Степан Разин

Глава 23

До этого момента про умножение я царевичу не рассказывал. Теперь же пришлось объяснять. Но ни царь, ни бояре, ни Алексей, так ничего толком и не поняли. А утром они уехали. Они уехали, а я вздохнул с облегчением. Надо было достраивать амбары под зерно и крупы и омшаники, сиречь — холодильники, для убоины. Ни того, ни другого я никогда не строил. Пришлось обращаться за советами к крестьянам. Те, вместо того, чтобы объяснить, взяли всё в свои руки и к февралю два амбара и два больших омшаника были не только готовы, но и заполнены колотым льдом, пересыпанным опилками.

Мало того, в обоих омшаниках были сделаны «морозильные камеры», которые не только заполнили льдом, но и полностью выморозили, забили под жвак замороженной убоиной и закрыли до лета.

Никита Романов приехал в Измайлово вместе с князем Черкасским и подъячим поместного приказа.

— Так вот ты какой, Степан Разин, сын Тимофеев! — сказал Романов с непонятной интонацией. — Правду бают, что ты персидский князь и брат шаха?

Я стоял с прямой спиной и спокойно выдерживал его взгляд.

— Моя мать — дочь шаха Аббаса Великого, а отец — казачий атаман, — сказал я. — Я не брат, а дядя нынешнего шаха Аббаса Второго. Его отца, и моего брата шах Аббас убил, и шахом должен был стать я, после смерти дяди, а не его сын. Но я в это время находился далеко. Хотя, по закону, меня должны были найти. Пока в роду есть старшие наследники — они становятся на престол.

— Так, зачем тебе эта земля. Здесь холодно. В Персии намного теплее. Я там не был, но расспрашивал ваших послов. Хочешь, я помогу тебе забрать трон?

Он смотрел на меня с очень серьёзным выражением лица.

— Ты поможешь мне, а я помогу тебе.

— Как я могу помочь тебе? — спросил я, примерно понимая, куда клонит царский брат.

— Ха! — лицо Никиты Ивановича расплылось в улыбке. — Сам подумай, откуда у меня может появиться большое войско? С этим войском мы и свергнем сына твоего брата. А до этого я, с помощью своих друзей в Персии, настрою его войско против шаха. И нам не придётся всех убивать. А потом, когда ты станешь шахом, мы станем торговать. Я отменю для твоих купцов все пошлины, а ты для моих. Согласен?

Я задумчиво смотрел на Романова и прикидывал, как правильно себя повести? Мне нужно было купить Измайловскую вотчину. И откажи я сейчас участвовать в его авантюре, он может взбрыкнуть'. Но и соглашаясь, я подписываю себе смертный приговор. Повесят Романова на дыбу и он сознается в том, что я собирался вместе с ними свергать нынешнего царя.

— Когда ты хочешь, чтобы я тебе помог? — спросил я, не спрашивая «чем».

— Хм! — хмыкнул Романов и нахмурился. — А сколько у тебя сабель?

— В Персии две тысячи, сюда идут триста, здесь сто, на Дону тысяч сорок.

— Много. И они пойдут куда скажешь?

— Нет. Куда скажет мой отец. Мы думали идти на Персию, да Репнин, наместник Астрахани меня задержал и отправил в Москву. Мы бы сейчас уже половину Персии захватили. А вынуждены были отправить казаков шаху помогать. Но ничего. Этой весной в Персию ещё тысяч пять казаков уйдёт. А там они в любой момент могут подняться.

— Не смогут. Ждать тебя уже будет шах. Знает он, что ты называешь себя шахзаде. Могут и отца твоего прихватить, если тот в столице объявится.

— Не объявится. Так когда тебе нужна моя помощь? — снова спросил я.

— Если ты согласен помочь… То… Я тебе скажу о том после. Приеду ещё. Не один я решаю…

— Хорошо. Я буду здесь. Здесь и три сотни казаков останутся. Сотню я отправлю с мягкой рухлядью в Астрахань, а те, что останутся, займутся строительством городка. Да! Так ты продаёшь мне Измайлово?

— Конечно продаю! — сейчас деньги будут нужны чтобы нанять наёмников. Дашь тысячу рублей?

— Тысячу? — задумался я. — Тысяча у меня есть, да закупиться товаром на неё хотел. Может и ну её, эту землю? Сам говоришь, в Персии тепло. А может уже летом и решится мой вопрос? Переждать только… Ведь нацелились-то туда? А какая мне тут земля, ежели я там трон заберу. Ту отберут. Я деньги сейчас выложу, а землю потом отберут? Смысл какой покупать?

Я действительно задумался, только не о том, чтобы забрать власть у персидского шаха, а нужна и мне эта земля. Это ведь какие хлопоты? Это ведь царь подвёл меня под решение купить эту землю. Начал с размещения казаков, а я и распалился проектами. Подвести Никиту Романова под отказ продать мне вотчину, и дело с концом.

— Не отберут. Ты мне там землю продашь. Ты тут землю для посольства поимеешь, а я там. А⁈ Хорошо я придумал?

Никита Иванович Романов сразу засветился от гордости, что так придумал ловко. А до этого, когда я сказал, «какой смысл?», его словно в воду опустили.

— Тогда и впрямь, «какой смысл» покупать? Ты мне тут землю подаришь, а я тебе там такой же кусок подарю. Дари эту землю с лесом и реками, а я тебе там подарю самый лучший кусок с садами и бахчами.

— Подаришь? Э-э-э! Когда это будет⁈

— От тебя будет зависеть, когда это будет, дорогой. Я-то хочу этим летом, а ты?

У Романова блеснули глаза.

— И я этим летом хочу.

— Ну, тогда, за чем дело встало. Пиши дарственную, а я со своей стороны пишу… Как от шаха пишу… Сколько у тебя здесь земли?

Романов сказал.

— Вместе с обоими лесными угодьями? Что-то мало!

Романов добавил ещё.

— Ну, допустим. Бог с ним! Мне этого достаточно, чтобы соболя и белку брать. Зови дьяка и пиши. Байрам! — крикнул я перса. — Пошли писать дарственную.

Мы оставили Никиту Романова в тереме, а сами отправились в мою избу.

— Что за дарственную? — спросил Байрам.

— На лучшие плодоносящие земли рядом с Исфахамом.

— У тебя есть там земли? — удивился Байрам.

— Нет. Но будут, если я стану шахом.

— А ты станешь шахом? — ещё больше удивился перс.

— Может стану, может не стану… На всё воля аллаха. Но не хочу.

Байрам посмотрел на меня внимательно, потом рассмеялся.

— Ну, ты и хитрец, эфенди! Ну и хитрец!

— Пиши-пиши. А то наш червяк, который сам заполз на крючок, с крючка сползёт.

— Не успеет. Я быстро-быстро.

— В одном экземпляре пиши на двух языках рядом столбцами.

— Так и делаю, эфенди. Уже пишу.

Дьяк передал мне дарственную им подписанную и сказал чтобы я приехал в Москву и проверил, что запись в книгу произведена. Я обещался быть «на неделе» и выдал ему сто рублей. Дьяк затрепетал всем телом и заверил, что сделает запись уже сегодня. Романов обещал приехать на днях. Они сели каждый в свою повозку и укатили. Я осмотрелся вокруг.

— Охренеть, — подумал я. — За сто рублей такие угодья.

Меня распирало довольство собой.

— Эй! — крикнул я. — Запрягли санки⁈

— Запрягли, эфенди!

— Ну, так подгоняй и поехали!

— Обождать бы часок?

— Мы шагом! Поехали-поехали!

И мы поехали в Москву.

— Кхм! — кашлянул царь. — Так, говоришь, помочь тебя просил сесть на мой трон и намекал, что поможет тебе войском отобрать власть у шаха?

— Понимаешь, государь. В том-то и беда, что прямо он этого не сказал. Сказал помочь, а в чём не сказал. Но по смыслу получалось, что про твой трон говорил. Как он ещё может собрать войско, чтобы прогнать шаха и посадить меня? И сам разговор затеял.

— Ой, крутишь ты, Стёпушка, — проговорил, морщась, Михаил Фёдорович. — Видать, на дыбу хочешь?

— На дыбу, так на дыбу, — вздохнул я, проверяя, как отключаются мои осязательные рецепторы. — Только не ломай меня сильно. Калекой я тебе не больно сгожусь.

Государь нахмурился, а потом, видимо до конца поняв, что я сказал, вскинул брови.

— И не боишься дыбы? — спросил я.

— Давно готовился. Ещё когда сюда ехал. Вы же тут без дыбы никак не можете⁈ И правого и виноватого… Всех на дыбу. Она правду скажет.

— Батогами бит был?

Я покрутил головой.

— Розгами батька порол, а батогов испытать не пришлось.

— Знал, что на дыбу вздёрну, и всё одно ехал доносить на моего брата?

— Ехал. Ах, да! — вроде вспомнил я. — Он же меня землями одарил.

— Какими землями? — нахмурился царь.

— Измайловскими и обоими лесными угодьями.

— За что одарил?

— А Бог его знает. Сказал, пиши бумагу, что меня одаришь своими землями, когда мы с русским войском тебя на трон шахский поставим.

— Так и сказал? — спросил царь, скрипнув зубами. — Покажи бумагу!

Я показал.

— Правильная бумага. Дьяком подписана. Бес его задери!

— Представляешь, государь, что тебе эти земли даром обошлись. Только дьяку пришлось сто рублей дать, чтобы в книгу записал передачу земель сегодня.

— Мотька! — крикнул царь.

Появился богатырского роста дьяк.

— Быстро пошли за дьяком поместного приказа, э-э-э, Епифаном Молочным и книгу пусть возьмут.

Дьяк торопливо вышел, а государь молчал и хмурился, молчал и хмурился. Он, как и прошлый раз, полусидел, полулежал на своём странном троне-кровати. И это, как я понимал, был его постоянный трон.

— Совсем плох государь, — подумал я и царь словно прочитал мои мысли. — Совсем я плохой стал, Стёпка. Измучила меня эта власть. Никому веры нет. Нет друзей у властителя.

— Так как же они появятся, ежели всех на дыбу? Любой от дружбы с тобой откажется и предаст в любой момент.

— Ну, почему откажется? Вон Морозов, Салтыков, хотят быть друзьями, да не верю я им.

— Ха! Интересно! А тебе, государь, Морозов говорил, что Никита Романов и князь Чекасский «бунтовщики и фрондёры»?

— Нет, не говорил.

— А меня упреждал заранее перед поездкой в Измайлово. А это значит, что тебе,государь, Морозов не договаривает всего, боится. Или знает, что бесполезно и опасно говорить на брата твоего. Скажешь, а тебя на дыбу потянут.

— А ты, значит не боишься? — скривив губы, спросил государь.

— Боюсь, государь. Очень боюсь. Трясусь вон весь в ожидании пытки. Но не было у меня выхода, кроме к тебе идти, и причём сразу, а не завтра или ещё позднее. Ттогда бы ты меня точно на дыбу вздёрнул.

— Почему? — так же кривясь, спросил царь.

— Да потому, что тогда сказал бы, что я сомневался и думал, донести или не доносить. А это крамола и замышление против государевой власти.

Царь хмыкнул и вздохнул.

— Ладно, не торопись на дыбу. Поглядим ещё. Подумаю ещё с кого начать.

— Ты, государь, прости за мои прямые слова ежели, что. Не гоже так с государем говорить, да уж больно мне страшно. Разум мутится. Упаду сейчас.

— Эй, Мотька! — крикнул царь.

Мотька появился из-за ширмы.

— Отведи князя, пусть посидит послушает, что тут будет говориться. И присмотри за ним. Хворает он. Воды дай… НУ, ты сам знаешь.

Дворецкий дьяк кивнул и распахнул передо мной ширму и дверь. Пройдя в затемнённую комнату я тут же упал на диван и лёг. Мне и правда было так страшно, что к горлу подкатывала тошнота.

— И оно мне надо? — думал я. — Зачем мне эти стрессы? И ведь это только начало! Надо рвать когти за Урал. Или свой скит построить и в нём жить… Но ведь я, млять, ещё не старец. Кто мне позволит в скиту жить? Да и стрёмно одному. Обижали старцев кто ни попадя. Били, калечили, еду отбирали… Не-е-е… Это тоже не моё. А может и вправду Персию захватить? Казакам на Дону точно делать нечего… Сорок не сорок, а тысяч десять собрать и вооружить можно. Если цель поставить. А цель «вооружить», перед собой ставить надо. А для этого нужны деньги, деньги и ещё раз деньги, как говорил кто-то умный про войну.

Но ведь тогда меня можно спокойно обвинить в злоумышлении против государственной власти. Если кто узнает про мои склады оружия и сбруи. Узна-а-ют. Обязательно узнают про то, что я закупаю оружие. Сейчас и персы с его в «санкционные» товары запишут. Надо как-то списаться с шахом, что ли, и заверить его в моей лояльности. Пригласить его представителей в Астрахань и там переговорить?

Как «там» сделал «тот» Степан Разин? Набрал столько богатств, что смог собрать огромное войско. А набрал где? В Персии. Заверив шаха в своей лояльности, а потом ограбив приморские городки. Потом ограбил Астрахань, Царицын. Его атаманы другие городки взяли. Ведь пытали его о том, где спрятал награбленное?

Если Морозов и остальные царёвы ближники на своих местах устоят, а они устоят, не верил я в возможность глобально изменить историю, и в параллельные миры не верил, то меня сейчас куда-нибудь сошлют. А эти деятели доведут народ до цугундера и народ взбунтуется всё равно. А там, или с нами, или против нас, как в «Тихом Доне» Шолохова.

Так размышлял я, трясясь и прислушиваясь к голосам за портьерой. Сначала царь опросил подъячего поместного приказа, от которого узнал, что ехали писать купчую, а написали дарственную.

Потом царь говорил с боярином Морозовым по поводу Никиты Романова, его лояльности государю и кто во всём этом участвует.

Морозов сказал, что заговор зреет давно, он про сей заговор царю докладывал, и это всё та же эпопея с лжепотомками Василия Шуйского. Морозов сказал, что «лица, что в сём заговоре участвуют, давно известны, только царь-государь не хочет принимать кардинальных мер. А он, де, специально о сём упредил крестника, то есть, — меня, так как знал, что заговорщики имеют резон сговориться с казаками». Я даже умилился словам Морозова. Он со всех сторон выглядел «белым и пушистым».

С Никитой Ивановичем Романовым государь говорил в присутствии боярина Морозова и начал с такой фразы:

— Ты, Никитка, почто отдал Измайловскую вотчину, не спросив моего дозволения?

— То моя вотчина. Она мне от пращуров перешла.

— Мы же сговаривались с тобой, что я её выкуплю, а ты продал её первому встречному персиянину.

— Ты же сам его приветил! — буркнул Романов. — Сам там разместил.

— Я его там разместил, чтобы он там городок поставил и казаков собрал для службы мне. А не для того, чтобы он её купил.

— Он пишется, как купеческий сын Тимофея, Степан Разин, а не как перс. Он мне твою грамотку показал, где ты его отцу земли отписал.

— Так, где те земли? — спросил государь. — За Воронежем. За Белгродской засечной чертой! Где и жизни нет от татар, крымчаков, и ногайцев. Если он там городки поставит и оборонит нашу окраину, так и пусть себе владеет. А ты в центре столицы земли отдал. И почему ты ему их не продал? За какую помощь? У него акромя войска казачьего нет ничего. Зачем тебе его войско? К нему сейчас три сотни казаков придёт. С четырьмя сотнями и Москву взять можно, если наскоком. Зачем тебе четыре сотни казаков?

— Почему ты отдал её, а не продал? Казна у тебя безразмерная?

— Казна не безразмерная. Не за то я отдал ему Измайловскую вотчину, что на Москву хочу идти, — пробубнил Романов, — а за то, что он обещался мне такой же кусок земли выдать, когда он шахом сделается.

— Шахом сделается? — рассмеялся царь. — Как же он сделается? У Шаха войско в пятьсот тысяч сабель.

— У него, он говорил, на Дону сорок тысяч казаков, готовые пойти на персов. И уже тем летом они хотели напасть на шаха, да ты помешал, призвав его в Москву.

— Тем летом? Они же шли служить шаху?

— Он так сказал. И написал мне дарственную на такой же кусок земли в их столице.

— Ай, да, Стёпка! Ай, да сукин сын! — произнёс царь с восхищением в голосе.