Отец меня обратно на ту сторону реки не пустил, сказал выздоравливать и строить лесопилку с приводом от ветряка. Такую же, как наша первая, но больше. Вместо меня поехал старший брат, Алесаний, повёз письма вождю и Сигурну.
Сельские мужики активно готовились к войне, все бегали, как ужаленные, и заготавливали разные припасы. Многие участвовали в постройке трёх огромных паромов. Нужно было быть готовыми не только переправлять гражданских кочевников сюда, но и войска Государя туда. Кроме всего прочего, надо было и выращиванием продовольствия заниматься. Откуда в таких условиях можно было взять свободных людей для постройки ветряка, я не представлял. Поначалу мы строили лесопилку вообще вшестером — мои друзья, один однорукий ветеран из числа бывших стражников и только один нормальный мужик из села. Я как инвалид вообще не считался.
Потом строители нашлись. Государь прислал очень умелых мастеровых, которые помогли нашим мужикам и с паромами, и с постройкой ветряка.
Мастеровые меня похвалили, сказали, что видели подобное на северных границах, но всем остальным как-то не хватило упорства построить нечто подобное. Это были какие-то странные мастеровые, вроде бы мужики, но они считались воинами и подчинялись офицерам из числа благородных. Себя они называли «розмыслами» и очень собой гордились, говорили, что без них никакая война невозможна, так как если они мосты или склады в нужных местах не построят, то никакое войско благородных ничего не сделает. Ещё они клялись, что умеют строить укрепления и ломать стены вражеских укреплений, даже каменные. С их помощью я даже смог понять те страницы из книги про военные машины, которые до этого были совсем непонятны. Над книгой розмыслы посмеялись, сказали, что она устарела лет так восемьсот назад.
Я прикинулся дурачком и начал тянуть из них информацию — что именно устарело и что теперь делают иначе. Мужики смеялись и говорили, что теперь всё рассчитывают по математике, даже мосты. Ещё говорили, что раз я такой умный и любопытный, то мне надо идти на службу Государю и проситься в части розмыслов, из меня хороший офицер и мастер получится. Один из офицеров — розсмыслов, побывавший в замке у моего отца, как-то раз решил посмеяться над рядовыми и сказал, что я завалил чудовище — истребителя Хозяев Леса. После этого мужики не называли меня иначе, как «вашблагородь», но смеяться и давать объяснения перестали. И кто этого офицера за язык тянул!
Началось лето, а это значило, что начались тренировки по танцам. Все благородные люди государства должны уметь танцевать все танцы всех трёх балетов — Асмирского, Мирминского и Джужского. А в каждом балете, между прочим, шесть отделений. По этой причине все бароны государства, у кого есть дети, охотно приглашают молодых дворян и академистов из столицы учить детей балетам. Для молодых дворян и студентов это неплохой способ заработать, а заодно присмотреть себе супругу. Все знают, что вторая часть дела не менее важна, чем первая, но старательно делают вид, что речь идёт только о балете. А кто страдает больше всех? Конечно, младшие дети! Пока старшие строят глазки и болтают о жизни в столице, младших заставляют выделывать разные извращённые па под палящем солнцем на каменных плитах двора замка.
Надо заметить, что между официальными балетами и танцами общего очень мало. Наши балеты — это, скорее, упражнения в духе строевого смотра. Там необходимо всем танцующим одновременно поворачиваться, делать шаги туда или сюда и одинаково взмахивать руками. Сбить строй или ритм считается величайшим невежеством. Дамы должны определённым образом одновременно изгибать руки, считается, что это красиво. Кавалеры должны одновременно притоптывать и кружиться вокруг дам, считается, что дамам это должно быть приятно. Что-то красивое есть только в четвёртом и пятом отделениях Джужского балета, там полагается кружиться друг вокруг друга — в четвёртом отделении взявшись за руки, в пятом лишь иногда касаясь руками. Это действительно смотрится со стороны красиво. Всё остальное — не более, чем упражнения по строевому шагу.
Я ненавидел балеты с детства.
На время обучения танцам в наш замок приезжают дети вассалов отца. От сударя Агрумения прибыли трое дочерей — Иссина, Ранина и Тимения. От сударя Микания прибыл сын Иктан и дочь Милоня. У третьего нашего вассала, сударя Полисания, моего тёзки, дети были ещё маленькими.
Дочери Агрумения получили способности их матери — они могли плеваться ядом, для чего у них под длинным языком есть специальная косточка — трубочка. Мне было жалко дядьку Агрумения. Он хороший дядька, только не очень богатый, поэтому ему и сосватали жену с такой слабой способностью. Как по мне, чем иметь ядовитую способность, лучше не иметь никакой. В бою от них толку чуть. Да, они могут плеваться смертельным ядом на восемь — десять шагов. Но наши благородные сражаются, в основном, в конном строю, а при этих скоростях просто не успеешь плюнуть. Да и попасть в лицо закрытого латами воина не очень просто. А если у него и шлем закрытый, тогда остаётся плевать только в коня, которые, как правило, тоже очень неплохо защищены. Зато в быту очень много ограничений. Все люди с ядовитыми способностями обязаны носить маски с вышитыми символами змей, а при разговоре с другими благородными обязаны низко опускать голову. Несмотря на то, что яд у них появляется только годам к десяти, всё равно довольно часто они в гневе могут случайно брызнуть слюной и убить кого-нибудь из своих селян или домашних. Среди благородных ядовитых ласково зовут «гадюки». Среди селян, впрочем, тоже, только за глаза.
Иссина уже почти взрослая, она ровесница моей старшей сестре. Ранина чуть старше меня. При нашей первой встрече (нам было лет по шесть — семь) она первым делом спросила, какие способности будут у ребёнка, если у неё будет ребёнок от меня. Я жёстко ответил, что никаких, так как у меня нет. Это не было полной правдой, среди благородных известны случаи, когда у благородных людей без способностей рождались дети с очень сильными способностями. Но эта расчётливость меня покоробила, поэтому я ответил жёстко.
— Какой же ты бесполезный, — сказала тогда Ранина.
Я пожал плечами — бесполезный так бесполезный. А гадюка — она и есть гадюка. И сестра у неё старшая такая же. А вот младшая Тимения — тихая очаровашка.
Иктан Миканий сын был умничкой. Несмотря на то, что он был здорово младше меня, с ним было интересно играть. У него была обычная для благородных способность сверхсилы, он мог, например, прыгнуть на одной руке вверх на рост человека. Но он никогда не задавался и не использовал свою сверхсилу в играх против других детей. А вот его сестра, Милоня, иногда злоупотребляла свой способностью становиться невидимой в играх. Но ей всё прощалось, так как во всём остальном она была доброй душкой.
Ради танцев вытащили даже Сигурна, оторвали от строительства укреплений для кочевников. Вместо него как раз и послали отдуваться Алесания.
Поскольку нас, детей благородных, на минимальный набор количества пар не хватает, для комплекта из села привлекают молодых девушек и девочек. Считается, что они любят танцевать и что им это будет полезно. В реальности они любят это дело не больше нашего. Скажем прямо, они эти танцы просто ненавидят. Если бы не танцы, они могли бы сделать тысячу полезных дел — от поиска ягод в лесу до ухода за скотиной. Вместо этого приходится вышагивать вместе с господскими детьми в странных позах.
В отместку сельские придумали пародийный вариант господских танцев — коровий, ослиный и козий балеты. В каждом тоже по шесть отделений, но в целом они намного короче. Я познакомился с ними в раннем детстве, когда меня ещё даже не думали учить балету для благородных, те времена, когда ночевал у друзей в селе. Надо сказать, что сельский вариант намного веселее, задорнее и смешнее. Участники с совершенно серьёзными выражениями на лице старательно подражают движениям соответствующих животных, крутят задницами, взбрыкивают, изображают бодания и неприличные жесты. Вся остальная часть села при этом корчится от смеха, смотреть на это без смеха невозможно. Пародийные балеты танцуют по вечерам и только летом, перед началом обычных танцулек.
Насколько я понимаю, коровий балет танцует намного больше людей, чем балет благородных.
Варианты пародийных балетов отличаются от села к селу, но они есть везде, где людей из села привлекают для обучения господских детей.
Иногда во время бесчисленных повторов проходов благородных балетов в замке сельские девчонки «забываются» и начинают танцевать их пародийные варианты. Как правило, это происходит тогда, когда преподаватель не смотрит. Если преподаватели замечают эти вольности, то они считают это ошибкой и требуют повторной отработки танца. И только знающие люди тихо улыбаются милой шутке. Не все из моих братьев и сестёр знают про коровий балет.
Мне в силу близкого знакомства с селом пришлось с детства плотно изучать и танцевать оба вида балетов. Сельские не простили мне их мучений и вытаскивали танцевать коровий балет на каждые танцы. Мне в детстве даже нравилось…
Сейчас мне в пару досталась Аркуня, дочь кузнеца. Надо сказать, это произошло не без некоторых стараний с моей стороны. Танцевала она плохо, раньше её не привлекали к танцам. Замковую прислугу обычно не учат танцевать по причине занятости другими делами. Если бы она не участвовала в коровьем балете в селе, то всё было бы ещё хуже, а так она почти справлялась. Зато между делом я успел шепнуть ей пару слов и предложил станцевать коровий балет на сеновале. Не вдвоём, вместе с другими посвящёнными. И без одежды. Аркуня удивилась, но согласилась.
После танцевальной тренировки ноги почти не двигались, но я всё-таки дополз до Консанса и Сигурна и зазвал их на сеновал, сказал приходить ночью с фаворитками. Предупредил, что будем танцевать коровий балет без одежды.
После этого все пошли отдыхать, а я поехал достраивать лесопилку. Иктан Миканий сын увязался за мной. Меня это только порадовало, с ним было веселее.
Братья ночью пришли и даже девчонок с собой привели, но сказали, что не понимают, зачем ночью танцевать какие-то балеты, которые надоели ещё днём. И тем более непонятно, почему девчонки будут без одежды, а воспользоваться ими будет невозможно.
А вот сельские девчонки поняли. Они как раз первыми скинули одежду и начали кружиться на полу, едва присыпанным тонким слоем свежего сена. Братья посмущались, но разделись, после чего подруги начали учить их коровьему балету. По первому разу это очень смешно, и у парней случился культурный удар. Отсмеявшись нашим с Аркуней ужимкам (действие в парах показывали мы), они всё-таки смогли встать в строй и немного приняли участие в веселье. Потом они утащили своих девчонок в разные углы сеновала, откуда вскоре послышались охи и чмоки.
Мы с Аркуней тоже немного повалялись на сене, где слой был потолще, поболтали. Аркуня использовала мою грудь в качестве подушки. Через некоторое время она спросила, почему я не беру её или кого-нибудь ещё из девушек в качестве отрады. Я ответил, что сейчас она мне кажется прекрасным созданием, восхитительной женщиной. А если я её использую, то она будет мне казаться просто инструментом, как ложка. Сказал, что в качестве инструмента я готов видеть Сигуру, так как та мне симпатична, но я осознаю, что она никогда не будет мне женой. Но не Аркуню. А Сигуру мне запретили брать.
— А я не против, чтобы меня использовали как инструмент. Я и есть инструмент для выпечки хлеба и шитья одежды. Кроме того, такого, как ты, и бесплатно в радость обработать, — сказала Аркуня и весьма умело довела меня до оргазма руками. Собственно, там доводить — только три раза пришлось притронуться. Аркуня только один раз успела меня в грудь поцеловать.
Я обнял и погладил девушку по голове. Почему-то было очень грустно, хотя я был ей благодарен.
— Завтра назову твоё имя моей матери. Тебе будут доплачивать, — пообещал я.
Аркуня заметно обрадовалась.
Братья на обратном пути похлопали меня по плечам, сказали, что ночь была что надо, с выдумкой. Мне было всё так же грустно, но я знал, что пойду к Аркуне и завтра, и послезавтра. Права мама, скоты мы всё-таки, и в первую очередь надо учитывать скотские желания. А ещё необходимо держать и направлять их стальной рукой, как держат наши родители.
Через наше селение всё чаще стали проходить войска к парому. Моя лесопилка, достроенная самыми срочными методами, просто дымилась днём и ночью, распиливая стволы деревьев на брусья и в меньшей степени на доски. Брус везли отнюдь не в город, а за реку, что-то строили.
Через две недели нам сказали, что приезжает Государь. Поутру нас вымыли и построили перед воротами замка. Потом вышла мама, посмотрела на нас, навешала оплеух слугам и потребовала помыть повторно. Якобы плохо помыли.
Весь день мы жарились на солнцепёке. Государь, очень пожилой мужик с огромным брюхом прибыл сильно после обеда в огромной карете и сразу прошёл в замок, едва удостоив нас кивком. На секунду задержался только около Иксуни, попробовал потрепать её по щёчке, но ткани тела сестры просто утекли у него из руки. Иксуня не смогла или не захотела сдерживать свою сверхгибкость. Государь махнул рукой и прошёл к отцу.
Нас в пиршественную залу позвали только через час, отец представил нас, как детей хозяина замка. Государь, обедавший на обычном месте отца, был окружён свитой людей с очень большими орденами на одежде. Отец стоял за много шагов от государя. Государь вежливо махнул рукой, сказал: «Как мило», и потерял к нам интерес. Зато он углядел на стене череп чудовища — охотника на бера и попросил себе в подарок. Отец тут же подарил череп Государю, сказал, что это честь для него.
Мы уже обрадовались тому, что показуха закончилось, но после обеда меня опять позвали к отцу во всём параде. К счастью, я ещё не раздевался.
Пришлось сопровождать отца, государя и всю свиту к нашей лесопилке. Докладывал начальник розмыслов, сказал, что такой ветряк заменяет в среднем десять мужиков. Мне не дали и слова сказать. Государь похвалил командующего розмыслами. Было обидно, что про меня ничего не сказали.
После доклада на моё плечо опустилась тяжёлая рука отца. Он нагнулся и прошептал мне на ухо:
— Знаешь, какая главная способность позволяет роду Государя держаться у власти восемьсот лет? Они умеют читать мысли окружающих. Им докладывают только для свиты. Так что не кипятись и не обижайся. Государь не любит гневливых.
Я посмотрел на отца. Он подмигнул. Я против воли улыбнулся.
После приезда Государя войска пошли сплошным потоком. Всех стражников и всех детей благородных привлекли для охраны села. Войска устали после переходов, им были нужны разные хозяйственные мелочи, чтобы починить одежду или разные инструменты, и все благородные и простые солдаты думали, что отобрать их у селян — самый простой путь. Приходилось убеждать их в обратном. Отец распорядился открыть рядом с замком три лавки — с одеждой, спиртным и кузнечными изделиями. Рядом с ними пристроились обычные маркитантки, с ними договорились о разумном проценте. Мы процвели на этом так, что доходы превысили все доходы за два последних года. Кузнецов не хватало так, что пришлось поставить три дополнительных горна — на них работали те, кто сами что-то понимал в деле, мы только дрова и угли подвозили. Как это ни удивительно, таковых нашлось довольно много, молотки стучали день и ночь.
В итоге наша жизнь превратилась в пять перетекающих друг в друга дела: обучение танцам, еду, патрулирование села, изучение языка кочевников и сон. Мне ещё приходилось инспектировать лесопилку. На лесопилке плотно сели в качестве специалистов мои друзья, сменяясь через семь часов. Они смотрели, чтобы всё работало как надо и постоянно чередующиеся мужики и розмыслы что-нибудь не сломали. Отец даже учёл их работу наравне с обычной мужицкой работой, как будто они взрослые мужики. Я им доверял, но присматривать всё равно надо было, как только я пропускал визит, обязательно что-нибудь случалось.
Я уставал так, что не оставалось сил даже на Аркуню.
Отец в виду предстоящих сражений решил, что стоит пересадить меня на настоящего боевого коня. Вообще-то он всегда считал, что я бесполезен и для боя не гожусь ни в каком виде, поэтому мне ещё в детстве дали тихую кобылку, Звёздочку. Но последние события и приближение кочевников привели отца к мысли, что я не совсем бесполезен и меня можно использовать в разведке. Я просил оставить мне Звёздочку, говорил, что пока я относительно лёгкий, она сможет скакать со мной не хуже, чем кони старших, что она умная и доверяет мне. Отец грохнул кулаком по столу и приказал не спорить.
Скотина мне досталась самого противного характера. Во-первых, этот жеребец по имени Трач прошёл обычную школу всех отцовских боевых лошадей и был обучен бить копытом в голову противника. Именно это умение он и попытался продемонстрировать при первом знакомстве. Я тоже кое-чему обучен с детства и успел присесть. Несмотря на то, что Трач получил нахлобучку за такое поведение от конюха, могу поклясться, что он остался доволен выкинутой шуткой.
Во-вторых, скотина решила, что если я меньшего роста, чем знакомые ему взрослые мужчины, то меня можно не слушаться. Пришлось наказывать, что его отношения ко мне не улучшило. После этого он стал как бы случайно делать шаг в сторону, когда я пытался забраться на его высоченную спину. Я перетаскал ему целую корзину морковки с кухни. Морковку он с удовольствием съел, но пакостить не перестал.
В-третьих, скотина оказалась подлой по натуре. Если он обнаруживал, что кто-то неосторожно расположился в пределах досягаемости, то первое время делал вид, что его это совершенно не интересует. С преувеличенным вниманием он начинал что-то нюхать на земле, смотреть по сторонам, а сам шажочком — приступочкой понемногу поворачивался в сторону цели. Когда жертва оказывалась под прицелом, следовал взбрык и удар сразу двумя задними ногами. Только за первую неделю он так отправил в полёт трёх солдат и двух благородных из числа проходивших мимо войск. После этого я понял, что если скотина начинает что-то нюхать и изображать невинный вид, надо срочно обернуться и посмотреть, кто за спиной и на кого он прицелился. Если там обнаруживался кто-нибудь из людей, я начинал истошно орать, чтобы отошли подальше, и лупил скотину каблуками в бока. После этого количество жертв уменьшилось, но не исчезло насовсем. Некоторые особо горделивые благородные мне не верили и отказывались двигаться с места. Хуже всего было то, что после полёта они предъявляли претензии мне, как будто это я заставил коня пошутить. Несколько раз пришлось спасаться бегством. А вот убегать Трач любил. Он вообще был очень трусливым и пугался всего, а испугавшись, спасался бегством так, что его было тяжело остановить.
А через две недели Государь призвал и нас на поле боя. В замке остались только мама, Аксел, Ирис и два стражника.
Меня порадовало то, что с нами в качестве слуг и строителей шли отцы Серена и Визго, а вместе с ними и мои друзья!
На переправе я с огромным удивлением обнаружил наплавной мост. Четыре десятка крупных лодок служили опорами для настила из хорошо знакомых мне брусьев. Я хорошо знал, что ни у кого в округе таких крупных лодок не было. Среди тех, кто поддерживали мост в рабочем состоянии, обнаружились знакомые из числа розмыслов, помогавших мне строить лесопилку. Они сказали, что на лодках приплыла большая часть войска. Ещё они жутко ругали эту переправу, говорили, что лодки всё время текут и их надо бесконечно ремонтировать.
По мосту мне ехать понравилось. Это гораздо лучше, чем плыть через речку, держась за хвост коня.
В военном лагере на той стороне обнаружилось огромное количество войск. При этом если конные отряды были выставлены на всеобщее обозрение, то вся пехота находилась под укрытием тонких щитов, установленных под наклоном и замаскированных ветвями деревьев. Уже с небольшого расстояния казалось, что это просто холмы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что щиты ещё и могут быть поставлены на колёса одним движением рычага. Гуляй-город! Да, у наших начальников есть некоторые знания. Я о таком читал, но передвижные укрепления использовались очень давно, больше тысячи лет назад. С тех пор мы как-то справлялись без них, хватало бронированных благородных людей со способностями.
Становилась понятной стратегия наших руководителей. Основная ударная сила кочевников — кавалерия. При таком количестве войск кочевников одним благородным господам будет не справиться, их просто завалят телами. Поэтому государь объявил всеобщую мобилизацию, собрали всех, всех стражников всех замков. Сейчас пехоту загонят в эти подвижные крепости, замаскируют, и атакующим кочевникам останется только проскакать между этих «холмов» к приманке — конному войску благородных на холме. После чего их выкосят лучники и копейщики из укреплений. Хитро придумано…
Значительная часть гуляй-городов была сделана из досок и брусьев, напиленных на нашей лесопилке. Но большинство брусьев было привезено откуда-то ещё. Размах строительных операций изумлял.
Мы как ближайшие знакомые «наших» кочевников были приглашены в замок, который кочевники начали строить ещё до моего отъезда. Замком это можно было назвать только с очень большой натяжкой, скорее, это было полевое укрепление на скорую руку. Но здесь были бревенчатые здания с крышами, в которых можно было укрыться от дождя. Одно из них занимал Алесаний.
Проезжая через город, я подумал, что старший брат совсем забросил работу. Везде высились кучи навоза самого разного происхождения, в том числе человеческого, канализационных канав не было, колодцы были выкопаны в неудачных местах и неглубоко, из-за чего вода в них смешивалась со стоками.
Старший брат к нам не вышел, он поднялся к нам только после того, как отец вышиб дверь и ввалился в его избушку.
Большую часть избушки занимало лежбище, на котором обнаружились две не очень одетые девицы. Алесаний поприветствовал отца, как положено, но сразу после этого начал жаловаться на всё вокруг — на кочевников, на главнокомандующего Государя, который выдвигал немыслимые требования и к нему, и к кочевникам, жаловался на дожди и на трудности с заготовками… Отец прервал его взмахом руки и приказал приспособить избушку к ночёвке как можно большего числа людей. Потом он потребовал отвести его к вождю кочевников. Мне и Сигурну было приказано сопровождать отца.
По пути я обратил внимание отца на крайне неудовлетворительное положение с грязью в лагере. Отец кивнул.
У вождя кочевников нас приняли приветливо. Вождь Артаксал впервые видел своего нового сюзерена и произнёс все положенные приветствия. Отец тоже приветствовал вождя и приказал принести подарки. Я и не знал, что мы везли с собой так много подарков — мечи, луки, стрелы, плуги… Стражники устали носить.
Вождь расцвёл, но тоже стал жаловаться. Из-за соседства большой армии племя оказалось практически на осадном положении. Они не могли выпасать скот, не могли охотиться, на их женщин постоянно покушались подвыпившие солдаты. В итоге они выживали только благодаря тому, что выполняли всякие вспомогательные работы для армии. Расплачивались с ними едой, и то не очень щедро. Потом вождь, наверное, решил сделать отцу приятное и начал хвалить нас с Сигурном — де как хорошо мы справлялись с организацией, как быстро победили нечисть, которая у них дюжину человек утащила… Того, что мы с Сигурном находились у отца на положении «глаза б мои вас не видели», вождь не знал. Я заметил, что отец морщится, и втихаря сделал вождю знак закругляться. Тот удивился, но понял мои жесты правильно и замолк. Отец взял слово:
— Кстати о детях. Мне вот младший всю плешь проел по пути сюда, что нужны канализационные канавы и глубокие колодцы, иначе мы вымрем от плохой воды. Надо будет завтра первым делом расчистить городок.
Вождь покачал головой:
— Нереально. Все брёвна на переправе перехватывают строители Государя, направляют на строительство дальних укреплений. А без брёвен колодец — это просто яма, глубокой не сделаешь.
Отец не сдался:
— Ничего, значит, пошлём мужиков выше по течению, пусть брёвна рубят и плотами сюда гонят. Там мои земли. А на этом берегу я их будут встречать, пусть только попробуют отобрать. И не пора бы отправить всех женщин и прочих невоинов за реку?
— Очень давно пора! — обрадовался вождь.
Дальше пошли скучные взрослые переговоры и планы — сколько мужиков отпустить с женщинами для строительства жилья, сколько женщин останется для помощи воинам, сколько каких припасов необходимо, каких людей выделить для обучения на переводчиков, сколько уже обучено. Через час переговоры прервал гонец от главнокомандующего. Отца требовали в ставку. Пришлось всем составом тащиться к главнокомандующему.
Беспорядка за стенами укрепления кочевников было намного больше. Навоз тут никто даже не думал убирать, колодцев не было, шатры были расставлены хоть и в линию, но между ними творился сущий беспредел с кое-как сваленными вещами и привязанными конями. Мы еле нашли ставку.
Генерал Дрог ага Раголини был недоволен. Отец прибыл с отрядом уже несколько часов назад, но до сих пор не доложился. Отец принялся просить прощения, сказал, что думал, что его отряд слишком мелок для такого высокого внимания.
— Оправдания оставьте для жён! — оборвал его главнокомандующий, — Впредь знайте, что я должен знать о каждом дуновении ветерка в лагере! Как кочевники, не ударят нам в спину при первой возможности?
— Виноват, господин. А про кочевников могу уверить, что они на нашей стороне. Завтра отправляем их женщин и прочий лишний груз за реку, в наши поселения. Ещё я организовал их на строительство колодцев и в укреплении, и здесь, в лагере.
Отец врал, врал отчаянно и на голубом глазу. О строительстве колодцев в лагере не было сказано ни слова. Похоже, с этим буйным начальством иначе было невозможно.
— А где брёвна возьмёте? — удивился ага Раголини.
— С той сторон реки плотами пригоним.
— Хоть один умный человек в лагере нашёлся! — воздел руки к небу генерал, — А то всё войско пьёт воду из реки, а мне потом рассказывают, что им нужно спиртное, чтобы остановить неизбежное расстройство брюха. Ладно, порадовал, барон ага Долиган. Ваши мужики сейчас важнее, чем половина этой бестолковой армии. Работайте скорее, пока мы все не вымерли от плохой воды. Но это не избавляет ваших благородных детей от участия в разведывательных разъездах. Ваши дети умеют скакать быстро? Смогут они уйти от кочевников, если встретят?
— У меня прекрасные кони, отлично обучены и дети, и стражники. Мы все почтём за честь участвовать в разведке.
— Все, кроме вас. Вы будете встречать плоты с брёвнами, иначе их отберут другие благородные. Если что, ссылайтесь на меня. Стройте колодцы. Остальные с утра найдите начальника разведки, генерала ага Симеони. Он укажет вам задачу.
Мы отсалютовали и вымелись из шатра командующего.
Взрослая жизнь началась.
Серен и Визго, услышав, что я завтра ухожу в дальнюю разведку, ужаснулись.
— Ты же совсем ещё маленький, как тебя в бой посылать? Если вас кочевники перехватят, как ты будешь сражаться со взрослыми, у тебя не веса, ни суперспособностей? — дружно ужаснулись товарищи.
— Предполагается, что я как благородный должен участвовать в благородных делах. Про способности никто не спрашивал. Ещё предполагается, что мы сражаться не будем, только разведаем и ускачем. Так что особо за меня не волнуйтесь. А ещё со мной будет Така. Она дура и трусиха, но неприятности за версту чует.
— А если засада? Уйти может не быть возможности, — разумно предположил Визго.
— Я лёгкий, конь мощный. Я уйду, даже когда все остальные не уйдут.
Тут отец заорал, что был приказ отдыхать и начинать службу с наказания не стоит. Пошёл отдыхать.
Утром выяснилось, что друзья почистили, подшили и отполировали мои доспехи.