейли познакомились еще раньше. По одной версии — в январе 1920 года. Рейли совсем недавно прибыл в Англию после своих приключений в России, и, вероятно, как солдат после фронта тоже жаждал отдыха и развлечений в обществе актрис и танцовщиц. Поэтому он и пришел на одно из представлений Чарлза Кокрейна, где и увидел Пепиту.

Программка спектакля Королевского театра Друри-Лейн «Сад Аллаха». В роли Сюзанны — Пепита Бобадилья.

7 октября 1920 г.

Эндрю Кук считает, что Рейли мог познакомиться с ней благодаря мужу ее сестры Элис, которого тоже знал. Он был весьма состоятельным человеком, благодаря чему они с Элис вели достаточно беззаботную жизнь. Кстати, по тем временам вряд ли его можно было считать мужем сестры Пепиты в полном смысле этого слова. Они находились, как бы сейчас сказали, в гражданском браке, и тогда это считалось весьма смелым образом жизни. В аристократических кругах — почти на грани приличия.

Ходили слухи, что у Рейли были дружеские отношения не только с мужем сестры Пепиты, но и с самой Элис. И якобы не только дружеские.

Но если они тогда и познакомились, то вскоре судьба их снова развела. Пепита вышла замуж, а Рейли занялся своими шпионскими, политическими и деловыми проблемами. Снова встретились они, скорее всего, действительно уже в берлинском отеле «Адлон».

Можно предположить и еще один вариант их знакомства. Английский историк Филлип Найтли в книге «Шпионы XX века» упоминает интересную подробность — бывший коллега Рейли по Секретной службе Джордж Хилл после своего ухода из разведки некоторое время работал менеджером у Кокрейна. Так что вполне возможно, что познакомиться с Пепитой Рейли мог и благодаря ему.

Однако как бы там ни было, но после их берлинской встречи отношения между ними начали развиваться стремительно.

В начале 1923 года Рейли вернулся в Англию, а Пепита еще оставалась в Берлине. По-видимому, их отношения оставались тайной для Кэрилл Хауслендер, и узнала она о предстоящей свадьбе Рейли так же неожиданно, как невеста драматурга Чэмберса узнала о расторжении им помолвки с ней. Это было для нее тяжелейшим ударом, но она утешала себя тем, что все это «ничто по сравнению с духовным единением с Господом».

Семнадцатого мая лондонские газеты сообщили: «Миссис Хэддон Чэмберс, молодая вдова известного драматурга, через несколько дней вновь выходит замуж за капитана Сиднея Дж. Рейли, отставного офицера Королевского летного корпуса. Более известная по своему псевдониму Пепита Бобадилья, миссис Чэмберс приобрела большую известность в театре “Савой”, сыграв роль Эйлин в спектакле “Игроки в карты”, который был написан ее мужем незадолго до его внезапной трагической кончины…

Капитан Рейли рассказал корреспонденту “Дейли кроникл”, что свадьба состоится практически без промедления.

“Миссис Чэмберс отходит от операции по удалению аппендицита в частной лечебнице, — сказал он. — Она только начинает выздоравливать и, как только ей будет лучше, мы поженимся, и я, конечно, заберу ее отсюда, чтобы она полностью оправилась от операции”.

Отец капитана Рейли был ирландцем и торговцем, а его мать была русской. Так как он может бегло говорить по-русски и по-немецки, он мог оказать существенную помощь во время войны, будучи офицером службы разведки в Германии.

В России он так хорошо скрыл свою личность, что получил официальную должность в советском правительстве. В декабре 1918 он был приговорен к расстрелу, если окажется на территории большевиков.

Позднее, однако, капитан Рейли вновь побывал в этой стране».

Сидней и Пепита обвенчались в лондонской церкви Святого Мартина 18 мая 1923 года. Свидетелями с его стороны были коллеги Рейли по СИС Джордж Хилл и Стивен Эллей, а со стороны Пепиты — ее сестра Элис. Затем был банкет в отеле «Савой». Сохранилась их фотография с этого банкета: элегантный Рейли в черном смокинге и галстуке-бабочке и улыбающаяся Пепита с букетом цветом в руках.

Сохранилось также их брачное свидетельство, выданное «Центральным регистрационным управлением, Сомерсет-Хаус, Лондон». Оно и сейчас хранится в британском Национальном архиве. Весьма примечательный документ. Оно похоже то ли на банковский чек, то ли на какой-то отрывной талон серо-голубого цвета с напечатанным на машинке текстом. Никакой торжественности, обычная деловая бумага.

В свидетельстве указано, что Рейли разведен «с Надин Рейли, бывшей Массино». О Маргарет не упоминается вовсе, хотя их брак так и не был формально расторгнут. В графе о профессии отмечается, что он — «капитан Королевских ВВС в отставке». Его отцом назван «скончавшийся Джордж Рейли, капитан флота в запасе». И это не соответствовало действительности. Наконец, и в указанном возрасте — 49 лет — можно сомневаться. Что же касается Пепиты, то в графах о профессии и об отце у нее вообще почему-то стояли прочерки.

«В статьях, появившихся на следующий день в газетах, весь интерес был сосредоточен на мне, Пепите Бобадилья, известной актрисе, вдове знаменитого драматурга Хэддон Чэмберса, а не на человеке, работа которого за кулисами европейской политики была так важна», — вспоминала она.

Это тоже не совсем так. Вот, например, что писала о их женитьбе газета «Эмпайер ньюс» 20 мая 1923 года:

«Красота и отвага: Пепита Бобадилья и секретный агент-герой.

Пепита Бобадилья, одна из самых красивых и талантливых актрис нашей сцены, вышла замуж за человека, который пользуется не меньшей известностью в обществе — капитана Сиднея Дж. Рейли — отставного офицера Королевских ВВС и храброго человека.

Мисс Бобадилья — по этому имени она лучше всего известна публике, — вдова мистера Чарлза Хэддона Чэмберса, который был одним из самых успешных драматургов нашей страны. Именно он написал “Слезы тирании”, “Бездельник” и “Капитан Свифт”.

Во время их медового месяца… Хэддон Чэмберс, вдохновленный, несомненно, своей прекрасной женой, начал писать пьесу, которую он назвал “Игроки в карты”. Главная роль была специально написана для его супруги, и это был тяжелый удар судьбы, когда драматург внезапно и трагически скончался, так и не окончив пьесы и прожив с красавицей — женой актрисой только четыре месяца».

Ну а дальше газета рассказывала о биографии Рейли, причем он был назван «одним из пионеров русской аэронавтики».

Журналисты не пожалели ярких красок, чтобы расписать подвиги Рейли. На войне: «В некоторых случаях ему удавалось проникать в самое сердце Германии, добывая чрезвычайно ценную информацию…» В России: «Жизнь там не стоила ничего, но… галантный капитан все же сумел превратиться в фанатичного друга большевиков… стать известным функционером в советских организациях, которого все комиссары знали, как “товарища Р.”, он был допущен к участию в самых секретных совещаниях и собраниях большевиков… Он изучил самые тайные механизмы работы власти… и делал разумные доклады о событиях, происходивших в Советской России…»

Так что Рейли газеты тоже уделили внимание.

Пепита при жизни Рейли и потом еще несколько лет не знала, что, женившись на ней, он стал «официальным многоженцем». Разумеется, многие из друзей Рейли, присутствовавшие на торжественном банкете в «Савое», знали об этой деликатной подробности его жизни, но они тогда предпочли промолчать. Удивительно, но информация о многоженстве Рейли тогда не «утекла» и в газеты.

Свадьба в «Савое» хотя и не поражала роскошью, но все равно требовала немалых расходов. Ведь Рейли, как он утверждал, в это время находился в очень тяжелой финансовой ситуации. За три недели до этого он, например, писал Савинкову: «Еще месяца три придется очень помучиться, т. к. у меня накопилась уйма долгов и я уже 6 месяцев ничего не зарабатываю…» Если так, то гуляли, скорее всего, за счет Пепиты. Хотя сам он предпочитал об этом особо не распространяться.

Рейли сообщил о своей женитьбе Савинкову 21 мая: «А теперь по личному вопросу… Я взял, да и женился. Не сердитесь, дорогой, что я Вам ни слова раньше не тиснул. Это из суеверия. Я очень счастлив и жена у меня с львиным сердцем. Пойдет в огонь и в воду. Сами увидите, оцените и поздравите.

Понятно, положение наше аховое, т. к. мы оба без денег, но зато веры, надежды, любви — море бездонное. Верю, что она и мне, и нашему делу принесет счастье. Вы в ней найдете такого же друга, как и во мне…

Она говорит на всех языках, на днях начинает учиться русскому. Если Вы ей напишете несколько слов, она будет очень счастлива, она все боится, что Вы мой брак считаете помехой делу».

Понятно, какое дело он имел в виду — борьбу со «сволочами» (то есть большевиками). Она сама вспоминала, что Рейли никогда не говорил о своих былых похождениях, но постепенно посвящал в свои текущие дела, в частности, в те события, «которые происходили за кулисами европейской политики»

«Я узнала, — писала она, — что в каждой столице Европы русские эмигранты плели заговоры против тиранов, правящих в их стране… Во всем этом движении Сидней был весьма заинтересован и выделял для него много денег и тратил уйму личного времени».

В том, что русские эмигранты «в каждой столице Европы плели заговоры против тиранов», есть изрядная доля преувеличения. Но что касается денег Рейли, которые он выделял для борьбы с большевиками, — это правда.

Рейли не ошибся в своей жене. Жозефина Францевна или Ж. Ф., как он называл ее в своих письмах, стала его самым близким другом и союзником. И была им до конца.