Стражи волшебных миров

Глава 8 Третий тур Козьего балета

Главнокомандующий прикрепил нас к пятой сотне, которой командовал граф Марш ага Грануин. Граф приветствовал меня весело:

— А, молодой ага Долиган? Помню, помню вашего парочку! Мы с ним такое устраивали! Помнится, как-то раз, недавно, во время войны с волколюдьми наши мужики сцепились с вашими за украденных коров. Я вашего папочку копьём из седла вынес, а он как ни в чём ни бывало на землю бряк, меч достал и снова в бой! Потрясающие способности! Очень его с тех пор уважаю!

Я не знал, как реагировать на такую историю, поэтому просто сказал:

— Благодарю вас, сударь.

Граф оглушительно захохотал. Вслед за ним оскалили зубы все его вассалы.

А не съедят ли они нас по пути?

Слуги графа попытались повесить нам на коней перемётные сумы с овсом для лошадей. Я взял вдобавок ко своим, а у Ва висели такие огромные сумки, что вешать было некуда. Слуги поворчали, что если её конь будет голодать, то это её проблема, и отстали.

Оказалось, что тысяча рыцарей — это очень много. Пока мы стояли на общем построении, это не очень чувствовалось. Но когда двинулись, по четыре в ряд, то с учётом повозок с продовольствием колонна растянулась так, что начала не было видно. Мы шли в самом конце и глотали пыль от всей армии.

Начальники взяли такой темп, который раньше нам отец запрещал как опасный. Теперь приходилось скакать в таком темпе в колонне по четыре. Как я не вылетел из седла, не знаю. Жрице, похоже, тоже было непросто. Удивительно, что у повозок не поломались все оси при таких полётах по колдобинам.

Через четверть часа объявили перерыв для мелкого ремонта. Предупредили, что дальше будем идти таким темпом до вечера.

Первое время всё внимание было сконцентрировано только на том, чтобы не упасть. Потом я привык и начал посматривать по сторонам. Вокруг меня шли лучшие бойцы армии, не дети, а отцы семейств и старшие сыновья. Главнокомандующий собрал лучших, самых опытных и самых быстрых, с самыми сильными способностями. Цвет нашего мира. Я даже начал немного гордиться нахождением в такой компании.

Привал для приготовления еды нам позволили только через семь часов движения. Еле сползя с Трача, я предупредил всех окружающих, что эта скотина любит шутить, и пошёл за дровами. Деревья здесь росли в небольшом распадочке, в низинке. Ва увязалась за мной, что привести себя в порядок подальше от мужских глаз. Не успел я срубить второе сухостойное деревце, как услышал высокий визг жрицы. Нет, это был не визг. Она просто очень высоким голосом кричала: «Засада!».

Смысл слов не успел дойти до сознания, когда на меня из высокой травы выскочил мужик с мечом. Кочевник. Пожилой, невысокий, ненамного выше меня, но в полтора раза шире. И явно очень опытный. А я только с топором в руке, лук и копьё на стоянке! И меч там же…

Следом за первым разведчиком бежал и второй, занося меч.

По всем правилам науки, которой меня учила мамочка, я кинулся к врагу, подкатился под его меч и подставил под его руку с мечом свой локоть. Другой рукой я рубанул топором ему по животу. Кочевник удивлённо подхватил свободной рукой выпавшие из живота кишки и начал их разглядывать.

Разведчики, для лёгкости не взяли ни кольчуг, ни щитов. Наверное, думали легко захватить пару далеко забредших слуг. Скорее всего, они лежали в заранее выкопанных ямках, среди высокой травы, подальше от деревьев, поэтому наши дозорные их и не заметили. А трава здесь действительно роскошная, мне по грудь, а кое-где и выше.

Мимо меня просвистела Ва, петляя и пригибаясь. Я сделал шаг в сторону, чтобы оставить раненного между собой и вторым врагом, и понял, почему Ва так странно бежала. В неё целился лучник. Из травы вставали ещё пятеро воинов, они все были утыканы травинками.

В следующий момент произошло нечто волшебное. Я вдруг увидел всё происходящее как будто сверху и в замедленном темпе. Ранее у меня такое было, только если разыграться в шашки. Первые партии при игре в шашки я всегда проигрываю. А потом, стоит мне разыграться, приходит видение, что за короткое время партии можно сделать и чего нельзя. В таком состоянии я всегда выигрываю. Я поддаю свои шашки под бой, делаю безумные с точки зрения противников ходы, но завоёвываю пространство и зажимаю противника в безвыходное положение. Все жители замка и все мои друзья знают, что в таком состоянии со мной лучше не играть.

Пятеро новых воинов были с мечами, один из них только доставал лук. Значит, они не опасны. Ближайший к нам лучник спустил стрелу, целясь в жрицу. Я точно мог видеть, куда она полетит, и поставил на её пути топор. Стрела стукнулась о железо и отлетела, никому не причинив вреда. Лучник уже доставал следующую. Быстро стреляет, почти так, как нас папа учил.

Я понял, что у меня есть всего несколько мгновений, чтобы разобраться со вторым мечником. Я пнул раненого кочевника, чтобы тот упал под ноги второму мечнику, а сам побежал так, чтобы оставить врага между собой и лучником. Надеюсь, Ва хватит ума упасть в высокую траву и отползти, чтобы лучник её не видел. Оборачиваться, чтобы проверить эту догадку, времени не было.

Фокус сработал. Второй враг споткнулся и потерял на этом несколько мгновений. Мне этого хватило, чтобы поставить его между собой и стрелком. Я сделал вид, что пытаюсь провернуть тот же фокус, что и с первым воином — подкатиться под руку. Кочевник отреагировал и опустил меч, из-за чего просмотрел, как я занёс ногу за ногу для обхода. В следующую секунду я просто обошёл врага, удерживая меч на отдалении топорищем. Правда, и ударить его не смог — топор это не нож, надо замахиваться, хоть немножко. Враг, оказавшийся ко мне спиной, начал разворачиваться. В панцирь стукнулась стрела и застряла в плаще. Как хорошо, что я не стал снимать доспехи! И как хорошо, что поверх доспехов у нас принято носить плащи с узлами, чтобы не перегреться на солнце! Иначе второй лучник выстрелил бы в мне в голову.

Я кинул взгляд на первого лучника и понял, что этот идиот сейчас выстрелит! Пришлось зацепиться топором за руку и дёрнуть на себя кочевника, а за счёт этой силы ещё раз прокрутиться вокруг врага. Лучник выстрелил и попал аккурат в грудь товарищу. Совсем никакого умения предсказывать действия противника!

Только тут до сознания дошел смысл рёва, который я слышал уже некоторое время. Смысл сводился к слову «ложись», причём произнесенному множеством луженых глоток.

Что за дурацкий приказ? Зачем ложиться перед противником? Поколебавшись несколько мгновений, я решил всё-таки упасть в траву и перекатиться в сторону, чтобы лучники не попали.

В следующее мгновение надо мной просвистела туча стрел. Мечника утыкали стрелами, как ёжика. Ещё через несколько мгновений мимо промчались десятки наших благородных. Без седел и без сапог, но с копьями и с мечами. Мечника какой-то крупный рыцарь поддел на копьё, поднял, протащил несколько шагов, а затем скинул на землю и вырвал копьё из плоти. На ходу вырвал! Чтоб я был таким здоровым! У меня даже в волках копья застревали намертво, приходилось бросать.

Я понял, что лучше встать, иначе затопчут. Это было очень правильное решение, так как приближалась сотня рыцарей. Эти были ещё без сёдел. За ними разворачивались в лаву ещё две сотни рыцарей. Эти уже были с сёдлами. Да, похоже, что если наши благородные что-то хорошо понимают, так это сигнал «к оружию».

Вастараба обнаружилась совсем недалеко от меня, её голова вынырнула из травы в трёх шагах. Кажется, она не была ранена.

Сотня рыцарей проскакала рядом с нами. Это было страшно. Я как-то живо представил, какие чувства испытывают пехотинцы в виду конной лавы.

— Когда это ты стал любимцем Богини? — спросила подошедшая Ва.

— Чего?

— Я почувствовала знакомое присутствие, а потом ты играючи увернулся от двух взрослых воинов и отбил стрелы двух лучников. У тебя случаем не было ощущения, что ты видишь всё происходящее как будто сверху, замедленно, и можешь предсказать каждое движение противника? Богиня не сражается, но своим детям она передаёт своё видение происходящего.

Я не успел ответить, так как с первой сотней подъехал граф ага Грануин. Граф поставил коня между нами и лесочком, спросил, не ранены ли мы. Я поклонился:

— Благодарю, ваша милость. Нет, все целы.

— Вытащи стрелу из плаща.

Я обернулся и обнаружил, что стрела второго лучника до сих пор болтается в моём плаще. Вытащил.

Граф продолжил:

— Интересно, как им удалось укрыться от глаз дозорных? Кому-то из дозорных сегодня не поздоровится.

Ответила Ва:

— Они выкопали ямки и воткнули в свою одежду много травы. Я их обнаружила только потому, что чуть не наступила на одного из них. А так бы они до ночи лежали.

Граф покачал головой:

— Опытные какие. Но всё равно их лошади должны быть где-то рядом, иначе им не уйти и пленного не увезти. Удивительно, как вам удалось от них отбиться. Впервые в жизни вижу такое, чтобы стрелы в полёте топором отбивали.

— А он просто близко был. Видно, куда он целился.

Мимо просвистели ещё две сотни рыцарей, они направились на зачистку лесочка. Когда земля перестала трястись, подъехал главнокомандующий, обратился к графу:

— Что-то серьёзное или просто лазутчики?

— Смею доложить, похоже, обычные разведчики, причём которые очень давно в разведке. Пытались взять двоих пленных из наших подростков. Похоже, они не знали про переговоры, иначе просто не стали бы нападать.

— Раненые есть?

— Нет, мальчишка сам отбился. Двоих сам положил топором, остальных мы из луков расстреляли.

— Топором? Мечников? Двоих? — удивился командующий.

— И ещё при этом он стрелы тем же топором отбивал, стрелы, которые в его жрицу летели. Кажется, нам для победы над кочевниками достаточно на них детей выпустить, — хохотнул граф.

— Н-да. Детей выпустим, — улыбнулся командующий. А затем обернулся к группе важных всадников за ним:

— А чьи это люди сегодня осуществляли разведку стоянки так, что детям потом пришлось стрелы топором отбивать?

— Мои, господин, — признался командир первой сотни. Я уже не помнил, как зовут этого графа.

— Сами объясните своим разведчикам, как производить осмотр места стоянки, или мне зайти объяснить?

— Не извольте беспокоиться, выпорем по всем правилам.

— Только не увлекайтесь. Нам завтра ещё целый день скакать, а потом, возможно, сражаться послезавтра.

Командующий развернулся и убыл продолжать прерванный отдых. Я продолжил рубить дрова.

Через некоторое время всадники торжествующе протащили в сторону шатра командующего несколько пленников.

Следующий день был копией первого, за исключением того, что на нас никто не напал, а мышцы болели намного сильнее. Расседлав коня, я был рад, что не моя очередь идти за дровами и что можно просто свалиться в высокую траву. Всё было бы хорошо, если бы не Ва. Ей, видите ли, надо зарядиться мужской энергией перед возможным боем завтрашним днём и выпустить женскую энергию. Я спросил, а не проще ли было просто сказать, что хочется любовных утех. Ва не стала спорить, признала, что можно сказать и так.

К полудню следующего дня мы прибыли на место переговоров. Главнокомандующий потребовал меня и жрицу к себе. Выехав в первые ряды, мы увидели, что весь наш отряд стоит на краю небольшой долинки. На противоположном краю стояли кочевники. До чего же их много!

К нам возвращался досмотровый отряд из десяти рыцарей. По направлению к своим скакал такой же отряд кочевников.

От строя противника отделился генерал. За ним ехала телега с двумя седоками.

— Вы двое. Отдайте оружие моим ординарцам. Поедете со мной, — приказал генерал нам с Ва.

Нам отдавать было нечего, так как я своё оружие оставил в повозке моей сотни, а у Ва его просто не было.

Подошли наши рыцари, доложили, что засады не обнаружили. Вражеский генерал доехал до середины долины и сел на приготовленный для него стул. Телега остановилась на большом расстоянии от него. Ординарцы командующего сунули мне в руки табуреточку. Я теперь почётный стулоноситель командующего?

Мы двинулись. Я даже ухитрился доехать первым и поставить табуреточку до того, как командующий спустился с коня.

Оба генерала злобно уставились друг на друга. Первым нарушил молчание генерал кочевников:

— Приветствую Вас от имени моего повелителя, владыки всей Вселенной, короля королей, повелителя императоров, повелителя Мурсия ни Никитита. Мне, недостойному, поручено командовать малой частью войск Повелителя, чтобы привести к покорности вашу маленькую страну на краю земли. Наш Повелитель мудр и человеколюбив, и он милостив к тем, кто сам отдаёт себя под его мудрое управление. Поэтому я обязан предложить вам добровольно признать власть Повелителя. В этом случае страна избежит разорения, все благородные останутся править на своих местах, правда, придётся платить налог государству Повелителя и посылать часть войск для усиления его армии. Но это только кажется убытком, на деле дополнительные налоги почти все возвращаются в вашу страну в виде строительства дорог и прочих общественных сооружений, а укрепление армии делает наше общее государство непобедимым.

Вражеский генерал говорил на нашем языке на удивление хорошо. У кочевников что, все учат по два иностранных?

Наш командующий выдержал паузу, затем ответил:

— Мы благодарим за столь щедрое предложение нам, немытым недостойным варварам, но мы всё-таки откажемся. Мы очень ценим нашу свободу.

— Что же, я должен был предложить. В таком случае буду иметь честь сразиться с вами на поле боя, — генерал кочевников поклонился с глумливой улыбкой и продолжил:

— У меня есть второе предложение. У вас нашла убежище одна из наших жриц, жрица Васты. У меня приказ предложить ей вернуться обратно и возглавить новый центр подготовки жриц. Она будет в безопасности и будет очень богатой дамой.

— После того, как вы вырезали всех моих сестёр и чуть не убили меня? — зашипела Ва.

— Эта трагическая ошибка уже нашла свою оценку в глазах Повелителя. Все виновные в этом самоуправстве найдены и наказаны, злонамеренная секта поклонников злодейства больше не существует. Они разоблачены как враги всего человечества, таким нет места в мире Повелителя. В нашем войске есть несколько жриц Васты, они занимаются лечением людей и пользуются глубочайшим уважением, — генерал поклонился Ва с такой же хитрой улыбкой.

— Не верю ни одному слову, — уже громко заявила Ва.

— Это вполне ожидаемо, уважаемая. Надеюсь, мы ещё сможем заслужить ваше доверие. Но мой приказ заключается не в том, чтобы предложить ей вернуться, а в том, чтобы договориться с вами, уважаемый командующий, чтобы на поле боя не убивали никого, кто одет в форму лекарей. Ваша жрица в белом платье? Прекрасно. Давайте сделаем так, что все лекари будут носить белые одежды с символом вашей религии? У вас таким символом является восьмиконечный крест с изогнутыми лучами? Пусть он будет красным. В нашем войске все будут знать, что за нападение на человека в такой форме полагается смертная казнь. Прошу вас отдать такой приказ и вашим людям. Прошу также согласиться на то, что лекари должны обслуживать солдат противника… После своих, разумеется, и не в ущерб им, но всё-таки лечить, а не убивать.

— Вообще-то мы не собирались оставлять в живых никого из ваших воинов, — удивился наш командующий.

— Немного подумайте, уважаемый. Такие условия может предлагать только тот, кто уверен в своей победе, а не тот, кто допускает мысль сбежать обратно в степь. Вы же считаете себя намного более развитой страной, в отличие от нас, кочевников? Вот и давайте вести дела, как положено у развитых человеколюбивых народов.

Наш главнокомандующий немного опешил, затем помолчал и сказал:

— Хорошо, я отдам такой приказ. Ваши люди получат помощь лекарей… После наших.

Вражеский генерал опять поклонился с хитрой улыбкой и посмотрел на Ва.

— Теперь у меня будет вопрос к жрице. Вам, командующий, лучше отъехать подальше.

Наш генерал почуял подвох:

— Я лучше останусь.

Вражеский командир махнул ладошкой. Возница из телеги встал и потащил за собой на верёвке, привязанной к копью, второго человека из повозки. Остановившись в десяти шагах сбоку от командира, возница откинул мешковину, закрывавшую верхнюю часть тела второго человека.

Ва подпрыгнула и непроизвольно сделала шаг назад:

— Зачем вы притащили эту гадость? Командующий, вам и правда лучше уехать.

— А что это, молодая госпожа? У нас уже несколько случаев, и болезнь распространяется. Мои люди говорят, что это не чума, но они не знают, что это. Заболевшие умирают очень быстро.

— А перед этим заражают сотню — другую соседей? За вами идут мертвожоры. Они же свихты, они же гхули. Обычно охотятся парами. Они располагаются недалеко от лагеря, дают себя покусать комарам, а потом если этот же комар укусит вашего человека, он заболевает вот этим. Плоть превращается в кисель, который любят потреблять мертвожоры. Поэтому умерших обязательно сжигать. Могилы они раскапывают любой глубины.

— Мы просто закапывали, — признался генерал.

— Это для них лакомство. И это заболевание очень заразно. Лекарства нет. Всех соседей заболевшего в отдельное жильё на неделю. Если кто заболеет, то выпускать выживших через три недели. Еду в шатёр вносить на палке. На вашем месте я бы этих двоих — и больного, и его стражника сожгла прямо здесь. Мертвожоров можно найти, если прочесать пространство вокруг лагеря на расстоянии до версты. Но их очень тяжело заметить, у них шкура полосатая и они закапываются под траву. Выглядят как большая собака с человеческим лицом или, если хотите, как мальчик с руками и ногами одинаковой длины. У них руки похожи на человеческие, с пальчиками, — с этими словами Ва показала руку и согнула пальцы. Потом подумала и добавила:

— Эти существа свежее мясо тоже любят. Так что всем охотникам скажите, чтобы были в доспехах или обмотали тряпками все части тела так, чтобы нельзя было прокусить. Кого укусит, тот заболеет.

— Благодарю вас, молодая госпожа. Моё предложение возглавить учебный центр остаётся в силе. Помните про белое платье с красным восьмиконечным крестом и не дайте себя убить в следующей битве. А это ваш нынешний господин?

Жрица немного помедлила, ища подвоха, но потом не нашла и призналась:

— Да.

— Вы тоже носите белую одежду с красным крестом. Я прикажу вас не убивать.

— А если я буду пытаться убить ваших людей? — не смог я сдержать удивления.

— Дурак. Есть тысяча способов стащить тебя с коня и упаковать для плена, иногда это легче, чем убить, — подал голос уже наш командующий.

Командующий кочевников поклонился нашему генералу и добавил:

— Кстати, а она тебя предупредила, что ни один господин жриц Васты не живёт больше семи лет? Они их выдаивают ради целительной силы. До смерти. За сим до встречи!

— Враньё! — подпрыгнула Ва.

Командующий кочевников уже был в седле и скакал к своим. Наш тоже уже был на полпути к линии воинов. До чего же шустрые эти генералы!

Мы догнали командующего только у нашего войска.

— Жрица, ага Долиган, поедете рядом со мной.

Следующий час мы скакали изо всех сил, никто не сказал ни слова. Только поравнявшись с лагерем, командующий снизил темп, чтобы дать возможность повозкам влиться в строй своих сотен, и обратился к Ва:

— Жрица, что там за ерунда с этой чумой с красными нарывами?

— Они в отчаянии. Думаю, они затеяли эти переговоры только для того, чтобы получить мою консультацию. Скорее всего, они теряют народ тысячами. Распространители этой чумы — очень противные создания. Методы борьбы вы слышали.

— Хорошо. Скажи мне, насколько хорошо кочевники приспособлены к холоду?

— Зимой в некоторых районах Поля намного холоднее, чем здесь. Жить при холоде они умеют.

— А воевать? Наши люди умеют бегать на лыжах и выживать даже под снегом. А кочевники так смогут?

— Лыжами они пользоваться умеют. Но воевать… Их главное преимущество — огромное количество конницы. Зимой они выживают только благодаря тому, что живут на зимних стойбищах, где закопаны с осени запасы зерна. Очень немногие племена откочевывают южнее, где нет снега. Не думаю, что они смогут привезти сюда столько зерна. Так что либо им придётся всех лошадей угнать и превратить всадников в пехоту, либо строить город и ждать весны. А что, они строят город?

— Что-то строят. И я вот думаю, что лучше делать — заставить их перейти к обороне и остаться на зиму или пытаться разгромить сразу.

— Если затянуть дело, то ближе к осени благородные разбегутся по домам, присматривать, чтобы соседи урожай у мужиков не отобрали. Армия станет меньше. Тогда они из города смогут множеством отрядов нападать на нас, откуда захотят, а у нас не будет сил отразить все нападения, — подумала вслух Ва.

— Если сейчас дать им бой, как думаешь, много человек заразится этой чумой?

— Чумой они вас в любом случае постараются заразить. Подсунуть труп с набитыми золотом карманами или дорогую одежду умершего — это обычный трюк в таких случаях. Слышала об этом много раз.

— А что молодой ага Долиган нам скажет по этому поводу? — лукаво обратился ко мне главнокомандующий.

Я удивлённо взглянул на генерала. Мне? Советовать генералу? Но раз спрашивают, надо отвечать.

— Я учился по тем книгам, по которым вы учили. Что тут придумать? Вырезать обозы, уничтожать поставки зерна. Пусть съедят своих лошадей. А если построят город, даже я умею делать катапульты. Сломаем стены, а без еды и без лошадей они зимой будут лёгкой целью для наших кавалеристов. Но осенью… Осенью будет тяжело.

— Уже умеешь делать катапульты? У нас никто давно не строил катапульты. Целей для них не было. Как научился? — удивился генерал.

— Книжку прочитал, — засмеялась Ва.

— Соседи притащили на штурм, а я потом книгу купил и по книге переделал, — признался я.

— Хм! А катапульта рабочая?

— Да, две штуки разных типов. У отца в обозе, в лагере остались. Я из одной уложил одного из соседних баронов, который хотел наш замок захватить, а отец меня за это потом отругал. Он хотел этого барона живым отпустить, а теперь ему приходится приёмных детей воспитывать.

— Человек без способности уложил благородного барона? Ох уж мне эти соседские нападения баронов! Это просто бедствие. Покажешь мне потом катапульты. Очень любопытно.

— Разрешите дополнить? Нам теперь придётся проверять всех, кто возвращается из разведки и набегов на предмет краснобубонной чумы. Эти отряды должны встречать либо я, либо те девушки, которых я обучаю, — внезапно проявилась Ва.

— Как полезно поговорить с молодёжью! Так много решений по ходу дела появляется, — промурлыкал генерал.

Опять шутить изволит.

Весь день генерал задавал мне самые разные вопросы — какие я книги читал, как на чудовищ охотился. Периодически он переключался на Ва и спрашивал, как защищаться от самых опасных для армии болезней и какие танцы их учили танцевать. Вопрос про танцы жрицу удивил. Она ответила, что она помогала проводить осмотры и делать сложные операции с пяти лет, танцевать некогда было. Генерал опять хитро похихикал и заявил, что Государь наверняка захочет увидеть её на балу перед главным сражением, и надо изучить все три балета.

Надо было видеть то отчаяние, с которым Ва посмотрела на меня. Я ей подмигнул.

Вечером при устройстве на ночлег командующий нас с Ва не отпустил, приказал ночевать рядом. Я попросил разрешения сходить и забрать свой меч и другое оружие. Ехать безоружным мне совсем не хотелось. Но мне запретили даже это.

Ещё командующий сразу после сигнала на привал подозвал дежурную тройку связных и отправил их в наш базовый лагерь. Когда топот копыт немного затих, генерал повернулся к Васте и с улыбкой сказал:

— Эти ребята везут приказ никого в лагерь не впускать, пока ты не осмотришь их на предмет чумы. Так что к нашему приходу послезавтра тебя будет ждать много работы.

Ва перспектива осматривать несколько тысяч человек вместо того, чтобы рухнуть с лошади в постель, не понравилось.

Кормили в сотне генерала намного лучше, чем в нашей.

Ночью я спросил у Ва, что там вражина нёс про то, что господа жриц долго не живут.

— Это правда, пока не было замечено ни одного случая, чтобы кто-то продержался больше семи лет. Но это было у кочевников. Господ жриц убивали кочевники, за то, что они запрещали жрицам тратить силы на тех, кого уже было не вылечить, или за то, что неправильно с их точки зрения лечили. Просто при грабежах убивали. Некоторые сами по себе умирали, от несчастных случаев. В дороге рисков много. Злые языки говорят, что это потому, что Васта не любит мужчин и ревнует их к жрицам. Это неправда, Васта любит всех. Думаю, тебе это не грозит. Ты не кочевник, ты под защитой своего государства.

В эту ночь я почувствовал, что дыхание спящей двести пятой подстроилось под моё, в животе появилось такое ощущение, будто из меня вытягивают жизненную силу. Неприятное ощущение. Надо будет спросить у кого-нибудь об этом.

На следующий день мы ехали в пятом ряду от командующего, а он весь день советовался с разными людьми, которых подзывал из всех десяти сотен. Зачем ему понадобились мы, было совершенно непонятно.

После дикой скачки увидеть укрепления основного лагеря на третий день было приятно. Но вместо того, чтобы пройти в лагерь, мне для начала пришлось стоять вместе с Ва и ждать, пока она осмотрит весь наш отряд, а потом ещё пять ударных отрядов. Заняло добрый час. Ва углядела десять больных, но не красной бубонной чумой, а другими опасными заболеваниями.

Что забавно, вторым отрядом был отряд моего отца. Папочка вместо приветствия погрозил мне кулаком.

После прохода в лагерь я отправился искать своё оружие у мужика из обоза, которому оставил его перед переговорами.

Мужика я нашёл быстро, он уже был немного пьян. Нахальная морда принялась утверждать, что лук и копьё забрал граф, а меч потерялся. Пошел к графу, жаловаться. Граф ага Грануин, услышав мою жалобу, молча взглянул на своего старшего сына. Тот кивнул, выдал мне оставшееся снаряжение и потащил обратно к вознице. Увидев мужика, молодой ага Грануин достал свой меч и стал без лишних слов лупить возницу плоской стороной меча.

После некоторой порции воплей, божбы и жалоб на жизнь возница всё-таки признался, что продал меч маркитантке.

— Стыдно перед другими людьми нашему дому из-за тебя, — рыкнул молодой ага Грануин.

Отправились к маркитантке. Молодая разбитная особа, увидев нас, с порога зачастила:

— А вы небось за мечом, красавчики? Я сразу поняла, что этому пьянице верить нельзя. Дала ему как аванс бутылку, сказала за остальным завтра приходить. Заплатите несчастной девушке за бутыль, молодой господин? А меч мы по гербу опознали, отправили ага Долигану в укрепления кочевников. Я правильно сделала, молодые господа?

Я застонал. Потерять меч — это верная порка. Отец даже объяснений слушать не будет. Оружие потеряно — получи за бесчестье.

— Ты всё верно сделала, я заплачу тебе за бутыль, — нехотя сказал мой спаситель и протянул маркитантке несколько монет.

Пришлось мне тащиться домой без меча. По пути наткнулся на Ва, которая уже успела собрать своих гадюк и тащила их на вскрытие тел убитых в ходе рейдов кочевников. Оказалось, что разведывательные отряды притащили ей несколько тел, и они уже несколько подпортились, поэтому вскрывать надо было немедленно. Ва пыталась увлечь за собой и меня, но мне надо было позаботиться о коне и просто разобрать вещи после похода.

Как это ни удивительно, дома меня не выпороли. Отец был в прекрасном настроении, так как их отряд очень удачно разгромил огромный обоз кочевников и взял неплохую добычу в виде скота, оружия и разных железных изделий. Настроение моей семье повышало и то, что они наконец-то добрались до запасов пива.

Мой меч посыльный маркитантки передал нашим слугам, и Серен успел сунуть мне его перед тем, как я попался на глаза отцу. Папочка мимоходом поинтересовался, куда это нас носило с командующим. Оказалось, что в прошлый раз он пропустил мимо ушей весть о переговорах. Он считал, что командующий просто выезжал на разведку, жрицу брал в качестве лекаря от его старческих болезней, а меня брал только ради жрицы.

История о том, как мы вели переговоры с главой кочевников втроём с командующим и жрицей, изрядно повеселила мою семью. Меня обозвали «высоко залетевший птицей» и другими странными словами. Но информацию про чуму и про возможное продление военных действий на зиму намотали на ус очень внимательно.

После общего рассказа папочка посадил меня рядом и подробно выспросил обо всём, что спрашивал главнокомандующий. После этого он некоторое время сидел и хмыкал, что-то интенсивно обдумывая. Потом рыкнул и сказал, что надо готовить катапульту и баллисту к показу, раз уж похвастались. Я не смог удержаться от вопроса:

— Пап, а почему командующий задавал мне вопросы о стратегии? Что я могу знать больше него?

— Да ничего. Просто старый лис хочет, чтобы молодёжь заранее высказала все глупости, а заодно озвучила все неожиданные идеи, которые он мог бы потом приписать себе.

Машины в полной исправности стояли на заднем дворе, среди других повозок нашего обоза, и готовить их не было никакой необходимости. Мы с братьями только освободили проход и вытащили их в первый ряд.

Между делом папочка вспомнил, что по пути они встретили отбившееся племя кочевников, которое ненавидело самозваного лидера и хотело перейти на нашу сторону. Это племя должно было придти завтра. Граф ага Аркнейн передавал нам с жрицей просьбу встретить это племя, осмотреть и понюхать, чем они дышат.

Я спросил, предупреждали ли главнокомандующего и дозоры. Папочка задумался и сказал, что, наверное, нет, так как граф ага Аркнейн был занят.

От такой новости у меня чуть не сорвало крышу, и я помчался к Артаксалу, вождю «наших» кочевников, того племени, которое пришло первым и построило этот город. Вождь по названию племени ничего сказать не смог, припомнил только, что когда-то слышал такое название. Пообещал выделить пару переводчиков назавтра для встречи.

Следующим я помчался к главнокомандующему. Ради того, чтобы принять меня, генерал Дрог ага Раголини даже подвинул в очереди одного графа, пришедшего с докладом по хозяйственным делам.

— Хо-хо, молодой ага Долиган, уверен, что такой человек на стал бы тревожить меня по пустякам, — со смешком встретил меня генерал.

— Завтра приходит ещё одно племя, желающее перейти на нашу сторону. Подозреваю, что среди них могут быть специально заражённые люди. Прошу распорядиться, чтобы их встретил достаточно мощный конвой и чтобы у жрицы была возможность их осмотреть. И, конечно, чтобы их не вырезали ночью наши патрули.

— Хо-хо, вот так новость! Странно, что граф ага Аркнейн не сообщил мне её первым. Хорошо, о патрулях и конвое я распоряжусь, а жрице твоей ты господин.

Я отсалютовал и выполз из шатра ставки. Следом за мной вышел порученец генерала, и десятку гонцов сразу нашлась работа.

Ва двести пятая учила своих гадюк и при известии о прибывающем племени пришла в восторг:

— Дамы, у нас завтра будет прекрасная возможность провести диагностику в полевых условиях! Обычно долго путешествовавшие племена больны дизентерией, глистами, а иногда и холерой! У нас будет отличная возможность отточить ваши умения на нескольких сотнях человек, а если не пустим в лагерь краснобубонную чуму, то спасём весь лагерь!

Гадюки при известии о том, что им завтра ни свет, ни заря придётся тащиться осматривать кучу запаршивевших кочевников, посмотрели на меня так, что я сразу стал прикидывать, нахожусь ли в зоне поражения их яда.

Ва ничего не заметила и вернулась к описанию болезней печени, о которых она рассказывала на примере распотрошённого трупа. Сказать, что труп пах, значит ничего не сказать.

— Кстати, господин, ты тоже присоединяйся, я тебе потом расскажу то, что ты пропустил, — вспомнила про меня Ва.

Наверное, у меня было очень страдальческое лицо, если все гадюки вдруг радостно заулыбались, глядя на меня. Воистину самая искренняя радость — это злорадство.

Вечером я отомстил жрице, заставив её учиться балету. Долго мучить совесть не позволила, поэтому вскоре я сказал Ва:

— Просто держись рядом, а когда я буду тянуть тебя за руку, кружись вокруг. Для иностранки это будет сочтено допустимым.

Отец встретил меня вопросом, с какой радости главнокомандующий требует завтра ранним утром весь отряд графа ага Аркнейн выезжать в поход на осмотр какого-то племени? Известие о том, что это встреча найденного ими племени перебежчиков, его немного удивило.

А чему удивляться? Сами же притащили их сюда.

В этот день мне удалось посидеть с друзьями и поболтать. Вечно занятые тысячей дел Визго и Серен тоже смогли выкроить по минутке. Рассказал, как Ва чуть не наступила на вражеского разведчика, а меня чуть не подстрелили во время выезда… Друзья смеялись, но в конце концов меня пожалели.

Поутру мы с донельзя злыми недоспавшими гадюками и огромным отрядом нашего графа ага Аркнейн выехали навстречу новому кочевому племени. Мы с Ва ехали среди моей семьи. Это было куда приятнее, чем посреди чужих злых мужиков. Ехать пришлось совсем недолго.

Племя оказалось каким-то странным. Очень мало женщин, буквально несколько человек, совсем нет детей. Одни мужики разных возрастов, от подростков до пожилых. Но в основном это были мужики средних лет. Как выяснилось позже, это племя сделало вид, что мужчины идут на войну вместе с армией кочевников, а все женщины и дети откочевали в неожиданном направлении. Именно этих мужчин мы и встретили. Они надеялись, что после разгрома армии генерала Ихо Хутабба им удастся вытащить из Поля своих женщин с детьми. Как на мой взгляд, так довольно призрачная надежда.

Но это всё выяснилось потом. Для начала кочевники здорово струхнули, обнаружив, что их окружает превосходящий отряд. Расслабились они, только увидев жрицу Васты.

Двести пятая ухитрилась организовать своим гадюкам такие же дурацкие треугольные шапочки с отворотами, как и у неё. Ва попыталась надеть такую же шапочку и на меня, но вот тут у неё дело не задалось. Ну не мог я надеть ТАКОЕ! Ездить по полю боя в белом плаще и в белом шлеме с красной восьмиконечной звездой — это я ещё мог понять. Но в треугольной шапочке… Увольте.

Вот увидев эти белые шапочки, кочевники и заулыбались. Ва устроила движение кочевников по одному и выстроила своих учениц для проверки. Дело двигалось медленно. Ученицы уже более-менее овладели умением смотреть насквозь и находили у кочевников множество хронических и обычных заболеваний. Ва терпеливо объясняла, какое как называется и насколько оно опасно. На каждого человека уходило по минуте, а то и больше… А кочевников-то было пять сотен!

Через некоторое время Ва спохватилась и пустила поток побыстрее. Они отсеяли двух человек с холерой в начальной стадии и пять малярийных больных. Источником холеры были остатки копчёной рыбы, которую кочевники уже доели, так что даже уничтожать продовольствие не пришлось. Больных чумой не было.

Самое удивительное было в том, что гадюки увлеклись и осадили двести пятую с вопросами о том, как лечить ту или иную болезнь, которую они углядели. Кочевники смиренно ждали, пока они поговорят, а вслед за ними на это всё зрелище удивлённо взирали несколько сотен наших рыцарей. Мне пришлось воспользоваться правом господина жрицы и скомандовать им закругляться. Гадюки на меня обиделись. Я им сказал, что они могут продолжить обсуждение по дороге. Девушки скривили губы: «По дороге уже не то!».

Пока собирались, Ва успела шепнуть, что мне может быть интересно поговорить с определённым кочевником. Я удивился. Ва сказала, что это, скорее всего, жрец бога правды.

Я подъехал к указанному человеку и спросил на языке кочевников, правда ли, что он является жрецом богов кочевников, и что я хочу больше узнать о них. Человек принялся отнекиваться.

Внешне он действительно не очень отличался от других кочевников. Но потом глаз начал замечать подробности, незаметные с первого взгляда. Более аккуратная одежда. Концы штанов не болтаются, а подобраны ремешками. Сапоги не просто кусок кожи, обмотанный вокруг ног и сшитый как придётся, а остроносые сапожки с каблуком. По воротнику кожаной куртки затейливая вышивка. Подкладка из красной ткани, в то время как у кочевников никакой подкладки в помине нет, только кожа. А главное — живые глаза.

— У вас живые глаза. Все кочевники смотрят либо свысока, как будто для них важнее всего, чтобы все окружающие признали их огромное внутреннее достоинство, либо агрессивно — исподлобья, через старые обиды. А у вас глаза живые, вы смотрите прямо и способны переводить точку концентрации и вблизи, и вдаль. У обычных людей точка концентрации, как правило, навсегда застыла на определённом расстоянии от носа, — выдал я последние наблюдения, почерпнутые из откровений Ва.

Вот тут человек удивился и начал что-то быстро говорить. Моих знаний языка кочевников не хватило. Пришлось признаться:

— Я только начал изучать язык. Не понял ни слова.

— Извини. Ты начал говорить на наш язык, моя думать ты знать, — не очень чисто заговорил кочевник.

— Ваши знания нашего языка много лучше моих вашего.

— Я говорить, ты угадать молодой имперец. Я жрец бог Радо, бог правда, честный договор и справедливость.

— Светило называется на вашем языке «Радосвет» не просто так?

— Связь между солнцем правды и светилом давать жизнь очевидно. Но только глупый люди думать светило есть бог.

— Расскажи мне, что требует твой бог и какие у него правила.

В этот момент подали сигнал к началу движения. Весь народ полез в сёдла. Я пристроился рядом со жрецом, четвёртым в колонне по четыре. Жрец понял, что я от него не отстану, и принялся говорить:

— Тебя не радовать то, что я скажу про Радо. Плохой сравнение с ваш бог. Что ты скажешь про ваш бог главное?

Я немного испугался. Жрец явно не собирался просто описывать своё учение, а сразу перешёл в наступление. Ладно, примем этот вызов. Хотя я бы не отказался от присутствия какого-нибудь святого отца рядом…

— Главное? Наш бог требует от людей жить любовью и заботой друг о друге. Требует измениться и перестать быть горделивыми и заносчивыми. Требует отказаться от многобожия и помнить о том, что есть только один Бог.

Было видно, что жрец невероятно удивлён. Он выдержал паузу, прежде чем ответить:

— Другие ваши люди, которые быть наш плен, говорить другое. Они говорить, что главное ваш бог — это наказывать тех, кто вести себя неправильно и убивать или красть или любить других чужих людей.

Тут уже я удивился:

— Ну, наверное, некоторые люди могут и так понять то, что говорят наши святые отцы. Но в основе там другие требования.

— Этим и отличаться учение Радо. Наш бог учить, что он помогать людям, чтобы люди знать правда и жить счастливо. Радо учить, что правда в том, чтобы жить помощью и заботой другим людям, как он жить. Радо не наказывать, Радо скорбить, когда люди не видеть правда и делать то, что делать хуже весь мир и личный судьба человека хуже. Мы верить, что всё сделанное человек записывать богини судьба и потом возвращать человек всё, что он сделать другой люди. Кто делать другой добро и заботу, тому Радо вернуть их много. Кто делать другим грабёж или обида, жить всю жизнь с потерями и с обидами, и с несчастьем в семье. Поэтому мы думать, что наша вера лучше быть. Ваша вера только делать, что делать людей бояться и попрошайничать бог простить их, но ваши люди никогда лучше не делать. Наша вера делать людей желать делать добро. Не ради страха и не ради похвалы от люди или бог, а потому, что это есть счастье и правда. Наша вера быть мягкая, но жизненная. Ваша вера жёсткая, делать большие империя, очень жёсткий, который все люди плакать, никто счастья не знать. И даже не думать счастье. Только долг и страх.

Получив такую плюху, я задумался надолго. Не придумал ничего лучше, чем нахамить:

— А почему тогда вы едете под нашу защиту, а не мы прячемся у вас?

Эту фразу я сказал на языке кочевников.

Кочевники, ехавшие первым и вторым в нашем ряду, громко заржали. Похоже, это была их обычная дразнилка, которой они дразнили жреца задолго до меня.

Жрец понурился и ответил на своём языке:

— В мире осталось мало людей, стремящихся к правде и добру. Грабить и возлежать с каждой первой даёт больше удовольствий, которым никто не хочет противостоять. А человек становится человеком только тогда, когда противостоит хотениям. Но никто не хочет становиться человеком. Все хотят быть только самым сильным животным с большим количеством удовольствий. Нет людей, желающих жить по правде — нет культа Радо. Нет культа — нет влияния на вождей. Знаешь, сколько человек спросило меня за последний год о словах Радо? Ты первый. Все остальные звали меня только для того, чтобы привлечь внимание Радо к сделкам и договорам.

Кочевники сразу перестали ржать. Я спросил:

— Вы поэтому не хотели признаваться, когда я вас спрашивал?

Кочевники опять заржали и ответили за жреца:

— Тут причина в другом, молодой господин. Прошлые набеги на ваше государство случались потому, что жрецы Радо призывали уничтожить злую империю, в которой про бога правды говорят злые слова, а ещё воруют наших людей для продажи в рабство. Это они набеги вдохновляли и шли впереди. Ваши люди их раньше в плен не брали.

— Похоже, что зря. Думаю, что религии очень похожи и если бы вы поговорили с нашими святыми отцами, то нашли бы некоторое понимание.

Тут уже засмеялись все окружавшие нас кочевники. И жрец, и ряды впереди и сзади. Оказывается, они нас слышали несмотря на довольно быструю езду.

Ладно, сменим тему:

— Я за последнее время часто слышал, что наши люди воровали кочевников для продажи в рабство. Но у нас рабство запрещено, нам рабы не нужны. Куда они их продавали? Я не слышал про такие истории. Моя земля на границе, но я никогда не видел караванов невольников. Откуда брались эти работорговцы, может быть, они вообще не из нашей страны?

Кочевники засмеялись, жрец лишь слегка улыбнулся:

— Не слышал и не мог слышать. Ваша страна вся построена на деньгах. Без денег невозможно ничего. Поэтому ваши люди за деньги готовы на что угодно. Разные разорившиеся из-за пьянства или азартных игр благородные, младшие сыновья без наследства… Они объединяются в шайки, которые угоняют людей на юг, там их грузят на большие корабли и увозят в Сият Снамого. Мы не могли оставить это без наказания.

— Я не понял слов «Сият Снамого».

— Считай, что это название. Все эти пограничные войны — это всё на самом деле за деньги. И с вашей стороны, и с нашей. Поэтому я никогда не участвовал в таких набегах. А сейчас дело пошло совсем плохо. Новый лидер, повелитель Мурсия ни Никитита, это концентрация всего плохого, он убьёт душу всех народов Поля. Да, он разгромил помогавших ему первое время жрецов Чернобога. Но это только потому, что он уже набрал в слуги толпу злодеев похуже, которые преданы только ему. Ему эти жрецы больше не нужны, зато портят вид. А по сути его государство ещё хуже, чем жрецы. Там будет только поклонение ему, как образу силы и жестокости. Тьма и зло. Мы будем просить ваши власти, чтобы они не останавливались на разгроме первой армии, а шли вглубь Поля, до полного уничтожения ни Никититы. Иначе плохо будет всем. Его надо уничтожить!

— Смерть Никитите! — дружно заревели окружающие кочевники. Их вопль повторили другие ряды, потом кто-то запел боевой гимн. Его подхватил весь строй. Наши рыцари, шедшие параллельной колонной, заметно встревожились. Я выехал из строя, чтобы помахать им и дать знак не беспокоиться. Кажется, получилось. Я вернулся в строй. Впрочем, из-за песни разговаривать стало невозможно. Кочевники так и пели до лагеря.

При подъезде к лагерю кочевники вознамерились в него въехать. Я сообразил, что наши могут это принять за вторжение, поэтому помчался в голову колонны, предупредить вождя, чтобы они построились перед границей лагеря и ждали командующего.

Но где посыльный от графа? Почему я вынужден командовать? Наши рыцари встали в четыре коробочки чуть в стороне и никого не выслали. Только Ва и её гадюки проехали в лагерь.

Кочевники и правда построились. Это племя умело строиться. Встали они так, будто готовились к лобовой атаке, ровной прямой линией. Я почуял неладное и спросил у соседей, как зовут вождя. Его звали Мартаксал.

С этим знанием я пришпорил Трача и выехал перед строем, встал посередине, рядом с вождём. Я надеялся, что это несколько смягчит впечатление, будто племя построилось для атаки. Пока ждали, немного поболтали с вождём Мартаксалом о том, как устроились ранее перешедшие на нашу сторону племена.

Через некоторое время появился главнокомандующий с телохранителями и направились к нам. С ними ехал также вождь Артаксал и несколько воинов из его племени. Вождь нового племени поклонился командующему, не сходя с коня, и произнёс приветствие с просьбой принять его племя в число союзников. Только тут я сообразил, что этот вождь не говорит на нашем языке. Я что, ещё и переводчиком буду работать?

В отчаянии я оглянулся на коробочки наших рыцарей. Скучающие воины играли в «ложечки»! Выслать мне переводчиков никто не догадался.

Генерал ага Раголини прочувствовал весь юмор ситуации в полной мере:

— Судя по тому, что я вижу, молодой ага Долиган привёл мне целое племя союзников? А где же граф и его переводчики?

— Видимо, допрашивает какого-нибудь пленного, — соврал я.

Это была полная чушь, никаких пленных тут не было и найти было невозможно.

— Ладно, переводи ты.

Пришлось переводить. На моё счастье, начальники использовали простые слова, и я смог перевести почти всё, а что не смог, то додумал. Судя по тому, что Артаксал кивал головой, я не сильно соврал.

После первых приветствий генерал ага Раголини дал поговорить вождям кочевников. Те перемолвились парой фраз и договорились встретиться попозже. Кажется, они были рады друг другу.

Кочевников разместили вне ограды общего лагеря, чему они были только рады. Им привезли подводы с едой и зерном для лошадей, чему они были рады ещё больше.

Генерал отпустил отряд графа, и все наши ускакали домой. А я остался один, чтобы переводить все вопросы кочевников к нашим возницам и распорядителям! Немного помог только жрец Радо. К счастью, вождь Артаксал сообразил прислать своих воинов, которые немного знали наш язык. Через два часа я наконец-то смог освободиться и добраться до дома и до обеда.

Отец спросил, какого нечистого я вылез вперёд всех и делал вид, будто это я привёл новое племя. Сказал, что граф ага Аркнейн изволил гневаться на меня за это.

Я взбесился:

— А почему граф сам не подъехал и переводчиков с собой не привёз? Все кочевники — переводчики, которых нам Артаксал утром прислал, у него остались. Я там чуть не помер переводить начальству то, что не знал да забыл!

— А чего ты так злишься? Мог бы попросить вождя Артаксала помочь, — тоном «сам дурак» заявил отец.

— Так и сделал. Только наш командующий верить только мне будет.

— Логично. Ладно, иди обедай, мы тебе оставили, — признал отец.

Не успел я проглотить обед, как явился посыльный от командующего с известием, что если я вместе с жрицей отправлюсь в самоволку за ограду лагеря на пир по случаю знакомства двух вождей кочевников, например, для того, чтобы поработать переводчиками для новых друзей, то я не буду сильно наказан, и даже наоборот.

Ну, вот, в лазутчики попал. Пришлось поднимать мослы и отправляться на охоту за жрицей. Ва нашлась на площадке, где они вскрывали очередного умершего от отравления кочевника. Я уже примерно представлял, как надо разговаривать с жрицей, и сказал, что есть возможность сходить в новое племя и посмотреть их больных вблизи. Ва тут же преисполнилось энтузиазма. Что удивительно, её гадюки тоже выразили желание пойти посмотреть. Похоже, азарт лекарей — это заразное. Скоро всем гадюкам придётся своего господина искать…

Некоторые из девушек сказали, что их без братьев за ограду не выпускают. Мы сходили за братьями и таким увеличенным составом отправились к кочевникам.

Вожди уже встретились и уселись в большом шатре для совместного пира. Ва заглянула в шатёр, чтобы спросить, где устроили холерных, и попала в самую гущу заваривающегося супа из интриг. Мартаксал самолично вышел из шатра, чтобы приветствовать жрицу Васты, а также её учениц. Следом за ним вышел и Артаксал, чтобы отозваться о Ва в самых превосходных выражениях. Вождь Мартаксал взял жрицу за обе руки, ласково снял с неё красную повязку со змеями и повёл на почётное место, угощать из своих рук. Остальных гадюк тоже усадили на почётные места. Меня с братьями гадюк очень вежливо и с улыбками задвинули куда подальше.

Гадюки с братьями с удовольствием накинулись на мясное угощение, которого здесь было много. Обычно нас мясом не очень-то балуют.

Ва изрядно удивила всех присутствующих, когда рассказала о причине подробного осмотра при встрече в степи, о том, что армию противника терзает болезнь типа чумы. Народ принялся удивляться и ужасаться. Похоже, эти люди знали, насколько опасна эта зараза.

Я не стал терять времени, нашёл жреца Радо и наконец-то узнал его имя. Его звали Ирма. Ирма Радораб, без всяких номеров. Как это ни удивительно, он обрадовался мне. Я с ходу взял быка за рога:

— Ирма, а ты будешь подговаривать кочевников на бунт против нас, пока мы союзники?

Ирма искренне удивился:

— Зачем? У нас общий враг.

Я перешёл ко второму вопросу:

— Слушай, а насколько крепко ты связан с этим племенем?

— Нисколько. Но я им признателен за то, что они меня слушать, в то время как остальные струсить. Я любить этих людей.

— А как тебе идея, если мы тебя назначим управляющим по делам кочевых племён? Я ещё не говорил с отцом, но необходимость в этом есть. Сейчас городком кочевников от нас формально управляет дядька Иркинор, но он не знает языка и не контачит с людьми. Они в итоге напрямую к моим братьям обращались, а это не очень хорошо. А давай тебя предложим? Ты читать и считать умеешь?

— Мы как раз только и сохраняем эти знания и учим всех людей Поля. Но ты правда готов так рисковать, назначать бывшего врага на такое важное место? — жрец задал этот вопрос на языке кочевников. Я просто почувствовал, как сидевшие вокруг кочевники обоих племён развернули своё внимание на нас. Дальше беседа шла на языке кочевников:

— Так ты больше вроде не враг.

— Не враг, — кивнул Ирма.

— Знаешь, у нас говорят, что самое постоянное — это временное.

— У нас тоже так говорят.

— Если эта война затянется и все пришедшие к нам племена не смогут уйти в поле… Это место станет очень населённым городом. Кочевникам придётся жить городской жизнью, заниматься обработкой полей. Многие из них не готовы к такой жизни.

— Совсем не готовы, — подтвердил жрец.

— В этом случае наличие собственного начальства и возможность жить по своим законам, с привычной религией может сильно уменьшить количество ненужных столкновений.

Жрец задумался:

— Ты хочешь сказать, что ваше руководство может пойти на создание союзного царства кочевников у себя под боком?

— Это лучше, чем получить кучу проблем с непослушными рабами.

— А в дальнем времени этот опыт может позволить распространить власть государства по этому образцу на значительную часть Большого Поля? — улыбнулся Ирма.

— Уважаемый жрец смотрит в будущее глубже меня, — я уже научился льстить в духе кочевников.

Жрец довольно откинулся. Несколько минут он слушал разглагольствования Вастарабы о том, как обеспечить выживание кочевников в условиях перехода с мясной пищи на преимущественно зерновую. Не он один, двести пятую внимательно слушали все присутствующие. Оказалось, что кочевникам, привыкшим питаться мясом, будет очень трудно переходить на наши каши, ожидались большие сложности.

Потом Ирма наклонился ко мне:

— Если я сейчас расскажу вождям об этом как об идее, они тебя с рук закормят. Они о таком и помечтать не могли. Но я думаю, что лучше это обсудить сначала с вашим начальством.

Я кивнул и огляделся. Все окружающие кочевники сидели с деланно равнодушным видом. Я не я буду, если все они после пира не рванут наперегонки к начальству докладывать о подслушанном.

— Наше начальство, скорее всего, согласится. У нас уже есть такой опыт государственного строительства. Мы же не зря называемся империей, а не царством. У нас на северных границах одно время были большие проблемы с набегами морских племён. А сейчас они осели по берегам, платят дань Государю и живут по своим обычаям. Так что нам это не впервой. А можно узнать побольше о вашем учении?

— Если у тебя намечается договор и ты хочешь, чтобы партнёр обязательно его выполнил, позови жреца Радо для освящения соглашения, и никто не осмелится нарушить такой договор. Если во время суда у судьи возникают сомнения в том, кто из спорящих прав, он может позвать жреца Радо. Жрец Радо раскалит камни или железо и даст подержать их спорящим. А затем по размеру и форме ожога скажет, кто из них больше соврал. Жрецы много чего ещё могут. Что тебе интересно? — жрец Радо смотрел на меня и улыбался. Издевается, гад. Пришлось поулыбаться в ответ:

— Ага, очень смешно. А как насчёт правды и справедливости? Или ваш бог только для договоров?

— Если тебе по сути интересно, тогда придется говорить дольше. Сказанное зависит от того, кто спрашивает. Поэтому я сначала спрошу. Ты зачем живёшь?

— Чтобы служить своим людям организатором и защитой. Чтобы простые люди были изобильны и счастливы, и чтобы всем вокруг становилось лучше. Так учат жить в церквях нашего Бога-из-Огня.

— Всех учат. Но не все принимают решение жить именно так. Большинство ваших благородных живёт ради славы самого сильного или ради жадности.

Я подумал и вынужден был признать:

— Да, не все живут, как учат. Но я так живу.

— А если ты ввяжешься в бой за правду и справедливость, а силы врага окажутся больше и тебя убьют?

— Значит, на то воля Божья. Благородные должны гибнуть за правду… И даже за мелочные конфликты между селянами, сражаясь с хозяином чужих селян, которые обидели твоих людей.

Жрец засмеялся моему ответу, как редкой шутке. И чего он такой насмешливый?

— Тогда слушай, молодой человек. Радо родился в пещере, но он быстрее, чем ветер. После рождения он принес быка в жертву Создателю Вселенной и с тех пор его путь — правда, справедливость и совершенство. Что-нибудь понял?

— Всё понял. Детские загадки. Лежит в пещере, летит как мысль — это ум. Принести быка в жертву Создателю — значит отказаться от служения животным желаниям ради того, чтобы быть разумным существом. В учебниках по письму таких загадок полно…

— Многие взрослые этого не понимают. Ладно, поехали дальше. Как думаешь, что значит: «Мягкое и гибкое жизненные твёрдого и жёсткого»?

— Таких загадок у нас не было. Но я думаю, что это значит, что всё время давить силой на окружающих нет смысла и что иногда лучше поддаться и просить, а не приказывать.

— А что значит: «Мир стоит на трёх опорах: любви, разуме и воле»?

Тут я задумался надолго. Потом сдался:

— Не знаю. Единственное, что я могу из этого понять — это что люди могут жить только до тех пор, пока у них есть любовь друг к другу, они не отказываются от разума и благодаря этому имеют волю делать то, что считают благотворным, умным и правильным.

— Это совершенно правильный ответ, но с некоторыми дополнениями. Воля и разум не приходят сразу. Сначала человек живёт только страхами и чувством стаи своего племени. Потом, если он откажется от страхов и решит жить только любовью, ему приходится пережить очень тяжёлые времена. Кажется, что все окружающие тебя возненавидят за то, что ты теперь не такой, как они. Как правило, это только кажется, но некоторых действительно изгоняют из племени. Потом, когда проходит некоторое время, люди убеждаются, что жить любовью и отказом от мести, от ожесточения намного полезнее для всех, чем когда ты живёшь по правилам вечно обиженного задиры. Так появляется разум. Люди начинают действовать не потому, что им захотелось что-то сделать, а обдумывают последствия, чтобы всё было ради любви и созидания. А когда с опытом приходит понимание того, что так жить намного лучше для всех, и что до этого ты был просто перепуганным животным, появляется и правильная цель в жизни, и сила действовать, появляется воля. Вот такое положение дел. Отдай страх — получи свободу и радость.

— Красиво! — признал я.

Это было действительно красиво. Жрец говорил тихо и радостно. Его слова так отличались от громких и угрожающих проповедей нашего святого отца!

— К сожалению, очень немногие соглашаются видеть эту красоту. Большинство предпочитает жить страхами да старыми чувствами. В былые времена к нам приходило намного больше людей, чем сейчас. Я не знаю, почему так происходит. Не может быть, чтобы люди перестали стремиться к счастью и правильности. Наверное, мы что-то не то говорим. Возможно, прав этот ваш Бог-из-Огня и людей надо просто запугивать, порабощая их фантазию страхом посмертных мучений, как принято в вашей религии.

Я предпочёл не отвечать на этот наезд, и жрец продолжил:

— Вот так мы и жили столетиями. Рассказывали людям, что надо жить не для своей гордости, а ради служения людям. Что не надо дожимать всех домашних и подчинённых до полного разрушения их воли, до полного подчинения, иначе можно просто сломать и получить ровно обратный результат. Говорили, что путь к счастью, силе и воле лежит только через любовь и разум. Говорили, что себя нужно тренировать. Не позволять своему телу управлять разумом через разные хотения. Наоборот, разум должен управлять телом, как упрямым животным. Не ломать, не приказывать, а уговаривать и постепенно завоёвывать доверие и послушание. Для этого у нас были специальные упражнения — заставить себя не пить на жаре определённое время, заставить себя поголодать несколько дней. Одно из главных упражнений было в споре заставить себя не выдвигать очередных возражений, а попытаться победить через поражение, вместо очередного возражения спросить: «И какой вывод следует из ваших слов?», или сказать: «Простите пожалуйста» даже тогда, когда чувствуешь себя правым.

— У нас святые отцы тоже учат так отвечать. Просить прощения, даже когда не виноват.

— Просто потому, что это правильно. Любые оправдания воспринимаются как встречное нападение, поэтому лучше просто извиняться. С возрастом это становится очевидно всем людям с хорошей чувствительностью.

— И что, люди вас слушали?

— Некоторые не слушали, смеялись. Некоторые не слушали, но потом исполняли то, что мы говорили, и домашним так же говорили себя вести. Некоторые становились жрецами Радо. У нас, чтобы стать жрецом Радо, не нужно получать специальное обучение или жить без семьи. Если признанный мастер — жрец Радо видит, что у человека появилось нужное понимание, что он по сути впитал то, чему учил Радо, то он может назначить такого человека жрецом. При этом человек мог оставаться воином, главой семьи, генералом или проституткой.

— Что, и проститутки были жрецами Радо?

— Очень редко. И они, как правило, сразу переставали быть проститутками. Находили себе более доходные работы.

— А были на просторах Поля племена или государства, в которых учение Радо было главным?

— Были. Неплохо существовали, но недолго. Как правило, они быстро превращались в обычные хищные государства. А потом… Большие пространства, большие скорости передвижения. Чаще всего они гибли из-за наплыва очередного переселяющегося народа. Давай-ка лучше проверим, как ты понял. Если один мальчик из числа кочевников бьёт другого ради того, чтобы отобрать дорогую для того игрушку, что бы ты сказал им от имени Радо?

— Что наличие игрушки даёт радости намного меньше, чем дружба с другими людьми, и что Радо не любит грабителей.

— А если один мальчик бьёт другого ради того, чтобы позабавиться его страданиями?

— Что жить ради самовозвышения и унижения других — верный путь к большим страданиям и неуспеха в жизни, и что лучше жить любовью и служением людям, как это делал Радо… Или наш Бог-из-Огня.

— А что бы ты сказал, если в некотором государстве правитель назначил множество чиновников, чтобы каждое неправильное поведение граждан было наказано, а у кого за год некоторое количества нарушений, тех казнят?

— Что твердое и жёсткое трескается быстрее мягкого и гибкого, и что принуждать к добру силой невозможно. Будет только хуже, люди всегда найдут, как обмануть. А что, есть такие глупые государства и такие глупые люди, которые этого не понимают?

Жрец смеялся долго, потом сказал:

— Да каждое первое государство так и пытается жить. Ты мне скажи, тебе приходилось кого-нибудь защищать?

— Много раз. От волков и от волколюдей два села защищали. Во втором селе мужики должны были село патрулировать, а мы только помогать, а они как волков увидели, так сразу и разбежались. Пришлось нам втроём, трое детей, стаю волков разгонять. А они потом так умильно объясняли: «Они же могли нас укусить, а вас не могли, вы в доспехах».

Жрец сделал удивлённые глаза, потом опять спросил:

— А управлять кем-нибудь приходилось?

— Вот вторым селом мы с братом и правили. Это было целое баронство. Правда, недолго. Граф баронство другим отдал. Зато мы пока правили, придумали, как селян от голодной смерти спасти, как зерно для сева купить.

Жрец задал ещё несколько «детских» вопросов. Кажется, ему понравилось, как я отвечал.

— Праведный правитель и защитник, задающий вопросы про пути мудрости. Знаешь, малыш, а я должен подарить тебе знак Радо, — задумчиво произнёс жрец.

Я был многословен и остроумен в ответе:

— Чего?

Жрец достал из внутреннего кармана такой же значок, который был приколот у него на левой стороне куртки. Человек, взлетающий вверх из расколотого камня. Или раскалывающий собой камень. Красивый значок, тонкая резная работа по дереву. Мне он сразу понравился, поэтому я был очень рад, получив такой же.

Я приколол значок себе на курточку.

— А что он значит?

— Он значит, что ты задаёшь про Радо правильные вопросы.

Вся беседа велась на языке кочевников. То ли жрец говорил медленнее и более простыми словами, то ли я лучше изучил язык, но я понял почти всё из его речей. Минус был в том, что кочевники, сидевшие вокруг, тоже понимали каждое слово. А может быть, и не минус.

Пока мы душевно общались с жрецом, вожди решили закончить праздник. Я встал, чтобы вытащить двести пятую из лап начальства. Сидевшие за нами кочевники только сейчас увидел значок «человека из камня» на моей курточке. Какие же круглые у них были глаза! Интересно, чему они так удивились?

Я прошел к вождям и положил руку на плечо двести пятой, которую всё никак не отпускали вожди разными комплиментами. Похоже, это был для них способ найти что-то общее друг с другом. И тут они оба замолчали, уставившись на мой значок.

Ва обернулась и дёрнулась, будто увидела змею.

— Полисаний, скажи мне, душа моя, где ты взял этот значок? — спросил вождь Артаксал.

— Жрец Радо дал, сказал, за то, что я задаю правильные вопросы.

— У вас был жрец Радо? — спросил Артаксал Мартаксала.

— Приблудился по дороге, — отвёл глаза вождь второго племени.

— А как имперцы, когда узнают? Не начнут резать направо и налево?

— Имперцы планируют назначить Ирму Радораба на место управляющего Иркинора. Будет имперским офицером по связям со всеми племенами Большого Поля, — выдал я свои последние идеи за общее решение.

Вожди бешено заспорили о чём-то, я не понял ни слова. Ва собрала своих девушек и их братьев, и мы всё-таки дошли до карантина холерных и малярийных больных. Ва убедилась, что для них выкопаны и засыпаны известью туалеты, строго наказала страже кормить холерных больных только кашами, без всякого мяса и масла, после чего сочла свою миссию выполненной.

Стоило ей развернуться на обратную дорогу, тут же спросила:

— Ты знаешь смысл значка, который дал тебе жрец?

— Нет. Он сказал, что это за правильные вопросы.

— Это символ жреца Радо, причём второй ступени. Такого, который может быть временным правителем, если вождь племени или правитель области погиб.

— Похоже, жрец пошутил.

— Они такими значками на разбрасываются. Дают только тем, с кем долго говорили и убедились в его преданности заповедям Радо. Кстати, ты знал, что Васта и Радо не ладят? И их жрецы и жрицы на земле тоже, как правило, в некотором противостоянии?

— Нет, конечно. Недавно я вообще таких имён не знал. А с чего это им не ладить?

— Жрицы Васты исцеляют и лечат исходя из безусловной любви к людям. А жрецы Радо — жестокие люди, они некоторых запрещают исцелять, а некоторых, про которых решают, что они являются опасностью для людей, и вовсе требуют убивать.

— Звучит логично.

— В их списке опасных явлений ваша религия Бога-из-Огня и все имперские офицеры. Ваши благородные их вообще в плен не брали.

— Теперь они будут союзниками. Причём лучшими союзниками.

— С чего это ты взял?

— Поговорил.

Я проводил Ва до нашего дома и отправился к главнокомандующему, докладывать о встрече вождей.

Оказалось, что генерал оставил относительно меня некоторые распоряжения, так что меня проводили к нему сразу, как я представился охране. Меня проводили на личную территорию генерала, туда, где был его «дом».

Генерал принимал ванну. Большая железная лохань стояла на подставке из грубо сложенных камней. Под ней горел огонь, который тщательно поддерживали слуги. Это выглядело очень смешно, как будто слуги решили сварить генерала.

— Проходи, малыш, проходи. Не завидуй моей ванной, когда будешь старым и заимеешь тысячу болячек, тоже не сможешь обходиться без тёплых ванн. Это твоя жрица присоветовала, кстати, — весело загудел генерал, завидев меня.

Я отсалютовал и кратко доложил результаты пира: вожди подружились, горят желанием вместе с нами сокрушить злого лидера кочевников. Дружно облизывали мою Вастарабу, через неё и подружились.

— А после победы? — кратко спросил генерал.

— Напрямую не обсуждалось. Но я нашёл среди кочевников человека, который умеет читать и писать и имеет понятие об управляющей деятельности. Поговорил с ним о предположительной возможности сделать из него имперского офицера по взаимодействию со всеми союзными кочевыми племенами, а все племена понемногу осадить в этом районе и сделать из них автономию — государственный протекторат по типу северного народа. Разрешить на территории протектора их религии при условии знания нашей. Он заинтересовался, сказал, что о таком они даже и не мечтали.

— И где этот человек, это изобилие достоинств?

— Я его не взял с собой, подумал, что вы можете нас не принять по причине позднего времени.

— Надо было взять. Такие вопросы надо обсуждать по горячему. Было что-то ещё?

— Да. Кочевники будут вас умолять не останавливаться на разгроме приближающейся армии, а идти глубоко в земли Дикого Поля до полного уничтожения власти злодея.

— Хи! Мечтатели! Нам бы с этой справиться! Ещё?

— Я поболтал со жрецом Радо о философии, а он взял и дал мне вот этот значок. Я не знал, что он значит, но жрица говорит, что это отличительный знак жреца Радо не последнего уровня. Они вроде бы как в большом авторитете у кочевников. Мне его носить?

— Носи. Насчёт автономии — протектората завтра бери своего грамотея и пойдём к Государю.

Пришлось тащиться обратно к кочевникам, искать жреца и предупреждать о том, что завтра у него есть дела.

Даже после этого длинный день не закончился. Ва решила выдоить своих учениц и тщательно собрала их яд, сколько они смогли наплевать. Когда я пришёл, она увлечённо смешивала яды от разных девушек и подписывала горшочки с разными смесями. Сказала, что малыми дозами смесей яда, наверное, можно лечить холеру и боли в спине. Я удивился, на что двести пятая заявила мне, что всё есть яд и всё есть лекарство, зависит только от дозы и концентрации. Оказывается, если выпить девять литров воды, то отравишься насмерть. Вот чего не ожидал.

Отец спросил, как прошел день.

— Хочу предложить сделать жреца Радо офицером по связям с народами Дикого Поля.

— После того, как твоя жрица заявила, что будет лечить холеру ядом гадюк, я думал, что уже ничему не удивлюсь. Но ты удивил. Раньше было положено их резать без расспросов.

— Раньше они думали, что наша вера — принуждение к добру страхом посмертного наказания.

— А что, это не так? — искренне удивился отец.

— В детстве ты говорил мне, что Господь — это путь для тех, кто ищет правды и созидания.

— Ну, так тоже можно сказать.

— Это вообще-то разные религии с разным смыслом. Я жрецу объяснил, что мы видим в нашей религии, он тоже удивился, сказал, что раньше про такое понимание не слышал. И такой подход ему нравится.

— В этих религиях мозг сломать можно. Пусть святые отцы разбираются. Моё дело — мечом махать. Хотя как по моему, так одно другого не исключает.

— Пап, а проводишь меня завтра на прием к Государю? А то я жутко боюсь туда идти.

Ночью Ва уснула, уткнувшись мне в щёку носиком и плотно сжав любимую игрушку. Я погладил и потискал её грудь, она даже не подумала проснуться. Умоталась. Умильная она всё-таки.

Утро началось с того, что Ва громко извинилась за то, что слишком крепко держала любимую игрушку и не давала мне поворочаться. Братья чуть не повесились от зависти. Пустячок, а приятно.

День продлился отчаянными поисками Ирмы. Его не могли найти ни у кочевников, ни в нашем лагере. Потом его всё-таки нашли под пологом какого-то шатра, который ранее не додумались поднять. Жрец просто спал.

Приёма у Государя пришлось ждать долго. Поскольку ждали мы вместе с главнокомандующим, было не обидно. Я так ожидания вообще не заметил, так как пришлось работать переводчиком между генералом и Ирмой. При этом штатный переводчик генерала из числа офицеров разведки стоял рядом и постоянно делал мне замечания за неправильный перевод. Спрашивается, зачем было меня заставлять переводить? Офицеры разведки всю жизнь по несколько языков изучают. Так нет же, работай, получай пинки, если ты молодой.

Когда нас наконец позвали к Государю, я вздохнул с облегчением.

Государь принялся задавать Ирме разные несвязанные вопросы. Ирма удивлялся, но старался отвечать честно. Похоже, он не знал о способности Государя, а я стоял рядом и наслаждался зрелищем того, как Государь проверял будущего важного человека на реакции по всем возможным направлениям.

Выслушав представление генерала, Государь повелел: отдельной области кочевников быть. С земель моего отца им предлагалось уйти, чтобы основать город и жилую зону чуть дальше в Поле, на небольшой реке. Естественно, после победы. А пока они считались союзными племенами, а Ирма был назначен ответственным лицом по связям со всеми кочевниками и народами Дикого Поля. Государь потребовал его принести клятву верности, но не полную, как нас, а упрощённую. Как по мне, так слишком упрощённую.

Ирма поклялся. Из шатра Государя он вышел государственным чиновником с очень неплохим жалованием. Теперь он должен будет носить над головой специальный полукруг с надписью его должности, а ещё его должны будут сопровождать двое наших солдат — охранников. Ещё Государь повелел поставить ему большой шатёр за границей лагеря имперских войск, в котором Ирма должен был принимать кочевников и решать все вопросы.

Нас с отцом тоже наградили. Отца наградили больше, дали денег. Мне выдали грамоту с благодарностью за услуги, оказанные короне.

Я бы предпочёл деньги, но деньги дали только отцу.

Ирма был в шоке. Он не ожидал, что на него свалится столько дел и ответственности. Первым делом, что он у меня спросил по выходу из шатра, это как бы ему улучшить знания нашего языка. Даже когда вожди обоих племен, каким-то чудом узнавшие о происходящем и пригласившие сами себя в ставку, кинулись его поздравлять, он не сразу понял, что происходит, и продолжил говорить со мной. Потом, конечно, спохватился. Мужик заметно «плыл».

Папа сказал, что зря я не радуюсь грамоте, что для молодых людей такая похвала может стоить намного дороже всяких денег.

Прискакала Ва, позвала меня проверять два пришедших из набегов отряда. Пришлось срочно сниматься с места.

На карантинной площадке уже распоряжались ученицы двести пятой, бинтовали раненых. Раненых было много, оба отряда провели ряд тяжёлых боёв. Им тоже удалось вырезать несколько продовольственных караванов и взять большую добычу, но кочевники спохватились и стали высылать большие отряды кавалерии на перехват. Больных чумой не было, трое были больны дизентерией, что можно было считать обычным делом.

Ва выпросила предназначенных для казни пленных кочевников, охрану для них и отвела пленных к холерным больным. Там она специально заразила их холерой. Сказала, что будет пробовать на них лекарства из яда девушек. Да, лечить людей она любит, но жалости у неё, похоже, как у змеи.

В ответ на моё удивление Ва отмахнулась:

— Их всё равно бы казнили, а так они умрут с благословением Богини.

После обеда пришлось перевозить шатёр Ва на лечебную площадку, к остальным лекарям. Ва сразу смертельно поцапалась с главным лекарем. Строго говоря, он начал первым, принялся кричать, что не потерпит в своей лечебнице необразованных дикарок. Ва заявила, что с таким дураком, как он, вообще должен разговаривать палач, так как он в долгое время травил руководство армии и государства разными очень ядовитыми, но совершенно бесполезными веществами типа мышьяка и ртути. Одна из гадюк ехидно спросила, знает ли господин главный врач, что у него рак лёгкого и жить ему осталось пару лет.

На этой точке сюжета врач стал хватать ртом воздух от ненависти, а смеющиеся гадюки проехали дальше и начали ставить свои шатры (главнокомандующий выделил им дополнительно несколько шатров для лечения раненых, коих ожидалось очень много).

В этих шатрах Ва принялась учить нас основам полевой хирургии на материале прибывших утром раненых. Остальные работники лечебниц оказались не такими заносчивыми, как главный врач, и прибежали смотреть, как лечат девушки, умеющие смотреть насквозь. Их присутствие оказалось очень полезным, они поделились запасами некоторых бальзамов и мазей. Да и как было не поделиться? Работали свои благородные девушки, лечили своих благородных сударей. Работающая благородная девушка вообще-то была редкостью и отдельным зрелищем для нашего мира. Обычные санитарки и лекари были из простых людей. Тем более им было забавно посмотреть, как Ва материт капризуль, а благородные пищат и хнычут, но работают по локоть в крови.

Сошлись очень быстро, врачи договорились с девушками, что грязную работу они оставят санитарками, а сами будут работать на диагностировании. Обе стороны были счастливы. Ва рычала и говорила, что сначала они сами должны научиться всё делать руками, а то так и останутся недоумками. Врачи и гадюки улыбались до ушей и строили Ва весёлые глазки. Меня от грязной работы никто освобождать не собирался.

В обед я смог ненадолго слинять к Ирме. Тот метался по своему трёхкомнатному шатру и пытался создать какую-то структуру из невесть откуда взявшихся помощников и распорядителей, среди которых я заметил несколько самых бестолковых и ленивых пропойц. Увидев меня, Ирма сразу поручил мне поставить стол и вести записи по учёту продовольствия, а ещё через пару минут — поставить стол и вести записи по учёту металлических руд и кузнечных изделий. Я поймал его за руку, заставил сесть и успокоиться. Сказал не торопиться, выгнать всех самозваных помощников, особенно известных мне пропойц, и назначать людей только по совету вождей племён.

— Вожди племён! — облегчённо воскликнул Ирма.

Не знаю, кем он и когда управлял, но тут дядька явно растерялся. Ничего, вожди — хитрющие бестии, они его наставят на пусть истинный.

Вечером мы показывали главнокомандующему катапульту и баллисту, стреляли камнями по реке. Генерал спросил у меня, сколько таких машин мы сможем сделать в ближайшее время. Я сказал, что занят в лечебнице и не могу ответить на этот вопрос, могу только консультировать кузнецов и рабочих, которые будут их делать. Генерал пошевелил своими длинными усами и сказал, что нам пригодились бы пара десятков катапульт.

Потянулись похожие дни. С утра до вечера нас тренировала двести пятая, заставляла учить устройство человека и разные болезни. Постоянно приходили отряды из набегов, их надо было проверять и лечить раненых. Каким-то чудом от кочевников смогло уйти ещё одно племя, их тоже пришлось проверять.

Ва выпросила себе ещё несколько приговоренных к смерти и принялась изучать действие ядов разных девушек — гадюк. Через несколько дней она обнаружила концентрацию, при которой люди не умирали от яда, а ещё через несколько дней с удивлением рассказала мне, что у разных девушек яд действует по-разному. У одних он парализует все нервы, сердце даже перестает биться, а у других он убивает все клетки. Мне пришлось сначала выяснить, что такое нервы. Ва объяснила — это такие нитки внутри тела, по которым идут все приказы от сознания к конечностям и все ощущения от органов.

Я предположил, что холеру стоит лечить теми ядами, которые отравливают всё и вся. Возможно, и холеру отравят, а нервов у неё всё равно нет. А вот теми, которые на нервы действуют, можно и спину от болей растирать.

Иногда удавалось вырваться, зайти к Ирме. Тот понемногу вошёл в роль, завёл строгого секретаря и штат министров. Ребята у него оказались толковые и действительно работали. Дел на них свалилось немало: и обеспечить снабжение существующих трёх племен, и разместить пять племен, которые перебежали ранее и теперь шли к нам с севера, и спроектировать город, который предстояло построить после победы. При этом начала сказываться политика, разные вожди хотели разного, и надо было учитывать их интересы.

Ирма со смехом рассказывал, как Артаксал и Мартаксал один раз полдня спорили, кто займет лучшее место в городе, и только через несколько часов выяснилось, что один считал наилучшим местом то, которое другой считал наихудшим.

Я для Ирмы был чем-то вроде товарища и отдушины. Мне он тоже был нужен как наставник. Из-за нового статуса жреца Радо я постоянно влипал в разные глупые ситуации. Однажды я шёл по улочке нашего городка и увидел, как двое мальчишек из числа кочевников дерутся. Один из них, побольше и посильнее, с удовольствием избивал младшего, целя куда побольнее. Что характерно, оба они были старше меня, а старший ещё и крупнее.

Просто так пройти мимо я не мог и приказать перестать драться, как сын их господина, я тоже теперь не мог. Пришлось говорить, как положено жрецу Радо, то, что могли понять кочевники — что Радо не будет рад тому, кто намеренно приносит страдания другому человеку, чтобы поразвлечься его страданиями. Мальчишка покрупнее попытался меня послать. Я ему сказал, что так ему не стать достойным человеком и уважаемым членом племени, причём я специально позабочусь, чтобы именно так оно и произошло. Тогда задира сказал, что терять ему нечего и в таком случае он поколотит и меня. Я уже стал думать, что ему говорить после того, как я его вырублю, но тут на горизонте нарисовался его отец, скрутил паршивца и принялся слёзно умолять меня простить негодяя за нападение на сына их господина. Обещал устроить ему небо в овчинку. Я поклонился пожилому человеку и уверил его, что я всё забыл, но ушёл с ощущением неудовлетворённости. Мне казалось, что надо было действовать как-то иначе и говорить что-то другое.

В другой раз меня позвали освятить договор. Я выслушал условия и понял, что один из кочевников пытается надуть другого, пользуясь тем, что тот не умеет вычислять дроби. Я даже не мог объяснить потерпевшему, в чём его обманули, объяснил на пальцах с большой потерей времени.

Второй мужик обиделся и сказал, что меня звали подтвердить договор, а не изменять его. Ва, которая присутствовала при сценке, посмеялась и сказала, что в таком случае не стоило звать жреца Радо, так как у них повышенная правдивость и они такое не пропускают. Кочевник разорался и пригрозил мне местью. Я тоже не знал, что ему ответить.

В третий раз одна девушка из кочевников заявила, что у жрецов Радо обычно несколько жён, что они стараются вырастить побольше религиозных людей в свой семье, поэтому я должен взять её в жены, так как она именно такая девушка, любящая Радо, и будет мне хорошей женой.

Со всеми этими вопросами я приходил к Ирме, тот смеялся в голос, но давал неплохие советы.

В один из дней я заметил, что в лечебке Ва облизывает мужской орган одного из раненных. Вечером я перед ужином при всех спросил у неё, с чего это вдруг ей вздумалось целовать других людей в причинное место. Ва как само собой разумеющееся ответила, что у него мужской орган был повреждён, а она его исцелила. Надо же было проверить!

— Но почему именно ртом? Руками не могла? — возопил я.

— У него от рук не работал. Сильный шок у парня. А от поцелуев сработало! И не бойся, он не был ничем заражён, только чуть-чуть лёгких грибков на поверхности, они почти у всех есть, я ему орган мёдом помазала, так что ничем заразиться не могла!

— Избавь меня от таких подробностей! И запомни на будущее: никаких контактов с другими людьми! Можешь платную женщину позвать, их тут в лагере хоть отбавляй!

— Деспот! Не смей мною командовать!

Я взял плётку (обычную, без грузиков), выволок Ва на середину дворика и несколько раз прошёлся по попке.

— Деспот! Жестокий! — вопила Ва.

— Бьёт — значит, любит, — говорили бабоньки — кухарки, выползшие посмотреть на забаву.

— Бей бабу молотом, будет баба золотом, — сказал отец, глядя на веселье.

Одним словом, был ужасный, пошлый скандал в духе тех, которые все с удовольствием обсуждают один день и забывают на следующий.

В эту ночь Ва была очень нежной и ласковой, гладила и целовала меня с большим воодушевлением. А мне было очень, очень плохо. Моё тело привыкло к ней больше, чем я ожидал. Контакт Ва с чужим человеком напомнил мне, что она не моя женщина, что я для неё не более, чем дойная скотина и что я по-прежнему совершенно одинок в этом огромном безжалостном мире.

Так прошло восемь дней. Отряды возвращались из набегов все чаще, в них было все больше раненых. Чувствовалось, что противник приближается.

Ва зафиксировала первый случай излечения от холеры благодаря яду. Впрочем, могло быть и так, что парень был просто очень здоровый. А вот растирания из ядов другого типа действительно очень неплохо снимали боли в спине пожилым людям.

Я научился неплохо бинтовать и зашивать раны, начал немного держать скальпель.