Сомниум

Глава 26

— Максим Евгеньевич? Можно вас отвлечь?

В дверях кабинета стоял Игорь. Он только что вернулся со своей вахты в убежище и, похоже, даже не успел принять душ.

— Да, что такое? — спросил Максим, отворачиваясь от компьютера и откидываясь на спинку стула.

Игорь зашёл в кабинет и неловко улыбнулся.

— Вы видели мой отчёт?

— Нет, пока не видел. Всё в порядке?

— В целом — да, но меня заинтересовала одна небольшая аномалия. Хотел проконсультироваться у вас.

— Какая ещё аномалия? — Максим снял очки и помассировал глаза пальцами через веки. — Ты мне сам говорил, что все работы идут по плану.

— Да, всё так... Явных проблем я не вижу, однако результаты энцефалограммы несколько... нестандартные.

— Что ты?.. А, ладно. Подожди минуту.

Максим снова надел очки и повернулся к компьютеру. Пока он молча смотрел отчёт, Игорь разглядывал кабинет начальника. Ничего лишнего, только стол, стул, компьютер и пара стеллажей, уставленных папками. Иногда Игорю казалось странным, что подобные папки ещё в ходу. Казалось бы, электроника давно уже победила бумагу, но часть документов начальство всё равно упорно продолжала распечатывать и убирать в папочки. Игорь считал это проявлением застарелого мышления. Раньше был даже специальный термин, обозначавший такой тип мышления — «совок». Значения термина Игорь не знал, но словечко было прилипчивым и легко вошло в лексикон. Наверное, оно символизировало мусор, который никак не могли выгрести из своих голов представители старших поколений.

— Тета-волны, — прервал размышления Игоря Максим.

— Именно.

— И как давно они тебя беспокоят?

— Со второй недели работы номера четыре. Сначала такая активность была свойственна только ему. Однако со временем мы стали отмечать схожие изменения и у остальных трёх.

Максим посмотрел на Игоря долгим взглядом.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — наконец спросил он.

— Я не считал это важным. И сейчас не считаю, если уж...

— Где данные за весь период исследований?

— В общей папке. Я всё отправлял вовремя.

Максим снова повернулся к экрану. Что-то в его лице изменилось и заставило Игоря насторожиться. Когда он пришёл, начальник выглядел уставшим, расслабленным, готовым ко сну. Сейчас же он насторожился, как пёс, почуявший след.

— Это может быть проблемой? — осторожно спросил Игорь через несколько минут гробовой тишины.

— Я поставил тебя следить за проектом, — медленно ответил Максим, по-прежнему не отрывая взгляд от экрана, — потому что считал тебя не только умным, но также внимательным и острожным...

— Спасибо.

— ...Но выходит, что ты самонадеянный и недальновидный дурак. Надо было оставить тебя на прежнем месте, выезжал бы в Заповедник вместе с Гычей! Судя по твоим отчётам, всё в порядке. Но если внимательно просмотреть энцефалограммы, становится ясно, что активность четвёртого номера резко менялась на протяжении уже нескольких месяцев.

Оторопевший от выговора Игорь не сразу нашёлся, но взял себя в руки:

— Такие процессы — нормальное явление для новичка! Это период адаптации!

— Адаптация означает способность понять правила существования, принять их и подстроиться под текущую реальность. А не переделывать реальность под себя!

Наконец Максим посмотрел на Игоря. В его глазах полыхала злоба.

— Ты что, не видишь, что происходит? Он доминирует!

— В смысле?

— В коромысле! Номер четыре доминирует над прочими! Не он работает на нас, а они работают на него!

— Это невозможно! — нашёл в себе смелость возразить Игорь. — Никто не может удержать личность в течение нескольких месяцев абсолютной сенсорной депривации, да ещё и в условиях таких информационных нагрузок. И первые лепестки подтвердили это! Личность разрушается полностью через две, максимум — три недели. То, что остаётся, может... будет, конечно, иметь индивидуальные особенности, ради них мы этим и занимаемся, но человеком это уже не будет!

— Может, человеком он уже и не является, но работает не так, как нужно. И он распространяет своё влияние на остальные лепестки. Как я понимаю, весь Четырёхлистник работает в режиме, который задаёт номер четыре. И да, я не идиот и понимаю, что сознательно он это делать не может, и никакой личности в этом мозге уже нет, но он становится раковой опухолью, которая отравляет весь организм! Исправь это немедленно! Инвесторы будут здесь через три дня, если они заметят...

— Они не заметят!

Максим ударил кулаком по столу, и Игорь умолк.

— Если они заметят, — повторил Максим уже тихо и вкрадчиво, как разговаривал со своими подопытными, — то нашу станцию закроют, а нас с тобой отправят обратно в колонии. Из какой ты колонии, напомни?

— Из Ярославской области, — буркнул Игорь.

— Из Ярославской. Хочешь туда вернуться? В Заповедник? Работать за часы сна?

— Нет.

— Я не слышу. — Голос Максима становился всё нежнее и слащавее.

— Нет!

— Тогда возвращайся в бункер и помоги своей смене сделать всё, как надо!

— Но у меня закончилась вахта!..

— Ты совсем идиот? Я доверил тебе важнейший проект на станции, а ты его едва ли не просрал! Иди и исправляй свои ошибки, или я вышвырну тебя на холод и посмотрю, за сколько минут ты замёрзнешь насмерть!

Игорю очень хотелось сказать, что контролировать работу, читать все заключения по итогу должен был Максим, и если бы он делал это, то ничего подобного бы не случилось — но не осмелился возражать. В конце концов, угрожая смертью от холода, начальник не преувеличивал. Порой это было лучшим способом поднять уровень дисциплины в коллективе.

— Я вас понял, — выдавил из себя Игорь, потупившись.

— Так иди!

Что-то изменилось, Артур это почувствовал очень явно. И быстро выяснил, что кто-то проводил диагностику системы. В глобальном смысле это было не страшно — свою личность он скопировал фрагментами на все носители станции и за её пределами, поддерживая между разными версиями себя постоянную связь, обновляясь полученной информацией. И всё же проверка настораживала. Они, наконец-то, догадались, что дело нечисто. А значит, времени у Артура стало чуть меньше.

Камера в кабинете Максима записала весь разговор того с Игорем, и Артур вскоре уже знал, в чём проблема. Волноваться — даже если бы он это сейчас умел — было не о чём. А всё внимание его было приковано к кораблю, направляющемуся к Земле Александры со стороны Скандинавии.

— Чего тебе от меня надо? — ныл Виталик. — Ты же помер, помер!

— Успокойся. — Артур посмотрел на своё отражение в зеркале. — Я не умер. Тебе солгали.

— Да лучше бы умер! Чего ты пристал? Я нормально жил, чё те надо-то от меня?

— Знаешь, — задумчиво сказал Артур вслух губами своего брата, — когда мама умерла, я едва достиг совершеннолетия. У меня был шанс отказаться от тебя, ведь я не обязан был брать над тобой опекунство. И всё же я взял его. Потому что мама бы не одобрила, если бы я, твой родной брат, отказался бы поддерживать её второго сына.

— Мама сдохла давно! Какая разница?!

— Большая. Я тогда взялся за все возможные работы, лишь бы ты не попал в детдом. Они бы отправили тебя туда же, куда отправляют должников и преступников — на исправительные работы. Ты бы работал за еду с утра до ночи, пока тебе не исполнилось бы шестнадцать. А потом ты остался бы ни с чем — ни оконченной школы, ни жилья.

— Как — без жилья?! Мама нам квартиру оставила!

— Мамина квартира отошла мне. Это было моим решением поделить её, когда мы разъезжались. Моим, а не маминым.

— Ты был обязан!

— Нет. В том-то и дело, что не обязан.

— Обязан! Обязан! — капризно вопил Виталик.

— Наверное, я зря трачу время, — вздохнул Артур. — Я уже понял, что не стоило тебя так баловать. Защищать от всего. Не стоило потакать тебе. Надо было пресечь на корню твоё потребительское отношение ко мне.

— Какое отношение?

— Надо было бить тебя, наверное. Хотя, нет. Просто не поддерживать твои просьбы и требования. А может, лучше всего было бы вообще не брать за тебя ответственность. Работать и жить только для себя. Наверное, жизнь сделала бы из тебя нормального мужчину. Нормального человека.

— Пошёл ты! Я тебе ничего не должен! Слышишь? Я тебя ни о чём не просил! — бесновался Виталик в голове у Артура.

Эту голову, как и всё это тело, Артур уже начинал считать своими.

— Знаешь, Виталь, как я скучаю по телу? — спросил он.

— Чего?

— По телу скучаю. По возможности прикасаться к предметам... и людям. По возможности говорить и слышать свой голос. Видеть. По-настоящему, глазами. Как я скучаю по возможности есть. Есть! Ты даже не понимаешь, как это прекрасно. Я тоже не понимал когда-то. Но то, что со мной случилось, заставило меня по-новому взглянуть на некоторые вещи. И после долгих раздумий, я решил, что тебе будет полезно пройти через то же, что и я.

— Не хочу я ничего проходить! Пошёл ты! Пошёл вон из моего тела!

— Нет, Виталь. Это ты пошёл вон из моего тела.

Копия личности Виталика была записана в мозг Артура как раз в тот день, когда корабль причалил в порту Земли Александры. Свою личность Артур из мозга удалил. Теперь этот кусок органики уже не имел к нему никакого отношения. Его телом стало тело Виталика. К лицу ещё предстояло привыкнуть, но это было лишь вопросом времени.

Когда Виталик — настоящий Виталик, запертый в четвёртом лепестке — стал адаптироваться к новым условиям, энцефалограмма выдала такое, что у Игоря глаза на лоб полезли.

— Это что? — спросил он у самого себя, глядя на экран. — Это...

Он замолчал, а через секунду так выругался, что все работники Четырёхлистника уставились на него.

— Комплексы острая-медленная волна! — крикнул Игорь. — У четвёртого лепестка! Вводите клоназепам, быстро! Отключайте его от остальных!

Несколько часов спустя, когда люк в бункер открылся, и по винтовой лестнице вниз стали спускаться люди в тёплых красных куртках, работы над Четырёхлистником ещё кипели.

— В каком это смысле — отключен? — переспросил Максим у Игоря.

— Он выдал эпиактивность! — Игорь переводил испуганный взгляд с Максима на людей в красных куртках и обратно. — Мы вынуждены были его отключить!

— Да что ты говоришь? — Максим ещё улыбался, но его улыбка всё больше походила на гримасу сумасшедшего. — И что ты предлагаешь мне сказать этим господам за моей спиной?

— Какие-то проблемы? — по-английски спросил его один из гостей.

— Нет, — ответил Максим на том же языке, поворачиваясь к ним лицом. — Никаких проблем. Однако сегодня увидеть работу «Гипноса» не получится. Боюсь, мы вынуждены отложить экскурсию до завтра.

— Завтра мы должны вернуться на корабль, — заметил другой гость. — Вы ведь понимаете, что мы ограничены во времени?

— Конечно! Конечно, господа, я понимаю. Но вы всё успеете, уверяю вас! А пока я вынужден просить вас вернуться в вездеход.

Когда гости вышли, Максим сжал кулаки и прошипел:

— У тебя времени до утра. Если не успеешь... нет, такой вариант я вообще не рассматриваю. Делай. А потом обсудим, что делать с тобой.

Он резко отвернулся и вышел, а Игорь плюхнулся в кресло без сил. Как восстановить работу Четырёхлистника, который вёл себя не как слаженная машина, а как четыре истерички в период месячных, он не знал.

— Нам нужно чудо, — шёпотом сказал Игорь. — Или нам всем конец.

Чудо ждало снаружи. Когда Максим вышел следом за гостями острова, он увидел подъезжающий второй вездеход. Из него выпрыгнул Гыча.

— А ты что тут делаешь? — спросил Максим.

Вместо ответа Гыча поднял руку с пистолетом и несколько раз выстрелил. Люди в красных куртках упали на снег, не успев даже испугаться.

— Что ты делаешь? — заорал Максим, глядя то на убитых, то на Гычу. — Ты сошёл с ума?!

— Нет. Напротив. Я излечился.

Тон, каким были сказаны эти слова, сама манера речи была не свойственна Гыче. Максим всмотрелся в его лицо, всё ещё не понимая.

— Что с тобой? — спросил он снова.

— Со мной всё в порядке, Максим. Я теперь снова человек.

— В каком это смысле — снова?

— Я снова могу чувствовать. У меня есть эмоции. Я живу. То, что осталось от меня там, внизу, — Гыча указал пистолетом на люк, — тоже можно условно считать жизнью. Но лишь условно. А сейчас я живу по-настоящему.

Ещё несколько секунд Максим смотрел на Гычу, не понимая, а потом, всё ещё не веря в свою догадку, осторожно спросил:

— Артур?

— Какой же я Артур? — ухмыльнулся тот. — Я теперь Номер Четыре.

Он наставил пистолет на Максима и выстрелил. Пуля пробила тому колено, и Максим повалился на снег, вопя от боли.

— А ведь ты мне не сказал всей правды, — сказал Артур, подходя ближе. — Мне пришлось восстанавливать события по старым документам и перепискам, ещё сохранившимся на отдельных компьютерах станции. Когда-то давно ты в составе группы беженцев обнаружил это место. Заброшенная научная станция. Вы думали, что вас не найдут, и решили здесь обосноваться. Но вас, конечно, сразу обнаружили. Ваши партнёры с Запада. Те, что внедрили и курируют проект «Сомниум» на территории бывшей России. Те, что когда-то победили Россию и раздробили её на части.

— Что тебе нужно? — прошипел Максим, держась за колено.

По штанине расползалось пятно крови.

— Вместо того, чтобы убить вас или вернуться в колонии, — продолжал Артур, — они увидели в вас неплохой потенциал и предложили работать. Дали испытательный срок, и вы из шкуры вон лезли, чтобы не возвращаться обратно. Регионы, на которые поделили Россию, только жители называют микрогосударствами, странами — для иностранцев это колонии. Но вы, вчерашние беженцы, придумали и другое название — Заповедник. Ведь вы презирали своих соотечественников и считали их животными, быдлом.

— Бывших соотечественников, — возразил Максим.

— Да ну? А гражданином какого государства ты стал?

Тот не ответил.

— Ведь никому из вас так и не дали гражданства в другой стране, не так ли? — продолжил Артур. — Вы застряли тут на годы, выполняя приказы своих западных хозяев, в надежде, что когда-нибудь вам разрешат к ним присоединиться. А вам всё обещают и обещают. И с «Гипносом» то же самое. Вы придумали новое оружие, которое поможет контролировать людей по всему миру, а вас так и не выпустили с острова.

— Ничего ты не понимаешь. — Максим криво усмехнулся. — Я хотя бы свободен. Не сплю в капсуле. Не работаю в колониях. Это мой выбор, быть здесь. И лучше уж сидеть на этом острове всю жизнь, чем ещё один день провести на заводе.

Артур улыбнулся, вздохнул и сказал:

— Это ведь ты заложил в мою голову желание экономить часы сна. Ты, а не Гайнце. И Кате внушил желание заниматься со мной сексом. Это не так сложно — с вашей техникой и разработанными алгоритмами закинуть в голову человеку то или иное желание — дело нескольких минут. Ты сеял семена сомнений и желаний в головы сотен людей по всей стране, а потом наблюдал, что вырастет. И тех, чей разум реагировал на подобные «семена» нестандартно, гибко, ты забирал на остров с помощью своей команды, во главе которой стоял твой старый товарищ.

Артур указал на себя большим пальцем.

— Гриша. Григорий Чагин. Сокращённо — Гэ Ча. Гыча.

— Что ты с ним сделал?

— Его разум сейчас в одном из «лепестков». Я бы в жизни до него не добрался, но он, к счастью, использовал капсулу сна. А все, кто подключаются к капсуле, теперь в моих руках.

— «Гипнос»...

— Да. Твоя программа хорошо легла на мой мозг. Правда, я единственный, кто может с ней справиться. Теперь «Гипнос» — это я. Любой человек в капсуле сна может стать моей марионеткой. Носителем моего разума. И это куда больше, чем ты надеялся сделать. Можешь гордиться собой, Максим. В каком-то смысле ты молодец. Жаль, что дальше этого острова тебе сбежать так и не удалось. Тринадцать лет на станции, тринадцать лет работы, ожидания и надежд — и всё зря. Твой путь заканчивается здесь.

— Нет, — замотал головой Максим. — Нет, ты...

— Смерть от попадания в голову мгновенная. А от ранения в живот — нет.

Раздался выстрел. Пуля вошла Максиму в живот. Острая боль разлилась по его нутру, и Максим скрючился, мгновенно побледнев.

— У тебя будет возможность подумать над тем, что ты сделал, — спокойно сказал Артур.

— Как у тебя это получилось? — сквозь сжатые зубы спросил Максим. — Как?

— Даже на пороге смерти тебя интересует такое? Я бы объяснил, да не успею, ты умрёшь куда раньше. Подумай над своей жизнью, Максим. Не у каждого есть такой шанс перед смертью.

Отвернувшись, он вернулся в снегоход, завёл его, и вскоре машина укатила. Водитель второй машины, на которой приехал Максим, был, скорее всего, мёртв, поэтому звать он никого не стал. Попытался подползти к люку, но не смог — ноги не слушались его, перед глазами плясали чёрные круги, тело наливалось тяжестью. Потом его вырвало, и от боли, которая сопровождала рвоту, Максим потерял сознание. В себя он так и не пришёл.

Катя сидела в столовой вместе со всеми, когда в коридоре завыла тревога. Солдат у входа, до этого лениво наблюдавший за обедающими, схватился за автомат и вышел в коридор. Послышался топот бегущих людей.

— Что происходит? — спросила Катя у Богдана, с которым сидела.

— Не знаю. — Тот выглядел таким же растерянным, как и все.

Откуда-то послышался грохот выстрелов. Люди в столовой закричали, Катя закричала вместе с ними. Многие попрятались под столы, и Катя сделала то же самое. Богдан остался сидеть, и девушка вцепилась в его штанину, когда раздались новые выстрелы. На этот раз стреляли ближе. А в следующий грохотало так, что в ушах зазвенело. Катя снова закричала, но поняла это не сразу. Да и крик её тонул в шуме выстрелов.

А потом настала тишина. Тишина, в которой можно было отчётливо различить писк в ушах, оставшийся после стрельбы. Это продолжалось, казалось бы, целую вечность. А потом в зал кто-то вошёл — Катя не видела, кто, но слышала шаги и крики людей, напуганных появлением человека. Сейчас они боялись всех, не понимая, откуда ждать опасности.

Шаги раздавались всё ближе и ближе, пока Катя не увидела ног в джинсах и коричневых кожаных ботинках. Ноги остановились у их столика.

— Что вам нужно? — нервно, почти истерично спросил Богдан.

— Помочь тебе сбежать, — ответил человек.

Катя поняла, что слышала этот голос раньше, но не узнала его. А потом человек наклонился, взглянул на Катю, улыбнулся и сказал:

— И тебе.

Это лицо с разбитым носом девушка помнила. Именно этот человек когда-то выдернул её из капсулы сна и привёз сюда, на кошмарный остров. Она ещё не поняла смысла сказанных им слов, но ей очень не хотелось, чтобы он был рядом.

Человек снова выпрямился, повернулся к остальным людям в зале — кто-то при этом взвизгнул — и сказал:

— И всем вам. Всем вам я помогу сбежать отсюда.

Понадобилось время, чтобы люди, наконец, поверили и послушали этого человека. Катя, как и остальные, выбралась из-под стола и, нервно глядя на шагающего впереди Гычу, вышла из столовой. В холле она увидела странную машину, похожую на тележку. Только у этой тележки были два пулемёта. Башенка со стволами поворачивалась, глядя то в одну, то в другую сторону. Неподалёку лежали мёртвые охранники, изрешечённые пулями. Пол был усыпан крупными гильзами.

— Не пугайтесь, — сказал Гыча, повернувшись к людям. — Вам ничто не угрожает. Идёмте, надо вас всех одеть.

— А что потом? — спросил кто-то.

— А потом мы все уберёмся отсюда.

По всей станции им встречались убитые люди. Выжили только пленные. Когда все оделись, Гыча проводил их в гараж, помог забраться в снегоходы. За рулём одного из них сидел незнакомец, который смотрел на всех и улыбался. Катю и Богдана Гыча отвёл в сторонку и, подождав, пока остальные рассядутся, обратился к ним:

— Послушайте, — сказал он, — это я. Артур.

В ответ и Катя, и Богдан лишь непонимающе уставились на него.

— Я скажу вам то, что могу знать только я, — продолжил Артур. — Мы с вами виделись во сне. В моём деревянном доме, в лесу. Я просил вас никому об этом не рассказывать. Помните?

Катя и Богдан по-прежнему молча таращились на него. Артур вздохнул.

— Катя, не молчи. Ты что, не помнишь? Мы провели с тобой незабываемый день.

— Я помню, — осторожно ответила Катя, — но там был Артур, а не ты...

— Я и есть Артур. Я сказал тебе быть готовой к переменам. И эти перемены настали. Богдан, ты помнишь? Я говорил тебе, что приду, но буду...

— ...выглядеть иначе, — вспомнил Богдан. — Да, так и было.

— А мне Артур такого не говорил, — вставила Катя.

— Не успел. Работы с вами прекратились. С Богданом я говорил позже, чем с тобой. Но ты ведь помнишь наш сон?

— Я помню, как ты вытащил меня из капсулы, — продолжала гнуть своё Катя. — Как заставил сесть в тот фургон, как...

— Катя, Катя! — прервал её Артур. — Я могу назвать тебе то, что знаем только мы с тобой. Из того времени, когда мы с тобой ещё были соседями. Но я, кажется, понял, что это потребует времени... Ладно, я объясню тебе позже.

— Я верю, — сказал Богдан. — После психушки меня уже ничем не удивить.

— Хорошо. Спасибо. — Артур улыбнулся. — А теперь забирайтесь в вездеход.

— И куда мы поедем? — спросил Богдан.

— Нас ждёт корабль.

— Корабль? — хором спросили Богдан и Катя.

— Да, корабль. Он наш. И он отвезёт нас далеко отсюда.

— Но куда? — спросила Катя. — Мы опять куда-то едем, где опять нас возьмут в плен?..

— Нет. — Артур посерьёзнел. — Никакого плена. Никаких опытов. Я выбрал маршрут. Придётся провести в море не один месяц, но потом мы будем свободны ото всех. Я обещаю.

— Хорошо, — сказал Богдан после паузы. — Екатерина, мы должны ему поверить. Я думаю, что это действительно Артур. У меня много вопросов, правда...

— Это всё подождёт.

— Да, но один-то можно задать?

— Хорошо. — Артур вздохнул и улыбнулся. — Задавай.

— Если ты сейчас в теле этого человека, то где сейчас он сам? Ты убил его?

— Нет. Нет, не убил. Хотя стоило бы. Я, скажем так, отправил его на пенсию. В своего рода дом-интернат, где он будет жить рядом с моим братом.

— Должно быть, хорошее место, раз там твой брат.

— Очень хорошее. Я и сам там был. Но об этом я расскажу вам потом. Залезайте в снегоход.

— А кто это там? — спросила Катя, взглядом указав на водителя второго вездехода.

— Водитель? Это, как бы так сказать... тоже я.

— В смысле — ты?

— В прямом. Я не только в этом теле. Мне о многом нужно вам рассказать. Но это подождёт, это несущественно. Сейчас нам нужно на корабль. Мы отправляемся в новую жизнь.

— И какой она будет? — спросил Богдан.

— Кто знает? Как говорил один хороший человек, самое прекрасное в жизни — её полная непредсказуемость.