Сомниум

Глава 12

Артур готов не был, потому что понятия не имел, к чему готовиться.

— Ничего, привыкнете, — утешил его врач. — Мы объясняем всё это потому, что нам нужно ваше содействие. Важно, чтобы ваш разум не закрывался от нас.

— Я... Постараюсь не закрывать разум, — ответил Артур, не понимая толком, о чём идёт речь.

— Отлично! Так, сейчас у вас по расписанию обед. Потом — прогулка, а затем — снова в капсулу.

— А как долго это будет длиться?

— Не знаю пока. До тех пор, пока мы не разберёмся со всеми рисками. А вы куда-то торопитесь?

— В смысле — тороплюсь? — растерялся Артур. — У меня же работа. Уволят ведь.

— Не уволят, не волнуйтесь, — отмахнулся врач. — Мы позаботимся об этом. Направим письмо на завод и в банк, чтобы за вами оставили место. Можете выбросить это из головы.

— И всё же... Можно поскорее с этим закончить?

— Разумеется! Мы постараемся сделать всё как можно... — начал врач, но его перебил офицер:

— Где бы вы предпочли быть, в больнице или на принудительных работах?

Артур посмотрел на него. Тот не шутил, на лице у него отражалось раздражение. Видимо, разговор надоел ему.

— Не знаю, — ответил Артур, подумав. — Для меня и то, и другое — не то... не те места, где бы я хотел быть.

— Не забывайте, что вы могли бы отправиться в места лишения свободы за ваше содействие террористам, — резко сказал офицер. — И только больница стоит между вами и изнурительным трудом на свежем воздухе. Так что не раздражайте доктора.

— А можно просьбу? — обратился к тому Артур.

— Да, да, конечно! Что вы хотели? Извините, пользоваться смартфоном я вам разрешить не могу.

— Нет, я не про это. — Однако теперь захотелось вернуть смартфон. — Я про... прогулки. Мне бы двигаться. А то тело затекает после долгого лежания в капсуле.

— Вы не волнуйтесь! Наши капсулы оборудованы специальной противопролежневой системой! С вами ничего не случится, уверяю вас.

— И всё же, прогулки...

— Мне это сюсюканье начинает надоедать, — нетерпеливо сказал офицер. — Володь, ты обещал, что это на десять минут максимум. А мы тут сидим уже столько времени. Я вообще не понимаю, зачем нужно было всё это ему объяснять...

— Это важно, — возразил посерьёзневший доктор. — Он должен понимать. Мы это уже проходили. С другими.

— Хорошо, но давай уже заканчивать. Я есть хочу.

Они словно и не замечали Артура. Потом врач снова убрал руку под стол — там, по-видимому, находилась кнопка вызова персонала — и в кабинет зашёл санитар.

— Всё, можете идти на обед, — бросил врач и добавил, глядя на Артура:

— И помните: не закрывать разум! Поняли? Думайте об этом перед тем, как лечь в капсулу. Открытый разум! Открытый!

— Я понял. До свидания.

На послеобеденной прогулке Артур заметил, что недавно прошёл дождь. На деревьях уже распустились маленькие листья, в воздухе витал запах травы и земли. Это время года Артур любил. И хотя он уже не помнил, какой идёт день, и даже не был уверен, всё ли ещё стоит апрель, или уже начался май, это было не так важно, как зелень вокруг.

Все три круга прогулки Артур не мог оторвать глаз от расцветающей природы. От больницы до забора было метров пятьдесят, и это пространство, не застроенное, поросло густой травой, а в нескольких местах стояли деревья. Не спиленные, как большинство деревьев в городе, а высоченные, выше здания больницы, с широкими зелёными кронами.

Любуясь одним из них, Артур вдруг понял, что давно уже не смотрел на деревья так внимательно. С детства, наверное. Он остановился у дерева, провёл рукой по влажной коре, линии которой огибали ствол по спирали. Будто кто-то скрутил дерево так, как выжимают тряпку, а потом воткнул в землю в таком же скрученном виде. Поднявшись взглядом до кроны, Артур замер, зачарованный мельтешением листьев. В их движениях на лёгком ветерке было что-то гипнотизирующее.

— Чего встал-то? — окрикнул Артура санитар. — Пошли давай, нечего стоять.

Странно, но Артур очень давно не замечал деревьев, не замечал травы. Уже много лет время года означало для него лишь выбор подходящей одежды, не более того. Занятый большую часть суток на работе и в капсуле сна, Артур просто не успевал заметить что-то ещё. А теперь, попав в больницу, где ему разрешалась лишь одна прогулка в день, он неожиданно для себя заметил траву и деревья. Заметил весну.

Он пообещал себе, что будет замечать эти восхитительные мелочи жизни каждый день, когда укладывался в капсулу сна.

В этот раз Артуру снились странные сны. Ему снились доктор, которого офицер называл Володей, и сам этот офицер, с любопытством разглядывающий его через завесу сигаретного дыма, снились санитары, болтающие об урожаях на даче и о часах, которые вычли из их кредитов за сданные овощи. Снилось лето, жаркое, но далёкое и недоступное за кирпичом стен, и осень, с её серыми тучами, накрапывающими дождиками и ярко-жёлтыми листопадами. Снился снег, падающий с неба огромными хлопьями. Снилась боль в теле, снился голод от недоедания, снилась усталость, от которой хотелось спать. И снова лицо доктора, его восторженная улыбка, мягкий голос, его доброжелательность. А ещё снился страх. Просто страх, каким он и бывает во сне — без причин и поводов.

Когда Артур проснулся, то почувствовал сильную головную боль. Он зажмурился от света, который показался ему невыносимо-ярким. Сел на кровати, стараясь не провоцировать лишним движением пульсацию в висках.

— Вставай, чего расселся? — недовольно сказал санитар.

— Голова... — прохрипел Артур. — Раскалывается.

— Ничего, потерпишь. Давай, я сказал.

Артур встал, и голова полыхнула пожаром. Ноги подкосились, и он грохнулся на пол, мыча от раздиравшей его боли.

— Да что ж такое-то, — посетовал санитар. — Опять двадцать пять. Ладно, щас позову сестру. Лежи пока, не вставай.

Он вышел, а Артур остался лежать в той же позе, не раскрывая глаз. По бренчанию ключей и вздохам он слышал, что рядом остался кто-то ещё.

— Что-то зачастили у тебя таки приступы, — пробурчал человек — видимо, второй санитар. — Надо доктору бы сказать.

Артур не понял его слов. Какие приступы? Почему — зачастили? Ведь с ним такое случилось впервые. Благо, вскоре пришла медсестра. Когда санитары выпрямили руку Артуру, девушка в голубом медицинском костюме наложила жгут и шустро воткнула иглу в вену.

— Ну как? — спросила она через несколько секунд, пока лекарство ещё вводилось. — Полегче?

Артур кивнул. Действительно, боль отступала, хоть и не так быстро, как хотелось бы. Ещё через несколько ударов затихающей боли по вискам сестра убрала шприц и приложила к месту укола салфетку.

— Вот, подержи пять минут, — сказала она и встала.

— Может, это... Доктору сказать? — спросил санитар.

— Скажу. Но я ведь уже говорила, а он... Ладно, посмотрим. Артур, попробуйте встать.

С помощью персонала он поднялся на ноги и даже открыл глаза. Его ещё пошатывало, но боль отступала. Однако идти самостоятельно он не мог.

— Коля, привези кресло-каталку, — приказала медсестра.

— Да чего он, сам не дойдёт, что ли?

— Вези, я сказала.

Санитар со вздохом удалился и почти сразу вернулся с каталкой. Артур опустился в неё с облегчением — долго стоять всё же было трудно. Эта слабость была непривычной, неожиданной для человека, работающего на заводе по десять часов в день. Тем более что появилась она без видимой причины.

В поле зрения Артура попали его руки, лежавшие на подлокотниках. Он не смог отвести от них взгляд, руки выглядели неестественно, словно чужие. Мышцы пропали, кожа побледнела. Это были руки не рабочего, а едва живого старика, кожа да кости.

— Что с моими руками? — спросил Артур, когда коляску покатили в столовую.

— Все вопросы к врачу, — привычно ответил санитар, но медсестра, шагавшая рядом, отреагировала:

— Что вы имеете в виду?

— Мои руки... Они такие... тонкие. — Артур поднял руку и покрутил ей. — И белые. Что с ними стало?

— Ничего с вами плохого не происходило, — серьёзно ответила медсестра. — Всё как обычно. Но вы что-то плохо себя чувствуете. Давайте-ка поешьте, попейте, а я пока скажу врачу.

В столовой были люди — мужчины и женщины, человек двадцать, не меньше. Многие здоровались с Артуром, кто-то — громко, кто-то — просто кивком.

— Что с тобой, Артур? — спросил какой-то мужчина. — Почему в кресле?

Откуда они знают его? За столиком, куда Артура подкатили, сидели двое мужчин и женщина. Артур смутился от их встревоженных лиц, но потом бросил взгляд в сторону окна и забыл обо всём. Несмотря на слабость, он вскочил, опираясь на стол. Чуть не упал, но удержал-таки равновесие и зашагал к окну, опираясь на плечи сидящих людей. У самого окна, забранного решёткой, он остановился, не слыша ничего, кроме оглушающей пульсации крови в ушах.

За окном шёл снег. Им была покрыта вся территория больницы до самого забора. Дворник внизу расчищал дорогу, по которой Артура привезла «Скорая». Сугробы вокруг дороги доходили дворнику до груди.

Оглянувшись на притихший зал, Артур обвёл взглядом следивших за ним пациентов и санитаров и спросил:

— Какой... Какой сейчас месяц?

— Январь, — ответил кто-то из толпы после паузы. — Недавно ж Новый год праздновали...

Артур потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, над ним, лежащим, стоял врач. Тот самый, которого офицер, брат-близнец, называл Володей. Только причёска у него изменилась, и лицо как будто стало чуть круглее. Он стоял, засунув руки в карманы белого халата, и озабоченно следил за Артуром.

— О, слава богу! — вздохнул доктор. — Хотя бы очнулся. Артур, как же ты всех нас напугал! Слов нет!

Доктор положил руку на сердце и шумно перевёл дыхание. Санитары за его спиной тоже облегчённо вздохнули.

Артур приподнялся на локте и огляделся. Он по-прежнему был в столовой, но людей вокруг уже не было.

— Какое сейчас... — Артур собрался с мыслями. — Какой сейчас месяц?

— А ты сам-то как думаешь? — спросил доктор, робко улыбнувшись.

— Был апрель, когда меня привезли, — сказал Артур. — Вчера был апрель. А сегодня уже снег... Они сказали, что сейчас — январь. Это правда?

— Интересно, — протянул доктор. — Что последнее ты помнишь?

— Я ведь только несколько дней назад приехал. Вчера мы разговаривали с вами. И с вашим братом... Это ведь ваш брат был, тот офицер? Вы мне говорили ещё, чтобы я не закрывал разум.

— О, так это ещё в апреле было, Артурчик! Господи, да ты что же, и правда ничего не помнишь?

— Я же сказал, что помню! — вспылил Артур. — Что происходит? Почему за окном снег?

Он порывисто сел, из-за этого закружилась голова. Подоспевший санитар положил ему руку на плечо, не давая подняться, но Артур попытался вывернуться. Разумеется, его сил на это не хватило.

— Так, набери-ка диазепама, — сказал доктор медсестре. — Два кубика в вену. Для начала.

Артур не хотел, чтобы ему делали укол. Он сопротивлялся, но даже с одним санитаром справиться не мог, а их было двое. Артура уложили обратно на пол, выгнули ему руку, после чего медсестра быстро сделала укол.

— Так, давление снова померяйте. — Доктор, отдавая указания, сам не приближался к пациенту.

— Сто пятьдесят, — ответила медсестра через минуту, снимая манжетку с руки Артура. — Пульс сто двадцать.

— В целом — неплохо, — кивнул врач. — Подождём минутку.

Артур чувствовал, как на него наваливается усталость. Было ли это из-за лекарства, или просто его силы закончились на попытке вырваться из хватки, но мысли заволокло туманом, руки и ноги потяжелели. Паника, развившаяся после вида снега снаружи, отступила, однако в груди странно щемило. Так бывало, когда Артур терял что-то очень важное. Что-то, что уже никогда не вернётся.

— Почему сейчас январь? — спросил он и неожиданно для себя расплакался.

— Так, надо отнести его в капсулу, — сказал врач.

— Нет! — крикнул Артур. — Нет! Не хочу в капсулу! Не надо!

Он снова попытался встать, но сил на это у него не хватило. Санитары подняли и усадили Артура в кресло, а тот плакал и повторял раз за разом:

— Не надо в капсулу! Не надо снова в капсулу! Пожалуйста!

Из-за слёз он не увидел, как его довезли. Лишь по тому, что его стали перекладывать, Артур догадался, где находится. Его вновь захлестнула паника. Ничего не видя и не понимая, он кричал и отбивался, пока не уснул.

На этот раз снов не было. Первым, что почувствовал Артур после пробуждения, был голод. Голова не болела.

— Как себя чувствуете?

Артур повернул голову — в палате стояли врач, медсестра и два санитара. Лицо у врача было озабоченное, несмотря на вечную лёгкую улыбку.

— Нормально.

Артур сел на постели и прислушался к ощущениям. Он помнил, как увидел снег за окном, но это воспоминание не вызывало той паники, что в первый раз. Где-то в глубине шевельнулась тревога, но тут же пропала.

— Сколько прошло времени? — спросил Артур, посмотрев на врача.

— С вашего поступления? Девять месяцев.

Артуру стало страшно. Беспредметный, смутный ужас, который он постарался подавить, чтобы снова не впасть в состояние наподобие того, что завладело им в прошлый раз.

— А с моего прошлого... пробуждения?

— Один день. Это было вчера. У вас что-нибудь болит?

— Нет. Но очень есть хочется. И в туалет.

— Это мы можем устроить. — Врач кивнул санитарам.

Артура пересадили на кресло-каталку и отвезли сперва в туалет, потом в столовую. Столики снова пустовали. Когда Артур опустошил ожидавшие его тарелки, подошли санитары и отвезли его в кабинет к врачу. Не считая туалета, Артур даже не пытался вставать.

Кресло-каталку поставили напротив стола. Кроме врача, Артура и санитара никого в кабинете не было.

— Вы поели? — обеспокоенно спросил врач.

— Да. Спасибо, — выдавил из себя благодарность Артур.

— Хорошо. Это очень хорошо. Что ж. Я так понимаю, у вас есть... некоторые вопросы.

— Есть, да. Почему я не помню...

— Но прежде, чем мы начнём разговор, — перебил его врач, — я вам напомню, что тема, которую мы освещали в апреле, должна оставаться в тайне и не освещаться в присутствии иного персонала.

— Вы про террористов? — совершенно равнодушно уточнил Артур.

— Вы сами знаете, — нахмурился врач. — И ни к чему лишний раз это упоминать. Вас уже предупреждали о последствиях разглашения некоторых сведений. Вас могут отправить на исправительные работы.

— И это будет хуже, чем здесь? — серьёзно спросил Артур. — Хуже, чем забыть девять месяцев своей жизни?

— Здесь к вам относятся, как к пациенту. Вас кормят, за вами ухаживают. Дают лекарства. Здесь у вас даже появились друзья.

— Друзья, которых я даже не помню.

— Думаете, на исправительных работах лучше? Там вы бы работали по пятнадцать часов в сутки и дрались за лишнюю порцию еды. А то и за свою. Там пришлось бы жить рядом с заядлыми уголовниками. Убийцами, насильниками, ворами. Вы хоть знаете, как выглядят уголовники?

— Видел в кино. Пару раз в реальной жизни.

— Вот именно, что пару раз. — Доктор с каждым словом становился всё менее благодушным. — Это совсем не такие люди, к которым вы привыкли. Их не зря изолируют от общества. Вас бы там изнасиловали и убили.

— В таком состоянии, как сейчас — конечно, — согласился Артур. — Сейчас меня не сложно убить, я стоять-то еле могу. Но вот когда меня сюда привезли, я был совсем другим, доктор. Я мог постоять за себя. Я привык стоять за себя. И лучше бы тогда я согласился на исправительные работы, чем на лечение в этой больнице. Ведь тогда я бы прожил эти девять месяцев.

— Если бы выжили.

— Если бы выжил. Но это зависело бы только от меня. А теперь я не могу себя защитить, потому что вы отняли мои силы.

— Вынужден вам напомнить, что вы всё ещё можете попасть на исправительные работы. И на этот раз шансов там выжить у вас куда меньше.

Впервые Артур увидел доктора в ином свете. Прежде тот только улыбался, более или менее благожелательно. А теперь в его глазах читалась неприязнь, а губы время от времени кривились, словно от отвращения.

— Я понял, доктор, — кивнул Артур, отстранённо наблюдая за мимикой собеседника.

Кроме удивления, каких-то сильных эмоций он не чувствовал. Ни страха, ни злости. И осознание этого факта подтолкнуло его к вопросу:

— Почему я сейчас так спокоен?

— О, вы заметили! — Доктор мгновенно изменился в лице, на его губы вернулась благожелательная улыбка. — Это плод моих работ. Мы потратили целый день на борьбу с вашей панической атакой. И — вуаля! Теперь вы можете разговаривать, как человек! Совершенно спокойно!

— Действительно, — согласился Артур. — Удивительно.

— Рад, что вы оценили мою работу. — Доктор шутливо поклонился. — Итак, теперь, когда мы разобрались, какие темы лучше не затрагивать, я готов выслушать ваши вопросы.

— Почему я не помню последние девять месяцев? Что со мной было? Я их... проспал?

— Спали вы как обычно. То есть большую часть дня, не считая прогулки днём и двух приёмов пищи. Однако со временем мы расширили ваш двигательный режим, и уже через два месяца вы стали общаться с другими пациентами. У вас было около часа в день на общение с ними в холле больницы. Более того, три месяца назад мы добавили вам дополнительную прогулку вечером, после ужина. Так что нет, вы не проспали все девять месяцев. Вы вели активный образ жизни!

— Две прогулки в день по полчаса, два приёма пищи и один час на общение с пациентами — это, по-вашему, активный образ жизни? — уточнил Артур.

— Я погляжу, что вы настроены не столь миролюбиво, как я полагал. — Доктор откинулся на спинку кресла и сцепил на столе пальцы рук. — Возможно, наша беседа бессмысленна. Вы ещё не готовы к тому, чтобы спокойно принимать информацию.

— О спокойствии не волнуйтесь. Я в жизни не был так спокоен.

— Беспокоиться нужно вам, Артур. — Доктор покачал головой, по-прежнему улыбаясь. — Это я здесь — доктор, а вы — пациент.

— Мне всегда казалось, что пациентам беспокоиться не о чём. Доктора же заботятся о нас.

— Разумеется. Вот только многие не умеют ценить того, что для них делают.

— А я как раз хотел спросить об этом. Что именно вы сделали со мной, что я забыл такой... большой кусок своей жизни?

— Я старался поработать с вашей памятью. Убрать лишнее.

— Что значит «лишнее»?

— Воспоминания о некоторых... преступных действиях, свидетелями которых вы стали. Вот только, как бы я ни старался, от меня ускользала возможность повлиять на некоторые фрагменты памяти. Такое ощущение, что кто-то очень старался их заблокировать для вмешательства. Увы, работая с ними, я случайно повредил некоторые другие фрагменты.

— То есть, вы случайно стёрли несколько месяцев из моей памяти? — уточнил Артур.

— Что-то вроде того.

— Что же за ценность имеют эти мои воспоминания, раз вы так упорно пытались их удалить? Я не видел ничего особенного.

— В вашей памяти есть не только то, что вы осознаёте, Артур. Есть и кое-что другое. Следы посторонних вмешательств.

— Посторонних вмешательств?

— Да. Постарайтесь вспомнить. Мы говорили об этом в апреле.

— То, что кто-то заложил в мою голову...

— Да, — перебил его врач. — Именно. Так вот, подобные вмешательства оставляют свой след. И в вашем случае этот след очень важен, потому что работал с вами профессионал. Высокий профессионал. Моей задачей было найти его по этим следам.

— Но у вас, как я понял, не получилось? — подытожил Артур.

— Увы, — развёл руками доктор. — Или он слишком умён, или ваш разум слишком хрупок, чтобы удерживать столь эфемерные следы. В любом случае, у нас не вышло. Пока не вышло.

— Вы занимались этим все девять месяцев?

— Да. Думаете, это так просто? — В глазах врача снова мелькнуло раздражение. — Надо распознать характер вмешательства, сравнить его с вмешательствами в разумы других пациентов, найти нескольких, с кем работал один человек, выделить общие черты такой работы, а затем, проанализировав работу капсул, выйти и на самого творца. Вы хоть представляете, сколько времени это отнимает?! Конечно, нет! Всё, что вам нужно — это лежать в капсуле, пока я делаю всю эту работу! И вы ещё жалуетесь! Всё, что вам надо делать, чтобы помочь своей стране — это лежать и спать, а вы жалуетесь! Жалуетесь, пока я делаю всю работу!

Доктор распалился. На его лице снова проступили злоба и отвращение, губы задрожали, глаза расширились. На мгновение Артуру испугался, но через секунду доктор овладел собой и вся его неприязнь исчезла, словно её и не было.

— В общем, работы много, — подытожил он.

— И вы её ещё не закончили? — спросил Артур.

— Нет. Мы будем работать дальше. До тех пор, пока я не добьюсь результатов. Надеюсь, я объясняю это вам в последний раз, хотя, кто знает, не выпадет ли этот фрагмент из вашей памяти?

— Вы уже рассказывали мне это?

— Конечно — улыбнулся доктор. — Мы разговаривали об этом ещё в мае. Тогда вы сомневались, но впоследствии перестали переживать, ведь до недавних пор никаких побочных эффектов не было. Мы с вами неплохо ладили. И меня очень обижает ваше отношение ко мне и к моей работе сейчас.

— А меня обижает, что я ничего не помню. Ничего. Вы говорите, что мы, как вы сказали, ладили, но я даже не знаю, как вас зовут.

— Ах, вот как. Что ж, меня зовут Владимир Евгеньевич Гайнце, — сказал врач слегка удивлённо, выпрямляясь в кресле. — Но вы можете обращаться ко мне просто — Владимир Евгеньевич.