Стражи волшебных миров

Глава 4 Арифметика

Замок Пфальфен сильно не дотягивал до нашего замка. Каменных стен не было, вместо них простая загородка из вкопанных в землю заострённых брёвен.

Бывшая баронесса Пфальфен впускать нас в замок отказалась. Она вышла на площадку над входными воротами и закричала, что скорее бросится с детьми со стены, чем отдаст нам замок. Дети у неё правда были: грудничка она держала на одной руке, маленькую девочку другой рукой.

Консанс, услышав такие речи, обратился к баронессе как можно ласковее:

— Сударыня, уверяю вас, что мы не причиним вам никакого зла. Даже с бароном наш отец не хотел сражаться и всячески уговаривал его быть друзьями. Но что сделано, то сделано, и теперь по договору, который предложил ваш муж, замок и ваши дети наши.

— Нет! Я сброшусь со стены!

На этом месте Консанс пригнулся к коню и заржал. Я посмотрел на него удивлённо:

— Ты чего?

— Представил, как мы её будем за ноги из этого сугроба вытаскивать, как морковку.

Я посмотрел на сугроб, который намело под защитной площадкой. О безопасности здесь не заботились совсем. Мало того, что сугроб не разгребали, на него ещё навалили снега, когда расчищали путь к воротам. В этот сугроб можно было прыгать ради забавы даже с нашей главной башни. Я не удержался и тоже засмеялся.

Баронесса почуяла неладное и перевесилась за край боевой площадки, посмотреть, чего мы ржём. Размер сугроба под площадкой её впечатлил.

В дело вступила Сигура:

— Почтенная матушка, заканчивайте комедию. Дело проиграно полностью. Барон ага Долиган держит слово и вас не обидят.

— Нет! Я буду сражаться! У меня тоже есть способности, я легко положу этих двух щенков!

— Положишь. А потом придут их братья и отец. И что ты с ними будешь делать? Голову тебе отрубят, и всё, — уговаривала Сигура.

— Я требую, чтобы меня отпустили с детьми и подарками мужа, к моему отцу!

Консанс посмотрел на меня. Я пожал плечами:

— Нам эта тётка не нужна. Дети её станут бойцами лет через пятнадцать, не раньше. Тоже нам не очень нужны, обуза на это время.

— Вам предоставляется свободный выход, — торжественно объявил братец.

Бывшая баронесса Пфальфен выехала буквально через пять минут. Сложила всё барахлишко заранее, значит. Вместе с баронессой ушла дюжина стражников. Тоже хорошо. Преданные барону стражники были угрозой.

Остальная челядь выстроилась во дворе, чтобы встречать новых господ. На лицах у людей был только страх, задней мысли не виднелось ни у кого, что тоже было хорошо.

Консанс обратился к ним с короткой речью в духе «кто служит хорошо — живёт счастливо». Предложил тем, кто чувствует себя преданным прежнему господину без каких-либо обид перейти мужиковать в село. Двое стражников подняли руки. Консанс отпустил их кивком. Люди начали собираться и вскоре выехали из замка вместе с семьями.

Консанс с господином Иркинором отправились проверять личные покои господ, я пошёл смотреть стены замка и прочее хозяйство. Оказалось, что замок был запущен даже в большей степени, чем мне казалось. Во многих местах брёвна ограды покосились так, что между ними можно было пройти, а в одном месте участок длиной в десять шагов вообще лежал на земле. Понятно, что барон больше надеялся на личную силу, а не на стены замка, но так ведь и волки могут проникнуть, и просто расхитители…

Запасы кормов для животных и общие запасы зерна показались мне подозрительно малыми.

После обильного праздника по случаю нашего успешного прибытия мы спали долго. Мне приснилось, как я сижу на высоком троне и свысока смотрю на то, как селяне приносят к трону и складывают разные дары: овощи, зерно и дочерей. Дочери почему-то были маленькими, как котята, совсем раздетыми и весело прыгали в коробах, в которых их принесли, поглядывая на меня красивыми глазам. А я при этом смотрел на эту всю картину и лопался от гордости за то, что это всё моё и никто не смеет мне ничего сказать поперёк. Проснувшись, я решил, что это опять бесовские внушение, и напомнил себе, что дела двигаются только тогда, когда делаешь их со смирением и любовным вниманием. Пришлось даже молиться, прочитал три молитвы, чего раньше со мной не случалось. Хотя отец Михидо требовал, а мы всегда врали, что молились на ночь и утром.

Поутру принялись распределять людей по работам. После всех изменений у нас осталось трое местных стражников и четверо наших. Маловато для такого замка. Решили при походе в село набрать ещё стражников. Оставив часть людей на ремонте ограды, пошли в село с одним местным стражником и двумя нашими. С нами увязалась и Сигура.

Поместье старосты деревни было похоже на замок куда больше, чем замок его господина. Все брёвна ограды были в порядке, ворота поражали мощью, и к ним была даже пристроена боевая платформа. Староста деревни был гигантом, огромным мужиком крайне свирепого вида. Под стать ему были его дворовые собаки, огромные и злые. Даже ему стоило трудов оттащить собак к привязи.

В ответ на наши приветствия староста только рыкнул. На все остальные вопросы Консанса он тоже отвечал односложно, а иногда просто рыками. Когда я спросил, бывают ли у них нападения волков, он впервые произнёс несколько фраз:

— Бывают. Много скотины в этом году загрызли у мужиков прямо в хлевах и девочку одну.

Я спросил, проводится ли у них патрулирование вокруг села против волков, и есть ли кольцевая дорога, чтобы мы могли на лошадях проверять. Староста искренне удивился:

— Зачем? Это же сколько трудов.

— Так ваших же детей загрызть могут.

Сказав это, я понял, что сглупил — внутрь ограды старосты никто не пробрался бы, а если бы и пролез, то тут и остался. А всех остальных староста явно не считал достойными заботы. Похлопав глазами с самым озадаченным видом, он рыкнул и сказал:

— Моих не загрызут.

— Хорошо. Нам нужно, чтобы вы организовали мужиков на прокладку дороги вокруг села, а также на ежедневные патрулирования. Ещё посоветуйте нам, кого из мужиков стоит взять в замок для работы дозорными и стражниками, — сказал Консанс.

Староста понял, что мы с него не слезем, и пошёл вместе с нами по домам, знакомить с людьми и с вероятными кандидатами в стражники.

Консанс больше смотрел не на мужиков, а на их дочерей, очевидно присматривал себе любовницу. Вообще-то у него в нашем замке была девчонка для забав, дочь стражника и прачки. Девчонка была скандальной и вредной, но по отношению к Консансу она всегда вела себя приторно-умильно. Мне кажется, братец был рад, что оказался подальше от сюсюкающей дуры.

Мне на этих девочек как-то не смотрелось. Забитые, робкие существа, которые не видели в жизни ничего, кроме неодобрения и побоев… Было очевидно, что связываться с ЭТИМ себе дороже. Плюс запах… У нас в хатах селян зимой запах был тоже так себе, в компанию к гниющей соломе подстилок добавляли свои запахи жившие в хатах телята, кошки и собаки. Здесь же почти все люди пахли так, будто их сначала мазали навозом, а потом коптили над самыми дымными дровами.

Я спросил у старосты, есть ли у людей бани.

— У меня есть, — гордо ответила староста.

— А почему у людей нет?

— Сруб для бани поставить денег стоит. А барон у мужиков всё до последнего выгребал. Они скорее себе дома побольше поставили бы, если была бы возможность. Совсем в курятниках живут.

— Если общую баню поставим, люди ходить будут?

Староста искренне и глубоко удивился:

— Как общую?

— Через день. День женский, день мужской.

— Ну, наверное, будут. Все будут. А кто топить будет?

— Придумаете. Брёвна высушенные сможем в селе найти?

— Есть в запасе господском. Но они для мужиков денег стоят.

— За наш счёт. Бесплатно выдадим.

Староста сразу повеселел:

— Это в момент сладим. А строить как?

— Мужики много барону зерна должны?

Насколько я знал, к весне у мужиков по каким-то странным законам природы зерна никогда не остаётся вне зависимости от того, насколько большим был урожай. Все благородные люди это знают и стараются как можно больше зерна засыпать в амбары своего замка. По весне мужики бегают за посевным зерном к господам, им дают в долг и осенью этот долг забирают. При этом этот долг от года к году, как правило, растёт. Все прекрасно знают, что этот долг не будет отдан никогда, но делают вид, что строго его соблюдают.

— Много… Очень много.

— Вот за часть долга пусть и работают. Кто будет баню строить, тому десяток корзин спишем.

— Это много желающих найдётся, — хохотнул староста.

Мы забрали лошадей и сани, на которых уезжали демобилизованные стражники, и двинулись в замок. На обратном пути Сигура решила предупредить:

— Староста показывал вам мужиков из числа своих неприятелей, которые были обижены и им, и моим отцом. Хочет сплавить их в замок.

— Это не очень умно с его стороны. Сейчас мы обучим их разным воинским умениям, и они ему потом могут припомнить разное, — удивился Консанс.

— А он вообще не очень умный. Грабил мужиков, обирал до последнего, а кто возмущался или жаловался барону — тех бил.

— Стоит сместить его и поставить старосту поумнее?

— Стоит. Только сначала дождитесь подтверждения от графа, а то сейчас нахозяйствуете, а новые власти потом опять всё поменяют. А люди тут десятками лет без изменений живут…

— А ты откуда это всё знаешь?

— С сельскими детьми много играла.

Я подумал, что Сигура умнее, чем кажется на первый взгляд. Потом решил спросить:

— Сигура, как думаешь, с чего вдруг ваш отец решил на нас напасть? Мы вроде были хорошими соседями.

— Ради гордости. Он говорил, что благородные люди не должны довольствоваться тем, что имеют, и всегда должны стремиться к большему.

— Это как-то не очень соответствует учению Бога-из-Огня. Смирение и всё такое, — Консанс успел удивиться раньше меня.

— Он считал иначе. Говорил, что благородные должны всегда стремиться к большему, большинство из них при этом погибнет для того, чтобы выжили самые сильные. Смирение в том, чтобы безмятежно умереть в том случае, если придётся уступить своё место более сильному.

— Лучше бы он баню построил, — сказал я.

— Какую баню? — дружно удивились мои попутчики.

Я рассказал.

— Ты… это, без меня деньги и ресурсы не трать, — потребовал Консанс.

— Да, господин. Ты сейчас господин, без тебя ничего не делаю. Вот, докладываю.

— Ладно, строй свою баню.

В замке Консансу сразу нашлось дело. Наши стражники подрались с местными. Местные клялись, что наши стражники ничего не делали и принуждали их к работе самым обидным образом. Я получил удовольствие от того, что можно спихнуть проблему на кого-то другого, и улизнул подсчитывать запасы зерна. Об этом меня попросил наместник Иркинор.

Подсчёты привели к неутешительному итогу. Зерна было так мало, что его не хватало даже на сев. А ещё надо было кормить всё население замка до нового урожая, надо было иметь запас для того, чтобы помогать тем, у кого зерно пропадёт по разным причинам.

Ключник замка в ответ на наше удивление пояснил, что барон имел слабость подарить баронессе несколько особо красивых изделий из золота, ради чего он вынужден был продать часть зерна.

— А мы как последние идиоты отпустили баронессу с этим золотом, — резюмировал Консанс после того, как мы доложили ему ситуацию.

Потом он немного подумал и предположил:

— Может, барон потому и напал, что надеялся на наше зерно?

— И что делать будем? — спросил наместник Иркинор.

— Завтра в село поедем патрулировать от волков, заодно посмотрим, сколько зерна у мужиков. Скажем, чтобы берегли каждое зёрнышко, — предложил я.

— Надо отцу написать о том, что может потребоваться весной много зерна, — подумал вслух Консанс.

Поутру мы обнаружили в качестве патруля троих тщедушных мужичков. Дорогу нам, правда, волокушами принялись раскатывать всем селом. Волков в этот день не было, и мы кое-как обошли село. Полудохлые мужички плелись еле-еле, нам пришлось сдерживать лошадей изо всех сил.

Подсчёт запасов зерна у мужиков привёл к ещё более печальному пониманию. Мужикам не хватало зерна дожить даже до лета.

— Так не работают, заразы, заливаются по глаза и все сроки пропускают, — рыкнул староста села в ответ на вопрос о низких урожаях.

После работы в селе сил патрулировать подъездные дороги уже не осталось. Вернулись в замок, сели писать письмо отцу. Записывала Сигура, у неё оказался красивый почерк.

На следующее утро мы обнаружили в качестве патрульных тех же самых мужичков. У меня зародилось подозрение, что в патруль сельские мужики выделили тех, у кого не хватило сил отбиться.

В этот день волки решили навестить село. Они оказались очень наглыми, людей совсем не боялись. Похоже, здесь волков на место совсем никогда не ставили. Они шли на большой скорости сразу все стаей по направлению к ближайшему хлеву. Нас они восприняли как какое-то недоразумение и просто попытались обойти.

Наше усиление, троица задохликов, увидев волков, храбро драпануло в село. Мы ускорили лошадей, чтобы перехватить серых на укатанной дороге и не вязнуть в снегу. Я порадовался, что решил не брать с собой собаку. Сейчас она бы была только помехой.

После бегства сельских патрульных нас осталось четверо — я, Консанс, один из стражников из Пфальфена по имени Дормун. Четвёртой была Сигура. Узнав, что мы идём патрулировать и в процессе может случиться охота на волков, Сигура напросилась в патруль, сказала, что хорошо стреляет из лука. Интересно, поможет это ей, если волков вокруг десятки?

Сигура начала стрелять. Оказалось, что она действительно неплохо стреляет, почти за гранью возможного. Двое волков завизжали и закрутились на снегу.

Остальные воины приготовили копья и разошлись цепью. Только один волк дал нанизать себя на копьё, успех сопутствовал Дормуну. Остальные звери извернулась и попытались наброситься на всадников. Правда, мы скакали быстро, и ничего у них не получилось, кроме как клацать зубами у копыт лошадей. Для таких случаев хорошо годилась плеть с грузиками. Я угостил сталью десяток зверей, которые гнались за моей лошадкой, и только тогда смог развернуться и поднять голову. Консанс крутился на месте и отмахивался мечом, что в данной ситуации было не очень производительно. Волки пытались повиснуть у него на руках или цапнуть его коня за ноги. За него можно было не беспокоиться, он был в стали и волков отгонял от коня достаточно успешно.

Дормун стоял на месте и не знал, что делать. Волки висели по паре у него и на левой, и на правой руке, и он не мог поднять руки. Но и волки не могли с ним ничего сделать. Они понемногу дозревали до мысли завалить поначалу коня стражника, поэтому я ринулся к нему на помощь. Сигура, которая удирала от большого количества серых, посылала в них стрелу за стрелой, но за ней всё равно тянулся длинный серый хвост. Внезапно она подпрыгнула на добрых три человеческих роста, развернулась в воздухе и принялась стрелять с высоты. Но она не могла находиться в воздухе долго! Волки сразу сообразили, где она приземлится, и помчались в эту точку. Освобождённый от веса девушки конь припустил к замку и оторвался от волков.

Пришлось изменить цель движения. Промчавшись мимо Дормуна, я попытался срубить с его руки пару волков мечом, но хитрые твари разжали зубы и увернулись от ударов. Я поскакал к Сигуре. По пути поменял меч обратно на плеть.

У Сигуры закончились стрелы. Ещё в полёте она заменила лук на меч. Проклятие, она даже без доспехов! Отказалась надевать, сказала, что они будут мешать ей летать.

Сигура шлёпнулась аккурат посреди банды поджидавших её волков, пронзила одного из них мечом и подпрыгнула снова. А я даже не знал, что так можно. Думал, она сейчас окажется посреди этой кучи серых тел.

Один из волков хотел укусить её за руку, но вместо этого ухитрился повиснуть на одежде. Сигура тут же пронзила его мечом, но лишний вес привёл к ожидаемому результату: Сигура подлетела недостаточно высоко. Волки могли допрыгнуть до неё в полёте.

Рядом со мной послышался конский топот. Это Консанс сообразил, что скидывать с себя волков лучше в процессе быстрого движения. Я врезался в кучу преследующих Сигуру волков, размахивая плёткой налево и направо. Консанс был занят тем, что рубил нападавших на него с разных сторон волков в полёте, но его конь рассеял ту группу, которая до этого сосредоточенно преследовала Сигуру.

В какой-то момент я обнаружил, что мне прямо навстречу летит волк с раскрытой пастью, прямо в лицо. Один охотник говорил мне, что добывать волков очень просто. Надо дать волку напасть на себя, затем схватить его за язык и добить ножом, пока он будет вертеть головой. Поэтому я без долгих раздумий бросил плеть, засунул волку в пасть руку и расставил пальцы. Как это ни удивительно, волк вместо того, чтобы откусить мне руку, действительно стал крутить головой, пытаясь избавиться от неприятного ощущения в глотке. Тянуться до меча было долго, до ножа на поясе ещё дальше, поэтому я просто вытащил стрелу из-за плеча и воткнул ему в глаз. А на меня уже летел и второй волк, и третий…

Звёздочка вязла в глубоком снегу, оторваться на скорости было невозможно. Одного волка я просто отбил стальным нарукавником, второго встретил меч, но серый ухитрился извернуться и оттолкнуться от меня лапами.

Отмахиваться мечом было совсем не так эффективно, как плетью. Однако, потеряв ещё пару товарищей, волки сообразили, что на этом празднике жизни совсем не они хищники, а мы совсем не жертвы. Они на секунду отошли, вывалив длинные красные языки и удивлённо глядя на нас. Я воспользовался передышкой, чтобы глянуть на товарищей. Сигура опять прыгнула, пятеро волков всё ещё пытались бежать за ней. Консанс стряхнул с себя всех нападавших, и только Дормун всё ещё был окружён стаей. Его конь уже лежал на снегу. Волки бегали вокруг него по кругу, ожидая нового сигнала к нападению, а он стоял с мечом в руке и ничего не делал. Мужики!

Я срочно развернул Звёздочку и поскакал к тому месту, где вынужден был бросить плеть. Волки поначалу двинулись за мной, но когда увидели, что я поднял, сразу отошли. Мы с братом помчались к стражнику. Волки вокруг него думали, что лёгкая добыча будет повержена следующим ударом. Мы снесли троих на первом проходе и подранили ещё двоих после разворота.

Только после этого стая поняла, кто здесь хищник, а кто добыча. Вся стая кинулась наутёк. Мы догнали ещё парочку подранков, пока они не ушли на глубокий снег. Волки могли бежать по насту, а наши лошади проваливались. Мы прекратили погоню и вернулись к Сигуре. Вся схватка продлилась совсем недолго, несколько минут.

Девушка была ранена. Один из волков успел тяпнуть её за ногу. Рана не опасная, но довольно обширная. Я посмотрел на село. Из-за каждой изгороди торчало по несколько голов. Вы бы так с волками боролись, как за нами подсматривали…

Пока мы наскоро бинтовали ногу Сигуре, подоспели остальные стражники из замка и привели коня девушке. Пришлось для начала завезти Сигуру в ближайшую хатку, перебинтовать получше.

Пока старшие стражники бинтовали, я отыскал наших патрульных, сбежавших в самом начале. Было большое желание обработать их плетью, удержало только то, что эта плеть с грузиками может быть для них не менее смертельной, чем для волков.

Объяснения у этой троицы просто умиляли: «Волков было много, они были опасными, даже вас повредили, а нас вообще загрызли бы».

Разорался, что я, ребёнок тринадцати лет, сражался с волками и победил, а они взрослые мужики и сбежали, оставив своё село без защиты. Мужички отреагировали очень просто, бухнулись на колени и принялись ныть: «Простите нас, господин».

Пока стражники везли Сигуру в замок, мы с братом заехали к старосте, поговорить про очерёдность патрулирования. Выяснилось, что село действительно выделило для патрулирования тех, кто не мог кусаться и отбрёхиваться! У всех остальных мужиков были отговорки типа «у меня детей много, надо утром кормить» или «я уже отрабатывал для господина, бревна из леса возил». Пришлось довести до ведома старосты и нескольких особо упорных недоумков, что о безопасности села должны заботиться все, что это общее дело, от которого не должно быть никаких увёрток.

Селяне уже видели нас в деле и как-то не решились спорить. Договорились, что мы передадим для патрульных луки и стрелы из запасов замка. Староста последнему обещанию удивился больше всего, сказал, что прежний барон не позволял никому в селе иметь луки, кроме нескольких охотников, в преданности которых был уверен.

Понятно, отчего у них волки так распустились. Насколько же надо бояться своих людей, чтобы отобрать у них даже охотничьи луки!

На патрулирование села и дорог в город нам пришлось выезжать регулярно. Волки ещё три раза пытались выходить к дороге, нападать на одиноких торговцев. Схватки с ними были жёсткими, но даже близко не приближались по опасности к той, которую мы пережили в первый раз.

Баню мужики построили за три дня. Народу набежало столько, что желающим поработать даже подойти к строительству было трудно. Когда строили парную, чуть не подрались, у каждого было своё мнение о том, какой должна быть правильная парная. Зато доски для сидения отскоблили и выгладили так, что с них можно было есть. Печь и прочее хозяйство налаживали неделю, и через две недели после нашего разговора со старостой баня была готова.

В первый же женский день троица парней решила пошутить. Они заранее приготовили козлиные головы, надели их на головы и влезли в женскую баню совсем без одежды. Наверное, надеялись, что их примут за нечистую силу. Бабоньки действительно испугались, схватили шаечки и облили парней кипятком из ёмкости для горячей воды. Двое парней получили очень тяжёлые ожоги, третий смог убежать.

Матери двух повреждённых пришли к Консансу просить помощи больным, а заодно просили наказать тех, кто их облил. Мы долго смеялись, но Консанс попросил святого отца сходить и подлечить парней чем возможно. Одному из них помогло масло из рогов оленей, а второй так и умер от ожогов.

Бесы не успокоились и устроили мне ещё несколько кошмарных снов. В первом мне снилось, что за мной гоняются разные кошмарные чудовища. Потом я спрятался от них в неком большом здании, похожем на храм, а когда попытался выбраться, то каждый раз попадал в разные крупные здания, а потом снова в первое здание. А выхода не было нигде. При этом самоощущение было не как во сне, а как в реальности, я осознавал себя и свои мысли. Не знаю, чего бесы хотели добиться, наверное, паники и чувства безысходности. Но через несколько кругов бесполезных попыток я просто начал молиться и проснулся.

В другом сне мне снилось, что я — мелкое крайне горделивее существо, которое вылезло из женского органа огромной полуженщины — полусвиньи. Оно существо прокричало, что оно круче и лучше всех. Дело происходило в большой комнате с множеством выходов. Когда это существо увидело эти выходы, а за ними темноту и неизвестность, оно испугалось и залезло обратно. Этот страх был действительно сильным. Проснувшись, я подумал, что это просто попытка оскорбить от бессилия и невозможности чем-то навредить по-настоящему.

Через две недели после того, как мы послали письмо отцу, он прислал ответ. Писал, что не хотел бы давать зерно Пфальфену, просил обойтись местными запасами и что-нибудь продать для того, чтобы купить семена.

Продавать в имении было нечего. От отчаяния съездили в город, спросили, не нужна ли им древесина. Граф Мирадонел сказал, что нужна, так как его городок потребляет довольно много дерева, а близлежащие леса уже повырубили. Но нужны не брёвна, а доски и брусья.

Я вспомнил картинку, которую видел в книге про военные машины. Там была изображена ветряная мельница, только вместо мельничного жернова стояли пилы. В пояснении было написано, что это устройство позволяет построить много кораблей. Только на картинке мельница была построена из кирпичей. Наше село такое будет два года строить…

Предложил брату построить такую ветряную лесопилку на основе высокого сруба из дерева. Брат сказал, что это будет забавно хотя бы в качестве пробы.

Собрали мужиков, сообщили, насколько плохо обстоят наши дела. Сказали, что будем пилить неприкосновенный запас леса на доски и брусья для города, на вырученные деньги купим семена. Для ускорения дела будем строить ветряную лесопилку, кто будет строить, работа зачтётся за барщину.

В один из дней мне приснился сон, как в одну из изб селения из леса пришло нечто ужасное, после ухода этого ужаса все обитатели избы оказались приклеены к потолку и стенам, без капельки крови в телах. У ужаса не было лица, зато вокруг тела развевались цветные ленточки. Я наведался в село и действительно обнаружил избу точно как во сне. Вернувшись в замок, я попросил у Консанса пару охранников и сказал, что хочу провести в избе ближайшую ночь. Консанс поднял меня на смех. Один из местных стражников, многословно извиняясь, попросил слова и рассказал, что у них в селе давно бытует легенда про ужас в цветных лентах. Некоторым людям одновременно снился сон, как приходил ужас с цветными лентами, а поутру они обнаруживали одного из членов семьи мёртвым. Консанс помрачнел и сказал, что разрешает, но только после того, как святой отец проведёт молебен в хате.

Из стражников согласились провести со мной ночь в избе только двое, наши стражники, из Долигана.

Селяне были жутко удивлены, когда мы нагрянули к ним в полном боевом и заявили, что эту ночь они проведут где-то ещё, а мы будем сторожить их избу. И это только потому, что молодому господину приснился какой-то сон. Услышав подробности про ужас с цветными лентами, они припомнили местные легенды и стали спрашивать, какие были ленты: просто цветные или белые расшитые цветными нитками. На этот вопрос я мог ответить очень точно, ленты я рассмотрел хорошо: белые ленты, расшитые красными и синими нитками, узоры типа тех, что вышивают наши селяне на полотенцах по периметру, прямоугольники друг в друге и треугольники в рядок. Вот тут селяне оживились и начали припоминать, что прабабушка имярек один рассказывала про ленты с вышивкой, а прадедушка имярек два говорил, что видел ленты с синими треугольниками. Народу в избе незаметно стало как-то сильно больше. Через некоторое время я осознал, что на огонёк пожаловали все соседи и пустились в самые разные воспоминания. Я рассердился, выгнал всех и залёг в засаду. Мы приготовили на всякий случай пару ловушек с кольями на базе натянутых молодых деревьев и сели ждать, посматривая на сгущающуюся темноту и загадочный лес неподалёку. Чтобы не скучать, играли в карты и понемногу жевали сыр и захваченные из замка колбаски.

Когда совсем стемнело, во входную дверь постучали. Стражники схватились за оружие, но из-за двери донёсся женский голос. Девичий голос. Я открыл дверь. Вторая дочь хозяина избы. Девушка поманила меня:

— Молодой господин, идите со мной, у меня есть, что показать вам.

Така облаяла девушку и останавливаться не собиралась. Пришлось приказать ей замолчать.

Девушка направилась к сараю. Стражники понимающе поулыбались и вернулись к картам.

Ладно, посмотрим, что у них в сарайчике.

В простеньком на первый взгляд сооружении обнаружился роскошный подвал в двух отделениях. В одном был ледник, в котором висели заготовленные на весну туши забитого скота, а второе помещение было оборудовано под склад и очевидно использовалось для детских игр. На одной лавке была навалено сено, на полках стояли разные игрушки. Девушка с размаха плюхнулась на сено, раскинув руки, и потянулась со словами:

— Эх, хорошо!

— Что ты хотела мне показать? — вернул я её к делу.

— Вот это.

Девушка вскочила, дёрнула завязку за затылком, и платье с неё молниеносно слетело. Под платьем не было ничего. Наверное, она сильно мёрзла, когда шла к нам. Поверх платья у неё была только стёганая накидка, а на улице мороз.

— Нам запрещено давать семя не благородным. Одевайся и уходи, если тебе больше нечего сказать.

Девушка кинулась мне на шею:

— Господин, не лишай меня единственной радости в жизни! Не нужно мне твоего семени. Я знаю, чему вас учат и что вам запрещают. Позволь мне доставить тебе удовольствие. Я могу действовать и руками, и языком. А если хочешь, и моя задница к твоим услугам. Я хочу, чтобы ты был моим первым, а не эти грязные парни, которые рано или поздно поимеют меня у озера или во время сбора ягод.

— А ты не маловата? Ты, похоже, младше меня.

— А чем тут ещё заниматься, по-твоему? О чём говорят все старшие девушки и чему учат? Я могу всё, они мне всё показывали…

Я присел на лавочку рядом с девушкой. И что тут сказать малышке? Не хотел я её брать. Не тут. Не так. Чтобы потянуть время, спросил:

— Ты не веришь в ужас с лентами?

— Ерунда это всё. Люди умирают от плохой еды или от старости. А то, что при этом родственникам снится похожий сон — это, возможно, им во сне так видится смерть, которая приходила за умершим. Должен же кто-то забрать душу умершего. Но это не значит, что смерть произошла от визита забирающего.

— А ты умеешь делать умозаключения.

— Не стоит считать всех сельских тупыми.

В душе зашевелились сомнения. Чем плохо, если дать девчонке обласкать меня? Тут рука случайно нащупала под лавкой кое-как закреплённую пластинку. Я вытащил её. Это был мой портрет, нарисованный на тонкой дощечке. Плохо нарисованный, но узнаваемо. Портрет был приколот к лавке снизу гвоздиком. На моей личности были нарисованы какие-то непонятные знаки. Приворот, значит. Я слышал про такое от отца Михидо.

Я встал и повнимательнее рассмотрел игрушки на полках. Это были не совсем игрушки. Фигуры мужчин и женщин с отколотыми лицами. Очевидно, для того, чтобы можно было при случае прилепить нужное лицо. Фигуры животных с отверстиями, очевидно, для втыкания ритуальных палочек, для наведения порчи. Было несколько фигурок бесов и неведомых чудищ.

— Так, похоже, всю семью придётся зачистить, — подумал я вслух.

Девушка схватила с полки зеркало и начала в него что-то бубнить. Какие-то слова призыва.

Я потянулся к ножу, но тут из зеркала повалил чёрный дым, и между мной и девушкой появился бес. Такой, как их рисуют в церкви — с рогами, с гордым видом. Но только ноги у него были не козлиные, а нормальные человеческие, и выглядел он, надо признать, весьма неплохо, был мышцеват и мощен. После кошмарных снов реакция у меня была молниеносная, я сразу начал молиться.

Похоже, молитва вслух бесу не понравилась. Бес вырвал у девушки зеркало, поставил его между собой и мной, как щит, зеркалом ко мне, и закричал на девушку:

— Ты опять всё провалила! Ты знаешь, что за это полагается?

— Беги, дура, — сказал я.

Вместо отступления девушка присела и завопила от ужаса. Бес сделал такое движение, будто схватил девушку за волосы и сорвал с неё кожу, а затем превратился в дым и скрылся в зеркале с оной кожей. Девушка осталась плакать на полу, закрывая лицо руками, вполне себе живая и с розовой кожей.

Я помолился ещё немного, но ничего не происходило. Тогда я носком сапога отодвинул руку и взглянул на лицо девушки. До сих пор она выглядела вполне миловидно, как красивая девушка тринадцати лет. Строго говоря, её лицо почти не изменилось, но вся миловидность исчезла. Складки у глаз, слишком толстые щёки, нос картошкой… Отталкивающее лицо. Похоже, дурёха продала бесам нечто важное в обмен на внешнюю красоту.

Немного посомневавшись, я решил, что разбирательство можно отложить на утро, а пока стоит составить компанию стражникам в избе. Мало ли какой ещё ужас эта семейка вызвала в наш мир…

Парни в избе играли в карты и ничего не заметили. Я им кратко пересказал суть произошедшего:

— Девка пыталась заигрывать с нечистой силой, но проиграла. С утра придётся ставить вопросы на рёбра всей семье.

— Ага, — дружно откликнулись стражники и продолжили игру. Я сел к окну, отодвинул мешок с сеном, сделал вид, будто наблюдаю за лесом, и попытался переварить тот факт, что сейчас столкнулся с бесом и остался жив. Факт не переваривался.

Только через пару часов включилась соображалка и задала вопрос, а чего собственно пытались добиться нечистые с помощью этой девушки? Любовь по-взрослому с зачатием в любом случае была исключена. Или не исключена, и она хотела получить ребёнка с суперспособностями? Так всё село знало, что у меня нет суперспособностей. Это был первый вопрос, который нам задавал каждый встречный. Не из страха, а просто из любопытства. Мы снисходили к человеческому любопытству и всегда честно отвечали. Если не рождение ребёнка, то тогда какова была цель приворота? Приучить меня к разврату? Так с этим благополучно справятся мои мамочка и специально тренированные девчонки из замка. Или они надеялись влюбить меня в селяночку и позволить ей влиять на мои дела и решения? Так я не барон и никогда правителем не буду, влиять не на что. А может, девчонка была заражена какой-нибудь нехорошей болезнью? Сейчас она бы засунула себе мой мужской орган себе в рот до корня, а я бы потом сгнил изнутри за несколько лет. Но какая от меня кому польза, даже если я останусь жить? Одни вопросы…

За ночь ничего не произошло. Поутру семью хозяина избы найти не удалось. Они погрузили что могли на повозку и дали дёру. Все фигурки и зеркало они забрали с собой.

Пришлось сказать селянам, что семейка, похоже, баловалась связями с нечистыми. Соседи с удовольствием разобрали скотину и всё, что беглецы не смогли увезти с собой.

Вернувшись в замок, продиктовал Сигуре письмо графу о беглых селянах, и завалился спать. Не спать целую ночь — это всё-таки непросто.

Через три недели пожаловал наш папенька в сопровождении почти всех наших стражников. Спросил, что за художества мы тут придумали с лесопилкой. Мы показали почти готовое здание, обтянутые тканью лопасти. Отец удивился, сказал, что ветряные мельницы он видел, но для лесопилки силы ветра может не хватить. Посмотрел штабели досок и брусьев, которые мужики напилили вручную, похвалил. С лесопилкой сказал не заморачиваться. С тем и уехал.

А лесопилка заработала неожиданно хорошо и быстро. Вместо двух пил мы даже поставили блок из четырёх пил, скорость работы почти не уменьшилась. Через неделю перетёрся железный коленвал, приводивший качающиеся пилы в движение. Мы за три дня сделали новый, поставили поверх железа деревянный подшипник на сале. Проблемы с перетиранием исчезли. И скрипеть лесопилка перестала. Мужики увидели, что ветряк заменяет их всех, и были очень рады тому, что тяжёлая работа по распиловке закончилась.

В один из первых весенних дней из села прискакал мальчишка, сказал, что староста просит приехать. Одна семья рассорилась настолько, что супруги дерутся до убийства, староста боится, что не сможет их помирить. Консанс был занят и сказал мне съездить одному. Я отказался, куда мне мальчишке взрослых мирить?

— Тогда возьми святого отца с собой, — решил Консанс.

Пришлось идти и радовать святого отца новостью о том, что ему лежит дорога дальняя и дело казённое. Святой отец совсем не обрадовался, но возражать не рискнул.

Когда мы подъехали, драка уже затихала. Вокруг дома ссорящихся стояла толпа людей, староста тоже был тут. Супруги были какие-то подозрительно молодые, едва старше меня.

Я постарался как можно более грозным тоном спросить у супругов, в чём тут дело и почему их господин должен всё бросать и ехать в село. Грозный тон не получился, но я был в стальных доспехах и с мечом. Этого хватило.

Парень с девушкой принялись наперебой рассказывать мне о разных обидах. В основном обвинения касалось несделанных домашних дел и бытовых грубостей. С моей точки зрения, мелочи. Детский сад, чтоб им хорошо было…

Тут меня посетила одна мысль. Если эти мелкие обиды были единственной причиной конфликта, значит, им теперь нужен только повод помириться. Значит, надо сказать что-нибудь из общих слов и откланяться.

— Вы не просто парень с девушкой, которые могут нравиться друг другу или разбежаться, если не нравятся. Вы супруги в одной упряжке. По учению нашего Бога-из-Огня, человеку должно отказываться от своей гордости ради того, чтобы любовно служить другим. У вас есть вы, служите друг другу. Заботьтесь друг о друге. Правильно я говорю, святой отец?

Наш святой отец недовольно символизировал рядом, даже не кивнул, зараза. Но символизации хватило. Молодые люди притихли. Что бы я делал, если бы не было религии?

Люди, стоявшие вокруг, зашептали:

— Молодой господин такой набожный, так гладко говорит…

Совсем меня засмущали.

На обратном пути святой отец неожиданно обратился ко мне из своей повозки:

— Прежний барон никогда не брал меня в село. Я обращался к людям в церкви в замке, когда они приходили на службу, но барон считал, что эти люди живут на уровне животных и в любом случае ничего не поймут, кроме обрядов. А вы считаете, что можно учить их закону и благодати?

Я с удивлением посмотрел на пожилого человека. В каком ящике он вырос, чтобы настолько ничего не знать о жизни?

— Нужно. Они по разумности от нас ничем не отличаются. Они только в бою тормозят, либо действуют слишком ожесточённо, либо каменеют, да и то не все. Вон, наши стражники после обучения более-менее шевелятся. А по жизни и в торговых делах они иногда куда как шустрее.

Доход от продажи наших пиленых досок оказался неожиданно большим. В отличие от обычных досок, которые получали методом раскалывания брёвен, наши доски были ровными. К моменту, когда надо было сеять, мы скопили в несколько раз больше денег, чем было нужно для того, чтобы купить семян на всё село.

И тут громом с ясного неба пришло известие о том, что наш граф ага Аркнейн не утвердил переход владения Пфальфен в собственность нашего отца. Он признал победу нашего отца, признал правильность действий и переход детей в приёмные дети, но владение Пфальфен передавал одному из своих безземельных баронов. Отцу в качестве отступного граф предложил земли за рекой, огромное владение, превышающее баронство Пфальфен в несколько раз… Но это были совершенно пустые земли, открытые со стороны Дикого Поля. Людей для них надо было покупать где-то на стороне, с большой вероятностью того, что их вырубят и съедят кочевники в самом ближайшем времени.

Новости об этом вместе с письмом от отца привёз сам новый барон ага Пфальфен. Толстый пожилой мужик, из благородных, он получил это владение за долгую преданную службу графу в походах и в делах управления. Мы с Консансом предложили ему показать всё хозяйство. Этот заносчивый дурачок обругал нас, заявил, что сам во всём разберётся, что он не нуждается в том, чтобы его учили какие-то щенки!

Я спросил у него, разбирается ли он в ветряных лесопилках. Дядька не поверил, что такие бывают. После того, как мы показали ему все наши придумки, село и поля, дядька поверил, что мы тут действительно хозяйствовали с любовью и показываем ему то, что сами любим. Дядька расчувствовался и на прощальном пиру выпил много тостов в нашу честь. Поутру, когда провожал, даже обнял нас. Наверное, он действительно был неплохим дядькой.

Но все деньги, которые остались после того, как мы купили семян для сева, мы увезли с собой.

Перед отъездом мне приснился сон, в котором я убегал от чудовищ по узким ходам между высоких скал. Чудовища были какие-то странные, они выглядели как маленькие меховые шарики с иголками. Они прыгали людям на шею и высасывали из головы всё сознание. В начале сна я ехал по степи с большим отрядом, и почти все мои товарищи были съедены этими шариками. Лишь мне и немногим счастливчикам удалось убежать в скалы. В скалах мы бегали долго, по нескольким уровням. Повернув в очередной раз за угол, я обнаружил строй волколюдей, целившийся в меня из луков. Начальник волколюдей с лицом нового барона ага Пфальфен прорычал команду, и волколюди спустили стрелы. Я понял, что я умер.

Как это ни удивительно, проснулся я совсем без страха, где-то даже с радостным ощущением. Вот шарики с иглами действительно наводили ужас, а умирать было не страшно.

На пути в Долиган нас попытались закидать камнями гарпии. Да, голодными зимами они могут от отчаяния залетать так далеко от родных гор. Мы спокойно подняли щиты, успокоили лошадей и уже думали, что на этом всё закончилось, как гарпии пошли на посадку. Вскоре весь наш маленький отряд был окружён хихикающими гарпиями.

— Маленькие, сладенькие, недолго вам осталось! — повторяли раз за разом гарпии.

Эти грязные твари ещё и умеют говорить, но понять их почти никогда невозможно, и не потому, что у них язык отличается, а потому, что они, как правило, не знают, что хотят сказать.

Пока гарпии собирались вокруг отряда, мы достали луки и надели доспехи, кто ещё был без доспехов. Мы были готовы перестрелять любое количество гарпий, в бою на земле они очень слабы. Идти на посадку — очень большая ошибка с их стороны.

Гарпии хихикали и не нападали. Дядька Иркинор наконец потерял терпение и рявкнул:

— Да что вам надо, глупые твари? Либо идите и попробуйте наших ножей, либо дайте проехать.

Гарпии в ответ дружно развеселились:

— Идёт на вас волна от светила, всех вас затопит, все ваши косточки оближем!

А потом взяли и улетели, оставив нас в состоянии абсолютного изумления. Чего хотели? Надеялись, что у кого-нибудь нервы не выдержат и он от группы убежит?

Отец встретил нас упрёками в том, что мы построили слишком хорошую лесопилку для Пфальфена, и теперь наше хозяйство не сможет поставлять пиломатериалы для города. Я ответил, что ничто не мешает нам построить более крупную лесопилку, а лесов у нас больше, чем у соседа. Мы сможем поставлять больше леса, он не сможет. Если он переведёт все свои леса на деньги, то хуже будет только ему.

Консанс показал деньги, которые мы привезли из Пфальфена. Отец оттаял, сказал, что это неплохо, но очень мало по сравнению с тем, сколько надо вложить во вновь полученные земли. Я предложил высадить там ценные породы деревьев, создать искусственный лес для защиты от Дикого Поля. Отец замахал на меня руками — когда он ещё вырастет…

Мамочка при встрече меня обняла, чего не происходило уже много лет, спросила, нашёл ли я в Пфальфене себе девушку — забаву. Я ответил, что было не до того, что девушкой — забавой была лесопилка.

— О, сын мой! Я слышала про разные извращения, но такое впервые. Экий ты вырос фантазёр. Надеюсь, ты всё-таки обратишь внимание на человеческих девушек. Жду от тебя имя через три дня, — с улыбкой сказала мама.

— Святой отец говорил, что блуд — это смертный грех.

— И ты говори, если селяне спросят. Для них это правда и грех, и смерть. Если хоть немного выпустить их из строгих запретов, начнётся ужас что. Сплошное перекрёстное опыление всех со всеми, болезни, грибки и окаменение души. Дети невесть от кого, беременные двенадцатилетние девочки. Но благородные люди другое дело. Благородные люди умеют сдерживаться, умеют достигать совершенства в любом искусстве. Благородные люди не живут чувствами и привязанностями, они живут долгом и размышлениями о последствиях дел. Вот и изучай искусство приносить удовольствие женщине и получать удовольствие от неё. Без беременности у девушки. Для тебя это должно быть как еда, главное не переедать. Жду имя через три дня.

— Сигуру можно?

— Вы с ней забавлялись в Пфальфене?

— Нет.

— Зачем она тебе? Она же сильно старше?

— В этом и дело. Я смогу относиться к ней как к инструменту, она не сможет стать моей женой и тоже будет относиться ко мне как к инструменту. У меня есть к ней некоторое уважение. Мы сражались вместе. Она отважная.

— Неожиданно… Надо посоветоваться с отцом и с Сигурой.

Вот и советуйтесь. Чем дольше, тем лучше. Только меня не трогайте…

На следующий день отец передумал. За завтраком он неожиданно сказал, что у него есть важное объявление. А затем торжественно объявил, что назначает меня временным наместником на новых землях за рекой при советнике дяде Иркиноре. (Дядька Иркинор вернулся вместе с нами).

Нам вменялось в обязанность исследовать новые земли и определить, где стоит сажать леса с ценными породами деревьев. Для охраны нам были приданы одиннадцать стражников. Оказалось, что за последнее время отец натренировал ещё некоторое количество селян и сделал их воинами. Это пополнение и должно было идти с нами. Ещё с нами должны были идти для усиления дети барона ага Пфальфен — Сигурн, Самата и Сигура. Отличный клубочек единомышленников получается. Все кабысдохи в одной упаковке, не считая стражников.

Дети из Пфальфена выразили согласие и покорность воле приёмного родителя. Моего согласия никто не спрашивал и не ждал.

После завтрака меня отловила Сигура и спросила, правда ли я просил у родителей разрешения сделать её своей забавой. Я сказал, что они ко мне пристали с требованием назвать имя, а я назвал такое, на которое они не согласятся, просто для того, чтобы отстали.

— А я не против. Я люблю доходить до оргазма. Будешь доводить меня? — неожиданно согласилась Сигура.

Как просто в этом мире впасть в смертный грех! Убийство и блуд, дело благородных.

Я использовал познания, недавно почерпнутые от Консанса:

— А ты как больше любишь, руками или языком?

— Договорились! — чирикнула Сигура и упорхнула.

Ближе к обеду меня нашёл отец и сообщил, что Самата и Сигура с нами не пойдут. Он решил, что для молодых девушек такая дорога может быть слишком опасной.

Всё ясно. Решили, что мы с Сигурой можем действительно слишком сойтись, что впоследствии может помешать им выгодно выдать Сигуру и женить меня. Заодно и Самату прижали.

Выехать сразу, как хотел отец, не получилось. Даже приблизительные подсчёты показывали, что для такого путешествия потребуется много запасов. Отец вслух проклинал тот день, когда решил научить меня арифметике, но признал мои расчёты. Выезд отложили на три дня.

— А мой отец говорит, что бесы — это всё сказки, которые жрецы придумали для того, чтобы запугивать селян, — сказал Визго.

Перед отъездом мне удалось улизнуть в деревню, поболтать с друзьями. Конечно, я не мог не рассказать им про девчонку, что спуталась с нечистыми.

— Не сказки, поверь. И через сны пытаются воздействовать, и наяву. Уж кому бы не сомневаться в существовании нечисти, так тебе. Помнишь то чудовище, которое мы на хуторе завалили?

— Так оно вполне себе настоящее, его потрогать можно было.

— А если бесов нельзя потрогать, но можно увидеть и получить какую-то информацию, они что, не настоящие?

Визго задумался.

— Если бы на меня так девчонки вешались, я бы не устоял. Взял бы самую первую, — мечтательно протянул Маркел.

Про приказ мамы я им тоже пожаловался.

— Это издалека только так кажется. Вот представь, если бы твоя мама приказала тебе выбрать забаву из Симатки, Дранки и Тушкаки, ты бы кого выбрал?

Симатка была глупой и некрасивой девушкой, Дранка получила такое прозвище за то, что всё время дразнилась и дралась на пустом месте, Тушкака была просто дурой, причём дурой навязчивой.

— Да, есть проблема, — согласился Маркел.

— А я вот вспоминаю одну историю, и думаю, что тут дело сложнее. Помните историю про серую семью? — спросил Геригор.

— А при чём тут серая семья? — удивился Серен.

— Помните, они от голода связались с нечистыми, а те из них за каждую услугу и за каждый кусочек кажущейся еды понемногу забирали жизненную силу, так что они стали совсем прозрачными, и только казались окружающим обычными людьми. До тех пор, пока не приехал Рыцарь Без Страха и Упрёка и не открыл всем глаза на то, что они серые совсем. Вот наш Полисаний пока с девками не путался и может видеть суть дела как она есть, может видеть все серые семьи. А если спутается, то станет как все, и ничего видеть не сможет. Поэтому они ему эту деваху и пытались подложить, — предположил Геригор.

— Эти сказки про серые семьи и неупокоенные души бабки десятками выдумывают, чтобы было, что рассказывать во время зимних рукодельных посиделок. Полисаний чётко сказал же, что девка осталась вполне обычной, только некрасивой стала, — недовольно рыкнул Серен.

— А, ну, да, не сходится. Но Полик, ты это, оставайся как был, сможешь тогда бесам противостоять и серые семьи видеть, — не отказывался от своей идеи Геригор.

Сочувствие друзей меня тронуло. Захотелось ещё пожаловаться на жизнь:

— Чего они вообще ко мне пристали? Я обычный мальчик, без суперспособностей.

— Так я ж говорю, ты серые семьи сможешь видеть, — напомнил Геригор.

— Скорее, у Полика есть суперспособность бесов в шарик скатывать и из людей выгонять, как у святого Исусания, только у того суперспособность в старости проявилась, когда он монахом стал, а у Полика может быть с детства. Поэтому бесы и хотя его обычным хозяйчиком сделать, любителем женщин, — высказал свою версию Серен.

Я уже хотел сказать, что святой приобрёл эту способность только благодаря подвигам во имя Бога, а не получил её по рождению, как наши благородные, но внезапно понял, что товарищи просто хотят, чтобы и у их друга из числа благородных тоже была какая-нибудь суперспособность. Поэтому я просто засмеялся. Друзья присоединились.

Остальное время я рассказывал, как мы строили лесопилку с приводом от ветра. Эта тема вызвала живейший интерес.