Стражи волшебных миров

Глава 19 Слом

На втором курсе начались серьёзное богословие, философия, натурфилософия, химия и аскетика. Поначалу всё шло как обычно, как на первом курсе. Я учился, Ва учила и лечила. Способности к целительству у неё не пропали, коим фактом она была очень довольна. Иногда меня выдёргивал Орден на боевые операции. Несколько раз выдернули прямо посреди занятий. Для соблюдения тайны за мной приходил посыльный от начальника университета.

Ребята — дети хлебопашцев из числа «Деревянных башмаков» нашли земляков среди первокурсников. Поначалу они просто предупредили их, что нельзя прогибаться под наездами разных деспотов — старшекурсников, а потом и вовсе решили принять их в группу. Поскольку я был единственным из благородных в группе, пришлось знакомиться со всеми первокурсниками.

Некоторые из моих однокурсников — детей благородного сословия, которых я до сих пор считал приличными людьми, попытались поработить первокурсников. Вместо подчинения они получили по башке и попытались собраться в кодлу, чтобы побить первокурсников. Они были неприятно удивлены, встретив среди противостоящих сил своих однокурсников — селян. Поскольку я был из числа благородных, пришлось участвовать во всех этих стычках.

Дети благородных ушли несолоно хлебавши, даже до драки дело не дошло. Нас было сильно больше. Потом эти дурачки пришли ко мне и заявили, что я предатель благородного сословия. Я им сказал, что это они предатели человечности и что если они не могут без порабощения и выбивания боли из других людей, то им не место в духовном сословии. И даже среди благородных не место, их место только среди бандитов и грабителей. Они перестали со мной общаться. Я с ними тоже.

На занятиях по богословию моё внимание привлекла лекция на базе утверждения из Священного Писания о том, что вера без дел мертва. Профессор долго рассуждал о том, что одно только решение быть с Богом и жить по Божьим заповедям недостаточно и надо не только признавать Бога, но и делать всё, что заповедано. Увидев, что время занятия идёт к концу и профессор не собирается ничего уточнять, я спросил, так какие же дела предлагается делать.

— Как какие? Я же всё занятие об этом говорил, — удивился преподаватель.

— Я внимательно слушал. Но вы не назвали ни одного дела. Ни одного примера.

— Все дела назвать невозможно. Должно делать дела благотворительные, со смирением и сокрушением сердца, с заботой обо всём окружающем мире.

— А примеры можно?

Профессор ощутимо начал злиться:

— Я должен перечислить все дела, начиная с милостыни нищим?

Прозвенел звонок на перемену. Однокурсники тоже начали ворчать:

— Чего пристал? Всё очевидно, сам думай!

Я тоже рассердился и рявкнул:

— Уважаемые, вы завтра приедете на места, и ехидные селяне у вас спросят, какие богоугодные дела стоит делать в соответствии с заповедью «вера без дел мертва». А вы и поплывёте, как топор по течению. Как сейчас плывёт преподаватель, который явно пытается что-то придумать на ходу. И становится очевидно, что никто до сих пор об этом не думал.

Мой вопль наполовину пропал втуне, так как студенты начали вставать и выходить из аудитории. Это была большая перемена на обед.

В другой раз профессор рассказывал о том, что человеку стоит делать для того, чтобы заслужить спасение. В его список обязательных дел входило посещение церкви и причастие не реже раза в три недели, сокрушение сердца, покаяние, память о смерти и отказ от гордости. Я не удержался и спросил, а не входит ли случаем в список необходимых для спасения дел правильное поведение, и какие дела стоит делать? Профессор обрадовался возможности произнести стандартную фразу из учебника и торжественно продекламировал:

— Каждый год задают этот вопрос. Делами заслужить спасение невозможно, спасение подаёт только Бог за сердце сокрушённое, и за покаяние.

— А как насчёт «вера без дел мертва»?

— Вот вашими делами и должны быть сокрушение сердца и покаяние.

Это жонглирование словами меня разозлило, и я рубанул:

— А если мне не нужно спасение? Если я хочу, чтобы все мои дела были правильными и чтобы в результате моих действий радость от жизни всего остального мира стала больше?

Преподаватель опять обрадовался:

— Говорит Господь: «Что толку человеку, если он собрал всё золото мира, или все зерна, или осчастливил весь мир, если душа его в потёмках осталась?».

— Толк тут очевидный. Удовлетворение от того, что всё сделал так, как надо. А что насчёт души, то на месте Господа я бы скорее взял в команду человека, который активно ищет правду и улучшает окружающий мир, чем того, который не делает ничего и только попрошайничает спасения. Правильное решение тоже не так просто найти. Но зато его можно проверить на практике при таком подходе.

— Если тебе не нужно спасение, то ты просто отвергаешь Господа нашего. Иди подумай об этом в коридор. Нет смысла рассказывать о богословии людям, которые отвергают Господа.

Я сложил вещи и вышел. Практически сразу сторож зазвенел, объявляя перемену. Так что я даже ничего не потерял.

Уже на другом уроке, на аскетике, профессор рассказывал нам, что человек состоит из трёх различных составляющих: из духа, души и тела, которые у грешных людей находятся в некотором противостоянии друг другу. Тело, например, всегда хочет того, что хотят животные: еды, покоя, размножения, а ещё удовлетворения любопытства. Дух является кусочком от Бога, и именно он является той силой, которая приводит в действие всё остальное. Но дух не может управлять напрямую, так как для совместного существования духа, души и тела необходимо, чтобы побуждения от духа передавались телу через определенные чувства и типовые способы поведения, которые находятся в душе.

Дальше профессор принялся рассказывать о том, что грешная человеческая натура была повреждена во всех трёх составных частях, но после жертвы Господа дух теперь искуплён жертвой.

Я заинтересовался и спросил, где можно почитать о том, через какие типовые ступени развития проходит человек при развитии от животного до разумного существа. Профессор удивился и не понял, про что я. Сказал почитать книгу «Лестница на небо». К его несчастью, я читал эту книгу ещё на первом курсе, мне её посоветовал почитать преподаватель по основам богословия в ответ на вопрос о том, где можно почитать основную книгу о том, как стать богоугодным.

Так я и ответил профессору: сказал, что это книга про ступени восхождения монаха, который может стяжать отказ от гордости, страх смерти, смирение, отказ от чревоугодие, смиренномудрие. А я спрашиваю про типовые ступени роста от животного состояния до состояния разумного человека, у которого дух решил все проблемы души и тела.

Профессор удивился ещё больше, сказал, что такую книгу никто не стал бы писать, поскольку она никому не нужна. И тут же спросил у меня, кому может быть нужно такое понимание?

Я ответил, что всем: от святых отцов до государственных чиновников. Ведь люди на разных ступенях развития отличаются больше, чем разные виды животных друг от друга и от людей. У них совершенно разные и мотивация поведения, и образы поведения. Люди с низким уровнем будут падки на блестящие предметы роскоши и сделают для их получения что угодно, люди высокого развития будут стараться поднять совершенство всех систем. Как отличить человека на уровне животного от такого, который близок к совершенству? Ведь таким людям на исповеди надо говорить разное, и на государственные посты надо ставить в зависимости от уровня сознания. Соответственно, должен быть какой-то типовой список вопросов, чтобы по типовым ответам можно было понять, что за человек перед тобой.

— Вот вы и займитесь созданием такой книги, — засмеялся профессор.

Серен вечером спросил, почему я считаю эту теорию такой важной, что осмелился прилюдно позорить профессора. Меня прорвало:

— Никого я не хотел позорить. Я просто спросил. Думал, такая книга уже есть. Ведь есть же у них понятие о том, что дух находится в контрах с душой, а душа в контрах с телом. Было логично предположить, что есть и теория о том, как ведут себя люди, которые уже поняли, что нельзя быть скотиной, но ещё не отказались от гордости, какие типовые вопросы задают, какими проблемами мучаются и какими болезнями от этого болеют. И все остальные ступени… Без такого понимания соответствующего чиновника на нужную должность не подберёшь.

Серен в кои-то веки со мной не согласился:

— Ой, я над тобой смеюсь. У нас большинство должностей, например, в армии покупается, а ты говоришь о разумном подборе на должности? Это бесполезно, пока у власти будут угнетающие группы. Только когда к власти придёт народное государство, эта теория и будет востребована. Только тогда церковь и зашевелится. А до этого никак.

Я насторожился:

— Какие такие угнетающие группы? Какое народное государство? Ты какой такой чухни начитался? Ты что, «Государство» Бунтарячки прочитал?

— Ну, прочитал. И Бунтарячку, и Валу Милоса.

Я застонал. Бунтарячку мне под большим секретом подсунул один парень из числа благородных на первом курсе. Я её прочитал и нашёл чушью, Серену даже не стал показывать. Валу Милос вообще был сумасшедшим, который требовал отмены государства, раздачу всей земли помещиков селянам и отказ от последующего создания государства.

— Серен, это же чушь полная!

— Почему чушь? «Государство» — это великое произведение! Ты смотри, он же сумел подняться над частностями и увидеть закономерность! Если система организации общества несовершенна, то неизбежно появляются угнетающие группы! И это не зависит от качества людей! Ты можешь быть очень хорошим человеком, но если ты находишься на месте организатора производства в несовершенной системе, ты просто вынужден будешь занижать людям потребление до минимума, чтобы они только с голода не умерли, только для того, чтобы сделать свою организацию более жизнеспособной! И ты вынужден будешь объединяться с другими такими угнетателями для того, чтобы угнетённый народ не сбросил вас силой!

— Серен, ну включи разум! Это не наука, это наукообразие! Продли мысль, представь, как в реальном мире можно иначе?

— Народное государство!

— Это бессмысленные слова! В народном государстве тоже нужны организаторы и начальники, и как, по-твоему, они будут действовать в условиях нехватки ресурсов? Тоже будут понижать потребление и давить силой любые бунты. И скажу страшное: они и взятки будут брать. Как, по-твоему, люди будут в начальники попадать в народном государстве?

— Выборная система!

— Ага. Уж кто не должен был купиться на это враньё, так это ты. Ты же видел, во что превратилась выборная система судей у кочевников? Ты же рядом со мной с оружием против них стоял, когда они за своё право грабить даже воевать были готовы?

— Ну, видел. Но это ни о чем не говорит!

— Как раз это реальность, которая говорит громче всего. Ты можешь организовывать государство как выборное, можешь организовывать как аристократию, как у нас. Но в любом случае будут проблемы с грабежом, произволом и обманом. Только у нас аристократов воспитывают в духе преданности своему народу, говорят, что их жизнь должна быть служением простым людям. А твои выборные люди — выходцы из простых людей — первое время будут стремиться только набить карманы, чтобы удовлетворить животные желания — жадность, заносчивость, роскошь, любовниц пачку заведут… Мы с детства привычны к тому, что у нас это есть и что главное не в этом. А у них этого не будет.

— Ты не хочешь признавать это наукой, поскольку ты сам из аристократов, — обиделся Серен.

— Нереальная чушь это, а не наука. А потом, вспомни государство кочевников. Ты обратил внимание, что у них на выборных постах — там, где были реальные выборы — везде оказывались люди низкого роста? Ты можешь представить себе психологию того, кто в выборной системе будет лезть в начальство? Для этого надо быть человеком, который внешне всем мил, всем доказал, что он такой, как они, а внутри всех презирает, гордится тем, что всех обманул. Ты вот полезешь, чтобы надмеваться, с упоением командовать ради того, чтобы чувствовать себя начальником, и удовлетворять все пожелания вышестоящего начальства? Как правило, очень глупые?

— Нет, не хочу быть начальником, я бы лучше что-нибудь производил, — признался Серен.

— Вот видишь! При такой организации общества наверх нормальный человек не всплывёт, начальником станет самый хитрый, самый эгоистичный, самый честолюбивый человек, который для своего тщеславия готов сделать что угодно! Последствия будут ужасающими! Поэтому наша аристократическая система гораздо лучше. Наши аристократы могут быть воровитыми, могут быть тупыми, но они нормальные люди. И действуют в среднем как нормальные люди с нормальной логикой, явную чушь делать не будут. А твои выборные начальники сделают что угодно ради власти.

— Ты так говоришь потому, что сам из благородных, — повторил Серен и затих.

В очередной раз я «заелся» с преподавателем богословия, когда он рассказывал про то, как отвечать на вопрос о том, чем религия Бога-из-огня полезна для выживания. Он долго рассуждал о том, что разум простых людей погружен в материальное, что они думают только о выживании тела и пытаются думать о религии только как о средстве выживания тела: если заболел ребёнок, то надо заказать молебен, если одолевают тяжёлые мысли, то надо посыпать в разные углы хатки песочек с могилы праведницы, чтобы отогнать нечистую силу, а если всё сыпется из рук, надо сходить поклониться мощам или какому-нибудь артефакту типа пояса Богородицы.

Профессор говорил, что если поддаться этому давлению, то религия превратится в бытовой магизм, что недопустимо, что одна из самых важных частей нашей деятельности — это нести в тёмные массы идею о том, что человеку не должно жить только материальным и что выживание возможно как раз только в том случае, если люди становятся духовными людьми. Профессор советовал нам говорить, что для боголюбивого человека важнее умереть добрым праведником, чем заботиться о выживании.

Я спросил, так а есть где-нибудь список, чем религия полезна для выживания? Профессор сказал, что я плохо слушал лекцию и что никто из добрых религиозных людей не будет думать на эту тему. Я слушал лекцию очень внимательно, и эти слова меня обидели:

— Добрые религиозные люди как раз должны осознавать все последствия действия своей религии. В мире существует не только наша религия. И не всегда получается подавить чужих силой оружия. Приходится рассказывать чужим людям о том, в чём преимущество нашей религии. Без готового списка преимуществ работать очень сложно. А ещё мы не сможем объяснить своим воинам, за что они должны умирать, если у нас нет готового списка достоинств нашей религии. И чиновникам не сможем объяснить, ради чего им наживать проблемы с воровитым начальством и бороться с хищениями. Так наше государство и сгниёт, а армия развалится и разбежится.

— Очень жаль, что вы не были в армии. Наши благородные люди имеют честь и знают, за что воюют! — засмеялся профессор.

— Благородные воюют за свои земли и доходы. А когда большинство армии будет состоять из пехоты, из селян, которые спят и видят, как бы все господа провалились в преисподнюю, как вы им это объясните?

— Вот ваше дело как будущих святых отцов и состоит как раз в том, чтобы рассказать всем, в том числе селянам, почему лучше умереть с честью ради Бога, чем жить только ради жадности, — вывернулся профессор.

— Такой ответ — это, по большому счету, запрет на разумность. Если нельзя думать о последствиях действия своей религии, то получается, что люди не смогут думать ни о чём. Ни о том, чем поведение духовного человека лучше поведения скотины, ни о том, сколько ступеней развития между скотиной и совершенным человеком, ни о том, как выстраивать совершенное государство.

Профессор опять впал в истерику и начал орать:

— Вот очень характерно, что вы думаете о других людях как о скотине! А мы думаем о людях как о Сынах Божьих! И мы ожидаем, что люди будут стремиться к высшему, а не биться за каждое зёрнышко!

Сказанное настолько оскорбительно перевирало мои слова, что я даже не знал, что сказать, и замолк.

Неожиданно раздался голос из первых рядов:

— Полисаний как раз был в армии и работал министром образования нового государственного образования кочевников. Он работал пропагандистом религии Радо и рассказывал кочевникам, почему необходимо жить ради любви и справедливости. По сути дела, под видом жреца Радо распространял нашу религию. Потом, когда он стал говорить о том, что у нашей религии больше преимуществ, его выкинули с доходного государственного поста. Так что он как раз мученик религии Бога-из-огня. В некотором смысле. И его вопросы определяются тем, что они вызваны практической деятельностью. Я видел это лично, я был в охране. И иногда я даже не мог себе представить, как он выворачивался.

Я вытянул шею, посмотреть, кто так нагло прессует нашего профессора. Во втором ряду сидел Одрамас в сильно помолодевшим варианте и изображал из себя студента. Похоже, я сильно накосячил, если прикрывать меня прибыл Сам.

— Жрец языческого Радо. Тогда понятно, почему его так корёжит при словах Истинной Религии, — торжествующе продекламировал профессор. А потом ещё сорок минут говорил о том, что если люди начинают приспосабливать религию к вопросам выживания, то это конец для религии.

Я дал себе обещание больше ничего не спрашивать у этого преподавателя. Человек очевидно не хотел ничего слышать.

Радо тихо исчез раньше, чем я успел его поблагодарить за поддержку. Или это не было поддержкой? В университете о моей работе жрецом Радо до сих пор не знали.

Вечером меня вызвал настоятель университета и спросил про мою деятельность в религии Радо. Я рассказал всю историю. Настоятель прикинул, на какое количество людей я воздействовал, и задумчиво произнёс:

— Епископ. В пятнадцать лет. Забавно. А как так получилось?

— Меня назначил жрец Радо, когда у нас было всего два союзных племени, в которых никто не умел писать, кроме вождей. У него просто не было других кандидатов и он не ожидал, что всё так разрастётся. Когда подготовили новых жрецов, меня выкинули.

— Понятно. Иди.

На зимних экзаменах Вастараба вышибла из университета одну деваху, которая совсем не училась, а вдобавок потеряла девственность и способность к целительству. Девка оказалась вредная, причём из влиятельной аристократической семьи. Она напела песен Священной Инквизиции о том, что Ва — ведьма и колдунья, которая не лечит, а ворует у людей силы и жизнь. А её семья продавила быстрое разворачивание дела.

Магистр Ордена успел вовремя предупредить меня, что против Ва начато дело. Он сказал, что Ва придётся исчезнуть. Мы изобразили арест жрицы силами ордена. Инквизиторы и допрашивали её в тюрьме ордена. Но для сожжения им выдали оборотня, которого до этого запытали так, что он был рад умереть хоть как-нибудь. Оборотень принял вид жрицы. Его сожгли в первый день весны. Во время сожжения оборотень потерял над собой контроль и принял естественную форму, к восторгу всей толпы и инквизиторов. Вскоре в Ордене появилась новая возница, всегда носившую закрытую маску так, что были видны только глаза. Значок гвардии первосвященника отбивал желание у кого-либо задавать вопросы, что находится под маской. Вастарабе выписали новые документы союзной кочевницы одного из крупных племен. С силами Ордена такие проблемы решались легко…

Ва не сильно огорчилась. У неё уже был большой живот, ей было тяжело ходить. Она готовилась стать мамой и не хотела думать ни о чём другом. Хранившиеся в банке деньги жрицы были переданы инквизицией мне как господину ведьмы, а я передал их Ва. За это время она заработала огромные деньги даже несмотря на то, что львиную долю отдавала настоятелю университета. При желании она могла не работать ещё много лет. Ва решила, что после родов поедет в государство кочевников. Там её никто пытаться жечь не будет.

К середине зимы благородные начальники города договорились и решили строить рельсовую дорогу. Три версты рельсов уложили довольно быстро, но когда пустили повозки, выяснилось, что на них почти никто не ездит. Сама по себе дорога оказалась очень дорогой из-за каменных рельсов и закрытых повозок с сиденьями красного бархата, а вдобавок к этому благородные господа решили, что чем выше задерут цену на билет, тем больше денег получат. Билет стал недоступным для обычных людей, а благородные, как правило, ездили на своих лошадях или в каретах. В городе кочевников людей заставляло пользоваться рельсовой дорогой отсутствие обычных дорог. В этом городе почти все мостовые были покрыты камнем. В итоге повозки ездили пустыми.

Я попытался уговорить благородных идиотов создать упрощённые повозки для простых людей, по шесть сидений в ряд, спиной к спине, без крыши, с простым навесом от дождя, и брать за поездку недорого. Они вроде бы как согласились, но вскоре это стало неактуально. На богомолье приехал Государь. Ему показали рельсовую дорогу, он пришёл в восторг и приказал переместить дорогу к себе в резиденцию. У него был очень большой и красивый парк во дворце, гостям и слугам было тяжело ходить по парку ножками. Поэтому Государь решил, что с такой дорогой парк будет намного удобнее, заодно и он сам сможет чаще бывать в любимых уголках.

Строители заикнулись, что дорога строила дорого. Государь сказал, что зачтёт стоимость дороги им в будущие налоги. Благородные господа обрадовались, что легко отделались от этого убыточного проекта. Повторно строить дорогу не стали.

Как-то раз, идя по коридору университета и будучи погруженный в свои мысли, я обнаружил, что какая-то девушка двигается мне наперерез. Я сделал шаг в сторону, чтобы избежать столкновения, но и девушка изменила направление движения. Я поднял глаза и увидел, что мне навстречу идёт та самая гадюка, из-за которой сожгли оборотня вместо Ва. И она уже сняла маску. Я понял, что сейчас она будет плеваться ядом с целью меня убить, и выставил папку с тетрадками перед собой.

Яд попал точно в папку. Я не стал ждать второго выстрела, стукнул мерзавку в живот, а потом по голове. Когда она упала, я навалился на неё сверху и прижал голову к полу. Только после этого я сообразил, что надо было сначала оглянуться и поискать свидетелей. Теперь все ученики в коридоре удивлённо смотрели на меня и явно задавались вопросом о том, зачем я избиваю девушку. Я громко заговорил:

— Я иду к настоятелю и веду к нему эту убийцу. Мне нужны свидетели, что она на меня напала.

Весь народ вокруг начал пожимать плечами и отводить глаза. Они не видели начала схватки. Неожиданно за мной раздался знакомый голос:

— Я буду свидетелем.

Это был Ширак ага Коллеан. Я бы с большей готовностью поверил, что он будет свидетельствует против меня, но он вроде не врал. Я поднял гадюку, Ширак нацепил ей маску, и мы потащили дурёху к начальству. На полпути девчонку отобрали у нас стражники.

Как это ни удивительно, на разбирательстве ага Коллеан действительно свидетельствовал за меня. Девчонка заявила, что я напал на неё и пытался убить потому, что хотел отомстить за свою ведьму — любовницу, но ей никто не поверил. Применение яда гадюкой против благородного было запрещено даже в условиях смертельной опасности, благородные совсем не хотели террора ядовитых членов благородного сообщества. Яд можно было применять только против врагов государства, даже против селян было нельзя. Это было главным пунктом обвинения. Отношения между нами и повод нападения никого не интересовали. То есть нас выслушали, но как только Ширак заявил, что видел, как гадюка сама напала на меня, разбирательство закончилось.

Что удивительно, на суд явились и другие ученицы Ва. Они заявили, что эта дама после сожжения Ва восстановилась в университете, но совсем сошла с ума. Она всё время говорила, что я хочу её убить из мести, и ни о чём другом говорить не могла. И даже учиться не могла.

Приговор суд вынес быстро и без сомнений: казнь через отрубание головы.

На выходе из зала Ширак посмотрел на мои широко открытые глаза и захихикал:

— Чего удивляешься? Ты продемонстрировал уважение, на дороге мне больше не попадался. Я это уважаю. А как она на тебя напала, я вправду видел. Вот ещё я буду позволять гадюкам нападать на благородных, даже на самых ничтожных! Кстати, если ты уже знаешь, что такое уважение, я готов взять тебя под опеку. Мои родственники подсуетились, мне предоставят очень перспективное место. Главный священник в новом государстве кочевников, сначала рядовой святой отец, но уже через год большое повышение. Могу и тебя высоко поднять. Это будет очень богатая кафедра, там людей много, большие доходы. Опасно, конечно, кочевники дикие, зато какие перспективы! Очень большие деньги и очень большие храмы!

— Очень люблю большие деньги, а ещё больше честь приводить к Господу целые народы, — смог выдавить я.

Дурачок Ширак разулыбался:

— Вот так и рождается большая дружба! Уверен, мы ещё натворим великих дел!

Моя Большая Мечта умерла и тихо растворилась прахом в сером облаке тотального отчаяния. С такими начальниками, конечно, только учение Смиренного Бога проповедовать. Особенно среди кочевников.

В этот день я пришёл в общежитие с ощущением, что жизнь закончилась. Только-только я пережил огорчение от того, что благородные сделали из моей идеи рельсовой дороги ком грязи, и вот новый удар — главным Святым Отцом в стане кочевников будет идиот Ширак. Я как наяву увидел гибель своей родной страны и возвышение государства кочевников. У кочевников много дикарей и грабителей, но у них всегда можно решить дела силой или подкупом. Построили же мы дорогу, просто сбросившись… А здесь, с благородными идиотами, ничего сделать будет невозможно. А если и сделаешь что-нибудь жизнеспособное, тут же отберут вышестоящие держиморды. Хуже всего было то, что я не видел никаких выходов из положения. Никаких образов для достойной жизни не просматривалось, а просто существовать ради доходов или комфорта я не хотел..

Единственным выходом было двигаться к Богу.

В Писании одним из самых непонятных и страшных требований было требование отказа от гордости и гнева ко всем настолько, что даже ударившему по правой щеке надо было подставить левую. До сих пор я относился к этому требованию достаточно легкомысленно. Мне было достаточно того, что моя религия требовала жить любовью ко всем людям и отказываться от гордости.

Это были очевидные требования. Как люди гибнут от гордости, я видел неоднократно. Сколько благородных погибло в военном лагере из-за глупой гордости, когда они задирались и начинали смертный бой из-за сущей ерунды! Идея жить любовью мне тоже нравилось гораздо больше, чем жизнь жадностью или ради захвата власти.

Но чтобы так, до полного беззлобия… Это было страшно. Но теперь я перестал бояться. Чего мне бояться? Всё самое худшее уже произошло. Я решил: пусть приходят и бьют по щекам, никому не отвечу!

Первые секунды было страшно, казалось, сейчас стены раскроются, и из них полезут желающие бить и унижать. А потом тренированное на поиск философских формулировок сознание зацепились за этот факт и доложило, что до сих пор всем моим поведением управлял этот страх внезапного унижения. Я со стыдом вспомнил, что каждого встречного человека рассматривал исключительно с точки зрения оценки угрозы внезапного унижения и заранее готовил сокрушительный ответ. И так с каждым встречным прохожим…

Я понял, что до сих пор жил между страхом унижения и нежеланием быть одним из тех, кто наслаждается чужим унижением. По этой причине я боялся конфликтных ситуаций, боялся, что с одной стороны я буду действовать недостаточно круто, а с другой стороны могу превратиться в подобие мучителей — издевщиков. Я понял, что я больше не боюсь. Я могу теперь жить полной любовью и никогда не обижать других людей! Можно не придумывать язвительных отповедей разного рода нахалам и не бояться, что меня сочтут слишком слабым! Это и есть сила, это и есть счастье — больше никаких противоречий, никаких сомнений, только полная любовь!

Накатила глубокая радость. Началась эйфория. Я вспоминал свои прошлые конфликты и стычки и увидел, как неловко я действовал без этого понимания. А Бог-из-Огня непрост. Он, оказывается, принёс не только поклонение Единому Богу. Он принёс возможность глубочайшего изменения.

Я вышел погулять и встретил новый шок. Никто из встречных не торопился меня бить по щекам, никто не бежал унижать и осмеивать. Люди расступались передо мной, относились уважительно, некоторые улыбались при встрече или изображали полупоклон. Я с удовольствием кланялся в ответ. Я понял, что у меня появилась способность осознавать, что другие люди тоже могут стремиться к счастью, желать жить в мире, где их все любят, и что они тоже видят во мне того, кто может быть источником внезапного унижения. А ещё я подумал, какая это хорошая традиция — кланяться при встрече. Вместо надмения и гордости самоумаляться и получать от этого радость, и получать ответный поклон от других людей!

Захотелось сделать так, чтобы никто меня не боялся. Теперь я изображал полупоклон всем, с кем встречался взглядом. Ответная реакция меня удивила. Люди моментально отводили взгляды в сторону и изображали внимание к чему-то там вдалеке. Чуть позже я понял, что люди боятся того, кто находится в осознании ситуации, а не пребывает в вечном внутреннем переругивании или сладких мечтах, как они.

Ночью мне приснилось, что я стою перед огромной скалой, через которую надо было пройти на другую сторону, а всё, что в ней было — это только маленькая щель в палец толщиной. Я начал молиться и неожиданно легко пролетел сквозь скалу. Проснулся я от ощущения большого восторга.

Эйфория продолжалась несколько дней. Потом я обратил внимание, что в голове всё время вертятся мечты — сцены, как я убиваю всяких злодеев и врагов религии. На аскетике нам говорили, что святые отцы древности учили, что зла и убийства нельзя допускать даже в мыслях. Попробовал молиться. Никакого облегчения. Мечты об уничтожении злодеев удвоились.

Потом пришла мысль о том, что мне как благородному и как члену ордена борьбы с нечистью, наверное, нужно будет применять силу. Я задумался о том, как вести себя в разных конфликтах. Сразу понял, что теперь я в любых конфликтах не буду унижать противника. В детских стычках первым делом было обосрать противника словами. Как-то вдруг стало ясно, что при доброжелательном образе общения, когда говоришь только по делу, выглядишь гораздо красивее. Тут я понял, что это был именно тот образ поведения, о котором я мечтал с детства! Ранее я понял, что можно не придумывать язвительных отповедей разного рода нахалам и не бояться, что меня сочтут слишком слабым. Но как конкретно вести себя во время конфликта и что именно говорить перед применением силы, оставалось непонятным.

Из-за того, что я допустил мысль о битвах, картины поражения врагов стали появляться перед глазами всё чаще и чаще. Сходил в основной монастырь, попросился к отцу Антикрату. Про него говорили, что он самый продвинутый монах. Пожаловался ему, что после отказа от гордости преследуют мечты об убийстве. Отец Антикрат долго мне рассказывал, что надо доверять Богу и что надо много молиться, и тогда Бог всё устроит. Главное — бороться с гордостью и почаще плакать о своей грешности. У меня зародились некоторые сомнения, и я спросил, как он относится к правилу правой и левой щеки. Святой отец принялся мне рассказывать, что в одной ситуации надо сражаться, а в другой подставить щёку. Стало очевидно, что он через этот страх не перешагнул и не имеет понятия о сути дела. Единственное полезное понимание, которое я от него получил — это когда он сказал, что тело будет сопротивляться отказу от страстей и будет требовать повторения любимых дурных навыков.

Через несколько дней я понял, что меня больше всего покоробило при общении с отцом Антикратом. Для него Бог был не богом-любовью, не наставником, а Всесокрушающей Силой. Именно в таком восторженном тоне он говорил о боге, как будто тот может сокрушить любое препятствие, и самое главное — это вымолить место рядом с тем, кто будет ради тебя сокрушать все препятствия. Провёл маленький опрос среди однокурсников, кем они считают бога, другом — наставником или Всесокрушающей Силой. Выяснилось, что абсолютное большинство считает бога той самой Всесокрушающей Силой и иначе думать о нём не желают. Забавно. Люди говорят, что поклоняются богу-любви, а на самом деле поклоняются его противоположности, образу уничтожения любых препятствий. Получается, внутри одной религии может существовать несколько совершенно разных религий с совершенно разным воздействием на людей? Как интересно.

Идею о том, что тело — это не только мясо, но и привычки, и навыки, я обдумывал несколько дней. Потом вспомнил драки собак в селе и подумал, что животное поведение определяется теми образами реакций, которые заложены в тело людей и животных Богом и которые должны обеспечить выживание особи и вида даже в отсутствие разума и морали. Именно эти образы поведения и должны требовать от мужчины забить в подростковом возрасте всех остальных парней, а кого не забить, тех сделать послушными орудиями, но без права размножения. Для того, чтобы потом размножался самый сильный и жизнеспособный. Теперь понятно, что толкало парней в селе сбиваться в стаи и воевать друг с другом самым жестоким образом. Получается, что единственный способ выхода из-под контроля этих животных способов поведения — это принятие правила правой и левой щеки? Забавно.

Вскоре проявилось ещё одно следствие изменения. Стало тяжело дышать и делать широкие движения. Раньше при затруднении дыхания можно было подавить неприятные ощущения и продышаться, а при тяжёлой работе можно было разозлиться и работать на злости. Теперь образ убийства врага сформировать было невозможно, поэтому послать его органам дыхания не получалось, и разозлиться было нельзя. Это стало проблемой. Конечно, я не умер, я дышал и двигался, преодолевая неловкости традиционным образом, но я чувствовал этот конфликт и то, что управляю телом самым деспотичным и недолжным образом. Даже плакать о грехах не пришлось. Я и так чувствовал, что всё делаю неправильно.

Через некоторое время я понял, что можно получить некоторое облегчение, если при затруднении дыхания или обнаружении противоречий сказать себе, что нужно жить, как Спаситель: не ожесточением, а любовью, милосердием, мягкостью, созиданием, вниманием ко всем подробностям дела, вниманием ко всем мнениям и противоречиям соседних систем. Если послать этот образ тем болевым узлам, которые обнаруживались при невозможности дышать или делать широкий шаг, то они расслаблялись и уходили. А через некоторое время на их месте обнаруживались новые, более глубокие…

А ещё стало жалко тех людей, которые не принимали полное беззлобие. Они жили ради уподобления образу Всесокрушающей Силой, и именно этот образ они транслировали внутрь, когда внутренние органы докладывали им о болях или противоречиях систем. Самое глупое и деспотическое поведение по отношению ко внутренним органам. Теперь понятно, почему им постоянно так хочется расслабиться, хотя бы алкоголем. Необходим временный переход в полную бесконтрольность, чтобы компенсировать полный деспотизм в остальное время. А мне это, получается, не нужно. Забавно.

На одном из очередных занятий по богословию профессор решил по мне проехаться. Клянусь, я не собирался его трогать. Профессор делал обзор других религий, причём очень глупо, по принципу «если в религии нет образа единого бога, значит, это плохая религия и не религия вообще». Я молчал. Под конец профессор решил меня добить и спросил:

— Ну, что нам скажет жрец Радо? Что вы сможете сказать против Истинной Религии?

Я удивился, выдержал паузу и ответил:

— Жрец Радо сказал бы, что при такой пропаганде вы неизбежно проиграете. После моей деятельности жрецы Радо могут внятно и чётко сказать, что цель жизни — это борьба за справедливость, жизнь любовью и внутреннее изменение в более совершенное существо. Вы же можете только болтать про то, что человек что-то должен Богу, который годен только на то, чтобы наказывать людей. Жрец Радо скажет, что его бог заботится о людях и любит людей. Вы выставляете Бога деспотом, надсмотрщиком — наказывателем. Жрец Радо скажет, что духовный путь — это путь совершенства, и приведёт примеры. Вы же про совершенство не можете сказать ничего, у вас даже запрещено думать о том, к каким последствиям приводит исполнение заповедей и чем религия полезна для выживания или совершенства. Лично меня удивляет, что никто не говорит о том, что наша религия — это то, что глубочайше изменяет человека. Изменяется и цель жизни, и образ поведения. А главное — после принятия правила правой и левой щеки человек перестаёт подчиняться животным образам поведения и становится совершенным разумным существом. Главная полезность нашей религии для выживания — это то, что человек перестаёт разрушаться, перестает быть скотиной, и становится благотворным разумным существом. Этого нет в религии Радо. Это есть в религии Бога-из-Огня. Но в нашей пропаганде об этом никогда не упоминается.

— У нас нет пропаганды. У нас только проповедь и миссионерство, — торжествующе возгласил профессор.

— Проповедь можно рассказывать тому, кто уже согласился вас слушать. А для того, чтобы человек начал вас слушать, надо сначала привлечь его внимание какими-то идеями о том, что у вас есть нечто полезное. Полезное хоть в каком-то смысле. Это и есть пропаганда. Но у вас нет таких идей. Если бы наша религия и религия кочевников соревновались в равных условиях, то наша была бы очень быстро вытеснена. Хотя по глубине и правильности наша сильно превосходит. Вот это и есть цена отсутствия пропаганды. Господь пошёл на сожжение для того, чтобы принести людям учение о том, что можно измениться и превратиться из животного в разумное существо. Но это учение превратили во внешнее поклонение, в способ запугивания людей и парализовывать их сознание страхом. А про главную суть не говорят ничего.

— Если вам так нравится религия Радо, может быть, отправитесь её проповедовать? — ехидно произнёс профессор. Следующие двадцать минут он рассуждал о том, что я еретик и отступник от истин религии. Говорил, что суть нашего учения — это углубление в смиренномудрие, что только покаявшихся людей спасет Господь, а не тех, кто пал в гордость и доверяют только своим умственным построениям.

Я сразу понял, что человек глубоко обиделся, и даже не реагировал. То, что он не слышит смысл моих слов, я понял уже давно. Я достал учебник по иностранному языку и принялся учить домашнее задание. Ближе к перемене профессор спросил:

— Ну, что, вам ясна ваша ошибка, брат Полисаний?

Я уже давно его не слушал, поэтому пришлось срочно переключать внимание и спрашивать соседей, о чём речь. Соседи подсказали, что профессор говорил о спасении через смирение.

— Спасение — это ложь. Это способ манипулировать людьми. Никто не знает, что такое спасение, как его достичь и как понять, получил ты уже спасение или нет. Господь принёс нам учение для того, чтобы люди могли понять правду, чтобы могли действовать правильно и возрастать в совершенстве на основе собственного опыта. В нашей религии надо говорить людям о том, что только через боголюбие и смирение можно понять правду и действовать так, чтобы действия не были во вред и не приводили к прямо противоположному результату. Что только опытных и праведных деятелей, любящих созидание, Бог возьмёт в свою команду.

— Вас бы в первые века огненного учения, когда праведников убивали, — хихикнул профессор.

— Понятно, почему люди первых веков говорили только о спасении. Религию преследовали, людей убивали за принадлежность к Богу-из-Огня. Для них важнее было быть на стороне правильного Бога. Идеи о том, как быть совершенным в благотворениях, была неактуальна. Но мы-то сейчас живём в совсем других условиях. Церковь стала духовным лидером общества, частью тела народа. Народ от неё ждёт, что ей будет до всего дело, что она как духовный лидер будет бороться за совершенство всех устройств общества. А Церковь в принципе отказывается от разумности и от осмысления последствий действий как человека, так и всей церкви. Это не может не привести к катастрофе. Когда народ поймет, что никто не будет работать на совершенство в обществе, то обидится на сломанную игрушку. А сломанные игрушки выкидывают. Так что если будем болтать о спасении, а не о совершенстве, то потеряем и религию, и государство.

— А вот отказ от спасения — это отказ от Бога. Выйдите вон! Сегодня не желаю вас видеть, — опять впал в истерику профессор. Эти слова он истошно проорал.

— Как будто хоть кто-то из вас может точно объяснить, что такое спасение, — пробурчал я, выходя.

Вечером Серен осуждающе сказал, что не стоило дразнить дурака. Сказал, что я слишком явно превосхожу преподавателей по умению формулировать мысли и не скрываю этого, а пожилым людям обидно.

— Ты прошёл через великий перелом, ты принимал полное беззлобия, а они нет. Ты знаешь, а они верят. Так что ты их дергаешь за хвост? Люди ходят на работу, чтобы каждый год рассказывать тупым студентам одно и то же. А тут ты заявляешь такие вещи, которые невозможно опровергнуть. Естественно, они злятся. Смотри, ещё и в Бюро Защиты Чистоты Веры на тебя заявят. Или из университета выгонят. А эффект какой? Все остальные студенты мечтают только о храме побольше и приходе побогаче. Они даже не поняли, о чём речь была, в чём разница. Специально проверил, поспрашивал, кто понял разницу. Никто не понял.

— Это совсем другая философия… И совсем другая религия. Тут есть, за что бороться. В этом варианте мы считаем, что человек — разумное существо, которое сначала принимает решение жить не для эгоизма, а для любовного служения своему миру. Потом на основе практической деятельности понимает, что в исходном состоянии невозможно быть благотворным существом, гнев и стремление экономить на качестве не дают. И другие животные чувства и страсти. Потом он принимает полное беззлобия, выходит из-под управления животных желаний. Потом на основе опыта практической деятельности становится мудрым, учится делать так, чтобы все дела получались качественными, такими, как задумывалось, а не наоборот. Такого человека может Бог себе взять и поручить ему самостоятельную работу, чтобы человек сам принимал решения по собственному разумению, только иногда политику корректировать. Это то, чем становится человек, если он прочитает Священное Писание и буквально выполнит все требования. А если посмотреть на то, что они навязывают нам… Человек должен только плакать и молиться. Думать о последствиях своих действий нельзя. Что-то менять в себе нельзя, только Бог может в тебе что-то менять. Если хочешь принять решение, надо помолиться, чтобы Бог тебе решение послал. И что, вот ЭТО на месте бога ты бы стал брать себе в помощники? Стал бы доверять ему самостоятельное дело? Оно же каждую минуту будет к тебе за решением бегать! Ни опыта, ни умения самостоятельно мыслить. Это совсем другая религия, религия убийства в человеке разумного существа!

— И это ты меня называл крайним беспредельщиком? Ты на себя посмотри, тебя выпусти к обычным людям, ты религиозную войну организуешь! — засмеялся Серен.

— Ничего я не организую, даже если захочу. Всем параллельно. Никто не хочет слышать о том, что происходит с человеком после принятия правила правой и левой щеки. Все хотят жить животной жизнью и отделываться пожертвованиями денег на церковь. Даже ты.

— Ну, да. Страшно, — признался Серен.

На следующих занятиях профессор не пытался меня ни о чем спрашивать.

Как-то раз я сидел в общежитии на койке, привалясь к стенке, и пытался понять, о чём мне теперь помечтать. В последнее время это было моим единственным способом проведения времени, кроме учёбы. Серен чуть не плакал, глядя на меня. А мне не было скучно. Если сидеть и ни о чём не думать, то сами собой всплывали разные интересные мысли. А ещё очень интересно было наблюдать за собственным устройством, как оно работало и переваривало информацию.

Внезапно стена напротив раздалась, и из неё вывалилась Вамташпа. Это было так похоже на ощущения, которые меня посетили после решения жить беззлобно, что я даже успел испугаться.

— Не бойся. У нас есть к тебе просьба, во исполнение старого соглашения о том, что ты будешь помогать нам иногда.

Я начал одеваться, а между делом стал незаметно молиться. Чертовка почувствовала молитву:

— Ангелов можешь не звать, они в курсе. Кстати, поздравляю с качественным переходом но новую ступень развития.

Я удивился:

— Поздравляешь? Я думал, ваше дело состоит в том, чтобы предотвратить такое изменение любой ценой, что такие люди для вас враги!

— Смеёшься? Мы реально рады. В мире очень много скотов, которых даже совращать неинтересно, их можно только резать, когда надо. А вот людей, которые способны что-то понять и организовать, очень мало. А если удастся тебя совратить, ты станешь владыкой демонов. Как минимум сотником. Ух, тогда мы с тобой поразвлечёмся! А пока нас есть общий враг — хаос. Мы хоть и плохие, паразиты и развратники, но мы организованная материя. Мы удовольствия любим. Хотя бы в качестве издевательств над теми, кто может страдать. А хаос — это разрушение всего, в том числе жизней тех, кто может страдать. И никаких удовольствий. Кстати о хаосе. Бери свой меч, там у одного придурка злая магия из-под контроля вышла.

— А что я знаю о магии?

— Ничего тебе не надо знать. Мечом рубанёшь, и дело с концом.

— Деньги будут?

— Какие деньги? Ты идёшь спасать мир!

Я пристально посмотрел на чертовку. Я подсмотрел этот пристальный взгляд у одного сборщика недоимок в государстве кочевников.

— Ну ладно, скажу, где один маленький клад лежит.

— Идём.

Вамташпа протянула мне округлую деревяшку, я её коснулся и оказался в небольшой пещерке. Посреди помещения стояли Рум и владыка преисподней и чесали тыковки. Перед ними в столбе зелёного света кружилось нечто, превращающееся из потоков жёлтой жидкости в светящуюся змею с женским лицом, а затем обратно в разноцветные потоки.

— А может, магией сдвига атомов её долбануть? — сказал владыка преисподней.

— Нет, она может только сильнее стать, — засомневался Рум.

С моим появлением оба уставились на меня.

— Что это за форма? Гвардия первосвященника? — удивился Рум.

— Орден по борьбе с нечистью! Всем преисполниться светом святости и покаяться во грехах! — как можно более грозно зарычал я из-под шлема.

— А-а, малыш Полисаний прибыл, — удовлетворённо сказал начальник преисподней, — давай руби уже её.

— А меня внутрь не затянет? — засомневался я.

— Не должно бы. Скорее всего, нет, — неуверенно предположил бесяра, — Но даже если затянет, это будет лучше, чем если эта штука вырвется. Она может разложить на составляющие весь мир.

— И откуда она взялась?

— Как тебя ещё не выгнали из бурсы? Ты задаёшь слишком много вопросов, — зарычал демон и кивнул на Рума, — Вот, этот великий властитель хотел создать себе волшебного воина. Хорошо, что он знал, как меня позвать.

— Пожалуйста, руби скорее. Этот барьер держится на магии моей крови, а у меня крови не так уж и много, — попросил Рум.

Я размахнулся и рубанул по столбу света. Раздался беззвучный визг на уровне чувств, настолько сильный, что я осел на пол. Свет исчез. Рум тоже упал, демон исчез. Я осмотрел меч. Меч был слегка обожжён.

Появилась Вамташпа и протянула мне камень из мостовой. Коснувшись камня, я оказался в городке Лавры перед двухэтажным домиком. Очевидно, что первоначально домик был построен как роскошное жильё какого-то купца, но потом район стал промышленным, а домик превратился в кабак.

— За картиной над первым пролётом лестницы на второй этаж, за штукатуркой, резная деревянная шкатулка, в ней двадцать золотых. Картина изображает яблони в цвету. Зайди, посмотри, — сказала демонесса.

Я зашёл в кабак, прошёл к стойке. Посетителей почти не было. Обстановка была очень унылой, помещение явно давно не обновляли. Обещанная картина висела на месте. Я нагнулся к пожилому мужику за стойкой:

— Надо поговорить с владельцем здания. Это вы?

— Да, это мой дом, — грустно промямлил мужчина.

— У меня есть дар. Я могу видеть замурованные в стенах сокровища. У вас есть такое в здании. Предлагаю поделить сокровище. Мне семьдесят монет на сотню, вам тридцать.

— Мне шестьдесят, вам сорок, — моментально отреагировал кабачник.

— Пополам?

— Идёт!

— Где сокровище?

— За картиной с яблонями.

— Ты действительно можешь видеть сокровища. Проблема в том, что это я её туда замуровал на чёрный день.

Я попытался принять грозный вид:

— Так можно сказать про любое место. Что в тайнике и как выглядит?

— Деревянная шкатулка, резная, в ней двадцать монет.

Я сдался:

— Ты прав, браток. Снимаю все претензии. Перепрячь. Я больше не зайду в твой дом. Кстати, ты случаем не пытался обмануть одну рогатую чертовку на двадцать монет?

Я никогда не видел, чтобы человек так пугался. Дяденька реально посерел до полной потери цвета лица.

Я вышел из кабака и поискал глазами чертовку. Вамташпа стояла в конце квартала.

— Подстава. Деньги давай, — потребовал я, подходя к демонессе.

— Ну, почему подстава? Надо было как нормальные люди, ночью зайти, или когда хозяин на кухню уйдет.

— И стать грабителем? Не дождётесь. Обещала деньги — плати.

— Ладно — ладно. Сейчас тут один дяденька поедет, поговори с ним, он тебе пять монет даст.

Я открыл рот, чтобы заругаться, но чертовка исчезла. А из-за угла действительно показалась повозка для дальних странствий. Не карета, но серьёзное устройство.

— Не подскажете, как проехать к Лавре? — обратился ко мне молодой, но солидно выглядевший человек с козлов.

— Туда двигаюсь. Если подвезёте, то доведу до ворот.

— А садись, — подвинулся возница. Я запрыгнул на скамеечку.

— Судя по одежде, значку и оружию, вы одновременно и студент — монах, и военный? — спросил дяденька, когда мы двинулись.

— Студент. А потом приняли в орден… Помогаю обеспечивать безопасность города иногда. Знаете, сколько людей на большие праздники прибывает? Малейшая ошибка — и задавят друг друга толпа на толпу, без всякого на то желания.

— О-о, большое дело, — послушно восхитился дяденька.

— А вы зачем едете? За кем-то из учащихся или гостиницу ищите? Могу подсказать приличную и недорогую.

— Буду благодарен, если сначала покажешь вход в Лавру, где на исповедь людей принимают, а потом гостиницу. Я тут впервые.

— Едем! Я с удовольствием. А если вы на исповедь, то лучше приходите пораньше, часов в пять или шесть. Очередь очень большая, все стремятся здесь исповедаться и причаститься.

— Ну… Мне не столько исповедаться, сколько поговорить… О жизненных проблемах.

— Нет, тут говорить просто так не будут. Только после исповеди можете что-нибудь спросить. Да и то вряд ли ответят, людей очень много ждёт исповеди и причастия. Если про серьёзные жизненные проблемы поговорить, прямо как если жить или не жить, то люди к монахам ходят, но там тоже на поток всё поставлено — грешен, каюсь, бог тебя простит, следующий заходи. И очередь к ним такая, что несколько недель надо ждать.

Дядька приуныл:

— У меня нет столько времени. Послушай, вас же учат на священников, может, ты мне ответишь. Вопрос простой и частый. Можно сказать, типовой. Меня родители в детстве сильно давили, оскорбляли так, чтобы сбежал в самостоятельную жизнь сразу, как только появилась возможность. А теперь они стали ветхими, жить сами не могут, пришлось взять их в дом. А они остались какими были, командуют в оскорбительной форме, жену обижают и вообще жить рядом невозможно. Иногда хочется их прибить. Я нашего святого отца спрашивал, а он только одно может твердить: «Почитай родителей твоих, и тебя Бог вознаградит!».

— А вы знаете, что происходит с человеком после того, как он принимает правило полного беззлобия, правой и левой щеки?

— Про то, что такое правило есть, слышал, о том, что надо жить любовью и других людей не обижать, знаю, но такого правила не принимал.

— А происходит то, что ничего не получается. Что-то пересиливает и в каждом конфликте действуешь так, как привык ранее — оскорблениями и грубостью. В житиях святых отцов полно историй про то, как у них первое время ничего не получалось. Да и к концу жизни они тоже себя ещё больше грешными считали. Жития святых читали?

— Да, я люблю почитать. Есть такое дело, встречал в житиях.

— О чём это говорит? Что управление человеком осуществляет чаще всего не сам человек, а животная часть. А там только гнев, гордость и подражание ранее виденному поведению. Даже после отказа от гордости очень тяжело выйти из-под этого давления. Вот к чему я рассказываю вам про правило правой щеки. Так что если ваших родителей в детстве шпыняли их родители и гоняли ровесники, то и они себя по отношению к вам будут вести деспотично и безжалостно. Даже если в детстве обещали себе быть хорошими. У них просто неоткуда было взять идею о том, что не стоит добиваться дома абсолютного послушания способами крайней жестокости. Ужасные жертвы ужасных жертв — так о них пишут в нашей литературе. А потом такие дети, униженные и оскорблённые в детстве, болеют от того, что заедают горе вкусностями или запрещают себе все радости из-за обиды на весь мир. Единственный способ это остановить — любовь и прощение, как Господь учил. Не забивать собственных детей, как бы не бесили, не выбивать из всех вокруг абсолютного послушания. А со временем и вовсе отказаться от гнева и любых унижений, начать жить только полной любовью.

Я посмотрел на дядьку и увидел, что он плачет.

— Ужасные жертвы ужасных жертв. Это значит, что их можно простить, но не слушаться. Молодой человек, вы сказали всё, что мне было нужно. Цель моей поездки достигнута. Вас всё-таки неплохо учат. Я предполагал потратить десять монет на жертву монастырю и ещё двадцать святому отцу за общение, но теперь я могу десятку отдать вам. Берите, вы их честно заработали. Я знаю, что у студентов тяжело с деньгами. Так что берите.

Мы как раз приехали к гостинице, в которой Орден недавно уничтожил хозяев — убийц, к гостинице, где я познакомился с Орденом. Гостиницу после этого передали паре, которая была очень обязана магистру, и которая сильно бедствовала. Предполагалось, что они подкормятся, содержа эту гостиницу, но паломников отпугивала плохая слава. Я провёл дядьку к хозяевам. Те были невероятно рады неожиданному постояльцу. Гостей у них было мало.

Я взял деньги, пожелал всем всего хорошего и пошёл домой пешком. На выходе из гостиницы возникла Вамташпа, потребовала пять монет, так как она обещала мне только пять, а я получил десять. Послал её ко всем чертям, сказал, что это было непредсказуемо и что мы ни на какую конкретную сумму не договаривались. Чертовка ездила по ушам и попрошайничала аж до ограды Лавры.

На следующий день сразу после выполнения домашнего задания я заполз на койку в надежде, что уж сегодня точно смогу додумать мысли, так жестоко прерванные вчерашним вторжением. Ничто не предвещало неприятностей. Серен готовился зажечь свечку, чтобы заглотить очередную порцию философской литературы, все домашние задания были сделаны…

Не тут-то было! Стена опять начала раскрываться. Я подумал, что это опять Вамташпа, и недовольно пробурчал:

— Ну, что ещё опять?

— Как всегда, спасение мира, — весело ответил Одрамас.

— Ой, простите, примите моё глубочайшее…

— Скидывай всю одежду и пошли, времени нет.

Я послушно разделся. Одрамас взял меня за руку, и мы перенеслись. Я успел заметить только круглые глаза Серена.

Это было очень странное помещение. Самое странное из всех, которые я когда-нибудь видел или увижу. Стены помещения создавала некая пелена, больше всего похожая на грозовые облака. При этом они ещё текли, как настоящие облака, границы помещения из-за них всё время менялись. Пол состоял из массы того же цвета, но плотной. Ноги в ней утонули на палец, как в ковре. Потолка не было, вверху можно было увидеть звёздное небо. Очень длинный стол находился между хаотично поставленных колонн, на которых лежали мощные каменные балки. Похоже, именно этот периметр из колонн и балок считался здесь стенами. За столом стояли и сидели мужчины и женщины разной степени одетости и раздетости. Я узнал Васту и Здраваланию.

Одрамас посадил меня на стульчик на узкой части стола, напротив главного места. Сказал сидеть и молчать. Я успел спросить, почему именно я. Одрамас шепнул:

— Ты один из немногих, кто не умрёт от восторга и не обрыдается.

Стульчик оказался очень неудобным, ноги не доставали до пола, а никакой перекладины для ног не было. Чтобы ноги не затекли, пришлось ими болтать.

Появился Ара. При виде Здравалании он традиционно восхитился и кинулся на сближение:

— Великолепная!

Здравалания взвизнула и спряталась за Васту. Васта схватила Ару и швырнула в сторону стола. Одной рукой! Ара перевернулся в полёте, приземлился точно на стул недалеко от меня, достал длинное перо и начал писать прямо на столе. Золотые буквы из-под пера бога войны взлетали и выстраивались над столом во фразу «Безжалостная, неспособная снизойти к простым восторгам простого мужчины, источник всех мамизмов и нелогичностей, …».

Тут рядом со мной появилась ещё одна женщина. Эта дама была крайней степени раздетости. Она не просто была раздета, на ней были кое-какие кусочки ткани и украшения, но они были сделаны так, чтобы не скрывать, а подчёркивать все интересные места. В результате она казалась даже более раздетой, чем самая нагая женщина.

Дама сразу направилась ко мне и запустила в волосы руку, стала гладить по голове:

— Ой, какой красавчик! Беленький, кудрявенький! Откуда у нас тут смертный? Такой миленький!

Ара сразу перестал писать, насторожился и с угрозой проговорил:

— Нума, а ну-ка отойди быстро от малого!

Женщина даже не подумала его послушаться, она положила мне на плечи огромные груди слева и справа от моей головы, так, что они свесились аж до моей груди, и прижала мою голову к своей груди. Получилось, что я лежал на ней, как на кресле с подголовником. Теперь женщина гладила меня по голове уже двумя руками. Насколько я мог понять, не просто гладила, а очень быстро нажимала на какие-то особые точки, делала массаж.

Я понял, что молчать в таком случае будет непочтительно, и спросил:

— У вас великолепные груди. Можно погладить?

— Тебе? Конечно, можно.

Я возможно более нежно провёл руками по огромным сиськам. Они были мягкими и нежными, но под кожей чувствовалась огромная энергия. У меня было такое ощущение, будто я погладил реку. Реку энергии. Нума в это время закончила с головой и начала массировать плечи и шею. Ара занервничал ещё больше:

— Нума, пошла вон от мальчишки! Ишь, распустила руки! Как он потом жить будет, с таким количеством энергии? Он и так получил больше, чем может выдержать смертный. Из него троё боевых девчонок силу год сосали, так и не высосали.

Нума отвела мне назад плечи и упёрлась коленом в позвоночник, так, что в спине что-то хрустнуло. Почти как моя двести пятая в первую встречу, но посильнее. Пока я вертел головой, пытаясь привыкнуть к новому чувству лёгкости и свободы, Нума схватилась за мужской орган.

— Нума, я сейчас на тебя войной пойду, — предупредил Ара.

— Не беспокойся, старый охальник. Я только поблагодарю парнишку за ласковое поглаживание. Давно не встречала такой мужской нежности. И вообще, радуйся, что я не тобой сегодня занимаюсь.

Нума отошла, а я с ужасом обнаружил, что после её ласки мой мужской орган стал длиннее чуть ли не вдвое! Ужасаться времени не было, так как в помещении появился Главный. Высокий мужчина, совсем без одежды, но с такой властностью и устремлённостью, что нагота была не заметна.

— Начинаем, — сказал Главный и завис в воздухе над местом во главе стола.

Боги и богини моментально заняли свои места за столом.

Как там называли кочевники своего главного? Зиждец? Или кто-то другой?

Поначалу речь шла о каких-то скучных вещах, о запасах продовольствия у разных народов. Насколько я понял, что эта команда работала не только с кочевниками, а со всеми государствами нашего мира. После работы в городе кочевников я знал, насколько важны запасы еды, но боги общались настолько быстро, что я не успевал уловить суть дела. Оставалось только сидеть и болтать ногами. Потом темы с продовольствием и оперативными вопросами закончились, и Главный перевёл взгляд на меня. Я посмотрел на Главного. Это было ошибкой.

В лице этого мужчины было всё. Мудрость, глубочайшее понимание, глубокая боль от сочувствия всем человеческим бедам, но при этом и весёлая жизнерадостность. Он был таким хорошим, что хотелось упасть ему на грудь и плакать от того, что такое бывает. Проклятие, я начал плакать.

— Почему смертный только один? — удивлённо спросил Главный.

— Это единственный, кто в эту эпоху прошёл через барьер Преображения, — ответил Радо.

— Чего? Плохо работаем! Устройте им встряску. Трагические впечатления, глубокие прозрения. Иллюзий подбросьте, вдохновения добавьте. У нас хотя бы есть по три праведника на город? А то сами знаете, Господин не поддерживает города, в которых нет хотя бы троих праведников.

— Праведников хватает. А вот таких, которые перешли через барьер, нет. Сделали всё, что могли, — оправдывался Радо, как мальчишка.

— Ладно, работаем с тем, что есть. Полисаний, скажи своему слуге, чтобы не шумел, а то отвлекает внимание.

Слева от меня в пространстве возникло круглое окно, за которым стало видно, как Серен кладет поклоны и просит Господа спасти меня. Он находился совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.

Я сунул голову в отверстие и позвал друга:

— Серен, эй! Хорош шуметь. Мы тут серьёзные вещи обсуждаем, отвлекаешь. У меня всё хорошо.

— Ага, — обалдело пообещал Серен.

Я вытащил голову.

— Лучше не переходи границу окна, оно может неожиданно закрыться, и голова будет дальше жить отдельно от тела, — посоветовал Ара.

— Что там у нас с климатом? — спросил Главный.

Встал докладывать дедок с такой длинной бородой, что её хватило, чтобы завернуться в неё целиком.

— Помедленнее, чтобы смертный понял, — предупредил Главный.

Из того, что сказал дед, я понял, что с климатом вскоре будет совсем плохо. Из-за небольшого общего похолодания на севере начнет расти шапка полярного льда, лёд будет отражать тепло, из-за чего станет ещё холоднее. Через три сотни лет с севера поползёт ледник в версту толщиной, ледник закроет все наши страны и дойдёт до тех мест, где сейчас только жаркая песчаная пустыня. Там тоже будет холодно, но безо льда.

— Как будем спасать культуру и учение Бога-из-огня? — спросил Главный.

Боги начали обсуждать идею присоединить ещё один мир. Я ничего не понял, но по этому поводу можно было не огорчаться, так как боги решили, что это плохая идея. Слишком большие глобальные повреждения типа волн в версту высотой, землетрясений и извержений вулканов.

— Значит, придётся эвакуировать людей в соседние миры. Но не факт, что они потом оттуда вернутся. А в этом мире как будем культуру сохранять? — опять спросил Главный.

— Есть большой остров… Мир, который мы присоединили много лет назад. Там будет относительно тепло, можно будет пахать и выращивать злаки. Эта культура про него не знает. Там живут люди — кошки. Проблема в том, что корабли этой цивилизации по техническим возможностям не очень могут до него доплыть, — доложил Радо.

— Значит, нужно, чтобы присутствующий здесь смертный открыл этот остров и запустил процесс совершенствования техники и кораблей. А ещё надо основать там колонию под любым предлогом, с полным запасом книг и истории, — решил Главный.

Все боги посмотрели на меня. Я и одного-то взгляда боялся, а тут сразу все… Я чуть не помер.

— Задачу понял? — спросил Главный.

— Только в общих чертах, — признался я.

— В подробностях её пока вообще никто не знает. Как придумаем, доведём. Кто с тобой чаще работает? Радо? Вот его и попросим. Пока учи язык южного народа.

Главный перевёл взгляд пониже, после чего посмотрел на Нуму:

— Я тебя сколько раз просил так с парнями не делать?

— Так хочется хорошее сделать выдающимся, — хихикнула Нума.

— Радо, верни маленького на место.

Одрамас встал и нарисовал рукой проём в стене из облаков. За отверстием обнаружились ступени, уходящие вниз. Я соскользнул с опостылевшего стульчика и поспешил за провожатым.

Проём за нами закрылся. Одрамас заговорил:

— Я умышленно веду тебя длинным путём. Надо обсудить кое-что о твоих последних изменениях. Сейчас после принятия полного беззлобия у тебя должны были возникнуть проблемы с параличом дыхания и стеснённостью в движениях.

— Откуда вы знаете?

— Суть проблем в том, что твой организм — это тоже сложная многоуровневая система, не менее сложная, чем государство. Тебе потребуется много смирения и терпения, чтобы научиться управлять этой системой мягко. Надо будет разрешить все противоречия между разными уровнями. Я даже не смогу тебе за один раз рассказать всё, что надо сказать. По-хорошему тебе должны были это всё рассказать более опытные люди, но среди ваших монахов много алкоголиков, много молитвенников, много постников… Но принявших правило правой и левой щеки нет. Смотри, после принятия правила полного беззлобия нарушается привычный строй управления телом. Обычно высшие уровни духа и души принуждают низшие уровни к действию, используя запомненные с детства страхи и боли. Когда низшие уровни хотят лениться или им больно двигаться, высшие уровни вытаскивают воспоминание о какой-то старой боли или стыде и говорят тем самым: «Надо двигаться, иначе будет больно, как вот тогда». Получив такой пинок, низшие уровни бегут куда сказано, но при этом высшим уровням тоже больно осознавать это старое воспоминание. Как его подавить? Создать образ себя — великого убивателя препятствия. Поэтому для, того, чтобы работать, людям надо разозлиться, если не вспомнить, то придумать врага, чтобы потом гневом и агрессией подавлять все неприятные впечатления. А ты себе гнев запретил, соответственно, образа «великого убивателя препятствий» нет. Вот и полезли все старые ожесточения и страхи, которые нечем преодолевать.

— И как их удалять?

— Никак не удалишь. Это память плюс действие встроенных в тебя животных систем обработки информации. Тут придётся действовать сразу по трём направлениям. Во-первых, не доводить себя до такого перенапряжения, чтобы организму приходилось включать героизм ради преодоления боли. Но это не всегда возможно. Поэтому необходимо продвигаться и по второму пути. По пути мягкого властителя. Ты сейчас думаешь, что можешь плохие чувства выключить или запретить, а хорошие мысли и чувства установить. Это не так. Считай, что твой разум — это слабый властитель государства, в котором действует множество сил… типа кланов разных буйных баронов. Ты можешь властвовать только до тех пор, пока принимаешь сторону одного клана против другого.

Вот и перестань считать своё сознание активных игроком. Будь правителем, который всех слушает и ничего не предпринимает. Только так ты сможешь увидеть действия разных систем и использовать их в своих интересах. Даже когда чувствуешь, что не можешь вздохнуть, просто не дыши. Не используй старый способ дышать. Возникновение такого ощущения означает, что животные системы обработки информации нашли этот способ очень грубым, использующим слишком сильную боль. Не бойся, не задохнёшься. Через некоторое время организм сам продышится.

— А третий путь?

— Третий путь — надо перевести неприятное ощущение из разряда страха и боли в разряд осознанных воспоминаний. Так, чтобы животные системы не могли больше использовать это воспоминание в качестве пугала. Для этого существует много способов, поскольку эти боли разные бывают. Некоторые можно вспомнить, а некоторые бывают настолько сильными, что к ним даже мыслью больно приблизиться. Как правило, это болезненные ощущения, полученные при родах или на грани выживания. С ними в любом случае придется работать, так как именно их используют животные системы, чтобы перехватить контроль над поведением во время конфликта, чтобы включить гнев, или чтобы включить панику. Об этих методах поговорим в другой раз, а пока вот тебе самый простой способ: если чувствуешь, что какой-то кусок боли мешает дышать, спроси себя, к какой такой большой боли запрещено приближаться мыслью. А потом представь, что каждая клеточка тела заполняется тихой радостью от того, что всё может быть таким, каким оно должно быть, как у Бога, и три раза повтори «Я отпускаю боль и ожесточение и заменяю их тихой радостью от того, что всё может быть таким, каким оно должно быть». Для болей, которые мешают дышать или действовать, пока хватит.

— Про какие другие миры говорили…

— Я тебе потом расскажу.

— Когда?

— Когда вырастешь. Всё, мы пришли.

Одрамас нарисовал дверь в тупике перед ним, и мы вышли из стены в мою комнату. Серен до сих пор обалдело смотрел на то место, где была круглая дыра в пространстве. Одрамас исчез.

Серен повернулся ко мне с запозданием:

— Господин, где вы были?

— Всё хорошо. Мне поставили новые задачи… Ты извини, но голова пухнет. Надо проверить новые впечатления. Я чуть посижу молча…

— Господин… А что они сделали с вашим мужским органом?

— А-а, это… Не обращай внимания. Это некоторые богини так шутят.

— Я вовсе не шучу, это серьезное улучшение системы, — раздался голос Нумы в комнате.

Серен подскочил, я меланхолично сказал:

— Ага. Серьёзное улучшение.

Сейчас меня ничто не могло удивить.

На меня напало такое состояние, будто внутри пытались говорить сразу много людей. Только вместо людей были мысли. У меня бывало нечто похожее, когда после серьёзной драки в голову лезли варианты поведения, которые никак было не укротить. Но такого не было никогда! Мыслей на разные темы было так много, и все они были такими срочными… Как там говорил Радо? «Будь неактивным правителем»?

Я попробовал сесть, успокоиться и не думать ни о чём. Сразу ринулись отложенные мысли: Я единственный, кто принял правило правой щеки? Все наши усилия по защите нашего государства и обустройстве мирка кочевников бессмысленны, так как на дальний остров удастся эвакуировать лишь немногих? Про какие другие миры говорили боги? Как будет работать мой новый длинный мужской орган, не сломается ли? Неужели мне теперь придётся годами разбираться с противоречиями внутренних систем, а всё это время страдать от задержек дыхания и неспособности сдержать гнев? Почему древние боги спасают учение Бога-из-огня? Почему молитвы Богу, которые читал Серен, слышал главный среди древних богов? И почему я не спросил его имя у Радо? Как построить корабль, который будет способен перевезти сотни человек?

Я дал всем мыслям поочерёдно заявить о себе, а затем поблагодарил их и сказал, что подумаю о них позже. Тяжелее всего было с мыслью о корабле, фантазия сразу разбуянилась так, что еле остановил.

А неплохая идея о том, чтобы относиться к организму со смирением. Не знал бы, сейчас начал бы обдумывать каждую идею до таких пор, пока не довёл себя до истерики…

Только после этого я смог поболтать с Сереном. Он всё это время изнывал от любопытства.

Новость о том, что приближается ледяная эпоха, парня впечатлила. А новость о том, что придётся глубже учить язык империи Джа, повергла в уныние. У нас был маленький курс языка южной страны, но очень поверхностный.

Ночью мне снилось, что я шёл по городу совсем раздетым. После моих девчонок и войны я уже не очень боялся показаться хоть кому хоть в каком виде, но тут мне почему-то было очень стыдно. А потом возникло такое ощущение, будто меня поднимает большая рука и ласково обнимает, как котёнка, а затем мягко передаёт в другую руку. Я чувствовал, как мягкие и тёплые подушечки ладони и пальцев касаются моей кожи, как я соскальзываю с одной ласковой руки на другую, а потом на следующую. Поначалу было страшно, и я пытался принять защитную позу. Потом стало ясно, что никто на меня нападать не собирается, наоборот. Меня мягко гнули и гладили одновременно, что-то вроде того, как Ва делала мне массаж, чтобы отучить от сутулости. Я расслабился и принялся гнуться так, как подсказывали большие руки. Руки тут же перешли от лёгких изгибов к завязыванию меня в разные узлы. Я продолжал оставаться мягким и не сопротивлялся, выдержал все сгибы и изгибы. В итоге появилось забавное такое ощущение, будто мне ничего не страшно, если я буду мягким.

Проснувшись, я начал размышлять, что это было: то ли бесы хотят приучить меня к мужской ласке и грешной любви, то ли Бог послал мне некоторое новое умение. Решил прочитать пару молитв и не волноваться.

При первой возможности я пошёл за учебником языка империи Джа. Путь в библиотеку мне преградили двое старшекурсников, которые хотели пива и не хотели быть наказанными за самоволку. Они предложили сбегать за пивом мне. Я удивлённо спросил, неужели они такие тупые, что до сих пор не слышали обо мне и нашей группе поддержки. Честно предупредил их, что при попытке меня обидеть обижены будут они, и очень сильно. Пнеголовые не поверили. Когда я попытался протиснуться в библиотеку, один из них применил сверхсилу и ударил меня в живот. Ударил сильно, так, что я пролетел шагов двадцать и только после этого врезался в дерево. Как спасаться от ударов, меня научили ещё в детстве надо просто набрать воздуха и задержать дыхание. Тогда пробить живот почти невозможно, он работает, как надутый мех с пробкой. Если бы я не знал этой хитрости, это был бы смертельный для меня удар.

А вот дальность полёта и удар о дерево были за пределами человеческих возможностей. Если бы меня во сне не научили мягкости, я бы умер на месте. А там меня закрутило о дерево, я мягко обтёк его и отлетел ещё на пять шагов, прямо под ноги начальника отдела порядка. Он вышел из-за угла как раз вовремя для того, как увидеть довольную улыбку на лице ударившего меня студента. Не говоря ни слова, начальник показал на драчуна двоим «гончим». «Гончими» назвали двух сопровождавших начальника отдела поддержания порядка, это были очень быстрые и сильные благородные господа. Обычно они ловили только тех, кто бегал в самоволку, и силу им не приходилось использовать, все студенты знали, на что они способны.

Нарушителя взяли под белы ручки раньше, чем он успел снять с лица улыбку. Его исключили из университета моментально, все свидетели показали, что это была попытка убийства с использованием сверхсилы. Сверхсилы теоретически применять в университете запрещалось.

Ва молча ругалась, восстанавливая меня в течение доброго часа. Я читал каждое её ругательство на лице.

Обдумывая произошедшее, я понял, что меня действительно ночью кое-чему научили. Но каждая такая учёба всегда требует оплаты. Как минимум в виде практического закрепления знаний на следующий день.

Раньше я молился очень мало, вычитывал только утреннее и вечернее правило, как было положено по уставу университета. Теперь молиться приходилось почти постоянно, чтобы хоть как-то притушить те картины борьбы с «абсолютными агрессорами», которые навязывала мне животная часть. Вскоре я заметил, что молитва может уходит куда-то на второй план, а явный разум в это время обдумывал какую-нибудь мечту, навязанную непроизвольным отвлечением внимания. Понаблюдав за явлением, я понял, что в человеке может одновременно идти как минимум три информационных процесса: повторение молитвы, обдумывание непроизвольно возникшей идеи и ещё плюс работа моего явного сознания, которое наблюдало за всем этим дурдомом.

Поначалу я испугался и подумал, что Бог рассердится на такую невнимательную молитву. Потом я понял, что непроизвольные отвлечения внимания — это тоже не просто так, что это действие встроенной системы переосмысления опыта. Увидев, что явный разум не занят чем-то жизненно важным, эта система отодвигает молитву на второй план, а на первый план выводит какие-то свои неразрешённые вопросы. И постоянные повторения картин конфликтных ситуаций — это тоже действие этой системы. Она пытается добиться от явного разума, как вести себя в похожих ситуациях, чтобы и выживание организма и общества обеспечивалось, и явное сознание посчитало этой правдой и согласилось. Забавно, опять всё сводится к тому, что надо не давить сомнения силой, а проявлять мягкость и понимание. А я их молитвами пытался заглушить… Похоже, заглушить не получится.

Чуть позже я обнаружил, что молитва вызывает противоречия между разными отделами головы. В обычном состоянии сознание как-то укладывалось и действовало относительно гармонично. Но стоило начать молиться, как обнаруживались тысячи противоречий. Левая часть головы угнеталась, правая теряла берега. Образ бога — деспота сталкивался с убеждением в том, что Бог — это любовь, это вызывало новую волну противоречий, и глазки уползали в сторону и вставали на жёсткий упор. Приходилось опять напоминать себе о мягкости и смирении. Жизнь становилась весьма непростой…

Вастараба родила чуть позже, чем было положено по сроку. Она уже начала бояться, что Ангела как-то заставила её вынашивать слонёнка или ещё кого побольше. Увидев, что родился мальчик, Ва потеряла сознание. Она ожидала Великую Целительницу, а тут непонятно зачем родился мальчишка. Шок был таким сильным, что в первые дни Ва даже не кормила его. Приходилось класть малыша ей на грудь. Потом удалось достучаться до разума и донести идею о том, что если Васта послала ей мальчика, то это даже лучше, чем целительница. Иначе богиня просто не стала бы ей помогать понести. После этого всё нормализовалось, Ва полюбила малыша так, как любят малышей молодые мамы.

А малыш оказался непростой. Бабка — повитуха, приглашённая с дальнего конца города, показала мне малыша и слегка хлопнула его по попе. Кожа малыша в этом месте сразу затвердела. Мало того, она ещё и гнулась, оставаясь твёрдой и прочной! Совмещённые способности моих родителей. Потом Ва разглядела у него во рту трубочку ядовитой железы. Он ещё и будет владеть ядом. Для парня вообще уникальная способность.

Я написал отцу, что он теперь дедушка, описал способности ребенка. Отец ответил, что они всегда будут рады принять в замке внука и сделать его официально приёмным ребенком. И, конечно, будут рады принять в замке его маму. Я всерьёз задумался о таком повороте событий. До сих пор Ва жила в подземной тюрьме ордена, рядом с пленными чудовищами, в статусе свободной кочевницы. Но ребёнку статус благородного в этом варианте не полагался. Только статус свободного кочевника со способностями. Моё отцовство в принципе никак упоминаться не могло.

По существующим законам ребёнка кочевницы со способностями должны были в шестнадцать лет принудительно мобилизовать в армию без каких-либо надежд на карьеру. Таких детей ещё не было, но закон уже был. У приёмного ребёнка благородных было намного больше возможностей.

На пятый день Ва, покормив ребенка, отложила его в сторону и потребовала дать ей дочку. Я соскучился по любовным забавам и выполнил просьбу с удовольствием. Оказалось, что Нума не просто удлинила мне орган. Я мог управлять им, когда он находился внутри чрева. Гнуть влево — вправо и вверх — вниз, ощупывать стенки чрева. Я мог делать его толще или тоньше по своему желанию. Последнее обстоятельство Ва особенно порадовало. После ребёнка её родовые пути ещё не пришли в обычное состояние. В целом Ва оценила подарок Нумы как полезное улучшение.

Серен во время очередных боёв со старшекурсниками ради защиты селян — первокурсников влип в большие неприятности. Одного особо глупого и жестокого парня они избили так, что тот получил тяжёлые повреждения. Дело дошло до начальства. Все участвовавшие дружно назвали Серена как ведущего человека. Несмотря на то, что факт нападения со стороны старшекурсника был установлен, против Серена открыли уголовное дело. Пока ему разрешили ходить на занятия, но впереди маячил суд.

Прямо перед экзаменами меня вызвал настоятель монастыря и заявил, что из меня не получится святой отец.

— Думаю, вам лучше продолжать карьеру на военной или гражданской службе. Для того, чтобы быть святым отцом, необходимо некоторое количество особых качеств. Мягкость, терпение. У вас их нет. Вы слишком торопитесь исправлять мир силой. Это именно те качества, которые нужны в армии или на государственной службе. Я напишу вам прекрасные рекомендации, вас с удовольствием примут в администрации Государя. Для небогатого благородного человека без боевых способностей это прекрасная карьера. Я слышал, у вашего сына выдающиеся способности?

— Да, святой отец.

— Это прекрасно. Ваш отец будет рад усыновить его. Имея отца в администрации Государя, у молодого человека будут прекрасные возможности. Так что рекомендую вам написать заявление об исключении из университета. Есть и ещё один момент. Ваш слуга. Мы не против, когда ученики читают разную наивную утопическую литературу. Это развивает способность противостоять упрощённым умственным построениям. Но ваш слуга, похоже, очень увлёкся идеей народного государства. Они даже увлек за собой ряд нестойких студентов из числа самых простых хлебопашцев. Думаю, будет лучше для всего нашего народа, если он на протяжении жизни будет вашим слугой. Не позволяйте ему становиться общественным деятелем ни в каком виде. Он слишком легко увлекается. Если вы заберёте его с собой, я остановлю уголовное дело.

— Я напишу заявления. Но мы не сдали экзамены.

— Не стоит беспокоиться. У вас обоих очень неплохая успеваемость. Думаю, мы можем выдать вам диплом об окончании двух курсов университета с отличными оценками по всем предметам.

— Вы очень добры, ваше преосвященство, — еле смог я выдавить из себя.

— Я вижу, что не ошибся насчёт вас, — улыбнулся настоятель.

Вечером я сообщил Серену, что мы едем в столицу, где я буду работать чиновником, а он будет моим слугой.

— Фу-ух, а я так боялся экзамена по натурфилософии, — с облегчением выдохнул Серен и пошёл покупать лошадку.

На следующий день магистр нашего Ордена борьбы с нечистью выписал мне рекомендации для столичного Ордена. После ритуала освобождения от обета монашества мы вытащили со стоянки университета нашу огромную повозку и покатили в столицу.