Стражи волшебных миров

Глава 34 Полисаний. Начинаем историю

После рождения следующие десять лет я рос как обычный малыш, все воспоминания были заблокированы. Потом блокировка была снята, и мне начали сниться яркие картины из прошлой жизни в Долигане. Воспоминания о том, как я был богом, стали приходить после шестнадцати. До тридцати трёх я только думал и осваивал воспоминания и умения Полисания, локального бога этого мира. Это было непросто. Попробуйте освоить высшую математику по воспоминаниям, пришедшим в полусне…

В этом мире меня звали Полиандр, сокращённо Полик.

После тридцать третьего дня рождения я вышел на проповедь. Я ходил и говорил, что Богу не нужны поклонения и жертвы, что Богу не нужны храмы и псалмы. Я говорил, что Богу нужно, чтобы люди научились быть счастливыми, а счастливым можно стать только тогда, когда полностью отказываешься от эгоизма и страха за себя и начинаешь благотворить всему окружающему миру.

Люди называли меня бунтарём и ниспровергателем божественных истин, говорили, что человек должен жить не для собственного счастья, а для того, чтобы служить Богу и выполнять его приказы и заповеди. Я спрашивал, какие заповеди они помнят, и люди в лучшем случае отвечали, что надо ходить в храм и жертвовать положенное количестве денег, и что нельзя пропускать больше двух семидневных служб. Вспоминали заповедь не служить другим богам, кроме единого Бога, и заповедь обидевшему тебя нанести такой же вред, но не больше. Кое-кто ещё вспоминал заповеди почитать родителей и делать добрые дела, ибо вера без дел мертва. Я спрашивал, какие добрые дела надо делать, и люди замолкали, удивлённые тем, что они об этом не думали, а жрецы им ничего не говорили.

Я смеялся и говорил, что при таком подходе они навсегда останутся животными и что Богу нужны не люди, способные действовать только по приказу, а свободные и умные творцы, которые будут благотворить всему окружающему просто потому, что любят делать доброе и не хотят делать злое. Говорил, что пока они остаются животными с разумом, они всегда будут несчастливы и всегда будут получать последствия, прямо противоположные желаемым. Что они не смогут удержаться от экономии на качестве или на глубине проработки планов, так как животное нетерпение не даст. Что отсутствие смирения не даст возможность изучить все подробности дела, что в свою очередь не позволит освоить никакое мастерство. Что даже если они решат бороться за общее благо, то ничего хорошего не получится, так как их фантазия не сможет придумать ничего лучше, чем принуждение к добру силой, а это никогда хорошим не заканчивается. Что они никогда не смогут найти нужный баланс между применением силы и мягкостью, из-за чего у них даже в семье правильное управление наладить будет невозможно. Говорил, что выйти из животного состояния можно только одним способом: принять полное беззлобие, никогда не отвечать злом на зло, вплоть до того, что когда ударят по левой щеке, подставить правую.

После требования полного беззлобия люди мрачнели и спрашивали, откуда я взял всю эту чушь. Я говорил, что посланец от Бога с прямой связью с Богом, можно сказать, сын. Вот тут люди очень оживлялись и принимались допытываться: сын ты всё-таки или не сын? Я говорил, что сын, и люди очень сердились и говорили мне, что я самопровозглашённый болтун, врун и обманщик. Я смеялся в ответ и спрашивал, много ли они видели обманщиков, которые рассказывали им, как из животного превратиться в совершенное разумное существо. Ругал их лентяями, которые не хотят становиться разумными людьми и надеются отсидеться на уровне добренького животного. Говорил, что это невозможно, так как животное никогда не бывает счастливым и всегда пребывает между страхом и удовольствием, между стремлением удовлетворить страсть к животному доминированию и желанием всех любить и всем благотворить. Говорил, что это противоречие будет разрушать их изнутри и в конце концов приведёт к распаду личности, и что не увидит его только тот, кто физически умрёт раньше.

На этом моменте некоторые начинали кричать: «Да он нас скотами обзывает!» и лезли драться. Я убирал трение под их ногами и отправлял драчунов в свободный полёт лёгким пинком ноги.

Но были и такие, которые не лезли драться. Они догоняли меня потом, тайком, и спрашивали, действительно ли я знаю что-то про путь к Богу и к совершенству. Я подгружал память о всём жизненном пути этого человека и рассказывал ему, о чём он мечтал, чего боится и какие проблемы ему ещё надо преодолеть. Некоторые люди испуганно отходили. Некоторые впечатлялись и начинали ходить за мной в качестве учеников. Потом они с удовольствием наблюдали, как новые люди догоняли нашу маленькую группу странников и с удивлением узнавали о себе от меня то, в чём сами себе боялись признаться.

Наедине с учениками я говорил, чтобы они не надеялись на то, что вскоре всё станет совсем хорошо, и что сейчас мы только кладём зёрна в почву, закваску в тесто. Говорил, что сейчас мы только внедряем в общество идеалы жизни ради любви и взаимной заботы, плюс идею о том, что Преображение возможно через принятие полного беззлобия. Говорил, что человечеству придётся самому разрабатывать способы и формы самоорганизации, чтобы образ жизни соответствовал идеалам. Говорил, что это потребует отработки множества упрощенных способов организации, что каждый раз будет приводить к созданию и разрушению соответствующих государств — носителей.

Народ плакал и просил меня стать царём. Между собой даже несколько раз подрались, деля должности в будущем государстве.

Я отвечал, что сила божия во внешнем бессилии свершается. Что только наивные люди думают по принципу «если проблема не решается силой, надо добавить силы». Говорил, что для эффективной работы необходимо овладеть мягкостью, умением не только давить силой, но и использовать податливость, ласку, лесть и уговоры. Не ломать чужую волю, а давать человеку самому приходить к тому выводу, который тебе нужен. Говорил, что для понимания этой простой истины на уровне государства человечеству придется перепробовать множество упрощённых способов самоорганизации и что если я стану царём, то ничего хорошего не получится, так как слуги всё равно всё сделают по-своему, а меня отвлекут ложной информацией.

Постепенно группа разрасталась, и это привлекло внимание властей. Религиозные ереси в этом мире уже бывали, они приводили к волнениям с гибелью людей, и власти не терпели никаких самодеятельных учителей духовности. Они и официальную-то церковь не очень терпели. Во время посещения столицы очередной провинции местный губернатор решил проявить бдительность и приказал меня арестовать. Мои ученики попытались произвести на начальника провинции впечатление своим числом, они собрались перед его дворцом и попытались донести до губернатора мысль о том, что он арестовал Сына Бога.

Губернатор считал себя человеком честным и праведным, он никогда не тратил из попавших в его зону контроля денег на украшения и представительские цели больше, чем это было необходимо для организации власти. Он ревностно поддерживал порядок, вкладывал средства в строительство и торговлю, боролся с взяточниками. Больше всего он любил подавлять всяких бунтарей и наказывать лентяев и бездельников. Ещё он любил искусство и неплохо в нём разбирался, тратил много денег на поддержку музыкантов и литераторов.

Увидев толпу, губернатор почуял запах религиозной войны и решил подавить её в корне. Он вызвал войска и приказал лупить всех, кто не разбежится. К такому повороту ученики были не готовы, они ожидали, что власти впечатлятся моей мудростью и как минимум не будут мешать. А ведь я им твердил, что меня казнят в самом ближайшем времени и что дальше учение о мудрости и о путях приближения к Богу придётся распространять им самим.

После разгона толпы губернатор ворвался ко мне в камеру, брызжа слюной от гнева, и заорал, что это я виноват в том, что вооружённая толпа пришла меня освобождать и что ему пришлось применить силу. Сказал, что за это я завтра буду сожжён по приговору суда за бунт и обман народных масс. Мне никакого ответного слова сказать не дали.

Через пару часиков после губернатора пришёл главный священник провинции и пожелал послушать, почему люди называют меня сыном Бога. Мы с ним мило побеседовали на теологические темы. Он сказал, что не может принять моего представления о человеке как о таком разумном существе, ради счастья которого старается сам Бог, и что по его мнению человек должен бояться Бога, властей и нарушения правил, и что в этом духе они будут и далее воспитывать людей. Впрочем, он пообещал попросить губернатора отсрочить казнь на пару недель, а за это время вызвать ведущих теологов из столицы. Я помахал ему ручкой.

Губернатор снизошёл к просьбе главного жреца провинции и послал гонцов. Но через неделю бунтанул весь город, возмущённый присланным из столицы указом о повышении налогов. Пару дней губернатор разбирался с бунтарями, а затем мне передали, что на всякий случай он решил казнить и меня. Среди бунтующих якобы были замечены мои сторонники, которые подбивали народ к восстанию и требовали идти освобождать всех заключённых. Приговор мне объявили на следующий день, меня должны были сжечь.

Значит, я тоже буду Богом-из-огня. Это хорошо. Это гораздо лучше, чем Бог-отрубленная-голова или Повешенный Бог.

В четвёртый день недели мне сложили превосходнейший костёр. Из уважения к искренне заблуждающемуся философу отпустить мне грехи пришёл сам верховный жрец провинции. Я от исповеди отказался и пообещал жрецу встречу менее чем через год, так как он ещё не знает, что болен смертельно опасной болезнью, а я уже знаю. Вот тогда и поговорим, какие грехи я захочу отпустить ему, а какие не стоит. Жрец махнул рукой и сказал: «Сожгите ЭТО побыстрее».

Когда костёр уже начал дымить, в воздухе появилась полупрозрачная фигура. Память прошлой жизни подсказала имя: Серен. Он был в панике и заламывал руки:

— Господин, зачем так трагично! Только прикажи, я уберу этот костёр, а если хочешь, и весь город!

Я нашёл в себе силы пошутить:

— Отойди от меня, сатана, всё должно быть по-настоящему. Я должен умереть прилюдно, чтобы ученики потом могли разнести учение о том, что бог может умереть за людей и за то, чтобы правда жила на земле.

— Сатану поминает, знать, хозяина зовёт, — зашептали в толпе.

Умирать оказалось неожиданно больно. Появилась Ва, предложила немедленное исцеление и перенос прямо в облачный замок. Послал её на хрен. Ва не ушла, осталась плакать. При этом даже не особо заботилась о конспирации, её полупрозрачная фигура стала видна людям.

Некоторые зашептали, что это тьма явилась по душу бунтаря, но некоторые разглядели тонкую фигуру девушки и засомневались. В завершение бардака появилась Три Кольца и тоже начала меня уговаривать слезливым тоном не умирать и позволить себя исцелить и спасти. Мне уже было очень больно, поэтому послал её ещё жёстче. Она тоже не ушла, осталась отсвечивать, видимая людям.

Остатками сознания я слышал, как люди в толпе обсуждают, что улитка кого попало встречать не будет. Ещё со времён строительства первого города люди запомнили образ улитки как образ любви и заботы, заботы глупой, вопреки всему. Улиток в этой культуре вышивали на детском белье и одежде. Память о том, как Три Кольца заботилась о городе, давно ушла, а образ улитки — любви остался.

Потом тело сгорело. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы стереть болевые ощущения и восстановить управление новым телом. Теперь у меня новое тело, которое полностью состоит из духовных элементов этой планеты. Благодаря этому я могу делать то, чего не мог ранее. Мои способности воздействовать мыслью на материю стали почти абсолютными. Моё старое тело тоже было из элементов этого мира, но это было обычное тело, как у любого другого животного. С момента моего рождения в последнем воплощении я понемногу выстраивал новое тело поверх физического. Новое тело внешне повторяло старое, но все реакции и все способы взаимодействия с материей я выстраивал сам из того материала, из которого состоят души и энергии. Когда сгорело физическое тело, двойник освободился. Это давало огромные дополнительные возможности. Раньше я мог только переноситься с места на место. Теперь я мог свободно проходить между атомами любой материи.

Я вернулся в облачный замок. Вслед за мной поплелись Ва с улиткой. Служилые боги и союзные боги локальных миров выстроились для встречи. Я посмотрел на своё старое окаменевшее тело, из которого сознание ушло в ребёнка и которое служило до этого момента источником всех воспоминаний. Я слегка щёлкнул по нему пальцами, и оно рассыпалось в прах. Я сделал знак слугам убрать прах с трона.

Можно было переходить к ознакомлению с делами.

Докладывала Три Кольца.

Богиня любви из числа моих служилых богов ушла с планеты и сказала, что не хочет дышать одним воздухам с такой глупой и неблагодарной публикой. Сказала, что вернётся только после моего возвращения. Бесы попробовали закрыть свои локальные миры от служилых богов, и в двух из трёх пространствах им это удалось. Ангела даже с помощью Грама смогла отстоять доступ только в одно.

В окружающем космосе творилась полная чехарда. Кристаллы прорвались в ещё три обитаемые системы, конфедерация порочных планет начала войну с конфедерацией упрямых планет, в которую теперь входила Аскериаллия. Мир Линдси стал планетой, а сама Линдси — полноценной локальной богиней. Правда, в тяжёлой депрессии. Но самой большой опасностью стал флот бесов. На его базе экипажи построили роскошный центр развлечений на одном крупном астероиде, из которого полились приглашения приехать поразвлечься всем вышедшим в космос цивилизациям, а особенно их высшему руководству. Естественно, о том, что это затея бесов, в приглашениях не писали.

Во многом именно поэтому моя богиня любви и ушла в космос, решать срочные проблемы.

Серен, Вира, Лагана, Пшижуша, Три Кольца, Котёнок и вообще все, кому было не лень, попытались реализовать на планете свои идеи об идеальном общественном устройстве. Все их усилия должны были в ближайшем времени привести к появлению нескольких огромных и хищных империй. Что-то живое получилось только у Котёнка. К моему удивлению, он действовал почти так, как действовал бы я. Немного наивно, но в целом очень мудро. Похоже, я многого не знаю о своём сыне…

В разгар оглашения списка плохих новостей к моему сознанию проник поток яростных молений. Пришлось немного прерваться и обратить внимание на источник шума. Оказалось, что это верховный первосвященник доехал из столицы к месту моей казни и понял, что произошло. Он принадлежал к той традиции жрецов, которые знали в целом планы по развития цивилизации ещё со времён первого жреца. Они знали, что сначала мы дадим развиться и сгнить государству с религией единобожия без идеи о Преображении, затем мне надо будет умереть и воскреснуть, чтобы создать новую религию, которая уже будет развивать человечество по-настоящему. Но на тот момент я не знал, где будет внедряться эта религия, и честно сказал первым жрецам, что она может внедряться даже на другом континенте. Это знание жрецы пронесли через эпоху первых городов и империи ПСИС. Поэтому когда посланник от провинциального жреца прискакал в столицу, первосвященник всё понял и со всей своей немаленькой охраной помчался в провинцию с наибольшей скоростью. Он успел к остывающим углям.

Теперь он ползал в пепле, посыпал им голову, плакал и не знал, о чём молиться. То он благодарил за то, что честь возникновения праведной религии принадлежит этому народу, то просил простить народ за то, что они дали умереть Богу, то просил его простить за то, что он не узнал в докладах о странствующем проповеднике того, кто принёс Спасение. Шум он создавал невообразимый, да и просто было жалко пожилого человека. Поэтому я прервал доклад Три Кольца, открыл канал прямой связи и сообщил дяденьке, что со мной всё хорошо и что произошло то, что должно произойти. Его сознанием это воспринималось так, будто моя фигура возникла перед ним в лёгким сиянии. Ещё я посоветовал священнику собрать кости и пепел, их потом можно будет дорого продать как священные амулеты, и попросил больше не шуметь, а то за тридцать пять лет отсутствия накопилось много проблем.

В следующий час потрясённые жители города наблюдали, как столичный первосвященник и вся его охрана ползали по площади и тщательно собирали пепел и остатки костей.

Дослушав список смертельных опасностей, я перенёсся в заблокированные бесами пространства. Бесы попытались мне противостоять. Это стало их самой большой ошибкой за столетие. Теперь я мог дотянуться до их душ и завязать их узелком. Что я и сделал с теми, кто пытались дёргаться. Надолго их это не остановит, но пару месяцев им придётся провести наедине со своими кошмарами, без возможности получать сигналы от окружающего мира. Остальные бесы убоялись и разбежались. Чтобы два раза не ходить, забрал из бесовских пространств души тех, кому было пора выходить на воплощение в нормальном мире. Провозился два дня.

Я вызвал каждого из богов — бунтарей и спросил, правда ли они до сих пор считают, что у них получилось лучше и что мне стоит уйти с планеты. Все поджали хвосты и промолчали. Лагана, которая почти полностью потеряла свой народ, долго плакала, когда мы разбирали её ошибки.

Улитки сказали, что у них всё хорошо и что после того, как их народ выйдет из неизбежной стадии первой дикости, у них будет хорошее государство. Я им показал, что у них народ деградирует, звереет и если куда-то и развивается, то только в сторону безжалостности, упоения обращением в рабство и заносчивости. Трёпка, полученная от Первостана, им немного помогла, они поняли, что не только они могут обращать в рабство и что это не очень хорошо. Помогла, но не очень. Народ продолжала развиваться в сторону хищных эгоистов. Три Кольца так расстроилась, что ушла на поверхность аватаром, жить в теле одной девочки, которой должно было стать учёной — врачом в Первостане.

С Пшижушей я даже обсуждать ничего не стал. Только спросил, как дела. Ей предстоит увидеть, как её религия, основанная на низших удовольствиях, будет сотни лет консервировать народ на уровне скотов, а потом весь народ будет истреблён теми, кто решит остановить эту порочную религию. Она будет чувствовать боль каждого убиваемого человека, как недавно это чувствовала Лагана.

Вира и Серен не очень уверенно доложили, что у них получилось построить устойчивое государство, но что делать дальше, они не знают. Пока решили дать людям технологии простой техники типа ткацкого станка и водяного колеса. На вопрос, стоит ли мне уходить с планеты, дружно заплакали и сказали, что не знают, что делать дальше, а я знаю. Серен плакал сильнее, как выяснилось позже, из-за детей.

Оказалось, что дети Серена и Гу оказались самыми оторвами. Ранее я дал им много возможностей, так как они бегали на посылках и разносили информацию между богами и синклитами. После моего ухода они поссорились с родителями и использовали эти возможности для того, чтобы превратить Первостан в хищную нацистскую империю с комплексом всемирного господина. Ещё и сделали это от моего имени. Я им сказал, что они могли экспериментировать как им вздумается, люблю тех, кто пробует, а не сидит на месте. Но вот делать это от моего имени не стоило. Возможности отобрал, назначил работать заботниками о народе в синклите Первостана. Без божественных возможностей они не более, чем обычные люди, слабее тех людей, которые до этого заботились о Первостане и которых они до этого сильно обижали. Теперь они должны будут им подчиняться. Бедные дети. Им предстоит увидеть, как народ Первостана гибнет от собственного эгоизма и заносчивости. Пока они этого не прочувствуют до конца, из синклита не выпущу.

Сереновичи решение восприняли с энтузиазмом. У них шла война с народом джунглей, и они очень хотели помочь своим людям выиграть эту войну.

Серен пришёл благодарить за детей, за то, что я их не наказал сильной болью. Я его «обрадовал» тем, что это как раз и есть самое сильное наказание.

Тран, который первое время помогал Сереновичам, плакал очень сильно. Сказал, что всего лишь хотел попробовать построить изобильное государство со школами, университетами, театрами и конными трамваями в городах. Сказал, что не ожидал, что всё повернётся так быстро и так трагично.

Ва прибежала плакать сама, сказала, что она дура и даже не смогла донести до водных людей необходимость изменений. Пришлось утешать, чтобы опять в кошку не превратилась.

Котёнка я не звал, он напросился на встречу сам. Спросил, зачем понадобилось сожжение Спасителя, если наша древняя религия имеет в основе практически то же единобожие и ту же матрицу ценностей. Вопросы о том, как я оцениваю его действия, задавать не стал. А ведь наверняка хотелось… Тот ещё упрямец. Залюбуешься.

Я ответил сыну, что монотеизм сам по себе является вещью очень опасной. Он провоцирует людей думать о Боге как о Всесокрушающей силе, как о Великом Наказывателе. Сколько не объясняй людям, что Бог — это любовь, обязательно какая-нибудь недалёкая женщина скажет ребёнку: «Бог тебя накажет», и понеслось. Страх перед Богом, желание утаить от Бога свои не самые лучшие мысли, попытки подкупить Бога жертвами, или ещё лучше — сделать так, чтобы считалось, что Бога вообще нет. Поэтому в комплекте к монотеизму обязательно должно идти убеждение в том, что Бог — это любовь и мягкость, забота и понимание. Если Бог пошёл на смерть ради своих людей, то это и есть тот барьер, который не даст превратить религию в средство запугивания Богом ради выбивания повышенных налогов. В некотором роде средство от превращения религии в черную магию, в средство нагнетания парализующего страха перед Богом.

Котёнок спросил, насколько эффективно работает этот барьер. Я сказал, что по опыту других миров так себе, но без него было бы совсем плохо.

Настало время навестить своих учеников на поверхности. В городе моей казни творились дела очень смешные. Первосвященник решил собрать всех моих учеников, чтобы узнать у них, что я говорил, и записать официальную версию. Ученики решили, что это засада с целью уничтожить всех последователей, и даже те, которых удалось собрать, дружно пели песню «Мы тут просто проходили мимо, услышали случайно пару фраз, но ничего не знаем». Первосвященник настаивал, просил вспомнить хоть что-нибудь. Ученики поддались и стали рассказывать кто что запомнил, и тут выяснилось, что все всё запомнили по-разному. Дело было в том, что первосвященнику удалось поймать только тех, кто присоединились совсем недавно. Многие из них даже не слышали того, что я говорил только наедине ученикам. Все те люди, которые были со мной с первых дней, ушли первыми и были уже в соседней провинции. Во многом первосвященнику и удалось поймать некоторых последователей потому, что они прикрывали уход основных людей.

Через некоторое время терпение у первосвященника лопнуло. Он собрал всех последователей вместе и принялся орать на них, кричал, что здесь явлен свет миру, учение, по которому человечество будет расти ближайшие тысячелетия, а они ссорятся за каждое слово и ни по какому вопросу не могут придти к единому мнению. Вот на это собрание я и пожаловал. По прибытии я внушил всем, что всё нормально, что удивляться моему приходу не стоит, и что я просто один из них. Ученики меня узнали и дружно поддержали мою версию того, что я говорил некоторое время назад. Первосвященник, увидев, что люди наконец-то перестали ссориться и говорят одинаково, стал радостно записывать историю похождений и поучений. Я немного посомневался, но потом подошёл поближе и задиктовал то, что говорил только наедине основным ученикам.

У первосвященника оказалась хорошая память.

— Тебя не было среди тех, кого поймали мои солдаты, — подозрительно сказал он.

— Так я и есть основатель этого учения. Почему бы мне не вернуться и не подправить текст, чтобы не возникало противоречий с самого начала? — спокойно ответил я и внушил первосвященнику, что это действительно обычное дело. Тот успокоился и продолжил трудолюбиво записывать текст. Пятеро стражников из числа охраны первосвященника, которые такого внушения не получили, стояли у выхода и художественно хлопали глазами. Они не знали, что делать: то ли хватать меня и везти в столицу, чтобы воздать все почести, то ли подойти к начальнику и намекнуть, что присутствие бога предполагает, что его надо как-нибудь поприветствовать. Я им подмигнул. Парни чуть не остыли. Один додумался поклониться. Я шутки ради загрузил в него умение говорить на десяти языках, в том числе на языке водных людей.

С записью текста провозились долго, почти три часа. Первосвященник устал и распустил людей до следующего заседания. На прощание поблагодарил их за деятельное участие.

Из резиденции первосвященника я перенёсся на тайное сборище моих последователей в соседней провинции. Здесь собрались серьёзные люди, те, которые были со мной с самого начала и уже значительное время назад решили посвятить себя продвижению учения.

Ученики серьёзно планировали страшные мести губернатору соседней провинции, главному жрецу провинции и первосвященнику за компанию. К моему приходу они наизобретали ужасные кары всем, кого помнили, и теперь думали, как их перенести в реальность. Я применил к ним тот же фокус «вы не удивлены, что я с вами», и отругал за то, что они занимаются ерундой вместо того, чтобы заняться по-настоящему важными делами. Ученики сразу обрадовались, зашевелились и распределили обязанности. Четверым поручили записать всю историю с проповедями и заповедями, ещё четверым поручили составить планы распространения учения в соседних государствах и провинциях. Пятерым поручили организовать систему тайной связи между ячейками в разных городах и государствах. Ещё множество людей получили самые разные поручения: от обеспечения новой организации доходами до организации шпионской сети. Напоследок я сказал, что моим драгоценным стоит пошевеливаться, так как буйный губернатор, скорее всего, убьёт первосвященника и постарается уничтожить всё, что тот записал.

Новость о том, что первосвященник встал на нашу сторону, вызвала глубокий интерес. Я сказал, что хорошего в этом мало, так как сейчас в официальной церкви произойдёт раскол: часть жрецов встанет за первосвященника, часть будет жёстко против. Это в конце концов приведёт к распаду государства, так что им стоит пошевелиться и сделать так, чтобы носителями учения стали другие государства, которые пока и не подозревают о своей будущей высокой миссии. Ещё я нарисовал карту мира и предупредил не соваться ближайшие три сотни лет на континент к выходцам из мира суперспособностей. Новость вызвала большое удивление. Про этот континент в государстве не знали.

Только через полчаса после моего ухода ученики отошли от гипноза и осознали, что их казнённый учитель был с ними вживую, участвовал в планировании и раздавал пинки и плюхи. Следующую часть ночи у них был праздник.

Первосвященник ещё три раза собирал моих последователей. Во второй раз долго выспрашивал, как получилось так, что его стражник вдруг смог говорить на десяти языках, в то время как никогда их не учил. Народ смог только удивиться в ответ.

В эти разы люди сотрудничали более охотно. Когда он заканчивал описание произошедшего, губернатор решил поинтересоваться, что такое происходит. Первосвященник оказался хитрым дядькой и не стал рассказывать всего, сказал, что закончил следствие по делу о ереси и теперь возвращается в столицу для организации преследования в масштабах всего государства. Обещал губернатору достойную награду за бдительность. Губернатор заподозрил неладное и навестил главного жреца провинции. Тот на голубом глазу выдал, что первосвященник полностью на стороне учеников казнённого философа и собирается распространять его учение.

Губернатор решил, что первосвященник сошёл с ума и что теперь в стране обязательно случится тотальная религиозная война, если он не задавит её в зародыше. Он приказал своим воинам арестовать первосвященника и всех его воинов. Большинство военных приказу поднять оружие на главного жреца государства удивились и даже не подумали сдвинуться с места. Губернатору удалось собрать совсем небольшую банду из числа своих ближайших охранников. Они решили напасть внезапно.

Частично их план удался, пострадали те воины из охраны первосвященника, которые были в увольнении и гуляли по городу. Первосвященник ожидал чего-то подобного и держал большую часть отряда в своей резиденции в состоянии полной боевой готовности. А ещё он заранее вызвал дополнительные войска из столицы.

Когда воины губернатора осадили бывший купеческий особняк, по сути маленькую крепость, предоставленную первосвященнику в качестве резиденции, то столкнулись с упорной обороной. Сразу они её взять не смогли, а потом подошли войска из столицы, и генерал столичных войск с широкой улыбкой спросил у губернатора, почему он нападает на главного жреца страны. Губернатору и его особо приближённым людям удалось сбежать в столицу, где он развернул кампанию по признанию первосвященника еретиком.

Первосвященник со всеми текстами приехал в столицу и сразу стал радостно объявлять, что их Бог по-прежнему со своим народом. Первосвященник уговорил многих из моих бывших учеников идти с ним, чтобы быть пропагандистами и распространителями нового учения.

Такое развитие событий было крайне маловероятным. Я провёл маленькое следствие и выяснил, что это дело рук бесов. Они явились к шедшему из столицы генералу под видом божественных посланников и напели тому песен, что надо бы поторопиться. Суть задумки читалась достаточно легко: бесяры очевидно задумали создать две версии учения, официозную и противостоящую ей простонародную, а затем столкнуть их. Я решил не мешать им. Это можно будет использовать.

В столице у губернатора нашлось много сторонников. Во-первых, против первосвященника встала та группировка в церкви, которая продвинула в главные священники провинции жреца, который участвовал в моей казни. Они хоть и не одобрили его действия, но сдавать своего не хотели. Во-вторых, против нового учения встали те окаменевшие традиционалисты, которые не хотели ничего менять в сложившейся системе воспитания и обучения. Суть Преображения они не захотели понимать, а морочить голову людям и собирать долю налогов на церковь можно было и без этого. В-третьих, ряд государственных чиновников и правителей справедливо заподозрили, что теперь какое-то грязное простонародье будет требовать от них править по любви и справедливости, а они давно привыкли жить исключительно грабежом и силовым подавлением. Эта партия оказалась самой сильной.

Совместными усилиями они организовали собрание церковных авторитетов, которое имело власть решать все спорные вопросы церковной жизни. Собор принял решение, что вновь появившееся учение — это фантазии, обман простонародья нереальными и наивными требованиями абстрактной любви, что всё это сделано ради захвата власти и денег.

В ходе этого собора сложилась забавная ситуация: бесы вовсю интриговали и давили, чтобы учение было признано частью традиции и принято в официальный оборот официальной церкви, а мы били им по лапкам и позволяли гнуть свою линию тем жрецам, которые вели дело к признанию нового учения враждебным. Идея бесов была в том, что если учение станет официальным, то оно будет сначала размыто старой традицией, а потом и вовсе будет забыто. И возможностей для широкого распространения в мире у него не будет, поскольку все будут считать это учение вторжением идеологии данного государства.

Первосвященника и всех жрецов, принявших его сторону, низложили в отправили в изгнание. Часть жрецов тут же заявила, что они зря поверили первосвященнику, и попросились обратно. Их простили и приняли, разрешили дальше собирать деньги в своих церквях. Губернатор, устроивший моё сожжение, торжествующе вернулся в провинцию. Правда, некоторое сомнение у него всё-таки осталось, поэтому он затребовал себе копию тех текстов, которые записал первосвященник.

Получилось так, что вместе с первосвященником оказались изгнанными все те жрецы, которые имели доступ к информации о плане разворачивания религии, к тем планам, которые я когда-то рассказывал первому жрецу. Первосвященник и оставшиеся верными ему жрецы вернулись в ту провинцию, где произошло сожжение, и попытались найти моих первых учеников. Долго искать не пришлось, поскольку с ними до столицы и обратно ходили их ближайшие товарищи. После первых очень осторожных выяснений позиций обе части хорошо поняли друг друга. Первые ученики — а теперь апостолы новой религии — с удивлением узнали, что именно такое развитие событий было предсказано ещё при возникновении старой религии. Первосвященник и его жрецы с не меньшим удивлением узнали, что это государство никогда не рассматривалось как государство — носитель новой религии и что надлежит проповедовать благую весть по всем землям, чтобы совсем другие государства стали носителями и защитниками учения Бога-из-Огня.

Закончилось это тем, что первосвященник и его жрецы сбежали в государство Самоначи и начали оттуда миссионерскую деятельность. Власти Самоначи не мешали, с их точки зрения, если эта деятельность ослабляла государства бывшей враждебной империи, то и хорошо. Кроме того, их собственная религия не особо отличалась от того, что говорил первосвященник.

Часть учеников осталась на месте, а большая часть разбрелась по всему свету. Корабли, на которых они плыли, никогда не тонули, а змеи, решившие напасть на них, никогда не кусали.

Моей мамой в прошедшей жизни была моя прежняя мама, Мирани. Моё учение о любви и отказе от гордости она поначалу не принимала. Смеялась, говорила, что оно нереальное и никто его не примет. Я только улыбался в ответ. На мог же я ей сказать, что она является мне мамой не первый раз и что она попала в эту жизнь по собственной просьбе, чтобы сделать очень большой шаг вперёд. Казнь была для неё большим ударом. Она очень любила своего первого сына, и она никак не могла представить, за что можно было сжечь её мальчика, который никого не обидел и только ходил и призывал ко всему хорошему.

После сожжения к ней стали заходить люди, приносить деньги и говорить благодарности. Мама удивлялась и спрашивала, что такого люди нашли в учении. До сих пор она к религии относилась скептически и признавала только её моральную полезность. Каждый отвечал по-своему, но все говорили искренне. Сначала приходили самые простые люди, говорили, что это полностью изменило их жизнь и что раньше они жили ради гордости, а теперь живут ради благодати. Потом стали заходить первые ученики в перерывах между отсидками в тюрьмах и дальними путешествиями. Эти уже частично вышли на Преображение и могли с пониманием дела рассказать, как изменяется человек после принятия полного беззлобия. Со временем эти рассказы накопились в её сознании так, что она сама могла дать исчерпывающий ответ на любой вопрос нового учения. Единственное, во что она не могла поверить — это в то, что мальчик, которого она родила и кормила молоком, что он был богом.

Когда она дозрела до нужного состояния, я пришёл к ней, попросил прощения за то, что использовал её тело и её материнское горе для того, чтобы принести в мир учение благовестия. Заявился с сильно обожженной кожей, с запахом палёного. У мамочки в гостях как раз был один из моих последних учеников по имени Агар, толковый дяденька. Мамочка меня узнала, но скептический ум всегда был с ней. Первым делом она спросила, почему я как бог не мог за такое время исцелить тело и убрать запах.

Я громко восхитился её острым умом и признал, что могу принимать любой вид, и превратился в мальчика Полисания из Долигана, девяти лет. Она не могла меня узнать по памяти этой жизни, но память души немедленно доложила ей, что перед ней что-то родное. К таким глубоким чувствам она не привыкла. Вот тут она как стояла, так и села.

Пока она приходила в себя, я обрисовал перспективы:

— У меня в этой жизни не было жены или другого женского персонажа, а людям в религии обязательно нужен женский образ. Сострадающий, любящий безусловно. Частью новой религии будет обращение к тебе как к заступнице и помощнице. Так что привыкай быть образцом чистоты и сострадания. После смерти у тебя будет много работы, бегать и разбирать все просьбы и моления о здравии и умягчении сердец.

— За что? Я простая женщина. Я не умею.

— Умеешь. Ты занималась этим некоторое время ещё до того, как попала в эту жизнь. Но не так умело, как будешь действовать теперь. И вообще, быть матерью бога непросто. Твой бог говорит тебе: будь заботницей и утешением! Будешь? Ты ещё можешь отказаться. Что ответишь богу?

— Слушаюсь, я раба божия, — ответила мамочка, совсем сбитая с толку.

— Ура! — закричал я и обнял маму, для чего мне пришлось взобраться ей на колени.

— Господин, а мне что-нибудь скажешь? — с надеждой спросил Агар.

— Ты собирался в путешествие на восток, к рогатым людям, на севере страны ССПЛ? Вот и иди. Поход будет очень успешным, будет основано много церквей. Тебя, правда, сожгут через пять лет, но это не важно. Я буду с нетерпением ждать тебя, чтобы нагрузить огромным возом работы по поддержке наших товарищей на поверхности.

— Ага, — сказал Агар.

Я исчез.

После этого мамочка как-то поверила, что бог может быть рядом. А Агар отправился в страну рогатых людей через Первостан.

Главного жреца провинции, в которой меня сожгли, я встретил через семь месяцев после казни. Порок сердца, внезапная смерть. Я спросил у него, почему он решил стать религиозным деятелем. Дядька долго восстанавливал способность говорить, но потом сказал, что в детстве не понравилось, что все люди вокруг злые и нечестные, только и норовят, что обидеть друг друга, вот он и решил учить их правильному закону.

— А что в итоге? Когда пришёл учитель добра и праведности, ты его спалил.

Дядька жутко трясся в ожидании наказания, но попробовал оправдаться:

— У меня каждый день были десятки людей, которые подвергали сомнению существование Бога и каждую строку Писания. Все толковали религию по-своему. И ты от них не особо отличался.

Я засмеялся:

— Ну что, слуга божий? Ты верен своему богу?

Дядька интенсивно закивал.

— Тогда держи новое задание повышенной сложности. Я пошлю тебя в место, где живут грубые и злые люди. У тебя не будет никакой памяти о прошлой жизни, кроме выработанных и записанных в душу убеждений. Там нет никакой религии. Ты должен будешь сам додуматься до идеи Бога, до идеи о том, что Бог любит своих людей и создал их для счастья и правды. Вот так и посмотрим, кем ты там станешь, проповедником Бога или очередным надсмотрщиком с хлыстом.

— Я приложу все силы… Откажу себе во всём, — обещал дядька.

Я кивнул и отправил его в пространство к бесам, в новорожденного в семье рабов. Думаю, через шесть — семь жизней он действительно выполнит своё обещание.

Интереснее всего было с губернатором. Губернатором был мой бывший папочка, Ирвинг. Я дал ему жизнь в беспринципной и развращённой аристократической семье, с помощью которой он стал губернатором. Образ жизни этой семьи ужаснул его ещё в детстве, он посмотрел, как они грабят и проматывают общественные деньги, и дал себе слово стать честным чиновником. Выдающиеся образотворческие способности позволили ему стать меценатом самых лучших художников, музыкантов и певцов. Для того, чтобы он не стал выдающимся поэтом и певцом, пришлось устраивать ему в детстве несколько тяжёлых болезней. Он прожил очень долго и умер через пятьдесят лет после моей казни, когда церковь Бога-из-огня уже заметно окрепла и стала широко известной.

После моей казни он начал изучать все записи учения, чтобы понять, как противостоять новой идеологии. Где-то это даже была его обязанность, учение распространялось с территории Самоначи, а потому по определению должно было находиться под подозрением. Изучая учение, он постепенно пропитался его образами и начал понимать, о чём там говорится. Произошло это через общение с музыкантами и песенниками.

Прослушивая очередное «гениальное» молодое чудо, нёсшее похабную чушь под нечто ритмичное, что оно считало музыкой, губернатор улыбался. А потом говорил, что красота не в том, чтобы бить как можно громче и сильнее, а в том, чтобы как можно точнее издавать только необходимые звуки и только в тем моменты, когда они создают красоту, в том, чтобы видеть тонкости и нюансы, в том, чтобы гармонично сочетать тишину и ласковость с громким применением максимальной силы. Молодёжь не понимала, и тогда со временем губернатор стал говорить, что красота появляется там, где есть смирение, а не удовлетворение каждой хотелки. Он повторял это настолько часто, что друзья однажды со смехом сказали ему, что он, похоже, проповедует учение казнённого Бога-из-Огня. Губернатор посмеялся вместе с ними, сказал, что он говорил лишь то, что всегда было в их древней религии, для сохранения которой он и спалил религиозного авантюриста. И даже не одного.

А потом ему аккуратно подсунули тексты идей, которые я озвучивал только своим ученикам. Те, где было про совершенство и открытость Богу, про Преображение. Губернатор понял, что это и есть та красота, которой ему не хватало с молодости. Он не принял открыто учение Бога-из-Огня, но втайне спонсировал одну из общин верующих.

Общаться с ним после его смерти надо было очень аккуратно. Я явился ему в виде сияющего облака, так, чтобы он не мог меня узнать. Память прошлых жизней я ему не возвратил. Мы разобрали все его грехи и ошибки молодости, смысла в чём не было почти никакого. Это надо было сделать только для того, чтобы он понял, что я вижу всю его историю, все действия и надежды.

Потом мы перешли к обсуждению сожжения Спасителя. Мне пришлось очень аккуратно подвести его к мысли о том, что чрезмерная забота о стабильности государства и поддержании порядка привели к тому, что он уничтожил то, что как раз и должно было наилучшим образом обеспечить стабильность и прорывное развитие. Когда он дошёл до этой мысли, я понемногу вернул ему память и открыл собственный вид. В течение нескольких минут он понял, что сжёг не только своего бога, но и небезразличного родственника.

Теперь надо было быстренько упаковать его в новую жизнь, пока он не решит разрушить свою душу от ужаса содеянного.

— Для меня вообще может быть прощение и воздаяние? То есть сначала воздаяние, потом прощение? — спросил Ирвинг.

Я засмеялся:

— Да не интересно никому воздаяние тебе. Я с тобой тут лясы точу только для того, чтобы ты осознал, что до сих пор все твои усилия приводили к прямо противоположным результатам. И так будет и дальше, пока не освоишь смирение. А оно приходит как раз из вот этого понимания, что пока действуешь силой и ломанием препятствий, только хуже для дела получается. Теперь понятно, что такое смирение?

— Не очень. Но от страха поспешных решений я, похоже, не избавлюсь теперь никогда.

— Давай сделаем так. Ты сейчас уйдёшь в новую жизнь среди рогатых людей, будешь сначала пастухом, потом встретишь проповедников учения Бога-из-Огня и станешь религиозным подвижником, примером многим. Тебя, скорее всего, казнят за проповедь учения, но ты будешь только рад. Мы будем очень ждать тебя, и я, и Мирани.

Ирвинг еле смог кивнуть, и я организовал ему обещанную жизнь.

Мирани, которая наблюдала за всей этой сценой, будучи невидимой для Ирвинга, спросила:

— А не слишком жестоко? Он вообще сможет пережить такой удар?

— Он сам хотел опережающего развития. А оно только так происходит, через глубочайшую внутреннюю ломку.

— А можно, я буду присматривать за ним, когда он будет на поверхности?

Мирани вернулась всего за год до папочки, уже освоилась и стала очень быстрой деятельницей. И жутко настырной.

— Мирани, тебе что, делать нечего? Тебе сейчас тысячи будут молиться. Тебе надо за проповедниками присматривать, их сейчас много будет и проблем у них тоже будет много. У тебя внук космический корабль строит для противостояния бесовскому флоту. Ему помощь нужна.

— Он старше меня на несколько сотен лет в актуальном времени. К тому же я ничего не понимаю в его технике.

— В технике ему помощь не нужна. Он от однообразия там киснет. Станцуй ему хотя бы. Он как раз недавно через омоложение прошёл, как и ты, ему твоя фигура понравится. Или сходи к Линдси, напой ей песен. Она когда твои пенсии слышит, из депрессии выходит.

— Господин, ты такой похабный мальчик вырос.

Я превратился в тучу, внутри тучи громыхнул разряд молнии.

— Слушаюсь, господин, — сказала Мирани и упорхнула к Котёнку.

Котёнок любит, когда бабушка поёт ему песни, которые она пела бы ему, если бы он рос в замке Долиган. Соображение о том, что в Долигане он если бы какие-нибудь песни и услышал, то только песни нянек, я держу при себе. Нам в детстве мамочка никаких песен не пела.

Ирвинг в результате получил не только страх поспешных решений. Он так проникся страхом сделать что-нибудь не то, что мог только одно — молиться Богу и рассуждать о том, какой Бог великий и как он любит людей. Проповедники Бога-из-Огня сразу нашли в нём верного последователя. Он был одним из первых рогатых людей, кто принял учение. Была надежда, что он станет великим подвижником, напишет множество трудов о праведности. Никем он не стал, никаких трудов не написал, но ежедневные молитвы, покаяние и самоотречение дали ему возможность выйти на Преображение и пройти его практически до конца. Правда, он прошёл его неосознанно, не очень понимая, что с ним происходит. Его казнили в сорок лет, казнили за слишком ревностное распространение учения Бога-из-Огня.

Мы с Мирани встречали его с большой радостью, я лично снял ему все последствия боли от смерти. Ему было непросто освоить всю память прошедших жизней, нам с Мирани пришлось его поддерживать, пока он приходил в себя. Ради такого дела пришли и Котёнок, и Ангела. Было много слёз.

Я дал Ирвингу дозреть в облачном пространстве. Он доучился философии на базе истории Земли и ещё нескольких миров, по той программе, по которой учили начинающих локальных богов. После этого я попросил его стать народоводителем ССПЛ. Это государство обещало стать одним из ключевых государств.

Линдси вышла из депрессии через десять лет после превращения её мира в планету. Впрочем, ещё до этого времени она иногда помогала нашим посланникам, которые вывозили с её планеты души для воплощений и распространяли растения.

Потом она решила перейти к активной жизни. Зашла в гости, попросила помощи в восстановлении биосферы и расселении людей. Мы, конечно, обещали. Де-факто её планета стала продолжением нашей. В качестве народа мы предложили ей рогатых людей. В настоящий момент их было немного, их не хватало даже для освоения континента, который они потихоньку присвоили. Но стратегически было правильно убрать их на другую планету, чтобы предотвратить стычки на межвидовой почве. Линдси согласилась. Кроме того, у рогатых уже была кое-какая религия и некоторый исторический опыт. После этого Лагана почти половину времени проводила на планете Линдси, ухаживала за своими драгоценными рогатенькими.

Линдси создавать цивилизацию и большие города своим людям не позволила. Размазала их ровным слоем по всей поверхности, чтобы ухаживали за животными.